FU, Hanagaki

Закат растекается лужами крови. Солнце, жаркое, летнее, огромное, взрывается и плюётся кровью. Из него вытекают литры этой густой губительной жидкости, как из девчонки во время месячных. Кровь пятнами лежит на тёмном предгрозовом небе. По улицам наверняка гуляет ветер, своими порывами гнущий редкие деревья ночного района.       У Майки тёмные тени на глазах и чёрные аккуратные стрелки. Он в чёрных джинсах, таких узких, что кажется, будто они — вторая кожа. Он в чёрном топе, идеально контрастирующим с бледной кожей. Он в чёрной кожанке, которую Ханагаки отрыл полчаса назад в самых отчаянных глубинах своего шкафа. И наконец, он в тяжёлых чёрных ботинках, в которых только ебало бить уличным пидорасам, вздумавшим доебаться.      Майки сексуален. Майки красив. Так сказал Такемичи. Наверняка же убежал дрочить в душ, как только я ушёл. Майки трясётся. Ему страшно и больно. Потому что в августе грозы. Потому что единственный, кого он любил, женится.     Майки блядь. Он выглядит как блядь и чувствует себя блядью. Потому что стелит, кроет, смывает, кровоточит, визжит внутри. Потому что август — квинтэссенция горя в его жизни.      Он стоит перед дверью клуба, неоновая вывеска которого режет не только глаза, но и память. Потому что у дверей этого клуба ему когда-то отсосал парень, имени которого Майки не запомнил.       Мир блюёт кровью. Он орёт: «Добей меня уже!» — Имя? — выбил Сано в реальность охранник у входа.     Иисус Христос. Для вас просто Господь.      Мысли фокусировались медленно. Туман отказывался рассеиваться.  — Манджиро Сано.       Просмотрев какие-то свои бумажки, охранник сдержанно кивнул и указал на дверь, пропуская Манджиро вперёд.        Тот двинулся, однако на полпути остановился и спросил: — Не в курсе, менялся ли тут администратор за последние два года?  — Да вроде нет. Какой был, такой и остался, — буркнул охранник.       Да. То, что нужно. Иначе я не выдержу и часа.    Внутри клуб был чертовски хорош. Майки бухал здесь ещё тогда, когда деньги казались вполне реальной вещью, а не чем-то за гранью фантастики. Клуб элитный: вокруг журчали фонтаны и удушающе пахло растениями. Хоть поболтать есть с кем. Неон слепил, стелился по стенам, потолку и полу и туманил разум. Пустые ещё пилоны интриговали и почему-то заставляли сердце биться сильнее, несмотря на то, что клуб был обычный, для настоящих натуральных мужиков.      Первым делом Сано направился к администратору и с радостью отметил, что тот действительно не поменялся. Красивый парень. Жаль, тоже натурал.  — Кого я вижу! Никак Манджиро Сано?! — расплывшись в улыбке, воскликнул администратор. — Самому не верится, — хмыкнул тот, облокотился на стойку и, наклонившись ближе, спросил: — Ты всё ещё толкаешь?      Улыбка парня приобрела насмешливый понимающий оттенок. Он лукаво прищурился и коротко кивнул. Майки только шире улыбнулся и протянул ему купюру, одну из тех, что Такемичи вручил часом ранее с мягким «повеселись». Я веселюсь, Мичи. Веселюсь.  — Жди, — сказал администратор и забрал деньги. Майки проводил его фигуру взглядом и развернулся, решив отыскать-таки Рюгуджи. Стоило показаться и уверенно избегать его до конца вечера. Кен обнаружился за одним из столиков недалеко от сцены. В окружении своих друзей, которых Сано взаимно недолюбливал. Все деловые, все в рубашках, даже сейчас, на мальчишнике. В рубашке и Дракен. В красивой, чёрной, атласной. Такой сексуальной. — Привет, — вполголоса пробормотал Манджиро, оказавшись у Рюгуджи за спиной. Тот вздрогнул, обернулся и поднялся. При взгляде на Майки в его глазах мелькнуло что-то неприятное, но тут же исчезло, и Кен коротко его обнял. — Садись. Я рад, что ты всё-таки пришёл. А я-то как рад. Хоть помирай. Взгляды друзей Дракена были гораздо очевидней. В них сквозило непонимание и лёгкое отвращение. Сано на них даже не взглянул. Он забился в угол и уставился на Кена, полностью игнорируя вялые приветствия и базовые вопросы. Официант появился через десять минут, и Майки выдохнул. Рядом с чередой коктейлей и шотов лежали салфетки, которые персонал незаметно протянул Сано. Тот не глядя засунул их в карман и сделал первый глоток. За третьим коктейлем время перестало иметь значение. Оно стало лишь глупой концепцией, которой человечество пользуется только потому, что планета движется вокруг своей оси и вокруг Солнца. Но здесь, в полутьме клуба, куда не проникает никакой свет, Солнце другое. Оно здесь улыбается мягко и сдержанно, участвует в бессмысленных разговорах с бессмысленными людьми и носит чёрную рубашку. Оно так красиво, что Майки готов тягаться со временем, лишь бы иметь возможность это Солнце наблюдать. Размазывает по дивану нехило. Это всё ты, Кенчин. Между нами сантиметры, а меня плющит так, будто бы на самом деле приблизился к Солнцу. Вдруг спокойная клубная музычка изменилась, стала громче, ритмичней и страстней. О, Майки настолько часто бывал во всех этих клубах, что по первым аккордам может узнать любой трек. Равно как и угадать, что за ним последует. А последует за ним приглушение света. Смена яркого неона на красные и золотые цвета. Свет пушки на пилонах — секретное оружие ночи и похоти — готово поражать цели. Стрелять пошлостью, развратом и флиртом. Три молодые девушки, все в латексе и полуголые, вышли к пилонам и синхронно повернулись к зрителям. Кое-где раздались бодрые, но вежливые хлопки. Весь стол друзей Рюгуджи повернулся в сторону сцены. Разговор мгновенно заглох. Потому что людям интереснее смотреть на голые тела и дрочить, чем болтать. — Как они тебе? — раздался смешок у уха. Слишком близко. Слишком близко. Тёплое дыхание, отдающее алкоголем, обжигало кожу. Майки медленно обернулся и взглянул Дракену прямо в глаза. — Неплохие, насколько я могу судить. Танцуют красиво. Но я всё равно ненавижу их, потому что ты смотришь туда. И верно, Кен сразу же перевёл взгляд на сцену. Его глаза заинтересованно блестели, и Сано пришлось закусить губу, чтобы не цокнуть с досадой. Он просто откинулся на спинку дивана и принялся наблюдать. За Рюгуджи — не за стриптизёршами. — Одна из них беременна, — послышался вдруг другой шелестящий голос. Затылок пощекотал большой лист пальмы. — В самом деле? — шепотом спросил Сано. — Ага. У неё есть фаворит. Мужик годится ей в отцы! Приходит сюда раза три в неделю, берёт приват, и каждый раз выбирает именно её. Кто-то говорил сегодня, что это последнее выступление для девчонки, потому что она залетела. Майки присмотрелся к девушкам, но так и не заметил ни у одной из них ничего, что могло бы указывать на беременность. — Жуть. Останется без дохода, с ребёнком на руках и мужиком, который ей никто. Пальма помолчала, а потом добавила драматично: — Он ещё и женат. — Бедняжка, — вздохнул Манджиро. — Люди смотрят на неё, как на сокровище. Готовы ползарплаты отдать, чтобы только коснуться. Но как будет нужно, они смоются, и всё. Будто и не существовало человека. И ей кажется потом, что всех своих клиентов, обещавших ей ночами Луну и звёзды, она выдумала. Коко бы тоже бросил Инуи, если бы он был девчонкой и залетел? Нет, наверное. Он по этому пацану тащится, как я по Кену. Когда Майки снова взглянул на стол, половина мест уже пустовала. Дракен залпом допил свой коктейль и встал. — Не скучай, — бросил он и ушёл в сторону танцпола. Стриптизёрши уходили со сцены. Одна из них обвела тоскливым взглядом зал и исчезла за кулисами. — С другой стороны, почему бы ей просто не сделать аборт? — пробормотал Сано. — А если бы ты был на её месте, а твой ненаглядный на месте того мужика, ты оставил бы ребёнка? — ехидно поинтересовалась пальма. Майки бодро замотал головой. — Это невозможно. Кен натурал. — О, дорогой, поверь. Если в организме будет достаточно всякой химии, туманящей мозг, а человек хоть раз задумывался о своём поле в таком ключе, то ему зайдёт за милую душу. — Бред. Это латентная гомосексуальность, ну или нераскрытая бисексуальность, на худой конец. Нельзя сменить ориентацию на вечер. — Какая разница, — хихикнула пальма. — У него могут быть любые причины возбудиться. Майки выцепил Рюгуджи из толпы. Увидел, как он танцует. Как плавно движется его тело, как ходят ходуном под одеждой мышцы… И запустил руку в карман, чтобы выудить те самые салфетки, отданные официантом ранее. Внутри, между складок белой спрессованной целлюлозы, лежал маленький пакетик с тремя таблетками. Воровато оглянувшись, Сано закинул в рот одну и запил коктейлем. Ожидая, пока наркотик начнёт действовать, он смотрел на Дракена. В глазах начинало плыть, цвета становились ярче, оглушительные биты проникали, казалось, в самые кости. Пальма позади гладила Майки по плечам и шее. Он вздохнул свободней и запрокинул голову, подставляясь под её ненавязчивые, но приятные ласки. Тонкие, острые на концах листочки щекотали кожу, оставляя на ней едва заметные царапинки. Пальма полностью обвила шею Сано и слегка сжала её веткой. Тот промычал что-то невразумительное и улыбнулся. — Ты хороший мальчик, — резюмировала пальма. Что со мной? Радуюсь похвале от куста? Хотя, в целом, растения умнее людей. Майки слышал своё сердце, ускоряющееся вместе с битами в песне. Его качало, словно на волнах. Весь океан был у его ног. Расслабившись, он не заметил, как рядом снова плюхнулся Дракен. Он растянулся на диване и закинул руку на спинку прямо за головой Сано. — Знаешь, я так рад, что ты здесь. Просто целый и живой. Этот месяц был тяжёлым. Жестоко с твоей стороны было держать мня в неведении, но я понимаю. Сам ведь виноват. Ты же простишь меня, правда, Майки? То, что он пьян, видно было только по румянцу и блеску глаз. Дракен был так близко, от него пахло его же парфюмом, алкоголем и немножко — потом. Майки незаметно придвинулся ближе, завороженный. — Я уже простил тебя, Кен. Если не считать того, что никогда и не винил. — Для меня это важно. Плевать на то, кто тебе нравится. Ты дорог мне, всё остальное неважно. Когда ты говоришь такие вещи… со мной происходит что-то страшное. Дракен вдруг порывисто притянул Сано к себе и сжал в крепких, удушливых объятиях. Майки задержал дыхание и прислушался к биению его сердца. Оно громыхало посильнее грома. Где-то на фоне, у уха, раздался шелест пальмы: — Это твой последний шанс, милый. Завтра он женится, и такого уже не будет. А зная Рюгуджи, могу сказать, что этот брак будет крепким и долговечным. Нужно действовать сейчас. Сейчас… Или никогда? Я ведь просто человек. Отстранившись, Майки снова взглянул на Дракена. Тот выглядел довольным и пьяным. Будучи трезвым, он никогда столько не улыбался. Его голос никогда не звучал настолько мягко. Это делает тебя ещё привлекательнее. — Кен, ты много выпил, — сказал Сано. — Я принесу тебе воды. — Ммм? Воды? А, да, давай. Майки ушёл к стойке и, сделав заказ, достал из кармана пакетик. Повезло, что амфетамины растворимы в воде. Это просто подарок. Рука не дрогнула ни когда он кидал таблетку в стакан, ни когда размешивал содержимое, ни когда подал его Рюгуджи. Тот выпил всё залпом и вздохнул с наслаждением. Сано сам не заметил, как задержал дыхание. — Пойду ещё потанцую, — решительно заявил Рюгуджи и снова поднялся. — Тебе кстати тоже советую. Майки смотрел, как он удаляется, и сжимал кулаки. От одного взгляда на Кена хотелось броситься ему в объятия. Есть примерно полчаса, прежде чем наркотик подействует. Главное не пропустить момент. Эти полчаса он провёл в том же углу, в компании пальмы. По телу распространялась лёгкость и воздушность, извечный ком в горле, постоянно затрудняющий дыхание, испарился. Рассеялся туман перед глазами и в сознании. — Вот бы на меня смотрели так, как ты на Кена, — шёпотом поделилась пальма. — Я, конечно, не поэт, но… Он для тебя — звезда, огромная, пламенная. Ты готов приблизится настолько, насколько физически возможно, даже если весь расплавишься, если твоя кожа превратиться в отвратительные обожжённые лоскуты. Заткнись, тупой цветок. Завали ебальник. Твои слова только принижают то, что я ощущаю. — Заткнись. — Потерянный, — хмыкнула пальма. Бросить очередное оскорбление Майки не успел, потому что стало вдруг невыносимо жарко. Это Звезда подошла к столику. — Ммм, Майки… — явно с трудом складывая из букв слова, проговорил Дракен. Он улыбался. И существовал так просто и естественно, будто перед ним не сгорал дотла близкий друг. — Я так странно себя чувствую. Не то чтобы плохо, просто…     Подействовало.     Сано подскочил так резко, словно его ужалили. Сердце стучало громче битов музыки, заглушая даже мысли и голоса. Обхватив Кена за предплечье, Майки потащил его подальше от основного зала, в коридоры, ведущие к туалетам. Их обоих немного шатало, но он не мог позволить себе сбиться или сесть.      Дрожали руки и ноги, дрожало всё тело. Дракен тащился следом, всё большее опираясь на Майки. Он улыбался. Так, как не улыбался уже давно. А Сано ощущал, как рвётся наружу голод. Желание закрыться вместе с Рюгуджи, чувствовать его взгляд, его прикосновения, его дыхание… Внутренности рвало от этого голода, они скручивались, выли, всхлипывали и тянулись ближе.     Слиться, спаяться, сшиться, связаться, сростись воедино. В неразрывное странное и кривое существо, каждой клеткой тела вгрызающееся друг в друга.      В туалете никого не было. Захлопнув за собой дверь, Майки осторожно ухватился за ворот рубашки Дракена и впился ему в губы поцелуем.     Каково это — спрыгнуть в воду с высоченного утёса? Спрыгнуть не жмурясь, не скукоживаясь в отвратительный эмбрион, а открыто ожидая своей участи. Убьёт ли ударом? Или же вода удивительно мягко примет тебя в свои глубины?       Для Манджиро это был утёс на закате. Солнце стало огромным, оранжевым, так похожим на огонь. Его цвет повторяло и море.      Несколько вечных секунд существовало лишь падение. Болезненная смерть или самое счастливое мгновение?       Губы, такие желанные и недостижимые, сладковато-горькие от алкоголя, приоткрылись навстречу. А потом в рот Майки, не успевшего отреагировать на внезапно свалившееся чудо, ворвался чужой язык, уверенно скользящий по зубам.  Дракен, казалось, не сомневался ни мгновения. Он обхватил талию Сано и прижал его к стене, не прекращая целовать.      Кенчин. Кенчин. Кенчин.     Вцепиться в волосы и в рубашку, прижаться всем телом, чтобы не упустить ни одного движения. Обнять, скользнуть руками по спине и сильной груди. Гореть — нет, сгорать — касаясь Солнца.      Люблю. Люблю. Люблю.     Ведь то, что с остальными кажется самым отвратительным и неуместным, с Кенчином — истина.       Никогда Майки не тянуло лизнуть кожу партнёра, чтобы только ощутить солоноватость его пота. Никогда он не хотел отстраниться лишь на миллиметр, чтобы делить один воздух. Никогда не было желания в исступлении покрывать поцелуями всё тело.      Но сейчас от этих желаний трясло.      Сколько ночей он провёл, размышляя о том, как именно целуется Дракен? Сколько раз кусал руку и кончал, утыкаясь лицом в подушку, представляя, как Рюгуджи вдавливает его в кровать и проникает внутрь? Как за волосы притягивает к себе? Как кусает ключицу, делая очередной резкий толчок? Как удерживает обе руки и заставляет смотреть на себя? Или ухмыляется, прикусывая внутреннюю часть бедра?       Точное число таких раз и все свои фантазии Майки не помнил. Но сейчас, чувствуя, как задницу сминают те самые ладони, он понял, что все они были ничем, просто пылью по сравнению с реальностью. А Такемичи?      Словно растения говорят уже в самой голове.     А Такемичи пусть идёт нахуй.