Onegai, Guuji-sama

Соскабливать кусочки льда с щеки, окунаться в жар городских бань, бежать от сквозняков и ветра — бежать, бежать, спасаться, согреваться. Было негде. — Отчёты, комиссар, — Камисато не смотрит на кипы бумаг, лишь вздох знаменует его чрезвычайную незаинтересованность во всем этом — работать в подобном состоянии? Немыслимо. — И ваш горячий чай. Смею верить, он поможет. — Благодарю, — отвечает Аято. «Уж очень сомневаюсь в том», — думает он. 　　　　　　　*** — Клянусь, Гудзи-сама, к завтрашнему утру рукопись будет у вас в руках! — о, эти оправдания слышать лисице было не впервой, она отлично знала каждую отмазку — поэтому чем лучше и оригинальней та была, тем выше вероятность ту умилостивить. Но... Сегодня ей, казалось, нездоровится. Та оставляет после себя холодный ветерок от шлейфа платья, кивая нерадивому писаке лишь напоследок. — Последний шанс, — и все же губы ее изгибаются в усмешке. Это предупреждение. Спешит отсюда прочь, в руках лишь кромка льда зажата плотно, жрица кусает губы в боли — холодно. Холодно на площади, холодно в храме, во дворце тоже мука льда ее преследует нещадно — лишь одно место позволяет чуть расслабиться. Лишь в одном месте Яэ Мико с удивлением чувствует конец пытки. Как оказалась та у резиденции семейства Камисато — о, весьма трудно объяснить. Однако изменения, происходящие в тот момент с ее телом — та ощущала слишком ясно. Не обошли те стороной и комиссара. Легкая дымка вечных заморозков будто бы истощилась, солнце стало теплее из окна, и дело было точно уж не в чае. Он поднимается, и в тот же миг дверь отворяется после долгого стука. — Гудзи Яэ из храма Наруками желает видеть вас. 　　　　　　　*** Стол был завален отчетами. На полках его кабинета вряд ли найдется место. Единственный, чуть жестковатый диван заняла она, усаживаясь для себя с комфортом, словно дома. Ей приглашения не надо, верно ведь? Аято кладет в сторону пергамент — делает вид, будто был по уши в работе, а жрица отвлекла. Ничем не выдав то, каким непродуктивным нынешний был день. — Что ж, чем обязан? — мягкая улыбка на губах. Подчеркнуто вежливый вопросительный взгляд. Яэ Мико щурится, готовясь тому колкость в ответ преподнести. Вот только резко замолкает. Действительно. Зачем она пришла? Решение не отвечать, пожалуй, было более уместным, та обвела лишь зорким, пристальным взглядом занятный интерьер. Так вот как выглядит рабочий кабинет Ясиро-подлеца. Чем ближе подходила та к этому месту, тем дальше уходила стужа, тем мягче были пальцы, оттаявшие на тепле. Комиссар смотрел на нее казалось бы совсем уж равнодушно — однако интерес и легкая усмешка давно рвались наружу. Он не сразу заметил, как восстановилась в нем температура. Тем временем она уж успевает выдумать причину. — О, комиссар, весьма насущный у меня вопрос, касается дел между вашей ниндзя и одной из моих жриц... — сладко та начинает, но тут же осекается, когда Аято поднимается из-за стола. — Мне следовало сразу все понять, — он произносит с той же самою дежурною улыбкой, когда подходит ближе к ней. Она встает. — Аято? — казалось, это было слишком неожиданно, настолько, что та называет подлеца по имени. Какая честь. В его улыбке видно теперь некий блеск. — Позвольте вашу руку, Гудзи-сама, — вновь вежливость, как маска; Яэ щурится — неслыханная наглость попросить нечто подобное. Пока он стоит слишком близко, она отчетливо чувствует исходящее тепло. Протягивает гладкую ладонь. Прикосновение — одними кончиками пальцев — так обжигает, словно угольки. Она лишь выдыхает резко, он смотрит так, будто бы этого и ожидал. — А это весьма занятно... — медленно тянет Мико, резко усмехаясь. — Ты знал? — Я догадался, — он отвечает, посильнее надавив на пальцы, заставив их ладони наконец сомкнуться. Жгло. О холоде здесь не могло быть и речи — однако этот огонь не был вредным, не был губительным и неприятным — он доходил до сердца каждого, так крепко и так плотно, что удержаться было невозможно. На нем слишком много одежды — и это проблема. Зато ее ноги всегда почти обнажены, и рука в плотной, темно-кожаной перчатке резко смыкается на чуть приподнятом бедре. Жжется. Мико улыбается, и губы замирают возле его уха. Он ту укладывает на диван. — Вопрос все же о ниндзя и жрице из храма? — с усмешкой спрашивает он, всем телом нависая сверху. — Оставим это, комиссар, — у Яэ язык колкий, но жаждала сейчас та только одного. — Сперва нужно согреть меня. Она не сомневается: Аято Камисато сделает все, что нужно, чтобы этих мгновений им хватило наперед. Чтобы, когда она уйдет из дома Камисато, горячий жар еще не стерся с ее гладких рук. До следующей встречи. А пока только рваный вздох может нарушить тишину поместья.