Здравствуй,
Моя королева краста,
На твоей проклёпанной коже
Цветы и ласточки, может
Я видел тебя где-то в клубе?
В клипе? В кино? На ютюбе?
А может быть даже в порно?
Точно уже не помню...
***
— Уважаемые пассажиры, скорый поезд сообщением «Москва-Челябинск» отправится в двадцать один час восемнадцать минут с четвёртого пути. Dear passengers… — Почему она когда по-английски повторяет, говорит не «Челябинск», а «Челибéнск»…? — задумчиво протянул Йося, стоя посреди вокзальной платформы. Худой усмехнулся: — Чтоб ты спросил. — Не, ну правда? — Да я откуда знаю? Погугли. — Зануда. Илья драматично закатил глаза и набросился на принесённую Йоськой шавуху. Фольга не спасла её от остывания, но вкус это ничуть не испортило. По сравнению с тем, что делали на вокзале, шаурму Арсена можно было считать настоящим произведением кулинарного искусства. — Ты попросил его помидоры не класть? — Неа. Он как про сырный лаваш услышал, спросил «это этому, лохматому твоему?» — Пф, «лохматому» — хмыкнул Худяков, делая очередной укус. — Я говорю «ага», а он такой «ясно» и не стал тебе класть петрушку и помидоры. Помнит, что ты не любишь. — Вообще, у меня аллергия просто, но пофигу. Спасибо тебе. — Да не за что, — мягко улыбнулся Свинкин, почесав макушку, окрашенную в радикальный зелёный цвет, — Ты закончил на сегодня? — Ага. Подождёшь меня? Я щас, отметиться сбегаю ток. — Нет, блин, без тебя уеду. Иди уже! Худой передал Йосе остатки шаурмы, стёр ладонью остатки соуса с губ и, украдкой поцеловав любимого в щёку, поспешил прочь. Его спина с вышитой на куртке надписью «РЖД» быстро скрылась за тяжёлой дверью Казанского вокзала. «Ну, хоть не айтишник» — с полной удовлетворения миной заключил Свинкин. Кто знает, от какого количества кринжа он обезопасил себя и окружающих, подкинув возлюбленному объявление о работе. Да, не умственный труд, а физический, да, грязища, да, коллеги в основном — мужики под 40 из ближнего зарубежья, но это даже хорошо — нет времени сойти на кривую дорожку под названием «IT». Думал ли об этом Илюха, закрывая очередную отработанную смену, неизвестно. Скорее всего его мысли занимал завтрашний выходной, сон до обеда и подготовка к понедельничному семинару. Что ж, план хороший, но, увы, несбыточный. Глупо рассчитывать на спокойный отдых, когда твой парень — Йоська Свинкин. — Сильно устал? — спросил он у наконец вернувшегося Худякова. — Двадцать один состав приняли сегодня. И ещё бог знает сколько отправили. Сам-то как думаешь? — Ясно. Тогда дома помогу тебе расслабиться. Но не скажу как, это секрет! — с хитрой лыбой Йося поскакал вниз по лестнице, оставив любимого в непонятках и с куском шаурмы во рту. — Ты массаж, что ли, делать научился? Он бы мне щас не помешал… — Я ж сказал — это секрет! Остановила ли эта фраза Худого от дальнейших догадок? Как ни странно, да. Во-первых, он бы всё равно не угадал. А во-вторых, даже если бы и угадал, Йоська бы ответил «нет» и потом одним только взглядом требовал бы разыграть удивление. Так что Илья дожевал свою шавуху, сложил фольгу в карман рабочей ветровки и просто слушал, как на ухо ему родной визгливый голос тихонько вещает на весь вагон метро. Вещает в основном о том, как сам провёл день, раздавая листовки ежовой кофейни на углу проспекта Мира и улицы Космонавтов, но иногда вставляет и что-то рандомное про своих дружков, вроде «а у Сэми тачка появилась, он минивэн подержанный достал». И если первое Худякову ещё было интересно, то второе не вызывало ничего, кроме лаконичного «мгм». Ну достал и достал, новость прям... Надо ж где-то спирт спизженный держать… — Наша, — вставил Свинкин посреди предложения и, распихав других пассажиров, выскочил из вагона; до эскалатора он добрался в считанные секунды, только там заметив отсутствие возлюбленного, — Пойдём, последний рывок остался! — Я устааал! Это ты целыми днями туда-сюда по улице шастаешь, а я с тележкой этой здоровой по всему вокзалу ношусь! — Ну вот дойдём и отдохнёшь. Давай, ноги в руки и вперёд! Заставить своё демонстративно хнычущее существо идти по ступеням вверх не удалось, но на улице Йося поблажки ему уже не дал. Весь район мог наблюдать, как по тротуару вдоль Чертановской улицы зеленушный кучерявый парнишка в расписной джинсовке тащит за руку нечто ноющее и тощее. Оно нудело всю дорогу, порываясь высвободиться из цепкой хватки, и заткнулось, только дойдя до подъездной двери. — У кого ключи? — У тебя, — зевнув, ответил Худой, — Я раньше съебал. — Так, а где они? — Не знаю, ты ж дверь закрывал. С нетерпеливым рыком Йоська снял с плеч рюкзак и в поисках ключей едва ли не влез в него с головой. Тусклый свет лампы нифига не помогал разглядеть содержимое, а под руку как назло попадалось всё совершенно не то: зарядка, жвачка, Илюхина резинка для волос, обезбол, ключи, блистер таблеток от несварения… а, вот они. — Нашёл! До лифта парни добрались без приключений, столкнулись с овчаркой с десятого этажа (и чуть было не остались без самого дорогого, но не будем о грустном) и, преодолев лифт и заедающий замок входной двери, наконец оказались дома. Тёмная однушка в этот вечер выглядела как-то по-особенному приветливо. Словно их недавно отмеченный общий день рождения продолжался вот уже четвёртый день. — Закрой глаза. — Зачем это? — Занадом. Не подглядывай! Худяков всегда был умным мальчиком, но вот послушания ему катастрофически не доставало. Едва приоткрыв один глаз в надежде подсмотреть, он получил ладонью по лбу: — Я сказал, не подглядывай! Так нечестно! — Ладно-ладно! В ванной зашумела вода, свинкинские шаги раздались совсем близко и тут же удалились на кухню. Громыхнула дверца холодильника, закипел чайник. Зашуршали какие-то обёртки, а Худой ещё даже кеды не снял. — Можно я хотя бы разденусь? — Щас разденешься, погоди! — Долго мне ещё так стоять??? — Нет! Конечно, «нет»… Наверняка прошло уже минут десять, не меньше. И всё это время Йося ходил туда-сюда по квартире, что-то таскал, переносил, хлопал дверьми, елозил чем-то по полу… а вода в ванной всё не прекращала течь. Блики, озарившие закрытые веки, внушили лишь большую растерянность. Что же там за сюрприз-то?! Опершись спиной о входную дверь, Илья смиренно ждал. Честно, он лучше бы принял душ и лёг спать, но Йоськины глаза всю дорогу горели таким предвкушением, что разочаровать его Худяков просто не смел. На том свете отоспится, ему ещё диплом в этом году писать! — Иди сюда, — ветровка вдруг соскользнула с плеч, а губы наконец-то накрыл поцелуй с запахом любимой клубничной гигиенички. Кажется, Свинкин даже привстал на мысочки… Ох, не был бы Худой таким уставшим, точно затащил бы это чудо в кровать. Хотя, может, сюрприз заключался именно в этом… Неспроста же Йося стащил с него футболку и принялся расстёгивать ремень на джинсах. Сам он, похоже, тоже был не сильно одет — так и жался всем телом к груди, щекоча волосками кожу. Пикантно, но, надо заметить, не сильно. За все почти три года отношений интенсивной половой жизнью они похвастаться не могли, но друг друга знали едва ли не лучше, чем себя. И Йоська знал, как его парень реагирует на ласки, видел эту тонкую грань, когда нежность переходила в прелюдию, и упорно останавливался у самого края. — Чего ты добиваешься…? — спросил Илья, оставшись в одних трусах. Глаза он по-прежнему держал закрытыми, но даже так, казалось, видел, как растянулись в ухмылке чужие пухлые губы: — Чтобы ты расслабился, но на большее не рассчитывал. Пойдём, — пальчики с накрашенными сиреневым лаком ноготками обхватили запястье и за него провели Худякова в ванную, — Открывай глазки. Сюрприз! Блеск свечей заставил на секунду зажмуриться. Рыжие огоньки мерцали тут и там, озаряя маленькую комнатушку, и блики их отражались в зеркале, разбегаясь по стенам сотнями солнечных зайчиков. Одно это зрелище уже предполагало романтический вечер, но, надо признаться, горячая ванна, полная душистой пены, радовала глаз куда больше. — Это мне…? — Это нам, — ухмыльнулся Свинкин, подхватив банку пива со стоящего у ванны табурета, — Полезай первым. — Почему я? — Ты длиннее. Резонно. Ванна у них большая, влезают почти все худяковские метр 80 с лишним. — Только не отдави мне там ничего! — Ну, это уж как пойдёт, ничего не могу обещать! При всех Йоськиных габаритах, превышающих Илюхины раза в полтора, в воду он опустился пушинкой, лишь едва всколыхнув горы пены. Несколько перьев взмыли в воздух, осев на ноутбуке и уже вскрытой банке пива. — Что посмотрим? — спросил Худой, приобняв возлюбленного за плечи. Тот перегнулся через бортик и открыл окно браузера: — «Бойцовский клуб»? — Я думал, ты комедию какую-нибудь предложишь. — Да ну, не. Давно не смотрели просто, вот я и подумал… На самом деле Йосе было глубоко плевать, что смотреть, да и к «Бойцовскому клубу» он по большому счёту был равнодушен (ну, во всяком случае, относился с меньшим энтузиазмом, чем его парень). Но разве не здорово иногда делать любимому человеку приятно? Пусть даже и с не самыми бескорыстными намерениями… «Хочешь денег??? Много денег????? Тогда переходи на сайт…» — разнеслось по всей ванной, не успел Рассказчик произнести и первую фразу. Вот она, причина слабого здоровья у молодёжи! Так и случаются инфаркты в 20 лет. — Ёбаный насос, чё ж оно такое громкое-то всегда?! — разорался Свинкин, театрально схватившись за сердце, — Дед, ты как там? — Нормально. И я не дед, мне только двадцать два! — Лааадно, лааадно… Я «дошик» заварил, будешь? — С курицей? — Ага. — Ну давай, — смягчился Худяков, бросив играть оскорблённую невинность. «Дошик» с курицей — это хорошо. Желудок, конечно, ему после такого «спасибо» не скажет, но есть-то что-то надо. Пусть радуется, что не острый зато! Острый с говядиной всегда был по части Йоськи, Илья предпочитал что-то более пресное. По этой же причине готовкой они как правило занимались вместе, либо же Йося кашеварил один — Худой просто забывал про соль и специи. Такая вот трогательная неидеальность в отношениях двух родственных душ. Первую половину фильма они посмотрели взахлёб, где в очередной раз поржав, а где и обсудив «здоровую хуищу» на комоде Марлы Зингер. На постельной сцене Свинкин сделал вид, что чрезвычайно заинтересован устройством своей пивной банки, а Худяков — что никогда не видел, как смывается с волос относительно свежая краска. — У тебя вся спина зелёная. — Знаю. Потом под душ встану, ваще пиздец будет… Пиздец, не пиздец, а выглядело забавно и мило. И, к тому же, давало Йоське плюс сто к удаче в работе — ну как можно не взять листовку у очаровательного парнишки в кигуруми и с зелёным гнездом на голове? — Жабка ты моя, — мурлыкнул Худой, приобняв возлюбленного под мышками. Тот хихикнул и, картинно ойкнув, опустился в чужие объятия. Осевшая пена всколыхнулась вместе с водой, обдав парочку остатками тепла. На экране компьютера хамил Джаред Лето, но Илья уже туда не смотрел. Как и Йося, переставший следить за происходящим ещё минут двадцать назад. Лето может и красавчик, но пошёл он к чёрту — тут, вон, Илюха. Сидит, лыбу давит, губы свои тонкие поджав. Смешной такой, но красивый-красивый! Особенно, когда поцеловать пытается, но дальше Йоськиного лба дотянуться не может. Тогда он закатывает глаза и морщит нос, а на щеках у него появляются едва заметные ямочки. Есть в этом что-то такое интимное… более интимное, чем принимать ванну вдвоём при свете свечей. — Ты поцеловать меня хотел? — Как ты догадался??? — Не дерзи! — с притворной серьёзностью осадил Свинкин и, повернувшись к любимому лицом, коснулся ладонью его щеки, — Иди сюда. Йося целует его долго и жадно, пытаясь вместить в этот миг всё то обилие чувств, что возникает в глубине души одного и заканчивается далеко за пределами души другого. А может, и не заканчивается вовсе. В любом случае, этих чувств так много, что даже юным телам не удаётся вместить их все, и первоначальный план «Распалить, но не возбудить» рушится с таким треском, с каким с Рассказчика на экране снимают штаны. — Блять… — выпаливает Худяков, впрочем, не сказать, что с досадой: редко когда их ласки не заходили так далеко, а полтора года до первого «настоящего» секса им тоже надо было чем-то себя занимать, — Ты, я? — Ты. У тебя лучше выходит, — наглая лесть, лишь с капелькой правды. Но кто виноват, что Йоське хочется целоваться? Царапать ногтями Илюхин загривок, путаться пальцами в волосах, скусывать стоны с его губ и, распалившись донельзя, больше не чувствовать холода? И, боги, как же хорошо, что его парню не надо повторять дважды. Худяковская ладонь привычно обхватывает оба члена разом — раньше не думал, что сможет, но годы выработали сноровку в таких делах. Да и по толщине Йося сильно проигрывает, если уж говорить начистоту (и вовсе не нужно быть экспертом, чтобы это понять). Впрочем, Худой никогда не считал это недостатком. Особенно, при других достоинствах своего возлюбленного… Зелёные патлы лезут в глаза, Свинкин толкается ему в руку, будто уже установившегося ритма недостаточно, пыхтит и рычит, терзая Илюхины губы. Вечно обветренные — Худяков всё забывает купить гигиеничку, — а теперь, судя по металлическому привкусу во рту, ещё и кровоточащие. Больно, но давление снизу куда больнее. Благодаря воде двигать рукой легче, но и сил это отнимает больше, чем обычная дрочка. Даром, что они оба возбуждены до предела, и скорый финал — вопрос уже решённый. Ладонь движется всё быстрее, конвульсивно сжимая два члена в кулаке до того сильно, что стоны их хозяев сливаются с воплями в заканчивающемся кино. Ну же, ещё немного, ещё… это что, выстрел... уже…? Додумать Илья не успевает — всё перекрывает визг Йоськи, резко оторвавшегося от его губ, а следом и у него самого из глаз сыплются искры... После их «романтического вечера» вода идет белыми разводами, а от плесков потухла половина свечей. Хотя, какая разница? Потом уберут. «Мы встретились в странный период моей жизни»… Ох, как Худой любит этот момент, пиздец… и песню Pixies в конце… В нос ударил резкий запах краски для волос — Свинкин разлегся у него на груди, теребя сосок между пальцами. — Осторожнее только. — Мгм, — блаженно улыбнулся Йося, а затем, будто вспомнив что-то, замер и осторожно поднял взгляд, — Илюш…? — М? — Можно тебя на завтра ангажировать? Там Сэми помощь нужна… с подружкой его… — Так вот зачем ты это всё устроил, — беззлобно усмехнулся Илья, прикрыв глаза ладонью, — Надолго? — Не знаю, как пойдёт. Надеюсь, не очень, но это же Сэми… — На весь день, короче. Понятно. — Можно...? Худяков выдержал паузу — для порядка, и спустя полминуты ответил: — Я ещё пожалею об этом, но… хрен с тобой, поехали.