Белый танец! Ты меня приглашаешь, И я польщён, я обольщён тобой, Белый танец! Ты меня приглашаешь, И я хочу ещё... По ходу, это любовь
***
— Нет. — Да! — Не пойду я! — Пойдёшь! — Нахуя?! — Потому что если праздника нет, то эта жизнь нахуй не нужна. — уже больше часа Свинкин потратил на безуспешные уговоры, а его парень никак не хотел идти ему навстречу: забился в угол возле батареи и отказывался вылезать. — Цой? — Летов. Ну не всё время же дома сидеть! — Хочу и буду! — прошипел Худяков. С самого начала ему не нравилась идея общекурсовой вечеринки в честь сдачи сессии. Переться куда-то зимой, тратить свою и так нищенскую стипендию, видеть эти бухие в хламину рожи — только от последнего тянуло блевать. Плюс, туда обещал заявиться филфак практически полным составом, начиная с компаративистов и заканчивая славистами. Этих бешеных Илья ненавидел больше всего. Строго говоря, весь журфак точил на них зуб, но Худой — сильнее всех, и на это было сразу несколько причин. Во-первых, они потенциально воровали у него рабочее место. К сожалению или к счастью, совершенно необязательно иметь журналистское образование, чтобы писать статьи для жёлтой прессы и дешёвых форумов. Во-вторых, на универских мероприятиях филологи регулярно подставляли журналистов: то сценарий подменят, то текст песни солистам хора на пошлятину какую-то исправят (привет умельцам с литведа), то реквизит испортят. Конечно, журфак в этом плане тоже не отставал, но это, пожалуй, опустим. Третья причина скрывалась под крышей универской общаги. Ещё до переезда в Чертаново, когда Йоська и Илья делили кровать не друг с другом, а с клопами, их поселили в одном крыле с филологами. О любви филфака к кутежу в стиле «Великого Гэтсби» был наслышан весь университет, но то, насколько это сравнение было буквально и точно, Худяков даже не мог предположить. Еженедельно старенькая хрущёвка ходила ходуном, дешёвый портвейн лился рекой, пьяные крики, как мужские, так и женские, раздавались со всех сторон, и одному богу известно, как здание выдерживало эти цыганские гуляния. Но только не подумайте, будто журфак состоял из одних трезвенников, с презрительными мордочками созерцавших «падение отечественной филологии»! Эти ребята пьянки устраивали не сильно реже, правда, по своему масштабу они были значительно скромнее, а в период сессии все студенты и вовсе сидели по своим комнатушкам, как мыши в клетках. И кто от зависти, кто от заваленного экзамена — причин, в общем-то, хватало — но второй курс журфака, а конкретно 337 группа, были филологам практически кровными врагами. Так что, само собой, лишний раз встречаться с ними Илюха не хотел. — Ну вот скажи, нахрена мне туда идти? С Копыловым и его компашкой на брудершафт, что ли, пить? Да я с ними даже срать в одном поле не сел бы. Не пойду, сказал! — А я говорю, пойдёшь! — не унимался Йося, сев перед возлюбленным на корточки, — Ну давай, проветримся, отдохнём, наконец-то вдвоём куда-то выберемся, разве ж это плохо? Повышенную стипуху твою отметим заодно. А на этих наплюй, пусть делают, чё хотят. Пошли? Худой закусил губу и уставился на свои руки. Пальцы нервно перебирали костяшки, хрустели ими, касались друг друга, словно в неумелом эротическом танце, пока их обладатель напряжённо думал. Может, и правда пойти? Сессия выжала из него все соки, а впереди была целая неделя отдыха. Так что… — Ладно, хрен с тобой, погнали. Но я всё ещё не хочу! — Да ради бога, только собирайся быстрее. Поднявшись на ноги и проныв из-за затёкших коленей, Илья выудил из сваленной на стуле кучи одежды свои джинсы и максимально приличную футболку. «Максимально приличную», в смысле, не сильно мятую, не сильно вонючую и не сильно изгаженную в чём-либо. Ей оказалась, как ни странно, чёрная футболка с лого Nine Inch Nails. И даже в ней Худяков выглядел более адекватно, чем Свинкин, напяливший гавайскую рубашку с принтом из огромных ананасов. К началу вечера парочка благополучно опоздала, но это было не так важно. Какая разница, насколько пьяными будут люди вокруг, если контактировать с ними ты в любом случае не планируешь, верно? Правда, один контакт всё же произошёл, причём сразу возле гардероба маленького замызганного клуба. Саня Копылов, староста первой группы литературоведов, забирал свой пуховик, собираясь выйти для очередного перекура. — Сладкая парочка опять вместе, — констатировал он с незажженной сигаретой в зубах, — Зажигалка есть? — Нету, — равнодушно ответил Худой, сжимая свою в кармане куртки. Копылов разочарованно фыркнул: — Дерьмо. На улице есть кто? — Пара славистов. У них спроси. Окинув друг друга презрительными взглядами, все трое молча разошлись. Настроение и так было откровенно говенное, и Илья очень надеялся, что ничто не испортит его ещё больше. А вот Йоське же, кажется, было глубоко наплевать: им руководило лишь желание опустошить бар и свой кошелёк, чтобы всю оставшуюся неделю голодать и клянчить деньги у родителей. Посчитав это отличным планом, парни взяли пару бокалов пива по 0.5 и уединились у самого дальнего и неприметного столика. Какой в этом смысл, вопрос спорный, так как ни целоваться, ни ещё как-либо показывать, что между ними было на самом деле, «лучшие друзья» ни в коем случае не собирались. Даже темы для разговоров, будучи преступно трезвыми, они выбирали наиболее отвлечённые — о фильмах, о музыке, о политике, хотя сами давно знали друг друга, как облупленных. На танцполе сегодня аншлага не было — видимо, легендарные журналисты начали праздновать заранее и добрались до клуба уже в состоянии нестояния. Несколько раз ситуацию пытались исправить историки, оккупировавшие бедного диджея: главные хиты современности, те, что забываются уже через год после релиза, раздавались из колонок, самовольно врываясь в уши посетителей. Поначалу это работало — отдельные группки людей выползали под свет софитов, но вскоре и они разбежались по разным углам заведения. Лишь несколько человек всё ещё оставались в лучах сине-фиолетовых огней — компания архивистов, три рекламщика, переводчица и звезда танцпола — Йося Свинкин, успевший влить в себя два пива и коктейль. Его хаотичные движения порой абсолютно не попадали в ритм, но зато с поразительной меткостью попадали в тех, кто находился рядом. К концу второй композиции центр площадки совершенно опустел. А ещё несколько песен спустя и Йоська двинулся обратно к своему спутнику. — Фух, ну и говнище! И кто это слушает вообще?! — возмутился он, водрузив локти на стол. Худой усмехнулся, крутя в руках коктейльный зонтик: — Сказал тот, кто отплясывал под это последние полчаса. — Это неважно! Бляяяять, «Батарейка»! Ненавижу эту песню… С этими словами Свинкин убежал, снова оставляя возлюбленного в гордом одиночестве. Да уж, порой понять его было действительно невозможно. Всякий раз, слыша этот бессмертный хит, парень нудел и возмущался, но стабильно подпевал наизусть. Как и сейчас, размахивая руками и даже роняя слезу на словах про лапушкá и Андрейку. — Привет! Чего скучаешь? — погружённый в свои мысли, Илья вздрогнул. Вопрос задала длинноволосая блондинка-переводчица, до этого самозабвенно отрывающаяся на танцполе. — Привет, Ань. Да я так, просто… — Просто скучаешь? — Типа того… — опустил взгляд Худяков, продолжая теребить в руках несчастный коктейльный зонтик. Аню с перевода он знал всего пару месяцев, хотя с лингвистами как таковыми у журфака никаких контр не было. Просто пересекались они не часто, да и в той же вышеупомянутой общаге жили в противоположном крыле. А познакомились они случайно: девушка увлекалась фотографией и как раз искала модель, когда на глаза ей попался высокий молодой человек с точёными чертами лица и пронзительными голубыми глазами. Не то, чтобы Илья считал себя хоть сколько-нибудь красивым, но Анюта смогла разглядеть в, казалось бы, зажатом и угрюмом парне нечто настолько прекрасное, что особы женского пола стали укладываться за ним в штабеля. И сама фотографиня не стала исключением. — Пойдём потанцуем? — осторожно коснувшись чужого запястья, предложила она. — Не, я пас. Вон, Паркина позови, — отозвался Худой, указывая на парня с факультета истории искусств. Тот стоял у одного из столиков и пританцовывал на месте, в тёмном зале зачем-то надев солнечные очки, — Сдаётся мне, он будет только за. — Игоря? Да у него достоинств с птичий хер. Не то, что у некоторых, кстати… ну, ладно, не хочешь танцевать, тогда может хотя бы угостишь даму коктейлем? — А я уже. — Это кого это? Когда успел? Вместо ответа Илья молча указал в сторону танцпола, где в самом центре Йося бился в конвульсиях под «Незабудку». Демонстративно фыркнув, Аня развернулась и растворилась в разноцветной толпе других девчонок в блестящих пайетковых платьях. Она ушла, так и не узнав, что симпатичный тихоня с журфака просто не понял её намёков, и в карманах у него действительно оставалось лишь совсем немного налички. — Музыка всё ещё дерьмо, — резюмировал вернувшийся после очередных танцулек Йоська. — Так иди и попроси чё-нибудь другое. Девки вон, весь вечер вокруг стойки крутятся. — Не, у меня не выйдет. — Это почему ещё? — А вот почему, — наманикюренные пальцы вцепились в лохматую макушку Худого и резко опустили вниз, обращая его внимание на торчащие из-под стойки женские ноги и обтянутый узкими джинсами зад. — Эу… — Ага. Я не дурак, чтобы всякую гадость в рот тянуть. Так что, считай, ты избранный. — Кхм, благодарю… Но всё равно сходи, хотя бы узнай, чё да как. — Ладно, если выгорит, че заказать? — Что-нибудь крутое, — подмигнул Илья, опершись щекой на кулак. Конечно, на Slipknot или Children of Bodom рассчитывать было бесполезно, но вот на какой-нибудь условный Сплин или Земфиру — вполне. Чего греха таить, самому Худякову безумно нравились «Летела жизнь» и «Ромашки». Сам бы он в этом не признался никому и никогда, если бы Свинкин не застал его однажды утром, отплясывающего и напевающего себе под нос, без футболки и с кружкой кофе в руке. Пока его бойфренд придавался воспоминаниям, Йоська пытался пробиться к стойке. Распихав локтями всех «свободных» девушек на своём пути и осторожно переступив ноги одной из них, несомненно, занятой очень важным делом, парень перегнулся через пульт и оказался на интимно близком расстоянии от лица диджея. Тот был на вид даже младше, чем Свинкин, от него пахло сигаретами с какой-то дешёвой дурью, широкий нос занимал примерно половину смуглого лица, а кислотно-голубые дреды щупальцами тянулись от головы к плечам. — Чувак, а можно чё-нить другое включить, а? В затуманенных неизвестно чем глазах засквозили слабые отблески мыслительного процесса. Поджав украшенные пирсингом губы, «чувак» кивнул. Что ж, это ободряло. Шепнув что-то диджею на ухо, Йоська с энтузиазмом рванул на танцпол. Стоит ли говорить, что Илья, завидев его, собрался покинуть свой бастион в виде одиноко стоящего стола. Вот только вместо старой доброй классики русского рока заиграло нечто совсем другое… «Будуар императрицы повидал немало на своём веку…» — томно запел женский голос из колонок. С тяжёлым вздохом Худяков вернулся на своё место и уронил голову на стол. Только не это. Что угодно, но только не Аллегрова, блять!!! Их с Йосей музыкальные вкусы ничем не отличались, кроме любви последнего к панковскому андеграунду и вот этой вот guilty pleasure. Чем его так зацепило творчество народной артистки, неизвестно, но отплясывал он под неё сейчас, как в последний раз. Даже редкие парочки, облюбовавшие танцпол на короткое время, отступили, и уже ничто не могло сорвать Свинкину его бенефис. Мда, нехило же его развезло… Двигался он просто ужасно, норовя искалечить других, либо себя, бесконтрольно размахивал руками, тряс копной белокурых кудрей и невнятно орал что-то вроде текста. И при всём при этом увозить свою «императрицу» в вечернем экипаже на окраину Москвы так быстро Илюха не планировал — после такой встряски её величество рискует заблевать весь салон такси. Так что оставалось только ждать, пока Йоська нагуляется, и уже потом думать, как доставить его тушку обратно в их царские Чертановские хоромы. — Гуляяяяяй, шальная! Императрииица! И вся страна, которой правишь ты, берёт с тебя пример! Легкоо влюбиииться! Императрииица! Когда так страстно бирюзовым взглядом смоооотрит офицеееер! — проорала звезда танцпола, вешаясь Худякову на шею. — Так, ну-ка слезай с меня, все смотрят! Нихера ж себе тебя накрыло… — Пи-ик!-здёж, — со всей серьёзностью заявил Свинкин, едва не падая, — Открою тебе секретик, зай, я вообще-то самый трезвый в этой ик! дыре. — Я вижу. Поехали домой, пока ты ещё на ногах держишься. — Ахах, а меня мой офицер в будуар везёт! Уяснили, сучки?! — Пойдём… На выходе из клуба их встретил пустой, слабо освещённый закоулок. Странно, но добрая часть маленьких московских клубов расположена в приблизительно таких же локациях (в переулках, тупиках, промзонах), и только этот носил название «Isla de Muerta». Почему? Да потому что это место, как и остальные ему подобные, мог найти только тот, кто уже знал, где оно находится. Как Йося, неоднократно торговавший здесь мерчом на концертах всяких ноунеймов. Кое-как вытолкав вдрызг пьяное тело из клуба на морозный февральский воздух, Худой оперся о стену и выудил сигарету из пачки. Поджечь её получилось лишь с третьей попытки: замёрзшие руки мелко тряслись, отчего дрожал и огонёк зажигалки. Всё это время Йоська простоял, вперившись лбом в противоположную стену. На обоих парнях не было даже курток, но перспектива коллективно заболеть почему-то ничуть их не смущала. — Йось… А, Йось, — елейно пропел Илья, стряхивая пепел на землю. — М? — Полегчало? — кучерявая голова слабо закивала, — Домой поедем? — Не хочу… — А чего хочешь? — Воды. И желательно поссать. — Так, блять, давай только не здесь, — бросив недокуренную сигарету в снег, Худяков схватил возлюбленного за плечи; тот уже ожесточённо воевал с пряжкой ремня, когда его силой уволокли обратно в тёмный прокуренный подвал. Через 10 минут парочка снова стояла возле облюбованного ими столика. Свинкин, чуть более трезвый, чем до этого, молча крутил в руках полупустую бутылку воды — последнее, на что им хватило денег, и то пришлось треть суммы занять у архивистов. Теперь о том, чтобы поехать домой на такси, не могло быть и речи, значит, свалить отсюда им надо где-то до часу ночи, пока не закрылось метро. Взгляд упал на худяковские наручные часы: полдвенадцатого. Вагон времени, учитывая, что больше пить у них в этот вечер не получится. — Как насчёт медлячка, народ? — устало просипел диджей, впрочем, толпа ответила ему с большим энтузиазмом. Как минимум половина пришедших разбилась по парам и наводнила собой танцпол. Протяжные звуки виолончели раздались из колонок — пожалуй, более подходящую композицию, чем «Мой рок-н-ролл» придумать было сложно. — Потанцуем? — робко спросил Йося, на что Илья отрешённо помотал головой: — Не хочу. — Но ты же любишь эту песню! — И что? Не поймут они нас, понимаешь? Сощурив голубые глазки, Свинкин всмотрелся в завешенное светлыми патлами лицо. Хочешь же, падла, так чего стесняешься-то, а? Да не будь здесь всех этих людей, ты же первым бы предложил! Не отрывая взгляда от любимого, Йоська схватил его за руку и решительно потащил прямо в центр зала. Худой даже моргнуть не успел, как чужие руки обвили его шею, а пухлые губы коснулись уха: — Забей на них. Пусть думают, что хотят. А мы будем танцевать. Откровенно говоря, массовик-затейник рассчитывал на какую угодно реакцию, начиная с попытки отшутиться и заканчивая ударом по морде, но то, что сделал в итоге его парень, стало самым настоящим сюрпризом. Йося почувствовал, как тело в его объятиях тяжело выдохнуло, а затем — как руки совершенно невинно обняли его за талию. Шаг влево, шаг вправо, поворот… Боже, он до сих пор помнит вальс с последнего звонка. И этот идиотский костюм с пионерским, сука, галстуком. И противный голос классухи: «Худяков! Перестань Саше по ногам ходить! Саша! Ну ты не видишь, что он запутался?! Ну помоги мальчику, не стой столбом!» И то, как Саня презрительно поджимала губы и морщила нос: поставить двух оторв вместе на вальс — отличная же идея! План надёжный, как швейцарские часы! Особенно учитывая, что танцевать из них не умел ни один, ни вторая. Сейчас тоже, но теперь это ощущалось как-то… по-другому, что ли… Словно весь окружающий мир действительно растворился, и все — филологи, историки, рекламщики — все исчезли. И действительно стало плевать. Где-то сбоку Копылов громко крикнул «Пидоры!» и Анька-переводчица уронила бокал лонгайленда, но Илья уже не обращал на них никакого внимания. Закрыв глаза и уткнувшись носом в мягкие блондинистые кудряшки, он тихонько подпевал словам любимого трека. Прольются все слова, как дождь, И там, где ты меня не ждёшь, Ночные ветры принесут тебе прохладу На наших лицах без ответа Лишь только отблески рассвета Того, где ты меня не ждёшь...