FU, Hanagaki

Первое июля оказалось до духоты жарким днём. Раскалённый воздух убивал всякое желание двигаться, дышать и вообще существовать.    Однако Майки склонен был полагать, что это просто отходняк. Потому как для него духотой всё не ограничивалось. Мигрень не отступала, как и гастрит и тошнотворный ком в горле.     Меня тошнит от себя даже на подсознательном уровне. Круть. Докатились.    Именно поэтому он нервничал, дожидаясь Ханагаки. Сано пришёл гораздо раньше назначенного времени, потому что невыносимо было находиться дома. Последние пять часов он пытался привести то, что раньше можно было назвать жилищем, в порядок. Было тяжело. Не только физически, но и морально. Запах сигарет в ванной всё ещё не вывелся. И Майки даже сомневался, что это вообще возможно.   В первые часы уборки он клевал носом и еле сдерживался от того, чтобы не рычать и плакать от досады и отвращения. А потом устал. Просидел около получаса на полу, глядя на приподнятые половицы, за которыми уже спрятал свои запасы, и ненавидел-ненавидел-ненавидел. Себя, Дракена, Санзу — всех по отдельности и человечество в целом. Он так и не убрался до конца.    Сейчас же, уже под вечер, задумчиво помешивая ложечкой сахар в капучино и поедая шоколадку, купленную, чтобы утолить серотониновый голод, Манджиро старался дышать полной грудью. Несмотря на то, что солнце стремилось к горизонту, воздух всё равно ощущался как пар. Гроза будет. Хоть что-то хорошее.    Осложнялось пребывание на жаре ещё и тем, что на шее парня был лёгенький шарф. Он тщательно маскировал все засосы, а с учётом сорванного голоса так вообще не вызывал подозрений.     Наконец на летнюю террасу, которой именовались в этой кофейне несколько столиков на улице, вошёл Такемичи. Майки бегло осмотрел его из-под круглых тёмных очков, скрывавших провалы глаз, и улыбнулся самыми краешками губ.    Ханагаки сиял. Он улыбался своей неповторимой, яркой и добродушной улыбкой, способной, наверное, вселить спокойствие в любое живое существо. И одет бывший психолог был соответствующе. В голубые джинсы и простую белую футболку. Чем немного напоминал бы Шиничиро, если бы у того были светлые волосы.    А ещё он выглядел совершенной противоположностью Манджиро, который решил облачиться в чёрный лонгслив и брюки. — Привет, — проговорил мозгоправ, приблизившись. — Здравствуй, — прохрипел Майки, вздохнув. — Садись. С меня кофе, как и договаривались. Что будешь? — Это совсем не обязательно, правда, — поспешил уверить его Такемичи. — Ты мне ничего не должен.    Ну и откуда ты такой светлый? Прямо ангел во плоти. Нимба над головой не хватает. — Не начинай. Просто хочу поблагодарить тебя за то, что приютил. — Не стоит… — Такемичи-кун. — Айс-латте. Без всяких примесей и с сахаром.     Губы Сано тронула лёгкая удовлетворённая улыбка, и он исчез внутри кофейни.    Ханагаки позволил себе выдохнуть. Сердце болезненно сжималось и трепетало от вида парня. «Благодарность? Вот зачем ты пригласил меня? — он уронил голову на руки. — Что ж, большее мне и не светит. Надеюсь, получится чем-то помочь».   Уже через пять минут Манджиро снова показался на улице, но уже с высоким стаканом, в котором позвякивал лёд. Ханагаки с наслаждением потянул прохладный напиток через трубочку и довольно улыбнулся. А затем, посмотрев на наблюдавшего за ним невидящим взглядом Сано, спросил: — У тебя всё в порядке? Простудился?     Любимый вопрос. Всё ли у меня в порядке? Нихуя и ещё чуть больше. — Да, лёг спать с мокрой головой и окно не закрыл. Была прохладная ночь, — уверенно соврал Майки. Эту отмазку он придумал заранее. Соцработник быстро проглотил ложь, кивнул и ободряюще улыбнулся. — Ты хотел поговорить? — спросил он после нескольких секунд молчания. — Нужна моя помощь?    «Только попроси, я сделаю всё, что в моих силах».    Помощь? Да, пожалуйста. Я сам уже не вывожу. — Нет, не помощь, а скорее совет, — спешно поправил его Сано. Но вдруг замолчал. И глотнул кофе из чашки, стараясь не смотреть на Такемичи. — Не то чтобы я лучший советчик… Но… Я тебя слушаю.    Ханагаки выжидающе замер, скользя тёплым взглядом по задумчивому лицу Манджиро. Тот всё ещё молчал, будто оттягивая момент. Психолог его не торопил, позволяя решиться.    Погруженный в свои мысли, Майки поправил шарф, отчего на мгновение приоткрылись тёмные следы. Парень совсем о них забыл и, похоже, не заметил. А вот Такемичи прикрыл глаза и сжал зубы, удерживая в себе обречённый вздох. — Я соврал тебе во время первого сеанса, — голос Сано отвлёк от неприятных ощущений. — Я ведь и правда наркоман. Самый настоящий. — Знаю, — тише, чем можно было бы, сказал Ханагаки. Глупо было полагать, что у Майки-кун ни с кем… — Откуда? — Может, я и не хороший психолог, но ложь отличить могу, — хмыкнул соцработник.    Так значит он в курсе и ни капли меня не осуждает? Хренова Мессия. — Чёрт… — Майки прикрыл лицо ладонями, скрывая стыд. Но потому всё же взял себя в руки и продолжил: — Ладно. Да, я наркоман. Но хочу от этого избавиться. Подскажи мне, как это сделать. Пожалуйста…    Такемичи не видел глаз, спрятанных под тёмными стёклышками очков, но слышал голос. Сано был в отчаянии. И сердце юного соцработника замирало от мыслей о том, как ему больно. — Майки-кун, в таких случаях люди проходят длительное лечение… — Никаких мозгоправов.    Слишком больно. Слишком многое придётся скрыть. У меня нет таких денег… А Дракен-кун… Он не поможет. Да и просить не стану. — И всё же ты говоришь со мной… — Мне больше не с кем, — признался Сано и вздохнул.    «И снова я — последний шанс и возможность», — с грустью подумал Ханагаки, но отбросил эти мысли, потому что знал, что всё равно поможет. — Чтобы избавиться от веществ самостоятельно, нужна сила воли. Выбросить всё, что у тебя есть, и ограничить контакты с людьми, которые тоже употребляют. Это единственное верное решение, — твёрдо заявил парень.     Манджиро от услышанного замутило. Он был готов к подобному, но осознал перспективы только теперь. Насколько же сильная у меня зависимость, что от одной мысли плохо…     Перспективы прорисовывались в голове слишком чётко. И от этого физически стало хуже. Парень вдруг явственно ощутил, насколько его тошнит, насколько кружится голова и слабеет тело. Жара начинала душить. И, глядя на Ханагаки, ему вдруг показалось, что разговор ведётся с Шиничиро.    Брат… Как же мне тебя не хватает. Вот бы хоть на секунду увидеться… Спросить, что же мне делать. — Майки-кун? — Такемичи взволнованно наклонился ближе и накрыл ладонью руку Сано, нервно постукивающую по столу. — Понимаю, как сложно даже принять эту мысль. Но наркотики — это не выход, не поддержка и не помощь.    Как же он на тебя похож, Шиничиро.    Майки поднял взгляд на психолога и закусил щёку изнутри. Из-за того, что в глазах темнело, лицо Ханагаки немного расплывалось. И казалось, что волосы его темнеют, а на шее светиться цепь, которую так любил носить братишка.    Прикосновение неожиданно оказалось мягким и приятным, совсем-совсем не раздражающим. На душе стало чуть спокойней. — Сложно отказаться, когда мир кажется красочным только под мефом, — невесело усмехнулся Сано, не спеша отнимать руку. — Это не так! — пылко воскликнул Такемичи и сжал его руку. — В мире много хорошего! И совершенно прекрасного… Вот сейчас, например. Улица такая яркая, скоро гроза, кофе приятный.     Ты меня не понимаешь… Краски возвращаются, только если рядом Дракен-кун. Манджиро хмыкнул и покачал головой: — В этом мире я серый. — Нет! Ты такой красивый! Очень-очень! И вместе со всем этим… Просто великолепный. Рядом с тобой всё становится только ярче!    Майки резко вскинул голову и внимательно взглянул на Ханагаки. Тот вдруг покраснел и смущённо опустил глаза, делая вид, что айс-латте гораздо интересней всего окружающего мира.    Есть ли человек добрее тебя в этом мире? За что я заслужил такое отношение? Я ведь только всё пачкаю и порчу. А ты говоришь такие вещи… Даёшь надежду, что я небезнадёжен. — Спасибо, Такемичи-кун, — неожиданно (даже для себя) мягко проговорил Манджиро. — Понимаю, ты пытаешься меня поддержать. Но сам я сомневаюсь, что всё это правда.    «Очень зря, — подумал Ханагаки. — Я ведь на самом деле так считаю». — Ты поймёшь, что я прав, — тихо пробормотал он. — Ты сможешь, Майки-кун. Справишься с этим дерьмом. Я всегда помогу тебе, если будет нужно.    «Если бы ты мог стать мной на мгновение и увидеть, насколько на самом деле прекрасен».    Если бы ты знал, насколько я ничтожен, то никогда бы так не говорил. Но ты… слишком чистый, чтобы понять. — Ты уже мне помог, — признался Сано, почему-то не чувствуя при этом отвращения к себе и унижения своей гордости. — Я сегодня же всё выкину. Да! Блять! Вот приду и выкину! К чертям это болото!    Лицо Такемичи тут же засветилось и он широко-широко улыбнулся. А затем взял руку Майки в свои и в порыве эмоций коснулся ею лба. Впрочем, тут же выпустив, пока сам парень не среагировал. — Спасибо огромное ещё раз, — Сано залпом допил капучино и поднялся. Его шарф раскрутился и обнажил шею. — Надо идти. Решиться нужно сейчас, понимаешь? — Да-да, конечно, — закивал Такемичи, совершенно не обращая внимания на разукрашенную тёмными пятнышками кожу. — Держи меня в курсе. — Конечно!    Сано весело потрепал его по волосам и покинул территорию кофейни, оставив Ханагаки наедине с недопитым айс-латте. И горящими от смущения щеками. И прилипшей к лицу глупой улыбкой. И стаей бабочек, бьющейся о стенки живота.

***

Когда Майки добрался до дома, от солнечного душного дня не осталось ни следа. Небо заволокли густые тёмные тучи, ветер шелестел зелёной листвой деревьев, хлопал дверями домов и гудел пол крышей. В воздухе явственно пахло грозой.    Сано уговаривал себя не терять бодрого настроя. Старался фокусироваться на свежем ветре, приятно растрепавшем волосы. Но выходило с трудом.    Ебучая слабость. Ещё немного, и я свалюсь прямо на асфальт. А потом утону в луже, по той банальной причине, что просто не смогу встать.    Голова была слишком тяжёлой, руки едва заметно подрагивали, дышать становилось всё тяжелее. Но хуже всего работало зрение. Оно будто играло с парнем. При том правила игры он не знал, и потому только проигрывал.    Мать твою! Если я ещё раз увижу где-то среди незнакомых людей Шини, то может и переклинить. Брошусь к нему, начну обнимать и просить вернуться… Такое возможно. Я всё-таки зависимый. И именно во избежание… должен завязать.     В родном районе Сано дождь уже начал капать с неба крупными каплями. Уже рядом с порогом в облаках блеснула молния. Майки замер, задрав голову у небу, и улыбнулся чему-то своему. Желание  входить в дом и менять свою жизнь к лучшему вдруг пропало.    Об этом говорил Ханагаки? О том, что мир красивый? Застыл бы вот так и часами намокал под дождём, слушая раскаты грома… Почему кажется, что вся решимость пропадёт, стоит перешагнуть порог?    Может, потому что этот дом хранил всю боль, может, потому что там до сих пор царил хаос, слишком хорошо напоминавший о ночи…     В чём бы там ни было дело, решиться войти Манджиро смог. И замер на пороге. Потому что посреди пустой, захламлённой кухни стоял Дракен.    Глупая и слабая сердечная мышца отчаянно забилась и рухнула в пятки. Сано стремительно покраснел и побледнел одновременно. Враз ощутил себя маленьким и слабым.   Я не готов. Не готов говорить с тобой. Прости…    Но разговора было не избежать. Потому что Кен был здесь. В его квартире, где не были спрятаны наркотики, где пахло сигаретным дымом, где всё ещё было грязно. И держал Рюгуджи в руке ни что иное, как раскрытый блокнот. «Для ебучего Ханагаки». — Майки, — предельно холодно проговорил он. — Это. Что?    Что на такое ответить? Ну и какого хрена он припёрся? Какого хрена я дал ему дубликат ключей? Какого хрена он не позвонил? Какого хрена Ханагаки дал мне этот блокнот?     Манджиро замотал головой, отказываясь верить в то, что вся эта ситуация — реальность. А если нет? Это ведь могут быть и галюны? Да-да, точно. Кен-чин никогда бы не вломился в квартиру без предупреждения. — Это. Что. За. Хуйня? — продолжал Рюгуджи спокойно. А потом сорвался и рявкнул: — Отвечай! Он повернул раскрытый блокнот к Манджиро, чтобы тот мог видеть свой собственный кривой почерк. И свои записи, служившие приговором. — Не молчи, мать твою, Майки!     Но юноша молчал и мысленно молился, чтобы галлюцинация прекратилась. — Это ты писал? — резким голосом Рюгуджи можно было рассекать тела напополам. — Да, — выдохнул Сано. А что? Если это галлюцинации, то можно признаться. Вдруг быстрее пройдёт. — Ты же знаешь, Кен-чин. Я столько раз тебе признавался. — ЧТО?! КАКОГО ХУЯ, МАЙКИ?! Всё, что здесь написано — правда?!     Зачем моему подсознанию это знать? Оно и так в курсе. Я весь принадлежу тебе. Зачем уточнять? Точно! Это мои страхи лезут наружу. — Конечно. Это всё, в чём я уверен в своей жизни. В любви к тебе, — твёрдо заявил Сано.    Это должно прогнать галлюцинацию.    Но не прогнало. Дракен замотал головой, бормоча себе под нос что-то неразборчивое. А потом кинулся к парню и, схватив его за шарф, прорычал прямо в лицо: — ПОЧЕМУ?! За что ты мне, блять? Почему с тобой всегда так трудно?! И так проблем хуева туча, так ещё и это! Ты мне, сука, лгал. Развёл тут притон и мелишь чушь на тему того, что завязал. Трахаешься непонятно с кем, теряешься в городе, не платишь за коммуналку и всё только страдаешь, страдаешь и страдаешь. И СТРАДАЕШЬ! А тут ещё к тому же выясняется, что по мне сохнешь!     И когда Рюгуджи в очередной раз тряхнул его, Майки вдруг осознал, что это не галюны. Потому что чувствовал, с какой силой сжимают руки Кена его плечи.    Внезапно слух отключился. Будто Сано с размаху грохнулся под толщу воды. И погружался всё ниже и ниже. На самое дно.    Кухня перед глазами расплывалась и мутнела — он зажмурился. В ушах звенело — он закрыл их руками. Тело трясло — он сжался. Воздуха под водой не было — он судорожно хватал его ртом, но только давился. Давление повышалось — по губам заструилась кровь из носа.    Щёку опалило жгучей болью. И эффект пропал. Распахнув глаза, Майки увидел подводный мир. Вокруг Рюгуджи по всей кухне плавали разноцветные рыбки. Они все повернули мордочки к Сано и принялись открывать и закрывать свой ротик, будто желая что-то сообщить, но не имея на то возможности.    Фразу, сказанную Дракеном, Манджиро услышал чётко. — Я приехал извиниться за свою вспыльчивость. Подумал, мол, всякое бывает. Случайность. Оказалось, что нет. Не случайность. Как же отвратительно даже думать об этом… Не надоело ещё отравлять жизнь всем, кому ты дорог? Не надоело ли. Отравлять. Жизнь. Всем. Кому. Я. Дорог? — Справляйся сам. Если не умеешь толком принимать помощь.      Фразу Майки услышал чётко. Но не мог ни пошевелиться, ни произнести что-то, ни даже вздохнуть. И когда Дракен исчез из поля зрения, а, соответственно, и из квартиры, на Сано обрушилась вся толща воды, заполнившая кухню.    Он рухнул на колени и взвыл. Тонко, на одной ноте. Раскачиваясь из стороны в сторону.   За окном громыхнул гром, заставивший заткнуться. Полутёмную кухню осветила вспышка молнии. А за ней хлынул ливень. Майки слышал гул мотора, затихающий вдали. И трясся. Судорожно дрожал, но молчал. Руки сами собой шарились по карманам в поисках сигарет. Когда мятая пачка всё же нашлась, а зажигалки или спичек не обнаружилось, парень вскочил.    Он метался по дому в поисках чего-то, дающего огонь, и сносил всё на своём пути. Старые плакаты, мебель, книги, листки бумаги. Пинал приподнятые половицы. В панической ярости раскидывал пакетики с наркотиками. И плакал без единого звука.    А в груди за это время словно накапливалась буря. Он давила на рёбра, клокотала внутри и выход находила только через слёзы. Пока Сано, кружась вихрем по дому, не наткнулся на блокнот. Глаза, руки и сердце помнили, что именно он там писал. И ненавидели, ненавидели, ненавидели эти слова о любви.     Почему ты дал мне этот блокнот, а, Такемичи-кун? Почему я последовал твоему совету? С тебя начался этот пиздец. Пошёл ты нахуй, Ханагаки.    Удовлетворённо кивнув своим мыслям, Майки швырнул блокнот в стену. Затем, шатаясь и вздрагивая всем телом, подошёл к нему и швырнул туда прикуренную-таки сигарету. Глядя, как листочки начинает пожирать огонь, он тихо, отчаянно засмеялся.    Вот так, сжечь всё одним махом.