***
– Ты, видно, издеваешься? – Совсем нет. Хуа Чен злился, но не мог понять, на что именно. Все в конторе работали складно – сделки шли спокойно, никаких сюрпризов. Кредиты, ипотеки, рассрочки – всё заключалось своим чередом, но человек напротив настолько раздражал, что зубы стерлись. Они сидели в кабинете Хуа Чена – самом большом в конторе, отделанном черным мрамором без полировки с кроваво-красными акцентами по всей комнате. Если быть точным, сидел только Хэ Сюань, набирая что-то в телефоне, а сам Хуа Чен упирался руками в стол и грозно нависал над коллегой. – Ты подменил записки, чтобы я перестал тебя туда таскать, да? – Нет. – Тут же бросил Хэ Сюань, его кофе ещё не кончился, но он не рисковал сделать глоток. Невозможно было объяснить, почему в предсказании Хуа Чена значилось: “Все возможности иметь желаемое прямо в ваших руках, вам не хватает только смелости воспользоваться ими”. Хэ Сюань не признавался, что подменил записку, хотя это было бы слишком сложно для человека, который потрудился даже купить лишний кофе. Бесило. Больше всего Хуа Чена бесил он сам. Так было в детстве, так есть сейчас. Он поглядел на розовую записку с аккуратными буквами, как будто напечатанными на принтере и сгорал от мысли, что это могли написать руки Се Ляня. Да, возможно, он был слегка не смелым в отношении этого юноши, но лишь из нежелания ему навязываться. Он не мог покупать кофе целую неделю, пока шла его стажировка, но он мог любоваться им из-за витрины, скуривая сигареты одну за одной вместо еды, чтобы только руки не тряслись из-за волнения. Следовало хотя бы купить у него кофе. Хотя бы один раз, вдруг он ему разонравится от этого? Как верно подметил Хэ Сюань, с баристами он еще не встречался, может, и не придётся. Он стал намного спокойнее, когда решил, что прямо сегодня же вечером проявит эту “смелость”.***
Вечер выдался более загруженным, чем весь день. На дубовой лакированной столешнице стояли три вытянутых стакана со льдом, по очереди в них полилось эспрессо по две чашки, далее вспененное молоко и три разных сиропа из мерного стакана. – Один, один, два. Корица, малина, апельсин. Вишня. – Бормотал Се Лянь. Пара прядок вылезли из аккуратной прически, руки двигались быстро от концентрата к сиропам, от клубничного молока до нарезанных апельсиновых долек. В последний стакан он налил воды и апельсинового сока с цедрой, закрепив грейпфрут на стенке. – Клубничный фраппе, айс-вишня и апельсиновый бунгало для компании… пчёлки-трудяги! – Три девушки протиснулись к стойке, поблагодарили вежливыми улыбками и ушли со звонким смехом. Он был один против ужасной толпы, его напарник отпросился покурить, и сейчас Се Лянь очень жалел, что отпустил его. Как всегда запара встречает тебя в самый неудобный момент. Его мозг постепенно отключался, руки на автомате выбрасывали кофейную гущу, насыпали новую порцию из шумящей кофемолки, припечатывали, прокручивали, отправляли готовиться напитки. Кофемашина мерно урчала, прямо как двигатель хорошего спорткара. – Один, второй, третий. Се Лянь залил молоко в питчер, добавляя корицу и мускатный орех, он пустил пар, прокрутил в руках ёмкость. Молоко стало нежнее и горячее, руки вновь пропустили пар, вытерли махровой тряпицей трубку, одновременно постукивая по стойке питчером для осадки. Рисовать на пенке сейчас не было времени, поэтому он расправился с тремя стаканами пряного капучино со скоростью света, закрывая каждый крышкой, и вернулся к вновь набежавшей очереди. Этот день никогда не закончится.***
Хуа Чен наблюдал за тем, как улыбка Се Ляня из искренней превращается в более усталую, и посочувствовал молодому парню. Толпа, откровенно говоря, раздражала. Из-за неё было никак не купить напиток, ведь бариста просто не обратит внимания на очередного человека, а это совсем не то, чего добивался Хуа Чен. Ему хотелось запомниться навсегда, поселиться в чужой голове так, как это невольно сделал сам Се Лянь. Опять сигарета за сигаретой – как будто он специально приходил под окна кофейни покурить. Вокруг уже давно потемнело, спустилась ночная прохлада вместе с обжигающе холодным ветром. Старая сторона города всё же была особенной – покатая и отполированная миллионами ног брусчатка, возвышающиеся фасады университета, который был чуть ли не старше, чем прорытый канал перед ним. В свете фонарей городской пейзаж таинственно мерцал привлекая наточенный на красоту взгляд Хуа Чена. – Огоньку не найдётся? Тихий голос был почти заглушен проезжающими машинами, но всё равно узнавался даже сквозь усталость Се Ляня, который сейчас источал миролюбие со своими собранными волосами и в стеганой бежевой куртке. В ореховых глазах отражались огни, и Хуа Чен на автомате протянул зажигалку, запоминая лицо, которое теперь было настолько близко, что чувствовался лёгкий аромат кофе и ванили. В момент касания их пальцев Хуа Чену показалось, что все звезды этого мира сейчас взорвались в нём.