***
Ни у кого не возникло мысли, что выгнать Дайна на Виктория-Стрит удастся. Но сделать это пытались: упирали на нужный сон, на то, что дёрганный и рассеянный без этого сна Дайан мало чем Джону поможет, если не навредит; «бросались детьми», как выразилась Ялу, когда в ход пошла классическая родительская манипуляция; говорили, что, чтобы сунуться в астрал, нужен план, а не только энтузиазм и желание распотрошить подселенца, позарившегося на тело Джона. Все увёртки остались тщетными. А после прозорливого «не надо меня жалеть, я не смертельно больной» стыдно стало, похоже, даже Ялу, потому что та выпустила колено Дайана и уволоклась в детскую. Но пока в доме решались обычные утренние дела с завтраком для детей, перекусом для уже позавтракавших взрослых и крепким сладким кофе со сливками и яичницей с беконом, приготовленными для взрослых голодных, с душем и с переодеться в свежее для неспавших, Дайан хорошо подумал и сдался. Он, конечно, предупредил, что вернётся сразу, как только проверит детей и приведёт в порядок себя. Кот, занёсший в кухню корзину с розовой, отмытой до блеска редиской и со свежими салатными кочанами, оставил ту у до сих пор босых ног Валери, подошёл к Дайану и запетлял вокруг, припадая боками к его джинсам и отираясь так, что пришлось вскинуть руку в сторону, чтобы не потерять равновесия. — Я уж думал, что ты начал хуже соображать от горя, но остатки здравомыслия ещё отслеживаются, — мыркнул Кот. Дайан состроил соответствующее шпильке лицо и отказал Иво на предложение отвести его домой через дверь кладовки или шкафа. — Тогда я тебя отвезу, — сказал Элек, спустившийся в кухню с мокрыми, не убранными после душа волосами. — Заодно сигареты куплю. Это предложение было лучше, потому что Дайану сигареты тоже были нужны. И, он знал, Элек собирался его кормить. Есть было нужным даже больше сигарет. И чувствуя диктат своего голода, Дайан понял, как херово приходится Джону в каком-то мире снов (так коротко и перво-наперво объяснили миледи), где нет ни одной живой, наполненной кровью твари. А как херово приходится Джону вообще? Сесиль рассказала, что подселенец ранил Джона, надеясь запрыгнуть в его тело. Сколько ещё таких попыток он предпримет, чтобы понять: так не пойдёт? Но если в астрале у подселенца всё получилось и Джон уже не Джон? Дайан знал: физическая боль не была для Джона невыносимой. А вот что он чувствовал или почувствует, когда подселенец получит его тело? Своего лорд Джон Сойер не отдавал. И посягательств на это своё не терпел. Дайан сполз по спинке сиденья и раздосадовано двинулся под ремнём. Элек, даже не повернув головы, бросил: — Что? — Хорошо или нет, когда ты не способен знать наперёд, что тебя ждёт? — Хорошо, — тут же, без размышлений, отозвался Элек и свернул на Парк-Роад. — Может, нет. Может, знай мы о грядущем, то, расставаясь с теми, кого есть шанс потерять, говорили бы слова лучше и важнее уже сказанных. — Знай мы о грядущих бедах, Дайан, — Элек завёл руку за голову, подхватил длинные, всё ещё влажные, волосы и перекинул их со спины на плечо, — поверь, и двух слов бы не смогли связать для того, кого есть шанс потерять. Лезли бы в судьбу, желая её исправить по нашему разумению, и выходило бы… — Знаю, ещё дерьмовее, чем уготовано, — хмуро согласился Дайан, чувствуя, как на кожу попали капли воды с перекинутых Элеком волос. — Что, Валери тебе рассказала о Стэйси? — Конечно, мы же лён. Так что ты сказал Джону напоследок? — тут Элек голову повернул, потому что догадался, к чему ведут все измывательства Дайана над самим собою. — «Я вернусь к утру. Не засыпай без меня», — Дайан как-то подозрительно сосредоточенно вдохнул и выдохнул. Элек припарковался у дома, забрал ключи из зажигания и снова пристально посмотрел. Ничего, указывающего на то, что Дайан расклеился, не было. Разве что глаза атласно и черно блестели и зубы он сжимал крепче. Дайан вынул смартфон, включил монитор, но, передумав звонить, убрал обратно. — Как по мне, нормальные слова. Ничего исправлять не надо, — сказал Элек. — Что Джон тебе ответил? Дайан пожал плечами, словно говоря «пустяки», но всё же произнёс: — «Обещаю, глаз не сомкну, пока тебя не будет рядом». В Ливерпуле начался дождь.***
— Мне известны два способа, которые могут привести подселенца в наш мир, — сказала Валери. — Астральные сущности жаждут получить опыт человеческой жизни, но поскольку они не души, которые запросто рождаются детьми и проживают отмеренный судьбою срок, добиваться желаемого им приходится, проявляя недюжинные прыть и сноровку, бесчестными путями. Подселенец может караулить оставленное душой, увлёкшейся снами, тело. И когда душа отдаляется настолько, чтобы у него хватило времени тело занять, он этим пользуется. Но подселенец может и родиться, назовём это так. Бывает, что душа, ждущая рождения в вынашиваемом младенце, передумывает жить и возвращается в астрал. Оставленного ребёнка занимает астральная сущность. Бывает, что душа передумывает приходить в мир людей в первые секунды после рождения. Само собою, доктора сделают всё, чтобы вдохнуть жизнь в мертворождённого. Зачастую старания акушеров заканчиваются успехом. Но, на самом деле, не их. В ребёнка запрыгивает сущность. И возвращает его к жизни именно она, а не бригада реаниматологов. — Жуть какая, — чистосердечно признался Никки и невольно глянул на сидящего в стульчике Фрэйя. Он возил ложкой в каше, а потом, с переменным успехом, попадал тою в рот. Доменик тянулся чумазыми сладкими руками из соседнего стульчика и, напрочь игнорируя свою тарелку, норовил подцепить братнину. Фрэй к поползновениям оставался равнодушным, от чего Доменик сердито кряхтел и старался выкрутиться из-под замков стульчика для большей маневренности. Сесиль заметила взгляд Никки, и, когда тот посмотрел уже на неё, успокоила: — Нет, просто дети. Без чужеродной начинки. Никки, судя по выражению сведённых бровей, не расслаблялся. Сесиль смешливо выдохнула и успокоила ещё раз: — Я тебе клянусь. — Хорошо, — сдал назад Никки. — Валери, продолжай. Мороз по коже, конечно, но интересно. Это что получается, вокруг могут бродить дети, которые и не дети вовсе? — Спасибо, милый. Да, вокруг могут бродить такие дети, которыми управляют сущности. Они припеваючи растут, взрослеют… — …и становятся нравственными и моральными уродами, — вдруг перебила Сесиль. — Прости, дорогая, это у меня личное. — Сесиль права. Сущность диктует своему ребёнку, а потом и человеку, поступать исключительно бесчеловечно, противно природе человеческой души. Это основной признак. — Вы про маньяков? — спросил вернувшийся и заходящий в кухню Элек. Иво толкнул ему тарелку с глазуньей и беконом: — Уже холодное. — В желудке согреется, — отмахнулся Элек, разом накручивая на вилку сразу половину яичницы. Дайан сел на убранный подушками подоконник и отказался от кофе. — Мне тоже не наливай, — Ялу тут же оказалась рядом, придвинулась к Дайану ближе и стала вместе с ним смотреть сквозь стекло на дождь. Пока Валери наливала Элеку компенсирующе горячий кофе, Сесиль ответила: — Они самые. Одержимые с рождения сущностями дети успешно растут и становятся кем угодно, но только не теми, кто способен на любовь, милосердие или человеческие чувства. — А наш голубчик тоже уже родился с подселенцем? — Элек дотянулся до тарелки с редисом и отправил в рот сразу три штуки. — Нет, с ним как раз первый вариант. Дело в том, что так разрушаться, каким я его видела, может только тело, осёдланное во взрослом возрасте. Запрыгнув в добровольно оставленного родною душою младенца, сущность словно приходит в брошенный дом и становится там полноправным хозяином. Она растёт вместе с этим «домом», учится, привыкает к окружению, творит зло и умирает в конце концов тоже как просто состарившийся, ну или не состарившийся, а прибитый кем-то раньше времени человек. Но если душа не уходила добровольно, если тело её любило и по ней тоскует, сущность может им владеть, рано или поздно получая то, чем стало тело Рондо. Так что наша астральная тварь просто запрыгнула в тело палача, пока он спал. — Нам нужна приманка, — вдруг сказала Валери. Ей надоело смотреть на ренегатство сына, и она вынула Доменика из стульчика, собираясь унести и хорошенько отмыть. Поэтому не видела смысла тянуть с вводным курсом по теме астрала. — Приманка? — переспросил Дайан. — Ну это тот, кого не жалко, — услужливо подсказала Ялу, смотря ему в глаза. — А у нас есть такие? — Дайан со смешанным чувством посмотрел на проходящую мимо него Валери. — Надо подумать и поискать, — бросила та по пути в ванную. — Да, у нас есть такие? — повторила вопрос Дайана Сесиль и посмотрела на Милднайтов и Иво. Элек и Никки переглянулись. — У нас такие есть. Точнее такой, — ровно откликнулся Элек. — Эй, эй-эй-эй! Он всего лишь старый закоснелый кретин. Это его единственный недостаток, — вдруг встал из-за стола Иво. — Так то ж для дела, милый, — медитативно пророкотал Никки, заступая Иво путь и разводя руки. — Вы что, собираетесь хуйнуть его туда, откуда мы всеми силами пытаемся достать Джона? — не сдавался Иво. — Вот. Во-о-от, это ради Джона. И, наверное, хуйнуть старика Отиса мы в астрал не собираемся… Да, дорогая? — Никки, удерживая Иво на месте, обернулся на Сесиль. — Обещаю, ваш уволенный из автосервиса ханжа вернётся обратно. А если чутка лишится возможности спокойно спать по ночам из-за пережитого, Дайан его подправит. — Я его подправлю? — заинтригованно спросил у Сесиль Дайан. — Ты рассказал про гомофоба Отиса? — спросил у Никки Иво. — Ты. Больше никто из нас не способен выправлять бедолагам мозги с помощью гипноза, — улыбнулась Сесиль. — Только, как договаривались, без творчества. — Конечно я рассказал, мы же лён, — в свою очередь ответил Никки. Иво нехорошо посмотрел, так, что Никки руки убрал и показал ладони. — Отис точно вернётся? — Иво выглянул из-за громады конунга на Сесиль. Та, прикусив нижнюю губу, несколько раз утвердительно кивнула. — Ну, раз решено, я поехал за приманкой, — Элек развернулся и вышел. Сесиль проводила его взглядом, а потом снова повернулась к Никки и Иво: — Вы будете сегодня открывать гараж? — А нужно? — с сомнением откликнулся Никки. — Так-то Тим уже там… — Думаю, вы можете ему помочь, раз автосервис всё равно открылся. Негоже свешивать на беднягу столько работы в одного, — Сесиль пошла собирать оставленную после завтрака посуду. — Ты нас выгоняешь? — дошло до Никки. — Я? Вообще, да. Мы с Валери провозимся до вечера, и всё это время у вас будет, чем заняться. — Пойдём-ка через чулан, — попросил Никки. Иво больше не возражал.***
Отис Хикс жил в многоэтажке недалеко от стадиона «Гудисон Парк». Элек терпеливо матерился, пока стоял в утренней пробке на кольце Скотланд-Роад; потом чертыхался, пока поднимался на одиннадцатый этаж, потому что лифт пренебрежительно выставил плашку «не работает». А дойдя до нужного этажа, Элек уперся ладонями в бёдра и прислонился спиной к давным-давно крашеной стене. Выровняв дыхание, оглядел квартирные номера, точнее тот, который исправно висел на двери: из четырёх один. — Отлично, просто отлично, — Элек покачал головой, перегнулся через перила, заглядывая на этаж ниже, чтобы вспомнить последовательность счёта. — Девяносто, мать его, первая… Из-за нужной двери доносились шум работающего телевизора и мяуканье под самым порогом. Элек позвонил. Через пятнадцать секунд ещё раз. Мяуканье стало настойчивее. — Да что б вас всех… — раздалось из-за двери. — Отойди, Грейп, не пробраться через тебя, сразу под ноги бросаешься. Открыв дверь, Отис достаточно долго смотрел на гостя, словно задаваясь вопросом, всё ли перед ним то, чем кажется. Наконец признаки правдоподобия сошлись и он, собрав вместе кустистые брови, спросил: — Чего надо, Милднайт? Пришёл звать меня обратно? Элек кашлянул и шагнул в квартиру, сдвинув хозяина и очень стараясь не наступить на голосящего снизу Грейпа. Внутри всё было ещё хуже, чем чувствовалось с порога. Несло неубранным кошачьим туалетом, застоялым сигаретным дымом и долго не выветривавшимся пивным духом. Элек без зазрения совести прошёл в кухню в обуви, чувствуя, как приходится прилагать усилия, чтобы отрывать подошвы от пола. — Я думал, такое только в кино… Ну или там в притонах, — сказал Элек, открывая один за другим за захватанные ручки кухонные шкафы и даже заглянув в холодильник. — Ты чего тут потерял? — Отис шёл следом и, похоже, даже слегка протрезвел от новизны происходящего. — Не видишь, хочу накормить твоего кота, — Элек наконец нашёл корм в шкафу под раковиной, которая тоже была грязная, как и всё в квартире. Но посуды, составленной под кран, было немного. — Своего кота я сам покормлю, — как-то без должного норовистого апломба ответил Отис. — Я вижу, как ты его кормишь… — прогудел Элек. — Сам не жрёшь и про скотину забываешь… Во-о-от, теперь хватит на пару дней. Элек разогнулся. — Как-то не до жиру, я ж безработный. Забыл, что ли? — Отис достал из холодильника новую бутылку пива. — Хочешь сказать, что уже спустил компенсацию за увольнение и расчёт? Глаза, наверное, заливаешь с утра до ночи? — Элек огляделся. — Где кошачья поилка? — Из унитаза лакает, — махнул рукой Отис и ушёл в гостиную. Элек достал керамическую салатницу, налил воды и оставил рядом с лопающим Грейпом. — Собирайся. — Это куда? — прокричал Отис на фоне болтовни идущего ток-шоу. — Моя жена тебя приглашает. Отис развернулся в кресле, забыв отпить из поднесённого горлышка. А когда смысл услышанного худо-бедно до него дошёл, отказался: — Спасибо, конечно, но я в ваши извращенские игрища не ввязываюсь. Элек очень сдержанно вздохнул, поскрёб пятернёй в затылке. Медленно огляделся. На одной из полок дешёвого модуля стояли фото: сам Отис, он же, ещё молодой, с темноволосой женщиной и девочкой и девушка (вероятно, та же девочка, только выросшая). Стекло в последней рамке было выбито, а сама фотография вырвана, но позже вставлена обратно. — Кто тебе девушка на разбитой фотографии? Отис ответил не глядя: — Да уже никто. А когда-то была дочерью, пока не выскочила замуж за этого… Как их называют? Студенты по обмену. Уж и не помню, откуда он точно. Может, венгр или румын, а может… Кто-то из цыган, одним словом. Не помню. Нет, чтобы найти мужа здесь, в Англии. Теперь живёт где-то у чёрта на рогах. Детей рожает, счастлива, пока я тут смотрю за её котом. Но я ей сразу сказал, что не желаю видеть ни её саму, ни её мужа, ни их совместных выродков, — Отис наконец посмотрел на Элека. — Знаешь, что радует? — спросил тот, безуспешно разыскивая пульт от телевизора. — Что? Как здорово уволить человека только из-за того, что он смотрит на вещи иначе и у него другие ценности? — Ни дать ни взять Диоген, только паршивенький. Нет, радует меня, что я и Никки угадали со стопроцентной точностью. Ты тот, кого не жалко, — так и не найдя пульта, Элек прибавил громкость телевизора на максимум с кнопки.