Острые углы, нервы, суета.
Я уже другой, ты давно не та,
Что была со мной, бережно храня нашу любовь.
Да, именно с этой песней Антон Шастун идет в школу. Она полностью описывает Шаста: все отношения, дружбу и полностьюНо, и я смотрю в твои глаза —
В пустые зеркала, ищу в них отражения.
Знаю, что любовь давно ушла —
И в мире из стекла ищу любви
спасенья, слышишь?!
Припев, да, именно припев, отражал его отношение полностью ко всем: доверял он только одному человеку, и этот «человек» звали-стенка и подушка. Доверие он потерял ко всем, когда наконец-таки понял, что абсолютно все его близкие люди просто использовали и выбрасывали потом, как игрушку какую-то, и во всем он винил Мир, что это просто он жесток к нему, но со временем Антон понял, что Жесток не мир, — а люди. Шастун жил недалеко от школы: ему нужно было пройти одну остановку, и он уже был на месте. Когда Антон подходил к школе, то достал из кармана свои любимые сигареты «Chapman» с вишней. Стоили они, конечно, как его почка пропитая, но все же он умудрялся доставать каждую неделю по двести с лишним рублей. Времени было предостаточно до начала урока, так что Шаст даже не торопился. На дворе уже был декабрь, но снег почему-то так и не хотел начинаться. Хоть и для Питера это было нормой. Антон разглядывал каждого, кто входил во двор школы. Вот Катька из параллели, о, Серега пришел, (чет для него как-то рановато)…с «интересом» размышлял Шастун. Вот Павел Воля пришел (он у них вел английский — и ни че так хороший, а самое главное понимающий учитель), так, а это кто?, Антон впервые видел этого человека. Вроде новых преподов не должно быть, может быть просто чей-то отец, с этими мыслями Шастун докурил сигарету, выбросил ее в урну и зашел в двор школы. Антон шел спокойно, попевая до сих пор ту песню Лепса, как вдруг кто-то ему прыгает на спину. Шастун, не ожидавший это, вздрогнул и повернулся к тому самому бесстрашному человеку, который посмел испугать Великого Антона. Повернувшись, он увидел Диму, улыбавшегося во все тридцать два зуба. — Блять, Дим, нахуй пугать так, я чуть не помер от страха, или ты хочешь, чтоб я тут окончательно сдох? — Во-первых, тебе тоже доброе утро, а во-вторых, ты мне еще нужен, кто же мне будет давать списывать литературу? — Так же улыбавшись во все тридцать два зуба, сказал Позов. — А, так получается, ты только из-за этого со мной дружишь? — Спросил шутливо Шаст, но в сердце что-то кольнуло неприятное. — Ну ты чего? Конечно же, нет, — ответил Дима, — знаешь, как я тебя люблю? Вот именно, не знаешь! — Ладно, ладно, верю. — Смеясь, ответил Антон. Возможно, существовал человек, которому Шаст доверял, и это — Димка Позов, но все же он рассказывал ему очень мало, но рассказывал и это уже было что-то невероятное (да и Диме этого было достаточно). Зайдя уже в школу и сдав вещи в гардероб, они направились в 112 кабинет литературы. Когда они уже подходили к нужному помещению, то за рукав толстовки Антона схватился Дима, чтобы остановить его. — Антон, кстати, хотел сказать, у нас новый препод по литературе. — Подмигнув, сказал Позов. — О, надеюсь нормальный, а не как та старая корга, которая каждый раз меня занижала, и хорошо, что она наконец-то ушла на пенсию. — Посмеявшись, ответил Шастун. — Он вроде молодой, ну, я надеюсь на это, и староста сказала, что кто сдает ЕГЭ по литре, тот будет каждые три дня в неделю ходить к нему на допы, так что крепись, Антош. — Ответил Позов. — Ладно удачи мне, там сил и нервов, ну, щас звонок прозвенит, пошли, пока не опоздали. Зашли они в класс со звонком, почти все ребята уже сидели на своих местах, ведь всем же было интересно какой же у нас новый классный, молодой препод. Заняв свои места, Антон и Дима начали ждать этого преподавателя. Через минуту зашел их классный руководитель Павел Алексеевич. — Здравствуйте, дети, — начал Паша, — к огромному сожалению (ну, или как думал Шаст, к огромному счастью), наша Надежда Васильевна ушла на пенсию, так что с этого момента у вас до конца 11-го класса, будет вести новый преподаватель Арсений Попов, — дети зашушукались, и это, конечно же, не понравилось классному руководителю, — Так, дети! Все тишину словили и слушаем меня дальше. Арсения Сергеевича не обижаем, он только что из университета, и все же мы хотим, чтобы он задержался надолго, но если вы будете вести себя плохо, то я приму меры и поставлю вам Анастасию Борисовну, — ученики сразу же начали выть, что не хотят попасть этой «дьяволице», — Как я заметил, этого никто не хочет, ну и славно. Арсений Сергеевич, заходите. — Позвал Павел. В класс зашел очень красивый, ухоженный учитель. Лет ему на вид было двадцать два, роста был достаточного высокого, но не выше Антона, может даже и одинакового. Все зашептались: безусловно, все девочки начали охать и ахать. Но Антона, похоже единственного, зацепил взгляд учителя, а не его внешность. Глаза были нежно-голубого оттенка, похожие на Сапфиры или цвет океана. Шастун не мог оторвать свой взгляд от глаз Арсения Сергеевича. — Ну все, не буду вам мешать, удачного урока. — С этими словами Павел покинул кабинет. — Здравствуйте, ребята, вы уже знаете как меня зовут, но я еще раз повторю, я, Попов Арсений Сергеевич, надеюсь, мы с вами подружимся, — слегка улыбнулся Арсений, — Так, а сейчас мне нужно знать кто будет сдавать мой предмет. Поднимите руки и скажите свои фамилии, чтобы мы после урока обсудили дополнительные занятия. Подняли руки только Настя Кулилова и Кирилл Щебень. — Хорошо, то есть сдают только два человека, прекрасно. — Антон, ты чего руку не поднимаешь? — спросил Позов. — А что? — Антон, как всегда, всё прослушал: он слишком залип на глаза преподавателя. — Ты где был все это время? На Марсе что-ли, — немного постебавшись над одноклассником, Дима продолжил, — подними руку и скажи свою фамилию, чтобы тебе назначали доп. занятия. — А, окей, — немного растерянно ответил Шастун и поднял руку, — Нет, еще я, Антон Шастун. — Хорошо, записал, подойдите после этого урока ко мне, поговорим с вами, — улыбнувшись Антону, Арсений продолжил, — ну, все разобрались, а теперь приступим теме урока. Тема урока: «Гранатовый браслет А. Куприн» После той улыбки от Арсения он ничего не слышал, никого не видел и не обращал внимания на соседа, а лишь смотрел на те самые