Чересчур смышленый питомец Донкихота Дофламинго

      Человек принёс ему ещё порцию еды, и либо Ло переоценил собственные силы, либо в этот раз порция была значительно больше, однако осьминог её не осилил. После этого человек ещё немного понаблюдал за ним, но, когда совсем потемнело, ушёл, попрощавшись с широкой улыбкой на лице.       Здесь было значительно темнее, чем в его вольере, но совсем темно не было: один берег освещался чем-то, что не проглядывалось сквозь эти высокие штуки с травой. Но так даже лучше: яркое освещение в вольере его всегда раздражало.       После еды двигаться не хотелось, поэтому он удобно устроился на дне и подремал некоторое время. Всё же переживания порядком вымотали его. И они же не позволили крепко заснуть сейчас.       Только его увезли из их вольера? Или всех куда-то увезли? Зачем это сделали?       Однажды человеки забрали Ламми, она тогда была ещё очень маленькой.       Она долго болела: много спала, мало двигалась, почти не ела, а её кожа совсем побледнела, и пятна стали совсем незаметными (у Ламми пятна были не чёрные, как у него с папой, а как у мамы – белые). Родители очень волновались, и Ло тоже. Все понимали: она умирает. И тяжелая атмосфера повисла в их прежде безмятежном доме. Мама и папа постоянно были рядом с сестрой, защищали её, а Ло не подпускали, чтобы он тоже не заболел. Родители тогда спали по очереди, и сам Ло очень мало спал, но в один момент они почему-то все разом уснули – у Ло не было доказательств, но он считал, что это вина человека, который их тогда кормил.       Когда он проснулся, Ламми уже не было.       Ламми не было совсем недолго, но это время тогда казалось очень длинным и тревожным: мама была в бешенстве, папа вцепился в Ло и не отпускал от себя ни на секунду, потому что боялся, что старшего малька тоже украдут.       Когда же Ламми вернули, они были так рады, так рады. Ни до, ни после он не был настолько рад: все его тревоги и страх исчезли, он чувствовал себя сильным, как никогда.       Тяжелые воспоминания навели русала на мысль: а вдруг его тоже увезли, потому что он заболел? Но он не чувствовал себя плохо, по крайней мере до того, как попал в этот вольер. Сейчас его живот был слишком полон и немного болел – он переел.       Однако он съел не так много? Ло встрепенулся и открыл глаза, больше не изображая давно прошедшую дрёму.       Он думал, что способен съесть больше, чем смог по итогу… неужели у него снизился аппетит? Это плохо! Но в его вольере таких проблем точно не было!       Ло стал усиленно вспоминать все последние события до его пробуждения здесь. Это было трудно по двум причинам: во-первых, честно сказать, у него было достаточно однообразная жизнь, поэтому некоторые воспоминания сбивались и путались (сложно было точно вспомнить, случилось ли определенное событие два или три дня назад), а во-вторых, его голова была взбаламучена, воспоминания проходили будто сквозь мутную воду.       Может, он правда не здоров?       Вспомнилась последняя кормежка – тогда, скорее всего, его усыпили, чтобы переместить. Пенгвин – человек, который их кормил в последнее время (Ло очень легко запомнил его, потому что человек всегда носил на голове неживого пингвина по неизвестной причине), – был невыносим намного больше, чем обычно. Он был чем-то очень сильно расстроен, поэтому стал необычайно неуклюжим и медлительным. Так ещё почему-то решил найти утешение конкретно в Ло: неожиданно схватил его поперек туловища и прижал к себе, громко рыдая.       Это человеки так обнимались – совершенно бестолково, по мнению Ло, потому что делали это только руками, ведь у них не было щупалец.       Сейчас Ло испытал странное, незнакомое чувство и захотел изменить свои прошлые действия. Тогда он слишком разозлился от выходки кормильщика и ударил глупого человека щупальцем – не сильно, так, чтобы только отпустил.       А если бы теперешний Ло попал в ту ситуацию, то он бы показал человеку, как нужно обниматься. Потому что ему тоже захотелось обняться.       Вдруг они больше не увидятся?       Не то, чтобы этот человек многое значил в жизни осьминога, просто он был с Ло слишком долго. А когда человеки, к которым Ло привык, пропадали, Ло немного скучал. Только, получается, Пенгвин знал, что Ло перенесут в другой вольер. Может, он и впрямь болен?       Ло поднял руку перед собой и попытался различить расположение пятен на ней – ничего не вышло, слишком темно. Тогда он выбрался из воды и тут же замерз: вне воды было очень холодно! Такого раньше не было! Это неправильно!       Он немного возмущался в пустоту, пока добирался до освещенного участка, а потом стал рассматривать свои пятна, пытаясь понять, изменились ли они. К глубокому несчастью, Ло раньше не заботился о том, как выглядят его пятна, какого они тона и где расположены – они просто были неотъемлемой частью его самого. Так что теперь он не мог понять, изменились ли они. Они выглядели очень привычно.       Расстроенный, Ло нырнул обратно, греться… А ведь Ламми, пока болела, тоже чувствовала холод тогда, хотя было тепло.       О нет, он точно заболел! Или нет. Он не был врачом!       Но, если он болен, то ему нужно всего лишь вылечиться, чтобы вернуться. Как он знал от родителей, больные должны много отдыхать и есть – он уже поел, значит, нужно поспать.       Ло упрямо улегся в прежде удобное положение, однако произошло что-то непоправимое, и оно перестало быть удобным. Нужно было искать новое удобное место.       Так он провозился до самого утра, пытаясь расположиться комфортным образом и уснуть, но достигнуть цели удалось ему на рассвете – ровно тогда, когда он бы лег спать при нормальной ситуации (только сейчас он был измученный и особо уставший).       И проснулся осьминог раньше срока. Вернее сказать – был разбужен громкими голосами совсем рядом с местом, где он спал. Сначала голоса осторожно проникли в его сон и слились с ним, но, стоило им приблизиться и усилиться, они стали мешать! Ло проснулся уставшим и чрезвычайно недовольным.       Раньше уже такое случалось, да не просто случалось, а слишком часто случалось. Противные п-посетители любили пошуметь в самое неподходящее время. А некоторые из них, особо противные, даже специально били по стеклу ладонями, чтобы разбудить русалок. О, как же Ло мечтал вывернуть их шумные ручонки в обратную сторону!       А теперь между ним и человеками не было стекла. Не было также поблизости охранников, которые могли бы ему помешать.       Ло выполз из пруда со злой, торжествующей улыбкой.       Передвигаться по этой земле, поросшей травой и маленькими штуками с травой было неудобно, что только подогревало раздражение Ло. Он был упрямым и злым.       Шумные человеки обнаружились быстро – они не скрывались. Они стояли на пустом пространстве между травой и держались за руки. Вдруг человек опустился перед самкой и затрещал хуже прежнего. А Человечка заплакала, соглашаясь, и производя столько шума, сколько Ло не стал бы терпеть ни в каком виде.       Они были так увлечены собой, что Ло не составило труда незамеченным подобраться к уже поднявшемуся самцу со спины (тот стоял ближе к высокой траве, за которой и удалось скрыться Ло). А дальше всё было ещё проще: щупальце обвило нижнюю часть ноги, и Ло со всей силы дёрнул.       Человек стал заваливаться вперёд и испуганно размахивать руками. Так он зацепился за человечку, что мешало его тащить, и Ло, обвив другим щупальцем вторую ногу, дёрнул сильнее: человек повалился животом на землю и завизжал от страха. Человечка тоже завопила, но не от страха:       – Вам нужна моя помощь?! – спрашивала она истерично. А самец был настолько напуган, что просто продолжал кричать.       Громкий звуки всё ещё раздражали русала, однако теперь к этому чувству добавилось мрачное торжество, даже злорадство.