***
Валери сняла жакет, оставшись в розовой блузке без рукавов и шёлковой юбке-карандаше. Скинула туфли, стянула чулки, убрала с хвоста резинку, затем забралась в гамак, улеглась и стала смотреть за оставленной на холодном и блестящем в свете ламп столе мёртвой рукой. Гамак раскачивался. Раскачивался и стол. Раскачивалась и рука. Раскачивались уравнения распознавания и анализа материала, которые просчитывало Инкогнито, заклинание, запущенное полтора часа назад. Оно ворошило, растаскивало, пробовало и сравнивало с сохранённой в нём базой каждый отданный ему клочок одежды и мёртвой ткани. Но единственное, что Инкогнито пока могло подтвердить: прежде рука росла из светлокожего мужчины, белоземца, носящего в себе ген альбинизма и умершего более… Тут заклинание предлагало несколько вариантов. И Валери понимала почему. В Чудоземье время медлило, в Исторической Земле спешило. Год на родине Сэндхилл равнялся десятку лет, прожитых здесь. К тому же одно из уравнений показывало вероятность, что тело Кинси Рондо гипотетическим продолжало оставаться… живущим. Обрывки рукава джинсовой куртки были современными, и Инкогнито ничего, кроме уравнений, подтверждающих хлопок, некачественный синий краситель и алюминий, пошедший на пуговицы, не показывало. До сих пор выходило, что подселенец не оставил следа в своём многолетнем пристанище. Но Валери, раскачиваясь в гамаке, работу Инкогнито не останавливала. Она думала. Или, что вернее, блуждала в разуме, вспоминая всё, связанное с историей Сесиль и Рондо, со своими снами и с тем, что успели рассказать о происшедшем в Альберт-Доке Сесиль и Балицки. Уходя с Иво, Ялу успокоила: её радар молчит. Выходило, даже встреченный живьём Рондо, кем бы он предполагаемо ни был — человеком или магом, — жизни ни одной из миледи не угрожает. И ведь Ялу не ошиблась. Сесиль, столкнувшись с Рондо, опасности не подверглась. А вероятность его появления была. Всё к тому и шло, только иначе вышло. Что-то, прежде живо таскавшее на себе не только мёртвую руку, но и тело, нападать на Сесиль вовсе передумало, выбрав того, кому, как считали ведьмы, опасность не грозила совершенно. Джон Сойер был вампиром и был энергетически пуст. Божественный импринт, который не сразу разглядели сами миледи, а тем более не сразу опознали его природу, до сих пор был неясен со стороны практичности. Понадобились десятилетия, чтобы понять о нём хоть немного. Очевидно, он усиливал регенерацию тканей. Возможно, что именно он сделал Джона способным к настоящему творению, за что говорили дети. Но что ещё могла и на что годилась генетика бога? Валери, недовольная безрезультатным мыслеблудием, перевернулась на спину. «Что бы импринт ни давал, подселенец это понял. Вечное тело, которое не износится? Способность аккумулировать энергию отовсюду и на этом безбедно выживать? Или предоставлять преимущество там, откуда подселенец родом?» Валери поморщилась, поняв, что обе они потеряли бдительность, перестав беспокоиться за Сойеров, после того как подстраховали благополучие семьи с помощью Разумного Решения. Но опасность пришла не от врага Джона. Совсем не от его врага. — Что ты делаешь, миледи? — Кот, встав на лапы, положил передние в гамак. — Я ничего ещё не делаю, — мрачно повела взглядом Валери. — Я о другом. Ты гоняешь по кругу одни и те же мысли. — Вышло, что мы подставили Джона. Кот впрыгнул в гамак, потоптался и улёгся так, что почти весь оказался сверху. Тяжёлые чёрные лапы легли Валери на грудь и на плечо. Некоторое время оба раскачивались в тишине. Кот начал мурлыкать. — Мы его найдём. — Ты знаешь где? — Нет. Это ты знаешь, — Кот инстинктивно затеял мять и запускать в одетое в розовый атлас плечо когти, как делал ещё котёнком. — Я не знаю. — Ты знаешь всё, я настаиваю на этом. Просто твои мысли намотаны в клубке и ты не видишь нужной нитки. — Милый мой, — меланхолично обронила Валери, тоже запуская когти в шерстяные чёрные загривок и грудь. Стук прижавшегося кошачьего сердца, отсчитывающий удары быстрее, чем стучало сердце Валери, выровнялся, подстраиваясь. Кот замурлыкал сильнее.***
— Считаешь меня врагом? — спросил выдохшийся «чужой». Джон тоже выдохся. Бесконечно долго, как ему казалось, «чужой» крутился вокруг, нападая, раня и не оставляя попыток ментально оглушить и сбить с ног. И если в Альберт-Доке Джон чувствовал себя попавшим под идущий на полном ходу грузовик, то здесь свистопляска стала ещё ошеломительнее. Его пытался опрокинуть скоростной электропоезд, не меньше. «Потому что здесь он дома», — догадался Джон после очередного обрушившегося удара. Бывали моменты, когда «чужой», бесясь от неудач, кричал. Вот тогда до Джона стало доходить, чего от него хотят. Оглушительные «впусти меня, Джон Сойер!» стоило понимать буквально: «чужой» хотел поменять тело. Тело старое, вышедшее из строя, изношенное на тело Джона. Очень хотел, но не мог этого сделать, как ни бился и не мелькал вокруг, полосуя Джона по рукам, горлу, лицу и просто куда дотягивался. Возможно, по чистой случайности, а возможно, из-за того, что «чужой» остался с одной рукой, но у Джона получилось схватить его за уцелевшее запястье, дёрнуть изо всей силы и оторвать с локтем. Вот после этого «чужой» откатился в сторону (поди тут пойми, где сторона, а где снизу и сверху) и, загнанно хрипя, затих. Джон отёр кровь из затягивающегося на лбу пореза. Она мешала смотреть, заливая глаза. Вынул из пальцев «чужого» опасную бритву, а руку отбросил прочь. Тогда «чужой» и задал вопрос. — Да, я считаю тебя врагом. «Чужой» хмыкнул: — Не горячись… Но не договорил, а забулькал. Смеялся, посчитав сказанное остротой. Джон, будь он в лёне, шутку про разгорячённого вампира оценил бы. Но не теперь. Пользуясь передышкой, огляделся. Темно. Может, он видел свет звёзд, а может, принимал за них что-то иное, такими неясными и слабыми были крошечные острые блёстки по периферии зрения. Не было холода, как не было и тепла. А относительно отдышавшись, Джон заметил, что дышать трудно вообще. «Чужой», наблюдавший побелевшими глазами, сказал: — То-то и оно. Мы на окраине астрала. В области, близкой к физическому миру, кислород ещё есть, но тут… Знаешь, раз уж у меня не выходит оседлать твоё тело, искромсав вдоль и поперёк, как я планировал… Кстати, не подскажешь, в чём причина? — Полагаю, в том, что показалось тебе таким привлекательным, — как можно медленнее откликнулся Джон, приноравливаясь к душной среде. — Тоже так подумал. О чём я говорил? Ах да… Раз уж генетика твоего бога-родителя мне мешает, то поступим иначе. «Чужой» замолчал, насторожённый тем, что Джон перехватил ручку бритвы ловчее. — Даже не думай. Плохая идея. И бесполезная. Это тело — всего лишь моя форма. А сущность, вздумай ты форму прирезать, может жить здесь веками. Условно веками. Здесь и времени-то нет. Здесь есть всё сейчас и сразу. — Кто ты? «Чужой» покрутил головой: — Я астральная сущность. Люди называют таких подселенцами. Хорошее слово, потому что именно ими мы и становимся, когда удаётся получить тело. То, что ты видишь, прежде было палачом Кинси Рондо. Он служил при дворе герцога Фроста, отца Валери и Сесиль Сэндхилл. Я подкараулил его спящим и пустым. А пока любопытную душу относило дальше в астрал, запрыгнул в тело. И, пожалуй… Пожалуй, так же поступлю с тобою. Джон действительно думал прикончить омерзительный труп и кого бы то ни было в нём сначала из очевидной возможности, потом из ярости. Привычная комфортная жизнь с любимыми оказалась во мгновение перечёркнута, а сам он где-то, куда даже дороги не оказывалось. Астрал, чёрт возьми. Джона остановили словоохотливость и уверенность подселенца. Не погасили ярость, нет, но от бесполезной поножовщины удержали. Настораживало, что подселенец ни в коем случае не паниковал. Даже уже не спешил. Он в отличие от Джона был у себя дома. И у него ещё были козыри в рукаве. Выражаясь, конечно, фигурально. «Так же поступлю с тобою» — вот что сказал подселенец. То есть он рассчитывал напасть, когда Джон уснёт. — Это вряд ли, — не согласился Джон. — Почему? — Душа? Будешь ждать, когда моя душа оставит уснувшее тело? — Вот ты о чём. Ну да, есть такая шутка, что у вампиров души нет, — подселенец перевалился с боку на бок, а потом и вовсе, извернувшись, сел на колени. — Есть. Всё у вас есть. Нет для ваших душ возможности перерождаться. Скажем так, вы вокзал, из которого никогда не уйдёт ни одного поезда. Но душа у тебя есть. А тут, в астрале, души выпархивают что птички, стоит сомкнуть глаза. Спать же тебе необходимо… Дышать почти нечем. Кислородное голодание и всё такое. Не чувствуешь ли сонливости уже сейчас? Джон не ответил. Сонливости, как выразился подселенец, он не чувствовал. Но это пока. Она придёт. Как и голод. И то и то будут требовательными. Сколько можно продержаться, не поддаваясь основным потребностям вампира? Без крови дольше. Джон тяжело посмотрел на улыбающегося ему сгнившими зубами подселенца. — Правильно думаешь, Джон Сойер. А я подожду.***
Как и предупредил Иво, работа в автосервисе горела, поэтому день воскресенья и часть вечера оба Милднайта провозились перебирая утонувший «мустанг». Трогать Тима в выходной не стали, просто разгрузили его завтрашний день. Несмотря на собранный в гармошку нос, Элиза очень быстро забыла, как ей не хотелось ехать в гараж, а тем более сидеть на местном покрышечном диване, пока отец, Адам и тётушка Сесиль едят мороженое и дышат полной грудью свежим ветром на набережной. Но дядюшка Никки заказал три пиццы, молочные коктейли с кленовым сиропом и по огромному стакану «пепси» каждому ребёнку. Риган, уже держа стакан в руках, но не в силах выбрать, кем ему быть — послушным мальчиком или мальчиком, пьющим вкуснейшую «пепси» — напомнил: — Папа не разрешает пить цветные газировки. — Мы промолчим, и он никогда об этом не узнает. — Не, папа узнает. Он почует, — всё ещё колебался Риган. — Папа говорит, что это родительская магия, — внесла свои пять копеек Элиза то ли из гордости за Дайана, то ли из желания продлить муку брата. — Если Дайан учует, вали всё на меня, — разрубил гордиев узел Никки. Когда, обрисовав грянувшую беду, позвонила Сесиль, Никки и Элек, попутно развлекая сойеровскую двойню разговорами и подтруниваниями, возились с сайлентблоками из обеих подвесок. Никки, чтобы разговаривать и продолжать работу, пришлось прижимать телефон ухом к плечу. И хватило мгновений, чтобы он, запрессовывая сайлентблок в рычаге, выпустил кувалду и выбрался из смотровой ямы. — Ты шутишь, что ли? — спросил для верности, стирая с рук грязь и продолжая неудобно прижимать телефон. Элек остановился чуть позади и так, чтобы ясный и звонкий голос Сесиль можно было слышать и ему. — А вы звонили?.. Придётся, раз говоришь, — Никки согласился и десять секунд спустя развернулся к Элеку лицом. Бросив в трубку напоследок «хорошо, родная», убрал телефон. — Кинси Рондо уволок с собою Джона, — сказал он, подходя вплотную, на ухо Элеку. — Я еду на всю ночь на Виктория-Стрит баюкать его детишек, а ты шуруй домой. Когда утром там появится взбешённый Дайан, а так и будет, вся надежда на тебя. Разъехались, как решили. В саду за домом Никки нашёл Линду, которая играла с Корой и Адамом в домике на дереве. Линда, ослепительно улыбаясь, спустилась по снова исправной верёвочной лестнице с ловкостью ребёнка, пропустив наверх Элизу и Ригана. А когда обернулась к Никки, улыбки на её лице уже не было. — Я останусь с тобою часов до десяти, хочу, чтобы Кора уигралась перед сном. Заодно расскажу о похищении, что знаю. Никки согласился, но, в свою очередь, предложил: — Может, останетесь вообще до утра и ты поможешь справиться с вернувшийся Дайаном? У тебя есть опыт общения с ним, когда тот сильно расстроен из-за неприятностей с Джоном. — Нет, это конечно: у меня есть опыт, — оглянувшись на галдящий домик на дереве и понизив голос, сказала Линда. — Только ситуации разные, не находишь? Никки находил. Линда посмотрела, раздумывая, отошла и крикнула: — Кора! — Тто?! — Если захочешь спуститься вниз, держись за верёвки на лестнице так крепко, словно от этого зависит твоя жизнь! — приказала Линда. — Хорошо, мамотька! — Кора высунулась в лаз и тут же скрылась. — Вот это да, — отметил Никки, следя за ушам не поверившей Линдой. Та поджала губы и покачала головой: — Она зовёт Юрэка папочкой. И это потому, что не знает родного отца. Любой заботящийся о Коре мужик автоматически им бы стал. Но я… — Линда прервалась, мотанув головой, и, взяв Никки под руку, повела в дом. — Так вот, ситуации разные. В истории с Бауэром я знала, что Джон будет в порядке, даже если на погляд так не казалось, потому что мы спланировали аферу от первого до последнего шага. Но теперь всё не так. Никки растёр ручищей лицо и толкнул французскую дверь. Сразу пошёл к холодильнику проверять, есть ли молоко, чтобы поить детей перед сном. — Эй, Никки, я останусь до утра, — окликнула, ещё стоя в саду и закуривая, Линда.