FU, Hanagaki

Вопросов с устройством на работу не возникло. Майки это несказанно удивило, учитывая собственное психологическое состояние, но Такемичи, похоже, подшаманил, так что его приняли. Всё оказалось не так плохо. Мечты Ханагаки сбывались.      Психолог в каждую свободную минуту забегал к Сано и покупал у него кофе, прикола ради оставляя чаевые. Нахера, спрашивается, если бюджет всё равно общий? Придурок.       Ещё он рассказывал о своих пациентах. Не об их проблемах — врачебная тайна священна — а по мелочи. Кто и что интересное в жизни делает, например.     Только день на четвёртый Майки заметил, что Такемичи его убалтывает, покупает что-то из еды или нелепых молочных напитков и заставляет поесть. То, что это похоже на странные свидания, Манджиро понял, когда перед предположительным перерывом Ханагаки расчесал волосы и попытался максимально освободиться от клиентов и заказов. И стоял в лёгком ахуе. Зато волосы красиво лежат, блять.       А потом Такемичи принёс шоколадку с клубничной начинкой, устроился на стульях перед стойкой, как ни в чём не бывало, и принялся говорить об одном из врачей соц службы. Жутко бесячий тип, вроде, но Майки не особо запомнил. Все мысли занимали собственные действия и реакция на психолога.       А тот всё продолжал смотреть этим мягким восхищённым взглядом. Да, разглядывать его глаза интересней, чем слушать про жену этого врача. Признаю.  — Майки-кун, сегодня ведь четверг. Давай снова устроим вечер просмотров дорам? — вырвал Сано из рассуждений Ханагаки.     Знаю я, как ты их смотришь. Иди-ка нахуй, Ханагаки. Бодрым шагом. И с песней. — Как четверг связан с дорамами? — сказал вместо этого Манджиро.      Такемичи глупо хмыкнул и неловко взъерошил волосы. Он делал так каждый раз, когда волновался. — Не знаю, это так, к примеру. Почему четверг не может быть днём просмотров дорам? Прекрасный день! — Манджиро скептически изогнул бровь, только сильнее распалив психолога. — Мы в прошлый раз не досмотрели сезон! А там такой харизматичный друг главного героя! Вах!     Он умер серий пять назад, придурок.  — Ладно, давай вечер дорам. Но только если… — Если я куплю тебе удон с курицей? — фыркнул Такемичи. — Я бы и так купил. Майки еле сдержал ползущую на лицо широкую улыбку и снизошёл: — Так уж и быть. Поверю на слово. Они поболтали ещё немного, потом Такемичи убежал к последнему пациенту, а Майки остался один в полупустой кофейне. Время близилось к закату, наступил золотой час. Сквозь прозрачные стёкла в помещение пробивались тёплые слепящие солнечные лучи. Только с уходом Ханагаки из кофейни будто бы исчезло тепло и свет. Остались лишь его приятные отголоски, гревшие душу.

***

К тому времени, как парни добрались домой и взяли лапшу навынос в ближайшей рамённой, розовые всплохи заката уже таяли в небе. В квартире каждый спокойно разошёлся в разные стороны, чтобы переодеться. Было что-то странное, но почему-то приятное в том, как каждое утро Майки выбирал из одежды Такемичи что-то красивое, чтобы хорошо выглядеть при нём же, а потом менял её на домашнюю и плевал на внешний вид по всем фронтам. Даже сейчас на домашних клетчатых штанах было тёмное пятно, образовавшееся, когда Ханагаки капнул ему на ногу шоколадом из тайяки. Просто никого это не волновало, потому что у обоих не было сил относить вещи в стирку всю неделю. Майки завязал волосы в небрежный пучок и плюхнулся на диван, мгновенно подгребая под себя ноги, укутываясь в плед и устраиваясь там поудобней с лапшой. Такемичи шастал по комнате в поисках одной из своих огроменных футболок в одних спортивных штанах. А Сано следил за ним, прикрываясь удоном. Забавно, Ханагаки почти никогда не ходил без одежды, хотя находился в собственном доме. Да и прятать своё тело ему не было смысла, как считал Манджиро. Психолог был сложен просто офигительно гармонично. Никаких лишних перекачанных мышц, только подтянутое спортивное тело, с едва заметными мышцами спины и кубиками пресса. И твёрдые кости бёдер, выглядывающие из-под резинки тёмно-серых штанов. Мне же всегда нравились крепкие мышцы у парней, почему тогда… Стоп. Что. Блять. — Заварить тебе какао? Такемичи, уже отыскавший свою футболку (с Кэтти Пэри, боже), выглядывал из-за дверного косяка, улыбаясь своей этой сияющей улыбкой. Майки вздрогнул и подавился лапшой. Спустя мгновение Такемичи уже заботливо хлопал его по спине, тихо посмеиваясь. Почему я теперь каждый раз выгляжу придурком перед тобой? Было ведь наоборот! — Ничего не изменилось. Придурок всё ещё я, — фыркнул Ханагаки. Майки тут же покраснел и поднял на него удивлённый взгляд. — Я это вслух сказал? Прости. — На правду не обижаются, — махнул рукой психолог и утопал на кухню. Манджиро несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, прогоняя лишние странные мысли, и включил телик, чтобы хоть пару минут нормально посмотреть грёбаную дораму. Ханагаки вернулся с двумя чашками какао, как раз к сцене похорон того самого харизматичного друга главного героя. Ну давай, я хочу увидеть твоё лицо, когда спалишься. — Ого, кого хороним? — спросил Такемичи, опустившись на диван рядом и как ни в чём не бывало протянув Сано кружку. Ты безнадёжен. — Да так, бабушку племянницы девушки кузена главного героя. — О чёрт, это та, которой диагностировали Альцгеймер? Единственный, кому тут могут диагностировать Альцгеймер, это… — Да забей, это неважно. И Такемичи забил. Только вот не на бабку, которая на самом деле лучший друг протагониста, а на всю дораму. И вернулся к тому же занятию, что и на прошлой неделе: стал разглядывать. Его взгляд напоминал Майки паяльник. Потому что выжигал на коже узоры адского абстракционизма. Потому что от его взгляда, кистью рисующего по телу, невидимые следы зудели и ныли. В прошлый раз я не чувствовал дискомфорт. Что же случилось? Ещё Ханагаки был ближе. Намного ближе. С каждой сценой дорамы, на которой было всё труднее сфокусироваться. Он только что вышел из душа. От него пахло шампунем с цитрусом — конечно, блять, ведь у этого парня кинк на цитрусы — но это не сильно удивляло. От Манджиро тоже так пахло. Они же живут вместе, боже. Но ещё от Такемичи пахло Такемичи. И это был тот запах, о котором Сано всегда знал, но почувствовал почему-то только сейчас. Я ведь спал на его кровати и носил его одежду, так почему не ощущал раньше? Удон с курицей, о котором Майки успел забыть, теперь показался отвратительным. Кусок в горло не лез, как говориться. Потому что создавалось ощущение, будто весь воздух из комнаты выкачали к херам. Дыши. Просто дыши. Кислород — это необходимость. А ты прекрати уже смотреть, Ханагаки. Сделай уже что-нибудь. Или уйди. Да, уйди нахуй. Или я туда пойду. Во всех смыслах. — Тебе не холодно? — вдруг спросил Ханагаки. Он сказал это тихо. Но Майки вздрогнул так, словно за окном громыхнул взрыв. Нет. Мне очень. Очень. Очень. Жарко. — Немного прохладно, — выдохнул Майки. Такемичи будто этого и ждал. На секунду он замялся, а потом немного нерешительно раскрыл руки в стороны, приглашая. Что, блять, происходит? Повинуясь минутному порыву, Майки осторожно придвинулся ближе и лёг Ханагаки на грудь, удобнее устраиваясь в кольце сомкнувшихся вокруг него рук. Может теперь тебе хватит, и мы нормально посмотрим ебучую дораму? Но нет. Дорамы у них в доме уже общепризнанно идут нахуй. Потому что Такемичи запустил пальцы в волосы Сано и начал медленно, старательно перебирать пряди. Возможно ли настолько ненавидеть дорамы, чтобы так бессовестно игнорировать их из-за кого-то вроде меня? Майки пытался расслабиться, потому что вообще-то пальцы Такемичи в волосах очень успокаивают. Но не тогда, когда они постепенно опускаются на затылок, затем ещё ниже и касаются нежной кожи за ухом. Явно не тогда, когда они начинают гладить шею, едва не касаясь ключиц. Майки пытался расслабиться, когда пальцы немного залезли под футболку, чтобы провести по острым плечам. Пытался. Но вышло ровно противоположное. И явно ошибочное. Он немного выгнулся и запрокинул голову, неосознанно подставляясь под ласки. И столкнулся взглядом с огромными глазами Ханагаки. Небесно-голубой в них потемнел до грозового синего. Пальцы, еле ощутимо лежавшие на шее, вдруг сжались, и Сано тяжело сглотнул. — Майки-кун, — тихо и хрипловато проговорил Такемичи, — я хочу тебя поцеловать. У тебя есть семь секунд, чтобы отказать. Не «можно мне тебя поцеловать», а «я хочу тебя поцеловать». Не просьба — ультиматум. Я не знал, что ты так умеешь. Горячо. «Проваливай! Катись к чёрту, Кейширо! Просто свали!» — закричала девушка из дорамы. Грёбаная цензура, не пропускает мат. Я бы выразился точнее. Иди нахуй. — Семь, — шепнул Ханагаки. Блять, почему так быстро? Но Майки уже оказывался вжатым в подлокотник дивана, потому что Такемичи выскользнул из-под него и накрыл своими губами его губы. Майки неудобно, он не может пошевелиться, руки застряли под перекрутившимся пледом. По губам скользнул горячий язык с немой просьбой поддаться. А я кто? А я просто золотая рыбка, которая только и может, что открывать и закрывать рот. Руки Такемичи, которые тот с шеи не убирал, с нажимом погладили, очертили изгиб подбородка и прижали к себе сильнее. В оглушительной тишине, в которую превратилась дорама на фоне, послышался шелест растений. Плющ из ванной шепнул: «Отвечай, баран тупоголовый». Майки прогнулся и подался вперёд, прихватывая губы Ханагаки зубами. «На тебя, мусор дворовой, смотрят, как на восьмое чудо света. Отдайся», — прошелестел фикус на подоконнике. Такемичи каким-то образом нашёл в темнице пледа прореху и провёл ладонью по рёбрам. По спине пробежала стая мурашек, и Манджиро замычал что-то невнятное в поцелуй. «Он же идеален, брат. С ним рядом тебе ещё не разу не захотелось нажраться», — заявил кактус Джек на верхней полке. Проследив руками предплечья Такемичи, Сано тоже нашёл выход из пледа и, получив относительную свободу, вплёл пальцы в светлые кучеряшки. «Факты, Джеки. Никто не полюбит тебя так, как он», — поддакнул лимон с чайного столика. Ханагаки прижался бёдрами, и Майки окатило удушливой жаркой волной его возбуждения. Он проваливался-проваливался-проваливался под толщу воды. Он ведь золотая рыбка. Ему там самое место. «Да, Дракен-кун никогда не полюбит тебя так, как он», — подытожил разросшийся бонсай на полу. Распахнув глаза, Майки на мгновение увидел лес из водорослей, оплетающих всё тело. Хлещущих по бокам от подводного шторма. Бедная-бедная золотая рыбка, на дне тебе не выжить. Теми же руками, которые за волосы притягивали Ханагаки к себе, Майки его и оттолкнул. — Если не хочешь, можем остановиться здесь, — поспешно пробормотал психолог, отодвигаясь. Он больше не звучал уверенно. — Нет, — выдохнул Сано. — Хорошо. Я не буду тебя трогать. — Нет. Я вообще не хочу. Ты слишком хорош. — Но… Майки внезапно ощутил себя очень лишним. Очень мелким. Очень неловким. Словно крошка в идеально чистой постели. — Прости. Тут слишком жарко. Я… — он быстро выполз из-под Такемичи и попятился к выходу. — Мне нужно уйти… И покинул квартиру, громким хлопком двери отрезав от себя шепотки растений и удушающие захваты водорослей.