Несколько десятков признаний тебе.

Она брезгливо морщит нос, осматривая своего бывшего, сдерживаясь, чтобы не сказать, как он жалок, противен, и, вообще, урод. Нортон Огнев сидит напротив: задумчиво теребит пуговицу топленого цвета пиджака, одетого поверх водолазки и не сводит взгляда с говорившего Астариуса, делая вид, что ему совершенно не плевать на окружающих. Хоть это и не так. Нортону всегда было все равно на всех, потому что волновала его только собственная задница. Он обожал баловать свою самовлюбленность, хвалить себя и думать, что только он в этом мире такой...Красивый. Лисса, хоть и была с этим согласна все равно, на эти слова до сих пор фыркала. Таких как он и вправду нет... Таких самовлюбленных придурков еще поискать надо. Она оглядывает его с ног до головы и на секунду прикрывает глаза, чтобы представить, как его красивая голова летит вниз куда-нибудь далеко, потому что она его ненавидит. За то, что тот такой ублюдок. — Белка-а... Его голос за спиной заставляет закатить глаза, резко обернуться и презрительно скривиться. — О-огнев... — протягивает Лисса, подходя к нему ближе. — Ваше Величество решило уделить время жалкой фейре? Она проводит пальцами по его скулам, задевая шрам у глаза, чтобы тот почувствовал боль, какую чувствует она на протяжении нескольких лет. Нортон кривится, тихонько шипя. — Лисс, не трогай. Правда, больно. — А мне не больно? Мне тринадцать лет с клеймом «предательница» жить не больно? Ты, чертов придурок, всю жизнь мне поломал, с матерью поссорил, ребенка отобрал и говоришь, что тебе больно? Да что ты знаешь о боли? Огнев опускает голову, не смотрит на нее, разглядывая ее широкие брюки и не верит, что перед ним его Лисса. Та, в которую он столько лет влюблён. — Как Василиса? — о дочери она говорит уже мягче, потому что перед ней виновата безумно, любит ее ужасно. Огнев кусает губу, приподнимая взгляд, чтобы столкнуться с холодными синими глазами. — У матушки ей хорошо. Она в безопасности, Мендейра помогает ей развить часовой флер. — Ну да, раз папаша сам не может... — усмехается она и внимательно заглядывает в его лицо. — Огне-ев... Огнев, Огнев, Огнев...Почему ты такой, м? — Я давно поверил тебе, Лисса, я же извинился... — прошептал он, касаясь пальцами ее рыжих волос, искрящихся на ярком солнце. — Я сожалею обо всем, Лисса, правда. — И о наших отношениях? — резко спрашивает женщина, убирая его руку от своих волос. — И о дочери, да? Нортон удивленно смотрит на нее, отрицательно качая головой. — Конечно, нет! С чего ты взяла, Белка? Лисса ядовито улыбнулась, вставая к нему почти вплотную. Она заглянула в его глаза и сложила губы, мол, мне тебя жаль. — На пиджаке светлый волос, явно принадлежавший Елене Мортиновой, а на щеке след от помады. — она прикоснулась к его щеке, оттирая подушечками пальцев краску. — Где это вы целовались? — Лисса выкинула волос на пол, поправляя пиджак, сидевший на мужчине, к слову, просто замечательно. Нортон выдохнул через сжатые челюсти и посмотрел на Лиссу. — Она просто зашла ко мне в комнату с утренним кофе. — пробормотал Огнев, отводя взгляд. — Батюшки-свет, да ты популярен! —развела руки Лисса, удивленно глядя на бывшего. — К тебе уже дамы врываются в покои, чтобы поцеловать! Лисса презрительно усмехается, поправляет рубашку и косо смотрит на мужчину, пытаясь запомнить его образ. — Ариведерчи, Огнев, иди дальше принимай своих белобрысых поклонниц. Лисса уже собралась было выйти, как его рука схввтила ее за рубашку, разворачивая к себе. Он притянул ее поближе, заглядывая в самую глубину глаз. — Это что? Ревность? Он ехидно скалится, пока глаза блуждают по лицу бывшей. Намиг маска стервы спадает и перед Огневым стоит вновь прежняя Лисса, которая в недоумении и расстерянности смотрела на мужчину. Но она быстро взяла себя в руки, фыркая и освобождаясь от хватки Нортона. — Вот еще. Просто, думаю, твои дети точно не обрадуются, что у них новая мачеха Мортинова. — А ты хочешь быть вместо неё? — лукаво щурит глаза мужчина, притягивая к себе Лиссу и несмело касаясь губами уголка ее губ. Лисса отвечает на этот невинный поцелуй, обвивая шею мужчины. — Хочу. Нортон-старший усмехнулся, поднимая женщину на руки. — Значит, будешь. — Я тебя ненавижу, придурок. — шипит она ему в губы, обессиленно утыкаясь лбом в плечо. — Пожалуйста, будь послабее, Лисс. — шепчет он, целует в висок и обещает, что спасет ее.