***
— Эй, Майки-кун. Спишь? — послышался над ухом шёпот. Отвали, Джек. Заебали, блять, ваши разговоры. На балкон эти кусты выставить что ли, чтобы болтали с дворовыми деревьями? — Майки, — на предплечье легла грубоватая рука. Уже изученная, запомнившаяся. — Иди нахуй, Такемичи, — сонно пробормотал Сано, но, вопреки словам, вытащил голову из-под подушки. — Помню, помню, — хмыкнул мозгоправ. — Вот возьмёшь чай и тайяки, и уйду. Глаза привыкли к темноте. Уже ночь? Проспал весь день? За окном едва слышно накрапывал дождик. Снова. Силуэт Такемичи в ночи казался слишком привычным. Слишком знакомо торчали кучеряшки, всегда одни и те же. Вот эта, у виска. Она топорщится, делает Ханагаки неидеальным и безумно милым. Майки, повинуясь секундному желанию, ухватил прядь и легонько потянул за неё. Такемичи ойкнул и, кажется, зажмурился от боли. Помучав его ещё несколько мгновений, Сано всё же выпустил кучеряшку из рук и потянулся за тарелкой. В полной тишине он хрустел пирожком, глядя в чёрную пустоту комнаты. Затем забрал у Ханагаки остывший чай, выпил за пару глотков и завалился обратно. — Я, конечно, всё понимаю, Майки-кун, но может хотя бы переоденешься? — спросил тот. — Ммм… дай-ка подумать… Иди нахуй. Такемичи только фыркнул. — Обязательно схожу. Обещаю. Только чуть позже, ладно? — Ладно, — буркнул Сано в подушку, мыслями уже потонув в молочно-сером тумане. Сил сопротивляться и спорить не было. Да и не поспоришь с этим ангелом небесным толком. А Такемичи тем временем перевернул его и принялся стягивать обувь и джинсы. Худи отдавать Манджиро отказался, показательно натянув на голову капюшон, и он сдался. Манджиро уж было подумал, что Ханагаки ушёл, но тот вернулся с пледом, накинул его поверх Майки-мусорной-кучи-Сано и сел рядом на пол. — А нахуй когда? — устало пробормотал Майки. — Позже. Я же сказал. А вот когда именно будет «позже»… Это уже мне решать. Придурок. Хуй с тобой. Спальня погрузилась в тишину, нарушаемую лишь тихим сопением и шепотками-шепотками-шепотками. Сон не приходил. Был только туман и сплошная перламутровая муть. Цвет как у спермы. — Эма беременна. Они женятся, — поделился вдруг Сано. Несправедливо, наверное, говорить такое тебе. Прости меня. — Сколько им? Двадцать пять? — отозвался Ханагаки. — Двадцать два и двадцать три. Молчание сгустилось, приобретая тот самый тяжёлый оттенок осознания быстротечности времени. Неожиданно Такемичи засмеялся. — Свадьба и беременность в двадцать два… Мне двадцать один, и я смотрел Покемонов, пока тебя ждал. С губ Майки тоже сорвался смешок. В абсолютной темноте он нашарил руку Ханагаки и переплёл их пальцы. А потом вдруг потянул на себя, откатился, позволяя сесть, и положил голову ему на колени. Он не видел, но знал, что Такемичи улыбается. За какой-то месяц выучил его улыбку, солнечную-солнечную, мягкую и тёплую. Так напоминает улыбку Шиничиро. Почувствовав его руку у себя в волосах, Сано позволил себе шумно выдохнуть. Какое-то время он просто наслаждался ненавязчивыми, но уверенными поглаживаниями и теплом тела Такемичи, ощутимом даже сквозь одежду. Пока в голову не пришла одна странная, но важная мысль. Тебе нужно знать. — Такемичи-кун. Хочу предупредить, что схожу с ума. Рано или поздно я стану ненормальным. — Нормальность — относительное понятие. Ты вообще-то никогда таким и не был. Но это не значит, что мне не нравится, — тихо поделился Ханагаки немного погодя. — Тогда и ты ненормальный, — фыркнул Сано, хоть и было не до смеху. В каждой шутке есть доля правды. «Да, ты прав», — согласился Такемичи мысленно. У него уже затекла спина и шея, но вряд ли это волновало хоть кого-то. Он продолжал вглядываться в тёмный силуэт Манджиро и воспроизводил в памяти его черты. Чёрт бы побрал это желание сделать в жизни хоть что-то хорошее…***
С самого утра пятницы Майки не мог делать ничего, кроме как курить от волнения и тревоги и думать о предстоящем через несколько часов мальчишнике. Белёсый туман, преследовавший со встречи с Дракеном, отказывался рассеиваться. Не было ни грустно, ни смешно, ни страшно, ни больно. Было просто никак. Только трясло немного. Так «немного», что Сано наорал на растения, один раз выгнал Такемичи с кровати и чуть не бросил ему в лицо тайяки, когда в очередной раз услышал «как себя чувствуешь». Вслед за вспышками гнева неизменно приходила пустота и серость. За завтраком Ханагаки показал электронное письмо, в котором был указан адрес мальчишника. Смешно, смешно, просто оборжаться можно. Это был один из клубов, в которых Майки зависал несколько лет назад, до знакомства с администрацией «Золотой рыбки». Тогда он ещё не настолько сторчался, чтобы звонить Рюгуджи в три часа ночи. — Если что, тебя с собой не приглашаю, — сообщил Сано Ханагаки. — Ты будешь мешать мне нажраться. И ушёл в спальню, не дожидаясь ответа. Просто иди нахуй. Такемичи не отсвечивал до самого вечера. За это время Манджиро извёл себя настолько, что переставил всё же растения на балкон, чтобы не болтали на ухо. Развалил на полу гору одежды, силясь выбрать хоть что-то, скурил ещё полпачки и заставил спальню чашками, в которых плавали одинокие бычки. Поэтому когда мозгоправ всё же ступил на порог, то сразу зажмурился и закрыл нос. Вот и правильно. Нехуй соваться в опасную радиоактивную зону. Но уже через минуту он вернулся в одноразовой процедурной маске, сразу прошёл к окну, переступая через кучки шмоток, распахнул его настежь, впуская внутрь запах раскалённой пыли перед грозой, и только потом развернулся к Манджиро, который упрямо пялился в стену за спиной Ханагаки. — Ну хоть растения вынес из этой дымовой камеры, — проговорил в конце концов тот. — И чего ты пришёл? Если ещё раз предложишь мне чай, то он улетит в окно. Такемичи тихо выдохнул и приблизился. Как к дикому животному какому-то, блять. — Майки, уже шесть часов вечера. Тебе выходить через час-полтора. — Я готовлюсь, не видишь? — огрызнулся Сано и развёл руками, указывая на срач в комнате. — Вижу. И как продвигается? — в тон ему спросил Ханагаки. О, это что, сарказм? Я разблокировал новую функцию в способностях этого робота доброты? — Охуенно. Иди отсюда нахуй. — Это наша общая спальня. Мне тоже может понадобиться что-то. — Так выгони меня, блять! — рявкнул Майки. — И сиди здесь хоть до конца жизни! Нереальные глаза Ханагаки расширились. На мгновение в них показалось что-то жуткое, хрупкое и болезненное. То, которое корчится на самом дне, прячется, ползает. И хочет визжать. — Так, ладно, — психолог помотал головой, прогоняя жуткое и маленькое. — Никто не собирается тебя выгонять. Я пришёл помочь. Что-то у тебя не особо выходит… Ханагаки пошарил в каких-то полочках, достал что-то и протянул на ладони, позволяя посмотреть. — Серьёзно? — изогнул бровь Манджиро. Это слишком хорошая идея для тебя. — Ты умеешь? — Приходилось, — пожал плечами проклятый Ханагаки. Чёрт из табакерки. Майки внимательно осмотрел две красочные палетки теней, подводку, тушь и закрепляющий гель и заявил: — Чёрный ебашь. Такемичи засветился, улыбнулся своей яркой солнечной улыбкой и зачем-то его поцеловал.