Несколько десятков признаний тебе.

Лисса просто не хочет верить в то, что скоро ее не станет. Не хочет, потому что жутко боится никогда не услышать голос этого долбанного идиота, не увидеть улыбку на лице своей дочери. Становится невыносимо от осознавания того, что для нее это конец. Поэтому она стоит около этого гребанного Огнева и смотрит в глаза, стараясь запомнить его именно таким. Живым. У него взгляд сегодня какой-то встревоженный, суровый, но в тоже время нежный, родной, забытый временем. И имя сегодня его не отдает горечью во рту. Наоборот сладко становится как-то. Наверное, потому что видит его в последний раз. У него волосы растрепанные, а вместо пиджака и брюк — пижама. Почему-то сейчас она не понимает зачем пришла она у нему. Зачем появилась в его спальне, в надежде, что он утолит тот страх? Лисса ему уже совсем-совсем не нужна. У него теперь другая жизнь. Елены, Ниры, Азалии, а до нее ему абсолютно плевать. Она прикусывает губу, опуская взгляд в пол. Руки зудят от желания прикоснуться к нему, губы болят от нехватки его поцелуев. Но почему она сейчас это осознает? Наверное, стресс. Не более. — Я думаю сейчас не время для разговоров. — холодно, совсем равнодушно говорит он. Лисса раньше его с весной сравнивала, потому что он всегда был таким живым, радостным, рядом с ним у сердца цветы распускались. Он всем тепло приносил. А сейчас почему-то хочется его с суровой зимой. Голос у него такой холодный, невольно ледяные мурашки по позвоночнику бегут, хочется куда-нибудь спрятаться от его взгляда и укрыться тёплым пледом с головой. Лисса делает один неуверенный шаг. — Даже если разговор касается нас и нашей дочери? — она привычно выгибает бровь, но тут же опускает ее, потому что жест не ей принадлежит. Чертов Огнев. Он усмехается, смотря на то, как Лисса пытается быть серьезной, гордой Королевой Фей. — То есть ты ворвалась ко мне в покои в шесть утра, чтобы просто поворковать про нашу «дружную» семью? — он вскидывает правую бровь, замечая темные круги под красивыми глазами, в которые он когда-то без памяти был влюблен. И взгляд какой-то потухший совсем. Что же с тобой, Лисса? Лисса первый порыв накричать на него сдерживает, сжимает руки в кулаки, ярость притупляя. — Я хочу, чтобы ты знал, Огнев, что мне не все равно на нашу дочь. — цедит сквозь зубы. Огнев подходит к окну, упирается руками об подоконник и вздыхает. — То что тебе плевать на Василису я понял давно. Зачем ты пришла, Белка? И Лисса срывается. Потому что заколебала эта его набожность! Он ведь у нас весь такой белый пушистый! Она, тварь, во всем виновата. — Да прекрати же ты, Огнев! Хватит чести себя, как будто ты ангел, а я неблагодарная тварь! Это ты, слышишь?! Ты не поверил мне, я никогда бы не солгала человеку, которого любила! Я пришла к тебе, потому что хочу просто в последний раз увидеть твои глаза, услышать хоть одно слово в мой адрес. Потому что всё, конец, Нортон Огнев, конец моей жизни. Можешь радоваться, я смерть свою видела... Она не видит, как глаза блондина распахиваются, а в них пробегают все моменты их прошлого. Не видит, как губы искривляются в болезненной усмешке. — Ч-что? Ты не путаешь? И голос у него такой сейчас родной. Нежный, взволнованный, с хрипотцой, которая все время куда-то девалась на выступлениях перед РадоСвета. Лисса не видит его, сверлит взглядом его спину и пытается понять, что же эта глыба льда сейчас чувствует? — Не перепутала, Огнев. Я пересматривала все вероятности, какой день не сплю, но во всех я мертва. Он резко разворачивается и смотрит на нее со слезами на глазах. Лисса отшатывается, потому что давно не видела его таким... Таким сломленным? Да, именно таким. Нортон выдыхает судорожно, ком слез сглатывает и сдерживается, чтобы не обнять ее. — Я тебя прошу, Норт, пожалуйста, береги нашу дочь и себя. Тебе ведь тоже уготована судьба, правда, лучше нежели, чем у меня. От ее «Норт» внутри что-то начинает трепетать, щекотать и Огнев с ужасом понимает: бабочки. Она поджимает губы, потому что будущее она знает прекрасно, и там даже нет намека на то, что она тоже будет с ним рядом. Там Нира... — Ты будешь счастлив, у тебя все будет хорошо и у Василисы тоже. Ты в другой параллели будешь, с Нирой, у тебя все замечательно будет. А Василиса с Фэшем тоже достигнут хороших высот. И друзья рядом будут. Прость обидно, что всего этого я не увижу. — она опускает голову и нервно теребит подол платья. Нортон делает к ней неуверенный шаг и хватает за запястья. Его пальцы таких холодные, но до дрожи любимые, сильно сцепляются на ее коже, наверное, до синяков. Но ей не больно. Она этого даже не чувствует. Только дыхание сбитое, будто он кросс пробежал и приятное покалывание от его холодных прикосновений. — Время, Лисса, когда же ты поймёшь, что не всегда все сбывается так, как ты там видишь. Может, это можно исправить. — он сам не верит в то, что говорит. Потому что знает, что Лисса безошибочно будущее угадывает. Но ему невыносимо становится, что ее скоро не станет. Поэтому что-то говорит, то что может дать легкую надежду. Женщина печально качает головой, поджимает губы. — Нет, Нортон, это уже точно. Если не я, то наша девочка, а она из-за меня не умрет. Не позволю. — Но ей же будет больно. Это даже хуже, потому что тебя не будет. Лисса почувствовала что сейчас вот-вот расплачется, поэтому она зажмурила глаза и всхлипнула. — Главное, что вы будете счастливы. Нортон наклоняется к ее лицу, заглядывая в глубину глаз. — Но мы не будем счастливы, Белка! Какое же счастье без человека, который занимает определенное место в твоей жизни? Ты мать Василисы, ты моя частичка светлой души, мое прошлое. И без тебя нам будет очень-очень плохо. Лисса распахнула глаза, удивленно смотоя на мужчину. Он будет переживать ее смерть? Ему будет плохо? — Норт, мне страшно. — прошептала она, переплетая их пальцы. — Мне тоже. — выдохнул он. Его губы коснулись ее мочки уха и Лисса рвано выдохнула. Ну почему же организм так действует на этого чертова Огнева? — Ты правда бои... Но он не дал договорить, прижимая к себе, прикасаясь к ее губам холодными губами. Он целовал так, что невольно хотелось остаться тут насовсем, углубить поцелуй и никогда не отпускать. Страх отпустил, на смену пришло облегчение и понимание того, что она любима. Что умрет счастливой. Он положил руки ей на талию, поглаживая и успокаивая. Внутри все бушевало, он понимал, что действовал против своих принципов, но когда это в последний раз ему глубоко плевать на свою гордость. Потому что чувство любви намного сильней. Лисса обхватывает его шею руками, находит выпуклость татуировки Ордена Непростых и проводит по ней ноготком. Его всегда заводило. И сейчас он подхватил ее на руки, оторвался от ее губ и посмотрел на нее самым нежным взглядом на который только был способен. — Ты мое счастье, а на остальных мне совсем плевать. Ты, я и наша дочь. Вас я буду защищать всегда, даже если возненавидим друг друга. А другие пусть поубивают друг друга. — душераздирающий шепот, его слова и солёные поцелуи, которыми он покрывал ее лицо, шею, ключицы. Такие невесомые, легкие, нежные, словно он боится. И сам он сейчас такой аккуратный, потому что считает, что на руках самое ценное, самое хрупкое в его жизни держит. Она не соображает, что творит, понимает лишь, что делает все правильно. Нортон единственный, кто может ей помочь почуаствовать облегчение. И он помог. — Я тебя люблю, Огнев. — нежно шепчет она, проводит пальцами по его щеке и целует в уголок губ. И это последнее признание, которое прозвучало из ее уст, потому что на следующий день ее не стало...