Чересчур смышленый питомец Донкихота Дофламинго

      Прошло несколько дней. Наконец-то это слово приобрело смысл, ведь в его прежнем вольере день почти не отличался от ночи: просто между вольерами ходило меньше человек. А здесь рядом с его водой они вообще не ходили (кроме Доффи, естественно), хотя Ло все ещё иногда слышал человеческие голоса вдалеке. И завершение дня можно было легко отследить по тому, как темнело.       Ло точно понял, что он не болен. С ним всё было в порядке: аппетит был хорошим, пятна не исчезали, смена температуры была вызвана сменой неба. Или ещё чего-то, но точно не зависела от самочувствия самого Ло.       Конечно, человеки, глупые человеки, могли ошибиться и посчитать здорового Ло больным. Но ведь хоть кто-нибудь должен был заметить. Тот же Доффи видел, что он совершенно в порядке! Даже хвалил.       Значит, дело было не в этом. Но в чём? Его человек так и не сказал причину, по которой Ло теперь живёт здесь.       Ло много думал об этом в свободное время, и эти размышления делали его печальным. Он достал из памяти рассказы родителей о том, что такие взрослые осьминоги, как он, живут одни. Но то вольные русалы, а Ло родился и вырос в вольере, там некуда было уплыть, чтобы жить одному.       Неужели человеки решили его увести сюда, чтобы он стал совсем взрослым и жил один? Ло это не нравилось, он хотел сам решать, с кем ему жить и когда уходить от родителей. Он вообще не хотел уходить от своей семьи! Он не обязан был поступать, как вольные осьминоги, ведь он не являлся таковым, и не хотел так поступать.       Ему нравилось быть рядом с семьёй.       Возможно, когда он был рядом с ними, он так не думал. Скорее, наоборот, иногда они были слишком надоедливыми, особенно Ламми. Однако это было редко и недолго. И сейчас он отчётливо скучал по сестре и родителям.       Он пытался объяснить Доффи, что хочет вернуться, но всё, что он мог, это очень печально смотреть на него, ведь способа общения русалок человеки совсем не понимали. А человек был ужасен! Он совершенно не понимал его глубокой тоски и пытался отвлечь его поглаживаниями, историями, лакомствами (особенно вкусной едой) и по-дар-ка-ми (странными штуками, которые приносил с собой и оставлял с Ло).       Так у Ло появился пятнистый мяч – круг, который плавал над водой и никак не хотел погружаться в воду. И это было настолько возмутительно, что Ло впрямь отвлекся от своих душевных переживаний, чтобы потопить этот мяч. А он всё продолжал всплывать. Пока Ло не нашёл не нём какую-то странную продолговатую штуку, из-за которой мяч перестал быть полностью круглым, потянул за неё и разрушил. Штука развалилась на две половины, а мяч стал уменьшаться, пока не стал совсем плоским. И уже плоский мяч не сопротивлялся, если его опустить в воду, и Ло потерял к нему интерес.       Мяч был наказан и спрятан в высокой траве, чтобы Доффи не увидел (возможно, человек мог расстроиться из-за того, что мяч был разрушен).       Ещё была фальшивая рыба, которая, напротив, не держалась на воде и мгновенно тонула. Первым делом Ло попытался её, естественно, съесть, но Доффи не позволил: отобрал и сказал, что она не-съе-доб-на. К ней Ло быстро утратил интерес, и человек расстроился. А из-за этого уже расстроился сам Ло – человеки и в хорошем расположении духа редко были хорошими собеседниками, а расстроенные вовсе были ужасны.       И в следующий вечер Доффи принёс новые штуки – корабли, которые должны плавать на поверхности воды – так он сам сказал. Только зачем они нужны, Ло не объяснили. А сам Ло не придумал – не хотелось придумывать.       Эти попытки его задобрить и развеселить были определенно жалкими, но немного милыми. Должно быть, так ощущали себя его родители, когда малёк Ло отдавал им найденные красивые камушки.       Но, стоило отдать человеку должное: у него получалось отвлечь Ло от грустных мыслей. И совсем незаметно Ло стал ждать каждое появление Доффи, пускай для этого приходилось засыпать чуть позже, а просыпаться раньше. Просто человек с особым упорством продолжал с ним общаться, и в его тоне не было раздражающих вещей. Ну, этих вещей. Будто его считают маленьким детенышем или тупым. Хотят повеселиться за его счет. Помыкают. Приказывают.       Нет, Доффи ему рассказывал о себе и о окружающем пространстве. Так Ло узнал, что Доффи считает, что этот вольер – Пруд (как он назвал) – принадлежит ему. Ло считал, что это полная чушь! Это его, пускай, Пруд, ведь он в нём теперь живет, а Доффи приходит всего дважды за день ненадолго. Сначала Ло в знак протеста подумал переназвать Пруд, однако ничего привлекательного не придумал, всё же он был не так хорош в названиях.       Ещё Доффи много рассказывал о работе, но что это такое, Ло так и не понял. Доффи говорил об этом и как о месте, куда он уходил, когда было светло, и как о процессе, чем он занимался, и как о предмете. Как могло одно слово отображать и место, и процесс, и предмет? Возможно, у человеков тоже были проблемы со словами. Только вот они же сами их придумали. Глупые.       Но из рассказов Доффи Ло понял, что другие человеки его постоянно не слушаются, из-за чего Доффи злился. И Ло тоже злился – почему это его человека не слушаются? Он был определенно умнее большинства человек. А ещё рассудительным и догадливым – Ло впервые чувствовал себя с человеком настолько комфортно, зная, что его хотя бы пытаются понять.       Доффи больше не пытался его поднять на пирс против воли.       Конечно, стоит учитывать, что теперь Ло сам забирался на него, ведь есть, сидя на нём, было намного удобнее. К тому же тогда Доффи стал отдавать ему миску в руки и просто сидеть рядом.       И Ло нравилось сидеть рядом, вместе. Тогда он переставал испытывать гнетущее чувство того, что он один, ведь он не был один. Они были вместе, пара. Это хорошо.       Однако Ло не показывал, насколько хорошо ему было от этого, чтобы человек не зазнался. То, как он вёл сейчас себя, было идеально: не пытался трогать его или, что хуже, щекотать.       Зная, что он обязательно увидится с Доффи вечером, Ло мог уснуть без тревог. А зная, что зайдет к нему утром попрощаться перед работой, он легче находил себе иное занятие, чем переживать о родных. Нет, это не было абсолютным решением его проблем, но было хоть каким-то решением.       И однажды Ло подумал: днём человек работает и, чтобы это всё же не значило, был занят, ночью спал, а свободное время между днем и ночью проводил с ним. И очень много разговаривал. И был счастлив, если Ло позволял себя погладить, и совсем пришел в восторг, когда Ло дотронулся до него сам (и напугал тогда Ло). Неужели у него не было других занятий?       Почему он не проводит время со своими сородичами – другими человеками? И Ло не помнил, чтобы Доффи хоть раз отозвался о каком-то человеке хорошо, он всех ругал. И хвалили только русала.       И тогда он пришел к шокирующему выводу: Доффи не ладит с другими человеками. Возможно, они не признают его, слишком умного и опасного.       Это имеет смысл: русалки тоже не любят более сильных хищников-русалок. Даже Ло с этим сталкивался, когда русалки из соседних вольеров не хотели говорить с ним, осьминогом. Это было обидно, но всё сглаживало то, что у него была семья, которая была его опорой.       Была ли у Доффи такая опора? Был ли он его опорой? Иначе зачем ему проводить столько времени с Ло?       Ло почувствовал себя втянутым в водоворот, время от времени в него врезались жестокие закрученные мысли. Все действия его человека приобрели новый смысл, и у Ло взволновался живот от тревожных мыслей.       Человек одинок, также, как и он. И Ло слишком сильно сопереживал его тревогам, потому что они были отражением его тревог. Только в последнем он не хотел признаваться даже себе. Лучше было признаться, что ему жалко несчастного одинокого человека и не раскрывать причину.       Утром над Прудом привычно раздалось:       – Ло! Иди сюда.       И Ло выплыл из-за большого, немного зелёного (и мягкого) камня, крепко сжимая вытянутые руки перед собой. Доффи тут же его увидел, заметил сжатые ладони и с лёгким интересом наклонил голову.       – Что там у тебя такое?       Ло, понятное дело, не ответил. Однако он бы не ответил, даже если мог, потому что он хотел, чтобы человек сам увидел.       Забраться на пирс без рук было немного сложно, но для упрямого осьминога это не стало непреодолимым препятствием. В конце концов он разместился на своем привычном месте, только развернулся к человеку и протянул руки к нему.       – Интересно, – Доффи улыбнулся, поставил миску с едой в сторону и сложил руки перед собой.       Ло улыбнулся в ответ, довольный. Человек его понял! Это не переставало радовать.       И тогда он вложил свои ладони в ладони Доффи, а потом развел в стороны и тем самым отдал свой по-да-рок.       Доффи посмотрел на свои ладони, на барахтающуюся в них рыбу, а потом на русала и спросил:       – Это мне? – такой радостный голос очень сильно напрягал, заставлял нервничать.       На это Ло вполне мог ответить простым кивком головы, однако не захотел. Вместо этого он отвернулся, забрал свою еду и стал есть, упорно не смотря на радостного человека.