А нам осталась любовь до умопомрачения
А нам достался апрель, сдавшийся снегам
Среди осколков вселенной, страхов и сомнений
Одна осталась нам
Любовь
***
Погода в последнее время не радовала обилием солнечных дней. Тучи плотным слоем окутывали город, не позволяя ни малейшему лучику просочиться сквозь них. Впрочем, что ещё ожидать от московского апреля? Однако дух весны уже вовсю витал в воздухе, надеясь со дня на день пробудить заспанных детей природы. С одним из них этот фокус удался: диковинный зверёк зашевелился в своей норе и высунул нос из-под одеяла. Пуховое, тёплое, оно явно не хотело отпускать хозяина наружу, но и удерживать его в своих цепких объятиях долго не могло. За носом медленно показалась спящая, чуть обросшая щетиной мордочка. Самоизоляция зверьку на пользу не пошла. Как и его соседу, правда, тот проснулся значительно раньше и уже успел привести себя в порядок. Накрашенный зелёным лаком палец забарабанил по самому кончику длинного носа. — Илюш, вставай, — мордочка искривилась, а всего секунду спустя заулыбалась, приоткрыв один глаз, — Доброе утро! — Доброе… — Кофе будешь? — сходу поинтересовался Йоська. Он стоял, слегка наклонившись, упираясь ладонями себе в колени, и, казалось, светился от счастья. Такое персональное кудрявое солнышко. Теперь уж точно. — Не… Чай буду, пожалуй. — Супер! А то у нас кофе закончился, я себе последний высыпал. Завтрак на столе, присоединяйся! Последние слова он выкрикнул уже из коридора, куда радостно ушлёпал, виляя бёдрами. Худой довольно поёрзал: теперь всё будет по-другому. Больше никаких долгих стояний под душем, влюблённых взглядов украдкой, стеснений и прочего, заебавшего его за полтора месяца. Забавно, как общая бессонница может изменить жизнь! Сразу начинаете говорить по душам, копаетесь в собственном мусоре, достаёте свои сокровища: камешки, бусины, шарики от подшипников, фишки с покемонами… Показываете их друг другу, а потом внезапно выясняется, что у одного из вас есть фишка, которой не хватало другому. А у другого — жук в спичечном коробке, потерянный первым однажды в песочнице. И вроде всё просто, все карты на руках, берите да объединяйте свои коллекции в одну, но эпохальное «Может попробуем… ну…» из себя приходится выдавливать. Потому что… ну блять… Это как-то неправильно всё равно… Илюхины социальные установки и так последние несколько лет держатся на соплях, а тут ещё Йоська херит всё своим «Ну слава яйцам, я уж думал, не предложишь!» И можно уже вроде как без стыда прижиматься к нему во сне… и вдыхать запах его волос, утыкаясь носом в мягкие кудри… Так странно, но больше приятно… — Выспался? — улыбнулся Свинкин, подтолкнув (теперь уже) возлюбленному тарелку с глазуньей. Худяков, не глядя, достал вилку из выдвижного ящика, и сел напротив. — В кои-то веки да. Ты, я смотрю, тоже? — Типа того. Я тут подумал, может, прогуляться сегодня сходим? — Можно. Куда? — Ну, например, на Арбат. Ни разу там не был, если честно. — Хорошо, поехали. А вечером чем займёмся? — тихо спросил Илья, ковыряя вилкой растёкшийся желток. Теперь, когда природа их отношений стала совсем другой, казалось странным продолжать жить, как раньше. Ну, словно ничего вчера ночью не произошло. В этот день хотелось сделать что-то особенное, что-то, что запомнится на всю жизнь, что-то яркое, взрывное! Но уши пока ещё краснели при мысли о «взрослом» слове из четырёх букв. — Может, шарлотку приготовим? — А ты умеешь? — Ну, сам я не пробовал, но мама очень вкусную делает. Давай? А почему нет? Да, их общие знания о готовке не превышали базовое «пельмени-яичница-сосиски-макароны», но это же не повод не браться за что-то новое! Сахар у них есть, яйца — тоже, и даже формой для выпечки их обеспечила добродушная хозяйка квартиры. Всего-то оставалось купить муку и яблоки. Но, конечно же, после прогулки по Арбату, открывавшей новую главу их истории.***
— Надо будет нормальную купить… — задумчиво протянул Йося, надевая в метро самую обыкновенную медицинскую маску. Худой, сидящий рядом, робко положив голову ему на плечо, усмехнулся: — А эта тебе чем не угодила? — Я красивую хочу! — Красивую? — Ага. Цветную. И с рисуночком ещё. И тебе тоже купим, давай? — Я согласен только на Венома. — Хорошо, с Хеллоу Китти, так с Хеллоу Китти. — Ой, иди ты! Они осторожно переплели пальцы под полами курток, словно боясь, что один мимолётный взгляд со стороны разрушит хрупкую идиллию, наконец установившуюся между ними. Но смотреть на, в общем-то, ничем не примечательную парочку в полупустом вагоне было особо некому. И не только в метро: подобно европейским городам четырнадцатого века, когда люди покидали их, спасаясь от чумы, Москва уже месяц как опустела, поражённая новой чумой, уже века двадцать первого. Всегда многолюдный Арбат теперь будто осиротел, уныло простираясь до самой Смоленской площади. Таким его видел Худяков, заставший улицу во всей красе в «лучшие времена», когда в детстве бывал в столице с матерью. Свинкину же сравнивать было не с чем, и он, то и дело дёргая возлюбленного за рукав, полными восторга глазами разглядывал наштукатуренные особнячки, сувенирные лавчонки и картины единственного оставшегося уличного художника. «Илюш, Илюш, смотри!» И Илюша смотрел. На матрёшки, расписанные под президентов, на шарж Джонни Деппа и на «Condomerie», в народе больше известную как «Презервативная». — Ты как из глубинки выбрался, ей-богу. Этот хлам ж в каждом туристическом регионе продают! — Не занудствуй, я пытаюсь хоть какое-то развлечение себе найти… — Хочешь, я тебе развлечение найду…? — интригующе бросил Худой, заприметив вход в арку в отдалении. Йоська нахмурился и подозрительно сощурил глазки: — Что ты там задумал, чертила? Худяков молча взял его за руку и увлёк за собой. Открытые ворота привели их во двор, усеянный редкими посетителями местной кальянной, а прямо за ним обнаружилась ещё одна арка. Тёмная, безлюдная, совершенно не просматриваемая со стороны улицы — то, что надо! Именно туда Илья и потащил своего парня, ведомый неизвестно откуда взявшейся решимостью. Сделать что-то особенное, да? — Ты чего? — тихо спросил Йося, вжавшись спиной в кирпичную стену. — Мне хочется поцеловать тебя… — робко прошептал Худой, а затем добавил, — Если разрешишь. Свинкин раскраснелся и потупил взгляд: стыдно признаться, но в свои 18 он всё ещё был невинен, как дитя. Разве что за ручки держался несколько раз, но это не в счёт. До «настоящих» поцелуев он не доходил никогда. Немудрено, что сейчас, когда судьба настигла его столь внезапно, он испугался. Голову в плечи вжал и издал не поддающийся определению писк. Писк?! Боже, Йось, это что ещё такое??? Будь мужиком, соберись! Илюха ж щас на тебя посмотрит, решит, что ты брезгуешь, и обидится. Тебе оно надо? — Нет! — выпалил Йоська, спрятавшись в свой широкий вязаный шарф. Худяков отступил назад с видом отхлёстанной собаки: — Ну… ну ладно… Прости, что перегнул, я не хотел. — Не, не, я не в этом смысле! Я… давай… — Правда? Можно? — Мгм... Илья улыбнулся так солнечно, нежно, а у Йоси чуть ноги не подкосились: вроде ничего особенного, всего лишь поцелуй, но страшно пиздец. Это же что-то новое, неизведанное. Это холодные пальцы на горящих румянцем щеках. Это наспех облизанные губы и чужое дыхание с ароматом мятной жвачки. — Спокойно, не бойся. А не бояться как-то не получается. Зато получается хихикать, как припадочный, и отшатнуться, как только кончик языка мягко касается губ. Чёрт, какой же стыд… — Что-то не так? — Н-нет… Я просто, ну… ещё ни разу не этого самого… Я без понятия, как это делается… Не смейся! А Худой и не смеётся. Стоит и задумчиво хрустит костяшками пальцев, бегая глазами по кирпичной кладке. И от этого зрелища под землю провалиться хочется… — Для начала расслабься… и просто дай мне попасть языком тебе в рот, окей? Окончание фразы Худяков произносит быстро, чудом не сглатывая половину звуков. Нервничает. Щёки от волнения вовсю полыхают, но сдавать назад как-то не по-пацански. Сам же Йоську сюда затащил. Придурок, блять, хорош ссать, сделай уже что-нибудь! И он делает. Заправляет волосы за уши и быстро подаётся вперёд. А дальше время начинает тянуться бесконечно долго. Свинкин шумно выдыхает через нос, что-то пищит, пока Худой, взяв его мордочку в ладони, осторожно проскальзывает языком меж зубов. Откуда-то со двора раздаётся смех. Его быстро сменяет ругань, приправленная сильным южным акцентом. В ноздри бьёт запах Йоськиной гигиенички. Клубничной. Кажется, он даже не успел её с губ своих сожрать. Первые секунды стоит, как истукан, вросши в стену, но скоро начинает отвечать на поцелуй. Робко, стеснительно, и Худяков уже сам тихонько постанывает. Блять, три месяца! Три ёбаных месяца ему понадобилось, чтобы от «Да он мне просто друг… почти брат…» придти к такому. Какого хрена так долго?! Пожалуй, никогда в жизни Илюха так ни о чём не жалел, как сейчас о столь бездарно проёбанном времени… Чего греха таить, было определённо что-то в том, как Свинкин топтался на месте, смущённо попискивая, и как нежно касался худяковских щёк, покрытых мягкими щетинками. Кто бы мог подумать, что их первый поцелуй произойдёт здесь, в арбатской подворотне, среди тухнущих ошмётков еды, под далёкий смех дагестанцев? — Мы поцеловались… — тупо пискнул Йоська, закрыв рот ладошками. Илья отвёл взгляд и ладонью стёр слюну с губ. — Но это было классно. Разве нет? — Йося покраснел так, что слился с кирпичами позади себя, но всё же активно закивал, — Пойдём отсюда, тут воняет, что пиздец. И они пошли. Вместе, взявшись за руки. До самой стены Цоя, где Свинкин, привстав на носочки, позволил себе чмокнуть любимого в щёку. Тот, конечно, запротестовал («не при Викторе Робертовиче же!»), но жест оценил. Даже очень. Настолько, что улыбался всю обратную дорогу. А потом Худой потратил остатки стипендии на муку и яблоки для шарлотки. Вот и первый его весомый вклад в их отношения — если с готовкой Йоське не поможет, то как минимум вложится материально. Хотя, в кулинарном искусстве они, пожалуй, были на равных… — Ты уверен, что знаешь, что делать? — Не ссы, — обрубил Йося, набирая номер матери, — АЛЛО, МАМ?! Привет! А ты как шарлотку готовишь? Мы с Илюхой решили попробовать. Да, сами. Нет, ничего не случилось, мы просто хотим шарлотку. Так, Илюх, записывай, четыре яйца… — Худяков послушно черкал ручкой по обратной стороне чека из продуктового, подробно записывая все граммовки, температуру и время выпекания. — А молоко надо добавлять? — Мам, молоко надо добавлять? Не, не надо. А, разрыхлитель впиши ещё. Чайную ложку. — А у нас его нет… — А если нет разрыхлителя? А, окей. Соду гашёную тогда. Столько же. Сода есть у нас? — Не знаю, ща посмотрим, но я на всякий случай и разрыхлитель записал. — Супер. Пасиб, мам. Да, конечно, позвоню! Пока! Соды с уксусом дома не оказалось. Вроде бы странно, но для необжитой съёмной квартирки вполне естественно. Три месяца парней ничего не смущало, а сейчас… Сейчас хотелось привнести в своё жилище капельку домашности, хотя бы на уровне соды с уксусом. И Илья, как помощник повара, побежал в магазин, благо, тот находился прямо в доме, и весь поход не занял и десяти минут. — Давай всё сюда, руки иди мой, — скомандовал с порога Свинкин, изъяв у возлюбленного бутылку уксуса и пачку соды. — А корицу добавлять будем? Я взял! — Можно. И это, лохмы свои резинкой подвяжи, я пирог с волосами есть не буду. Худой фыркнул, глядя на себя в зеркало в ванной. Не такие уж они и длинные у него… Вон, на затылке даже не собираются нихера! Только в огрызок какой-то… И чёлка тогда висит. Проблема… — Да заправь ты её за уши уже! — не выдержал Йося, завязывая бандану, как заправский каратист; судя по полоскам муки на щеках, с пирогом он собирался воевать, и, похоже, Илюха оказался прав, — Рядовой Худяков, пиздуйте резать яблоки! — А ты? — А я тесто делать буду. Надо ли говорить, что за все 19 лет своей жизни Худой ни разу не видел настолько загаженной кухни? Даже общажная, с неработающей духовкой и тараканами в углу, по сравнению с этим была образцом чистоты. Горки муки виднелись то там, то тут, вызывая отнюдь не порядочные ассоциации, яичные скорлупки валялись в раковине, а густые желтоватые капли стекали даже с верхних шкафчиков. Ну, хотя бы яблоки у них получилось ровно порезать — спасибо маменьке и её «общественно-полезным» дачным делам. — Я закончил. — Я тоже! — отозвался Йоська и слизнул каплю теста с кончика носа. «Вау…» — невольно пронеслось в голове у Худякова. Кажется, его удивление было слишком заметно, потому что Свинкин расплылся в улыбке и хихикнул: — Не знал, что я так могу? — Неа… — Ну вот теперь знаешь. Форму доставай, пока я духовку грею. Храните все боги мира Зиновию Аркадьевну, сменившую газовую духовку на электрическую перед тем, как сдать квартиру «интеллигентному мальчику из Люберец»! В противном случае парни либо остались бы без шарлотки, либо взлетели бы на воздух вместе с парой прилегающих квартир. Живущий по соседству Метёлкин точно не простил бы им свои цветы… Он и так на Йосю наезжает постоянно за использование его герани в качестве пепельницы, а тут… Размышляя о незавидной судьбе какого-нибудь условного фикуса, Илья старательно выкладывал яблоки в форму, предусмотрительно смазанную маслом. Йоськина мать не сказала об этом, видимо, понадеявшись на догадливость своего чада, и, можно сказать, почти не прогадала. Куда сложнее оказалось залить это всё тестом, не оставив «дыр». Вышло плохо, но на первый раз ребят можно было и простить. — Теперь сорок пять минут сидим и ждём, — объявил Свинкин, усевшись на краешек стола. — Просто сидим и ждём? — Так, по тону слышу, чёт придумал уже. Ну? Если читатель ожидает, что худяковской наглости хватило на ещё один поцелуй или, боже упаси, обнимашки в кровати, то, увы, нет. Какие могут быть нежности и прочие розовые сопли, когда есть документалка про массовое убийство на Хинтеркайфеке? А ещё Йося, не скрывающий изумления и строящий с десяток новых теорий в дополнение к уже озвученным блогершей. И хотя Илья пытался донести до него, что «Ганноверский вампир» никак не мог быть убийцей и это предположение — самое тупое из возможных, эффекта его старания не возымели. Зато пирог чуть не сгорел. — А я говорил тебе, хуйня это всё! А ты «Да ты чё, Илюх, да точно»! Тьфу, блять! — Не ори, — отмахнулся Йоська, выскрёбывая шарлотку на разделочную доску, — Ничё и не сделалось! Ну подгорело немного вот тут вот, ну и что? Волков бояться не будем зато! — Твой оптимизм меня порой просто убивает… — Это не оптимизм, это бабушка моя так говорит. Кстати, мы так и не придумали, что пить будем. — Чай? С шарлоткой-то. — Ты серьёзно щас? Худой неловко улыбнулся и заправил выбившуюся чёлку за ухо. — Ладно, пошли за пивом. Вечер стоял пасмурный, морозный, а низко нависшие тучи сыпали последними мелкими снежинками. Ветер трепал голые ветви деревьев и флаги на фасаде ставшей родной панельной многоэтажки. Несколько окон сиротливо светились на верхних этажах. Красно-белая вывеска «Магнита» в такую погоду выглядела ещё более уныло, чем обычно. Даже всегда смешливая Соня, казалось, растеряла былой оптимизм и сухо приветствовала немногочисленных покупателей. — Чего весёлые такие? Праздник какой? — Ага, — радостно кивнул Свинкин, свалив на ленту шесть банок пива, — День космонавтики. Худяков спрятал усмешку за медицинской маской. День космонавтики, конечно… Профессиональный праздник. Два астронавта — исследуют космос друг друга. Душевный! Глубокий — это как-то слишком. Изучать чёрные дыры никто из них и не сунется, пожалуй. Нет бюджета, опыта и желания. Это что-то для совсем отчаянных. А для таких, как они с Йоськой, и быстро чмокнуть друг друга на выходе из магазина — уже подвиг. — Вернёмся, я Олегу шарлотку отнесу, — решил Свинкин, подняв глаза на залитый светом соседний балкон, — У него завтра семинар по конституционному праву и английский ещё. Пусть порадуется немного. — Ты всё его расписание выучил, что ли? — Да нет, просто вчера курили вместе вечером, он и рассказал. Остаток пути до подъезда они прошли молча, переплетя замёрзшие пальцы, и только зайдя в лифт, Худой как бы невзначай бросил: — Знаешь, а ведь он до этого не курил. Йося пожал плечами. Ну не курил и не курил. В чём проблема? Припёрло — начал. Может у него в универе проблемы какие или в семье, вот и снимает стресс таким способом… Своеобразная форма селфхарма, не оставляющая шрамов на коже. Удобно. И разницы по большому счёту никакой. А вообще Метёлкина жалко… Он чувак хороший, зажатый только сильно и часто глупости несёт. Хотя, наверное, это тоже от нервов… Тогда тем более надо ему шарлотку отнести. — Здарова, прости, что так внезапно! Я тут это… в общем… у меня праздничек, Олежик, угощайся! — Спасибо, — улыбнулся сосед, принимая тарелку с большим куском пирога, — А что за праздничек? — Да так… — уклонился от ответа Йоська и, не попрощавшись, уполз к себе в квартиру. Зачем распространяться о таких вещах? Кто знает, вдруг Олегу неприятно будет. Страшно не хотелось бы лишиться друга из-за подобной ерунды… — Я гитару достал, — радостно объявил Худяков, настраивая потрёпанную акустику. На кровати, на дешёвом пластиковом подносе, стояла вскрытая банка пива и две тарелки с неаккуратно порезанной шарлоткой. На одну из них Свинкин и накинулся, вмиг позабыв о Метёлкине и его возможной «нетерпимости», — Что сыграть? — А «Сектор» можешь? — Могу, — пара минут на то, чтобы найти аккорды (ибо на свою память Илья уже не надеялся) и дать Йосе дожевать пирог, и по комнате разнёсся блатной Am, — Солнце осветило горизонт, утро оборвало мой сладкий-… — Не, не, не то! Давай «Частушки». Скорее всего, читатель имеет представление о глубочайшем смысле данной композиции и может себе вообразить, что слушали соседи в течение следующих пяти минут. Перформанс вышел, несомненно, яркий (особенно Йоськина партия про то, как церковь обокрали), но много, к сожалению (или к счастью), такого искусства выдержит не каждый. Нужно что-то другое, более приземлённое, простое, не требующее интенсивного мыслительного процесса. — «Скажи» Сплина знаешь? — Эт которое «скажи, что я её люблю»? — Ага, — кивнул Худой, на память поставив пальцы в до-мажор. — Конечно знаю. Ебашь! Откровенно говоря, текст песни Свинкин знал плохо. Ну не любитель он мейнстримной «классики», ну что поделать? То ли дело «Оргазм Нострадамуса»… Тоже классика, но зато какая! Не вот эти вот цивилы питерские, а истинные трушники из таких ебеней, что Васильеву и компании и не снились! Но это если говорить про оригинал песни. В исполнении Худякова, попадающего в ноты через раз, сопливые строчки про Неву и её великолепный вид звучали совсем по-другому. Более грязно, живо… искренне? — И кругом голова, по буквам, по словам возьми мои слова и брось к его ногам, — пропел Илюха, усмехнувшись собственному перформансу; Йося, судя по тому, как чуть не подавился пивом, тоже оценил, — Скажи, что я его люблюююююю! — Без него вся жизнь равна нулююююю! — Из-за него вся жизнь равна нулюююю!!! — пропели (или скорее проорали) они вдвоём. Их голоса сплетались воедино, сливались и разделялись, уносясь далеко за пределы квартиры через открытое окно балкона. В сторону холодного апрельского вечера, сквозь голубой сигаретный дым, туда, где ждало их счастливое, теперь уже совместное будущее.