FU, Hanagaki

Чувствовать каждой клеточкой кожи нежность плюща. Его сильные крепкие объятия — не связывающие и ограничивающие, а защищающие, заботливые. Обнимать его в ответ и смеяться, пока он щекочет шею поцелуями. Плющ материален: хорошо сложенное тёплое тело, способное двигаться до крайности мягко. И это не плющ.     Дальше — путать пальцы в кучеряшках, смущённо улыбаться в ответ на открытый, полный восхищения взгляд. Откуда взялось смущение? Откуда взялось это умиротворение?      Притянуть к себе, чтобы с трепетной невинностью коснуться губ. Ощущать, как плавится камень внутри от чувственности поцелуя, от того, как ласкает чужой язык. Без всякого стыда раздвинуть ноги и обхватить талию. Чтобы это тепло — тепло не только тела, но и души — не отодвинулось ни на сантиметр.      Смотреть, как тебя целуют всюду, где достанут. Плечи, ключицы и ямочки над ними, руки, бледные шрамы на запястьях, костяшки пальцев и раскрытые ладони. Мычать сквозь зубы, когда легонько прикусывают соски, тут же зализывая и снова целуя.      Видеть человека перед собой. При свете заката, не в кромешной темноте, где можно играть в игры с воображением, представляя другого. Видеть, с каким всепоглощающим обожанием смотрят на тебя. Разве это возможно? Это возможно.      Доверить всего себя: обнажённого, худого, с выступающими костями, синяками под глазами, шрамами и следами от иглы на изгибе локтя. Отдать себя в чужие руки, которые гладят даже самые незаметные места. Отдаться на волю взгляду, который обожает, обожает и обожает каждый изъян. Просто отдаться в конце концов.      Впервые, наверное, не чувствовать себя грязной шлюхой, когда внутрь свободно проскальзывает член. И смотреть прямо в глаза. Впервые, наверное. И видеть перед собой человека, а не проекцию и не иллюзию. Не очередной подарок воображения.      Улыбаться. Говорить прямо, что приятно. Где будет приятнее. Потому что хочется доверить свои слабости. Стонать, не стесняясь. И слушать стоны, понимая, что они из-за тебя. Для тебя. Весь он — для тебя сейчас. И отдаваться отчаяннее, чтобы знал: ты тоже только для него.       Обнять ногами крепче. И пусть они костлявые, пусть на бёдрах ещё не сошедшие чужие следы. Переплести пальцы. И пусть они дрожащие, пусть на ладонях зажившие ожоги от потушенных бычков. Их ведь поцелуют так же трепетно, как целуют и щёки, и шею, и губы, на которых грязь наросла таким толстым слоем, что никогда уже и не отмоется.      Выгнуться в спине, подставляя шею под мягкие прикосновения губ. Притянуть ближе, чтобы расстояния не осталось, чтобы его голая кожа касалась твоей. Содрогаться от щемящей нежности, ощущая, как сокращаются внутри мышцы. Шепнуть на пике, что…

***

Ночи в этом июле выдались просто кошмарно жаркими. Майки удалось вздремнуть пару часов и сейчас он бесцельно пялился в окно, где краснел рассвет. Уже третий день он почти не спал. Всё из-за той ночи через день после того, как они с Ханагаки съездили на прогулку. Сано тогда подскочил со стоном и едва не грохнулся с кровати. Оргазм был ярким, пламенным, мощнейшим. В глазах тогда потемнело, а потом закружилось радужным калейдоскопом.       А потом головой ударило об реальность. Я кончил во сне и наяву одновременно. Ещё и ТАК. Он запаниковал, едва ли спрятавшись под одеяло с головой. Хотелось провалиться сквозь землю и никогда не появляться здесь снова. Если Такемичи не спал, то он точно слышал. Во сне это был шёпот, но в реальности вышло громко.      Ошибки быть не могло. Майки крикнул «люблю» и теперь сидел в мокром белье, по-детски отказываясь открывать глаза, чтобы не увидеть перед собой удивлённого Ханагаки. Но в комнате и во всей квартире царило молчание. И Манджиро рискнул открыть глаза.      Пусто. Абсолютно чистая комната, залитая утренними светом. Ушёл? Он уже ушёл? Чёрт, да. Сегодня же понедельник. Майки облегчённо рухнул на кровать и закрыл лицо руками.      Это было просто уму непостижимо. Каким образом возможен такой сюрреалистически сильный оргазм во сне?      Позже он постирал и простыни, и бельё, выкурил несколько сигарет, пытаясь успокоиться и не вспоминать само содержание сна. По приходу Такемичи втихаря прогуглил на его компе, бывает ли такая хуйня, и пришёл к выводу, что с наркотой очевидно пора завязывать.     Однако решить такую проблему за раз было невозможно. Поэтому он старался не спать тогда, когда рядом Такемичи. Возможно, не только потому, что мог спалиться, но и потому, что перед самим собой было стыдно.      И вот два дня спустя Майки лежал без сна в душную июльскую ночь. Контролировать свой сон было трудно, но он пытался. И спал днём, когда Ханагаки не было. Чересчур реалистичные сны больше не приходили, но парень всё равно боялся.      Потому что мысли и воспоминания, как о нём, так и о вечере на поле, закрадывались постоянно. Между нами внешне ничего не изменилось. Но внутри меня перемены произошли. Хотя и ожидались меньше всего.      Он смотрел, как нежные розоватые лучи солнца касаются листочков растений над головой. И думал о том, почему тот сон вообще приснился. Думал о своей реакции на него. Взгляд сам собой упал на пол, где должен был лежать Такемичи, и… Его там не было. На матрасе остались только развороченные простыни.      Идиот. Мог бы спать дальше, только уже не выйдет. Да и не хочется. Майки со вздохом поднялся и побрёл на кухню, прихватив с тумбочки пачку сигарет.     Свет там не горел, и в таящих предрассветных сумерках силуэт Такемичи освещался только экраном ноутбука. Он сидел напряжённо сгорбившись и подогнув под себя одну ногу, в мастерке и шортах. Глаза смотрели в одну точку, не мигая. Возможно, Ханагаки пытался прочитать что-то, но выходило только утопать в усталости.     Он даже не сразу заметил появления Сано и обернулся только тогда, когда тот дотронулся до его плеча. На губах психолога сразу расцвела немного вымученная улыбка. — Майки-кун… Что ты тут делаешь? Не спится? — Жарко очень, — буркнул тот спланированное оправдание. — А ты? Сам чего не спишь?     Такемичи быстро прикрыл ноут и неловко пожал плечами. — Да так… Жарко, да.     Значит, «да так»? Ну тогда ладно. «Да так» — достойная причина.      Манджиро нахмурился, но ничего не сказал. Вместо этого уселся напротив и уставился в открытое балконное окно. Такемичи молчал и смотрел на него. Майки чувствовал его виноватый взгляд всей кожей. Только в упор не понимал, за что тот испытывает вину. Но спрашивать напрямую не решался. Захочет — сам расскажет. — Майки-кун, я просто… — начал было Ханагаки, но Сано прервал его, с грохотом поднявшись со стула. — Ты не должен ни за что передо мной оправдываться. Даже если смотришь порно с котами. Особенно если смотришь порно с котами, — бросил он через спину ошарашенному Такемичи. — Заварить тебе кофе?  — Д-да. Без молока. И я не смотрю порно с котами.       А жаль. Нашлось бы в тебе хоть что-то не ангельское… А если не с котами, то какое? Майки вздрогнул от собственных мыслей. Какое ему дело до… А он вообще смотрит порно? Дрочит? Ну да, все же дрочат. Но Такемичи-кун… Интересно, что ему нравится?      Тут мысли закономерно свернули к тому самому сну, к слишком ярким воспоминания о жарких поцелуях, стремившихся отследить каждый миллиметр кожи. К влажному языку, рисующему узоры на внутренней стороне бёдер…     Сано яростно мотнул головой, прогоняя сон из головы, и сфокусировался на кофе. Нельзя становиться зависимым от одного слишком яркого иллюзорного сна. Ты не знаешь, так ли было бы на самом деле.  — И всё же, Майки, ещё слишком рано. Ты и так почти не спишь по ночам.       Что. Как он понял? — С чего ты взял? — как можно более беззаботно спросил Манджиро.      В ответ Такемичи тихо фыркнул. — Ты всегда спишь очень беспокойно. Ворочаешься и вздрагиваешь. И иногда бормочешь что-то непонятное. А в последнее время лежишь неподвижно.       Что я там говорил? Не знаю, так ли было бы на самом деле? Пиздишь сам себе, Манджиро. Перед тобой же блядский ангел. Пошёл ты, Ханагаки.  — Просто бессонница. Забей.       Ощутить этот взгляд, полный осуждения, можно было даже спиной. Майки старательно игнорировал это жжение в позвоночнике и спокойно заливал кофе кипятком. Только он поставил его завариваться, сунул в рот сигарету и потянулся к зажигалке, как на талию легли чужие руки и притянули ближе, сжимая в объятиях. Ханагаки прижался лбом к затылку Сано и пробормотал: — Когда ты уже начнёшь заботиться о себе? Бессонница — это не «просто». Это не то, про что можно сказать «забей». Иди нахуй. Не прикасайся ко мне ТАК. Хватит. Я же могу и поверить… что чего-то стою.      Он так и стоял с сигаретой во рту и поднесённой к ней зажигалкой. Не в силах ни отодвинуться, ни прижаться к Ханагаки в ответ. На кухне гулял лёгкий свежий ветерок, присущий исключительно летним прохладным рассветам; сгущался запах кофе. Но ещё в воздухе отчётливо ощущался запах растений. Тех самых, что преследовали в реалистичных галлюцинациях.  — Ясно, — только и смог выдохнуть Майки.     Он уже собрался было сделать что-то. Хоть что-то. Сам не знал, что. Но Такемичи отстранился и, прихватив свой кофе, вернулся за стол.       Повисло молчание. Такое, которое ощущается для каждого из присутствующих по-разному. Пока Ханагаки расслабленно пил свой кофе и наблюдал за мягким рассветом, Сано нервно курил, стараясь скрыть напряжение. Для него это было так естественно… Он просто обнял меня тогда, когда захотел.       Но несмотря на внешнее спокойствие, взгляд Такемичи немного погрустнел. Он тихо вздохнул и первым нарушил молчание: — Знаешь, мне хочется, чтобы пошёл дождь. Со всем этим солнцем и жарой его так не хватает. Не хватает именно грозы, проливного дождя. И чтобы целый день. И чтобы выходить совершенно не хотелось.  — В день, когда… всё сгорело… Тогда была гроза, — пробормотал Манджиро.  — Чёрт, прости, — поспешно извинился Ханагаки, но тот просто покачал головой и поспешил перевести тему: — Что ты всё же там делаешь такое, если не хочешь говорить? В компе. — Вообще-то… — Такемичи замялся. — Эм… Я искал работу. Наступили каникулы и стипендию мне никто платить не будет.       Майки почувствовал неприятный укол вины. Ради меня… Он и так зарабатывает на нас двоих. А я просто валяюсь тут целый день. И страдаю. Блять. Правы они все. — Такемичи… — тихо прошептал он, и в этом слове прозвучало всё: от гнева на самого себя до желания помочь. — Вот поэтому я и не хотел тебе говорить, — вздохнул мозгоправ. Он вновь поднялся с места, встал напротив Сано и взял его руки в свои. — Ты всегда чувствуешь себя виноватым. Даже за то, что кто-то обращается с тобой хорошо. Так не должно быть. Если я хочу, чтобы тебе было комфортно, не требуя ничего взамен, то ты не обязан доказывать кому-то, что стоишь этого.      Если я не буду доказывать, то ты отвернёшься от меня. Ты оставишь меня. Бросишь.       То насколько паническими были эти мысли, заставило Майки содрогнуться. Он поднял голову и тут же с размаху врезался в успокаивающе тёплый взгляд Такемичи.      Впервые за всё это время Сано почувствовал себя не должником. Помощником. Ему хотелось быть помощником для Ханагаки. Таким, чтобы им обоим было комфортно. — Я хочу попробовать, Мичи. Чтобы мы с этим справлялись с этим вместе. «Вместе? Я точно это слышу?» — Вместе? Ты уверен, Майки? — руки Ханагаки с восторженным неверием сжали пальцы юноши.      Возможно, я никогда ни в чём ещё не был так уверен. — Да. Только я не знаю, где работать и сколько.     В ответ на его сомнения Такемичи весело прищурился и заявил: — Теперь это не проблема. В той кофейне. Которая возле офиса, помнишь? Там есть смены. Я не мог туда устроиться, потому что они совпадают с моими сеансами, но теперь… Представь, как круто будет! Ты работаешь, а я буду приходить тебе в перерывах, рассказывать, как там и что с клиентами, ты будешь говорить про своих! И потом мы будем возвращаться вместе! Это же офигенно! Ясные, как безоблачное небо, глаза искрились и сияли. Солнце ещё не встало, а Сано уже было тепло и светло. Он смотрел на их переплетённые пальцы и чувствовал, как по всему телу бегут электрические разряды, похожие по ощущениям на пузырьки от шампанского. Они искрились в венах и заставляли звенеть нервную систему. Разбитое сердце запускалось вновь. Медленно пробуждалось, как помятая роза после долгого ночного сна.       К Ханагаки хотелось прижаться, хотелось укутаться в его объятия, как в плед. Таким образом свет, который он излучал, принадлежал бы только Сано. Может, затянулись бы раны. Не те, что будут белеть на запястьях до конца жизни, а те, что зияют под рёбрами, спрятанные ото всех.       Но было страшно. До ужаса страшно. Ведь это был не Дракен. Не сила, не стена, за которой можно укрыться. Не защитник. Не рыцарь на ауди, который решает проблемы одним махом.      Это была рука, поданная, чтобы встать. Это была поддержка. Не спасение, но помощь.      Надеюсь, ты сам это понимаешь, ёбаный Ханагаки.