Какой же чёрный нам выпал век, А мне мерещится вдалеке Живой надежды забытый свет,
Так верь же мне: Это точно пройдёт...
***
Поезд мчался по тоннелю на юг. Вжавшись в угол первого вагона, Лёша Красивода украдкой рассматривал стоящих рядом с ним пассажиров. Черноволосая девушка в розовой шапке и с шоппером с Маяковским. Высокий мужчина в длинном пуховике Columbia, делающем его самым настоящим великаном. Длинноволосый парень, похожий на пополневшего Джастина Бибера. Старушка с сиреневым гнездом на голове и сумочкой из потрескавшегося кожзама. Девочка из ближнего зарубежья, с родителями. Куда они все едут? Кто знает. Кто-то по своим личным делам, кто-то — по более интересным и важным. Как минимум треть народа, находящегося в поезде, выйдет на Чеховской. Чуть поменьше — на Боровицкой. Всё-таки, сегодня воскресенье. А воскресенье, как известно, идеальный день для прогулок. И Лёшка бы тоже хотел схитрожопить, выбежать из поезда на Чеховской, чтобы через Пушкинскую доехать до Китай-города, но… нельзя. Он Олежику обещал никуда не ввязываться. «Во-первых, тебе восемнадцати нет, а во-вторых, я сойду с ума, если с тобой что-то случится, понимаешь?» «Понимаю» — ответил ему тогда Красивода и теперь кусал губы, направляясь не на битву добра со злом, а в Чертаново. Дома сидеть было невыносимо, а Метёлкин давал необходимое ощущение безопасности и… надежды, что ли… Он никогда не показывал своих слабостей, сохранял хладнокровие, решительно шёл до конца. В одиночку защищал друга детства, когда все были против. А ведь, если бы не Толя, их бы всех переловили уже давно, наверное… Свинкина точно, с его авантюрами типа «слинять на митинг с утра пораньше и никому не сказать». Да и Лёшку Лялин координировал хорошо — подсказывал хорошие места для расклейки, а иногда и прикрывал. И всё благодаря Олежику! Если кому пацан и мог довериться в это мрачное время, то только ему. Съёмная однушка по Сумскому проезду, 9 стала для мальчишки вторым домом, а сам район, как это ни парадоксально, — самым безопасным местом в городе. Маленькая фигурка в зелёной куртке и шапке с помпоном шустро шла от метро. Снег уже растаял, чтобы снова выпасть где-то в начале апреля, а Большой Чертановский пруд покрылся множеством серых проталин. Красивода подтянул лямки рюкзака и ускорился — раньше придёт, больше времени проведёт с Олегом. Они будут сидеть на кухне, пить чай, его любимый, с жасмином, и рисовать. Метёлкин, конечно, будет часто отвлекаться на телефон — надо же Йоську вылавливать в случае чего, — да пускай. Главное, что они будут с Лёшей вдвоём. Мысль простая, но приятная, и пацан сморщил носик в предвкушении. Солнце только-только начало пригревать, усеяв его россыпью рыженьких веснушек. Олежа сказал, что это мило. Что ж, наверное, так и есть. Из единственного подъезда дома номер 9 вышел мужчина с собакой и придержал Красиводе входную дверь. Скрипучий лифт вмиг домчал мальчишку до седьмого этажа, но попасть в нужную квартиру Лёше было не суждено: на три коротких звонка никто не открыл. На три длинных — тоже. Ни через две минуты, ни через пять. «Может, в магаз спустился» — решил пацан и уселся на ступеньки лестницы. Ничего, он подождёт. Сколько можно в магазин ходить? Минут 15-20? Нормально. Прошло почти полчаса, а Метёлкин так и не объявился. — Ну давай, возьми трубку, блин, — бурчал Красивода, гладя чьего-то кота по спинке; тощего такого, серого, — Не отвечает… как думаешь, куда он делся? — Мряв! — ответила животинка и повернулась к пацану меховым задком. — Вот и я того же мнения. За следующие 40 минут мальчишка обсудил с Барсиком все свои житейские проблемы и парочку философских, нарисовал его портрет и ещё тринадцать раз позвонил Олегу. Когда где-то внизу громыхнула дверь квартиры и женский голос позвал котяру домой (тогда-то Лёшка и узнал его имя), зверёк убежал, оставив пацана в гордом одиночестве. Дальше так сидеть было невозможно, и Красивода, перерыв здоровенный пенал с бесконечным количеством карандашей, откопал в нём скрепку. Взламывать замки, конечно, неправильно, да и опытом он похвастаться не мог, но что делать? Холодно в подъезде-то. Ещё и в туалет пиздецки хочется… Как это в фильмах делают? Согнуть скрепку или шпильку, вставить в скважину, провернуть. Всё просто. На первый взгляд — да, на деле — нихуя. Лёша чертыхался с этой несчастной дверью бог знает сколько времени, весь вспотел и даже не заметил, как за его спиной открылась дверь соседней квартиры. — Лёшк, ты, что ли? — пацан подорвался и замер, резко обернувшись. Вот кого-кого, а Йосю он меньше всего ожидал увидеть перед собой. Надо ли думать, время-то к обеду уже, а он не на площади… лиловый синяк под глазом не считался поводом для опоздания. Только не в случае Йоськи Свинкина. — Я… — ответил мальчишка, теребя в пальцах гнутую скрепку. — Метёлкина грабить собрался? — Да я пришёл, а Олега дома нет, ну я и… и вот… — А подождать не пробовал? Или позвонить? — Такой ты умный, блять, конечно! Пробовал — полтора часа кукую здесь, на звонки не отвечает, че делать — без понятия, — вспылил Лёшка, откинув растрёпанные волосы с лица. Йоська в ответ только ухмыльнулся, подошёл к нему и притянул к себе за плечо: — Смари, ща старина Йося тебя научит. Видишь, фикус на окне пролётом ниже стоит? — Вижу. — Под горшок загляни. Мальчишка широко распахнул глазки и согнул несчастную скрепку пополам: — Э, а мне он про это не рассказывал! — Так и мне не рассказывал. Я пепельницу искал просто. Наспех бросив «спасиб тебе», подросток вприпрыжку спустился на площадку между этажами и обхватил руками тяжеленный горшок с фикусом. Когда-то на его месте стояла герань, в алых всполохах цветов которой Свинкин прятал сигаретный пепел. Теперь она перекочевала в квартиру, освободив подъездный подоконник для собрата менее пышного и, зараза, более внушительного по размеру. И ладно бы Метёлкин поставил его в какую-нибудь миску или блюдце, тогда бы не составило проблемы переставить горшок и достать запасной ключ. Нееет, природная тяга к экономии подсказала ему гениальную идею — использовать в качестве кашпо лоток из-под замороженного куриного филе. И хрен ты теперь эту махину из него вынешь! Но Красивода не был слабаком (попробуй тут, таская с собой этюдник и тяжеленный рюкзак) и, поднапрягшись, перетащил горшок с фикусом на подоконник. Как Йося и сказал, на дне контейнера лежал ключ. Когда Лёша поднялся обратно, на этаже никого уже не было. Зато был холод, скука и некоторые потребности, неудовлетворение которых сулило большие несчастья. Олег никогда не запирал дверь на верхний замок, вполне довольствуясь нижним, так что попасть в квартиру пацану не составило труда. Метёлкин вернулся ещё минут через 15. Вставил ключ в замочную скважину, немало удивился, что дверь открыта, бесшумно отворил её, споткнулся о чужие кроссовки у порога и тихо засмеялся: — Лёш, привет! — Привет! — послышалось со стороны кухни, — Чай будешь? — Буду. Ты как в квартиру попал? — Ключ запасной под фикусом нашёл! Чайные листья раскрывались в кипятке, наполняя воздух приятным ароматом жасмина. Сквозь прозрачное, чуть запотевшее стекло заварочного чайника вода, окрашивающаяся в нежный жёлто-зелёный цвет, казалась особенно неземной. К тому моменту, как Олег вошёл, завязывая шнурок на поясе спортивок, чай уже успел неплохо развариться, а из верхнего шкафчика вынырнул полупустой кулёк желейных конфет. — И не слипнется у тебя, в одно жало всё есть? — Пускай слипнется, — фыркнул Красивода, довольно чавкая, — Зато сейчас я счастлив, что пиздец. Метёлкин усмехнулся, размешивая сахар. Здорово, что счастлив. Хотя бы сейчас. Кажется, ему и правда стало лучше за последние несколько дней. Вон, уже не чёрное худи носит, в капюшон от всех прячась, а в рыжей футболке с Нирваной сидит. И волосы свои снова в хвостик маленький собирает… Мордочка открытая, красивая, даже россыпь прыщей на щёчках её не портит. А эти очаровательные веснушки на вздёрнутом, выточенном носике… С опозданием Олег понял, что откровенно пялится. Месяц назад он бы устыдился, на любые вопросы придумал бы оправдания, но сейчас в этом уже не было надобности. Да и Лёша, будто уловив это странное нечто, промелькнувшее между ними, не проронил ни слова. — Иди сюда, — тихо выдохнул Метёлкин, отодвигаясь от стола. Красивода помялся, сомневаясь, правильно ли он понял, что от него хотят, а затем встал и медленно опустился на чужие бёдра. Лицо к лицу, тело к телу. Расцветая неловким румянцем, мальчишка подался вперёд и чмокнул свою музу в губы. — Ну нет, так не пойдёт, давай по-нормальному. — Я потом не остановлюсь иначе… — А мы куда-то спешим? И ведь верно… Йося в центре, на Пушкинской или на Китай-городе. Скорее всего второе: Толю сегодня послали туда, а с ним можно особо не переживать, да и Илюха сто процентов сидит, мониторит ситуацию через ноут, значит, Олега вряд ли звать станут… а вечером Лёша ещё успеет на расклейку… Хихикнув, подросток обхватил шею возлюбленного и впился ему в губы с таким жаром, что тот отшатнулся. Да, вот такой вот он, ненасытный, влюблённый до безумия. Дорвавшийся до своей Галатеи Пигмалион. Сравнение пошлое: всё же Олежа лучше какой-то статуи. Он не Галатея, он — Иошихиро. Идеальный во всём. Ну, или почти во всём… Прорываясь сквозь оковы чужой нерешительности, Красивода обхватил запястья Метёлкина и переместил его руки себе на задницу. — Наглеешь. — Наглею. — А если так? — шепнул Олег в приоткрытые губы, прежде чем скользнуть ладонями под Лёшины джинсы. Чёрт, как будто не этого пацан ждал всё это время! Грезил, как эти аккуратные, словно у статуи, пальцы коснутся ягодиц, огладят волны растяжек, царапнут кожу ногтями, а потом… Сквозь несдержанные мальчишеские стоны донёсся голос Нэнси Синатры. — Не отвечай! — бросил подросток, запуская руки любимому под футболку. — Это Свинкин, не могу. — Пусть Худому звонит, не отвлекайся. — Да погоди ты, я у нас юрист или кто? — фыркнул Метёлкин, включая громкую связь. Из динамика сквозь невнятные шумы донёсся Йоськин визг: — Олег?! Спасай, Илюху запаковали походу. От услышанного Красивода едва не навернулся с Олеговых коленей. Тот был шокирован ничуть не меньше (да что «шокирован», он натурально охуел) и только и смог, что сипло выдавить: — П-погоди… он что, с тобой поехал, что ли?! — Да, со мной, — просто ответил Йося, словно Илья каждый день пёрся с ним на площадь и его там ловили штурмовики. — А сам ты сейчас где? Ты с ним? — Нет, я съебался. В метро стою, обратно хз идти или нет. — Даже не думай. Надо решить, чё теперь делать… — Звони им, мониторь, я не знаю, ну че вы делаете обычно, когда меня забирают? Лёша нервно мял в руках полы чужой футболки, вполуха слушая телефонный разговор. А он-то, дурачок, надеялся на приятный вечер… ещё даже домой к обеду успеет… Тьфу ты, Лёх, какой обед?! Там Худой неизвестно где, один, простуженный, в окружении, может, сотни здоровых мужиков без совести и морали! А он же правильный, честный — у него «Статья пятьдесят один» — универсальный ответ на всё. Ну и как долго он продержится? Может его там уже вовсю пытают… Перед глазами начала вырисовываться ужасающая картина, и только Олежин голос вернул пацана в реальность. — Тебе пора домой. — Я понял уже… А ты…? — Туда поеду, они без меня не справятся. Тяжко вздохнув, Красивода встал, напоследок глотнул остывший чай и ушлёпал в коридор. Домой совершенно не хотелось. Не хотелось врать родным, где был, улыбаться на бабушкино «не переживай, Алёш, хорошо всё будет», давясь гороховым супом, а потом идти в свою комнату и сходить с ума от безысходности и бессилия. Нет уж, внезапно освободившиеся несколько часов определённо надо было чем-то занять. На расклейку он и так собирался, но это дело плёвое, до вечера десять раз управится. Ему бы листовок побольше, да нету… Что ж, придётся потрошить тетрадь по английскому… — Лёш, — вдруг позвал его Метёлкин, явно обеспокоенный, — Листовки отдай. Езжай сразу домой, ладно? — Почему? Я справлюсь! Месяц же клеим уже, ни разу не попались, даже у железки! — запротестовал мальчишка, но удостоился только молча вытянутой Олеговой руки, — Ну Олеееж… Ну пожалуйста! — Тебе Худого мало? Тоже в изолятор захотел? — ну началось… закатив глаза, подросток вынул из рюкзака здоровую кипу листов А4 и протянул возлюбленному, — Клей тоже вытаскивай. И маркеры. И карандаши. Вообще весь пенал оставляй, короче! — Это ещё зачем?? — А то я тебя не знаю. Ты ж из тетрадок щас листов понадёргаешь, от руки нарисуешь и расклеивать пойдёшь. А не понадёргаешь, так на стенах чё-нибудь напишешь. Не так, что ли? — Ну… ну так… а как же твоё «это наш гражданский долг»…? — Завтра гражданским долгом будешь заниматься. С Толей вместе пойдёте, сегодня не геройствуй, понял? Поджав губы, Красивода кивнул. «Не геройствуй»… А он и не геройствует! Он… он… как там Свинкин говорил? «Кто не рискует, тот не пьёт шампанское»? Вот! Правда, шампанское он и так пить не будет… Неважно, в общем! Ему надо. Очень-очень надо. Только вот препираться дальше — значит задерживать Олежу, и, следовательно, препятствовать спасению Худякова. А что это, как не помощь тем, с кем они должны бороться…? — Я приду завтра. Сообщи, как вытащите его… — Обязательно, — Метёлкин приподнял погрустневшее личико за подбородок и нежно чмокнул тонкую ниточку губ, — Не унывай. Всё не зря. — Мгм… Полпути они всё же преодолели вместе, Олег — слушая истеричные голосовые от Йоси, Лёша — жалея, что оставил все карандаши в его квартире. Какой же он красивый в этом чёрном пальто и пышном мохеровом шарфе… Даже когда глаза закатывает на очередное Йоськино «А вдруг его там на кусочки рееежуууут???»… — Истерик. Даже Илюха так не переживает, когда этого забирают. — А ты бы переживал, если бы меня загребли? — с придыханием спросил Красивода, заглядывая любимому в глаза. Преданно так, искренне… Метёлкин даже опешил и не сумел разделить свойственной им обоим сентиментальности: — Сплюнь! Я и без этого за тебя волнуюсь, а ты такие вещи говоришь… Мальчишка покраснел щёчками и поспешил спрятаться за растрепавшимися волосами. А любит он его всё-таки… Волнуется… Приятно так… — Йось, блять, не расчёсывай мне нервы, еду я! Заебал! — и даже когда матерится в голосовые сквозь стук колёс бегущего по тоннелю поезда, он божественен. Нет, Галатея на такое определённо не способна… — Так, здесь я тебя покину. Домой доберёшься — фото мне пришлёшь, понял? — Да понял, понял я… А поцелуй на прощание? Олег помедлил пару секунд, растерянно глядя в Лёшины глаза, потрепал его по макушке и спешно вышел из вагона. «Стесняется…» — мрачно подумал мальчишка и, вздохнув, вставил наушники в уши. Тонкий голос Аврил Лавин заглушил механическое «Следующая станция “Полянка”», но не тревожные мысли, неумолимо переносящие пацана в холодные полицейские застенки. Что они таят? Что ожидает там его Иошихиро, бегущего по переходу на Кольцевую линию? Кровавая фантасмагория, достойная «Страшного суда» Босха, или просто унылая волокита, как в каком-нибудь произведении Кафки? Да, конечно, наверняка у Олежика есть план, но всё равно… Одно дело вытаскивать Свинкина, а другое — Худого. Йоська орёт, визжит, своими воплями успевает заебать всех в первые полтора часа (в лучшем случае) — головная боль всего отделения. Илья приличнее, без повода рот не раскроет, в драку не полезет, можно сказать, в полной мере осознаёт все риски… Кроме одного — таких, как он, любят ещё меньше, чем «крикунов». И вот как его такого спасать? Красивода, по задумчивости случайно уехавший аж на Савёловский вокзал, не знал. Да, это не его проблема, это забота Олега и бла-бла-бла… ну а от Лёши-то какая польза? Эх, заныкал бы он хоть один маркер, хоть один листок, он бы пробежался от метро вдоль всей Садовой-Спасской, расписывая маркером столбы и стены, налепил бы самодельную листовку на жёваную арбузную жвачку и будь что будет! «Завтра… сегодня не геройствуй» — пронеслись в чернявой головке слова Метёлкина. Но если очень хочется… нет. Олег прав: сейчас спину некому прикрывать. Всегда есть шанс попасться, даже если ты очень опытный «партизан». А если ситуация такая, как сейчас, то по закону подлости (и жанра) обязательно должна произойти какая-нибудь неприятность. Так что пацан, лишив создателей возможности устроить весёлую жизнь ему, а заодно и всей их весёлой компашке, от метро пошлёпал прямо в сторону дома. Даже гороховый суп лучше, чем ночь в спецприёмнике. Особенно, если ты так же властен над своей судьбой, как какой-нибудь книжный персонаж. Новости о чудесном спасении Худякова пришли только ближе к вечеру, когда с кухни вовсю доносились бабушкины возгласы по поводу очередной серии «Следствие вели…». «Вытащили блудного сына, привет передаёт» и фото: Йоська с выпученными глазами что-то вещает, Олежа улыбается едва-едва, но всё так же очаровательно, а по центру — виновник торжества, с окровавленной мордой и фонарём под глазом. Смотрит стыдливо, будто извиняется, сжимая в руках ветровку. И как не холодно ему, простуженному, в одной футболке и шарфе… Вот потому и болеет постоянно! А, впрочем, какая Лёшке разница, пусть Свинкин заботится об этом. Он вон как сегодня переживал, весь мозг Олегу вынес! Приоденет пускай кавалера своего… Хотя от удара в лицо это всё равно бы Худого не спасло. — Да ладно, главное, вытащили, — фыркнул мальчишка себе под нос и с выражением полного удовлетворения на мордочке уселся за недоконченный пейзаж — партизанство партизанством, а долг Анне Валерьевне надо сдать. Эта старушка в гневе пострашнее всех ментов вместе взятых будет… Вымазанная лазоревой краской кисточка коснулась холста, выписывая будущий шедевр — голубую полоску реки в нетронутых заснеженных берегах.