Любовь с первой пролитой чашки кофе

– В ресторан? – Се Лянь удивлённо приподнял брови, ведь не мог даже вспомнить, когда в последний раз был в подобных местах. – Да, у меня недавно состоялась хорошая сделка, так что есть что отпраздновать. Составите компанию? Хуа Чен спланировал всё идеально – уж романтический ужин с признанием не может трактоваться как-то двойственно, пусть и заманить Се Ляня он решил с помощью невинного события. Он выбрал хорошее место по гастрономическому журналу – ресторан в классическом китайском стиле. Как он знал, Се Лянь увлекался древним Китаем, так что подобная атмосфера должна была ему понравиться. – Хорошо, Сань Лан, вполне можно выбраться, как раз выходной. – Он протирал стеклянные стаканы и выставлял один на другой, формируя устойчивые прозрачные башенки. Новый посетитель открыл дверь, и окончание ответа потонуло в шуме улицы и звоне бабочек в ветерке. Се Лянь так привык к чувству безопасности в обеденное время, когда заходил Хуа Чен, что по началу не обратил внимания на приближающийся белый силуэт Цзунь У. Тёплая улыбка вмиг стала напряженной, но почему-то прежнего ужаса он не испытывал. Может, от того что привык видеть прошлого начальника каждую смену, а, может, и потому что Хуа Чен хмуро возвышался у зон выдачи в своем красном пальто, походивший на высокий вулкан со струями алой лавы и шапкой из тёмных туч. На этот раз Цзунь У пришёл со спутницей в иссиня-чёрном костюме, которая тоже оказалась давней знакомой Се Ляня по компании. Не сказать, чтобы они много пересекались, но женщина быстро поднималась по карьерной лестнице, и, когда он уходил, уже занимала должность второго секретаря. Судя по ее измученному виду и мешкам под глазами, приближавшимся по цвету к ее темным волосам и костюму, на плечах этой женщины лежала вся компания. Се Лянь прокашлялся в ладонь, даже немного расслабляясь. – Лин Вэнь, рад вас видеть. Что-то закажете? – Добрый день, рада вашему благополучию. Два двойных эспрессо в один стакан, будьте добры. – Се Лянь заполнил на планшете поле заказа, озвучивая цену уже вместе с мятным капучино для Цзунь У, подразумевая, что тот угостит подчиненную. – Здравствуй, Сяньлэ, – улыбнулся он вполне искренне или слишком хорошо играя искренность, по его лицу так сразу и не скажешь, – и тебе здравствуй, Хуа Чен. – Ага. – Тот недобро сверкнул глазами, намереваясь показать своё скверное отношение сразу без напускной вежливости. – Нашёл себе пёсика, Сяньлэ? Лучше проверь его на бешенство. – Хуа Чен на это лишь усмехнулся, а Се Лянь с трудом сдерживался, чтобы не плюнуть в стакан с мятным сиропом, который ожидал свою порцию эспрессо. – Не впутывай в наши проблемы других людей, – Се Лянь выразительно посмотрел на Лин Вэнь, которая была слабо заинтересована в перепалке и складывала пакетики с тростниковым сахаром в аккуратную башенку. – А что, ревнуешь, Сяньлэ? Конечно, у нынешнего работника значительно меньше тяги к суициду, но твои способности никто не превзошел. Так что двери все еще открыты. – Се Лянь умел пропускать мимо ушей подколки и завуалированные оскорбления, поэтому не давал Цзунь У жадно наслаждаться крупицами своей мести. Краем глаза он заметил, как Хуа Чен крепче сжал свой локоть и нахмурился, явно не имея никакого желания слушать подобные речи дальше. Казалось, что красным костровым углем горел не один глаз, а сразу оба, что точно было невозможно. – Рад, что мои умения были высоко оценены господином Цзунь У, и рад, что вам, наконец, удалось найти более подходящего человека на должность. Я уверен, что к нему всё придёт с опытом, всё-таки мне уже тридцать, работаю давно. Се Лянь грустно улыбнулся, чувствуя облегчение от конца разговора. Он с теплотой глянул на Хуа Чена, лицо которого оставалось непроницаемым. Его цепкий взгляд проследил за двумя фигурами прямо до выхода, видимо, посылая проклятия им в след. Се Ляня это тронуло – такой Хуа Чен напоминал ему насупившуюся лисицу, рычащую вслед чужакам – он задавил удушающую нежность, не дав умилённому вздоху вырваться. – Так значит… Вам тридцать? – Хуа Чен тепло рассмеялся, навалившись на стойку, пока Се Лянь растерянно моргал. – Мне стоит звать вас гэгэ. От такого обращения он запоздало ощутил, что всё лицо горело, вплоть до кончиков ушей. – Зови меня, как тебе удобно, Сань Лан. А сколько тебе лет, стало быть? – Только двадцать семь. Честно сказать, в первый раз я принял гэгэ за студента, если не за старшеклассника. Хуа Чен опустил руку на свою шею, спасаясь от неловкости момента за закрытыми глазами. Он и подумать не мог, что Се Лянь окажется старше, ведь его лицо выглядело слишком молодо, даже руки не выдавали ни единой морщинки. О возрасте сообщали разве что его серьезные глаза в моменты задумчивости, да внушительные знания об истории. – Не зря я сплю в холодильнике. – Это была даже не шутка, ведь Му Цин ужасно не любил тратить деньги на отопление, заставляя весь дом спать условиях холодной тундры. – Гэгэ полон секретов. – Не всерьёз пожурил Хуа Чен, внимательно следя за тем, как лицо баристы тронула грустная улыбка. – Как и Сань Лан.

***

Как только Хуа Чен покинул кофейню, его лицо приобрело опасно-задумчивое выражение, так что сотрудники, помня прошлую волну увольнений, держались подальше от босса, и совершенно оправданно. Зайдя на этаж со своим кабинетом, он выцепил взглядом Хэ Сюаня – это было так легко, как выловить аквариумную рыбку – и кивнул ему в сторону своей двери. Тот не заставил себя долго ждать, и вскоре они уже сидели друг напротив друга в молчании – Хуа Чен в напряженном, а Хэ Сюань в спокойном ожидающем. – Опять видел Цзунь У. – Устало выдохнул Хуа Чен и откинулся в жестковатое кожаное кресло, стараясь напрячь все оставшиеся мозги после сеанса с его сладкой влюбленностью. Всё-таки, это дело касалось Се Ляня, следовало сконцентрироваться. – Да неужели. – Сыграл удивление Хэ Сюань, который после рассказа про прошлое столкновение в несчастной кофейне, уже ожидал, когда же Цзунь У вновь выползет из панциря и вновь спутает им все карты. – Теперь я на сто процентов уверен, что они знакомы, а Се Лянь как-то на него работал. Хуа Чен демонстрировал собой само воплощение слова “хмурый”, нависая грозовой тучей над своим столом даже сидя в кресле. – На мой взгляд, это и в прошлый раз было понятно. – Спасибо, мистер умник. Я уже проверял, никого с именем “Се Лянь”. Вообще ни одного человека с такой фамилией. Как будто он родился, выучился, пропал где-то на 10 лет, и теперь устраивается в кофейню. Хуа Чен замолчал, шестеренки в его голове опасно быстро раскручивались, мозг закипал от множества вариантов – от наёмного убийцы до монаха с гор Тибета. – Что, если имя подставное? – Хуа Чен развернул мысль в новом направлении, ведь человек уровня работы на Цзунь У вполне мог носить ненастоящее имя. Он не желал допускать этот вариант, ведь это означало бы крайнюю приближенность Се Ляня к не самым чистым делам. Настолько нечистым, что после таких дел сжигают машину и вещи жертвы. – Как тогда узнаем настоящее? Архив сотрудников мы добывали в прошлом году, но там нет фото – только имена. Пока не добудем настоящий архив, нельзя найти его по внешности. – Точно! – Вдруг в голове резко прояснилось, надежда замаячила, как мираж среди барханов, – Цзунь У звал его Сяньлэ, я не стал заострять внимания, мало ли прозвище. Попробуй поискать в такой форме: Сянь – фамилия, и Лэ – имя. – Мне надо время. – Хэ Сюань стерпел раздраженный взгляд и продолжил. – Я зашифровал записи на всякий случай, понадобится около суток. – Слишком много времени впустую, – Хуа Чен заметно напрягся, закуривая прямо в кабинете по древней, как его диплом бакалавра, привычке, – у нас остались бабочки, которые имеют доступ либо к серверам, либо к отделу кадров? – Есть пара бабочек в серверной и три вербовщика. Остальные – простые информаторы без особого доступа. Бабочками в его компании называли специальных агентов, которых он лично отправлял для добычи материала. Чаще всего это были многогодичные миссии с полной сменой личных данных, так что даже после удачных миссий бабочки могли оставаться на своих местах годами, держа руку на пульсе компании-врага. – Пусть начинают подготовку, сначала скачаем кадры. Вербовщики и информаторы пусть пока не рыпаются. Пора как-то прижимать этого гада. – Понял. Хэ Сюань спешно покинул кабинет, и Хуа Чен остался один, погружаясь в очень нежелательные мысли всё глубже и глубже, как будто, достигнув дна, с той стороны он откроет новую совершенно другую землю. Его захлестнуло самыми ужасающими вариантами того, кем мог оказаться этот милый бариста, дошло даже до представления своего растерзанного тела на полу в ванной, а над ним это улыбающееся лицо, которое ни на секунду не утратит своей очаровательности даже в мерцающем свете пыточной. И в этом всём больше всего пугала только неискренность. В своей жизни Хуа Чен достаточно сталкивался со смертью, сам не раз оказывался на грани, чтобы перестать её бояться. А вот того, что Се Лянь мог… отыграться на его чувствах – это пугало. Хуа Чен рассмеялся от того, насколько он всё-таки умел всё драматизировать и изворачивать. Ну не может человек, который присылает мне смешные моменты из “Автостопом по галактике” и в самом деле желать меня убить. Бред. И на этом, как ни странно, его ум успокоился.

***

– Опять видел Цзунь У. – Послышался удар столового прибора о тарелку и стремительно нарастающий кашель. – А ну не сдыхай, ты за этот месяц не перевёл! Живи, зараза! – Му Цин стучал по спине Фэн Синя, который побагровел в попытке откашляться, став как китайский фонарик на новый год. Когда все успокоились, внимательный осторожный взгляд двух пар глаз всё же нашёл Се Ляня, ковыряющего стручковую фасоль вилкой. – И… Зачем он приходил? – Звал назад. – Вот ублюдок! – тарелки подпрыгнули вместе с чашей салата от того, что Фэн Синь ударил обеими руками по столу. Се Лянь всё время сетовал на вспыльчивость Фэн Синя, которая с возрастом могла принести ему больших проблем, особенно, в его работе, и сейчас он по-прежнему неодобрительно качал головой на его вспышку. – Стол не трогай, он не виноват. Не ты ремонтировал, не тебе ломать. – Его вообще Се Лянь ремонтировал, хватит выёживаться, как будто ты тут за всё в ответе. – Если я не буду напоминать такому дикарю, как ты, о приличиях, то мне страшно представить, что будет с квартирой. Перепалка разгоралась быстро, но быстро и угасла неуловимым фейерверком, как только друзья снова вспомнили о новости Се Ляня. – Какого чёрта ему опять от тебя надо? Ты честно отработал свои две недели и ушел, все имеют право уйти. – Му Цин раздраженно сложил руки на груди, но за его недовольством отчетливо читался страх и крайнее беспокойство. В таком состоянии он всегда ведет себя несносно, опаляя всё саркастичным ядом опаснее цианида. – Ты знаешь, что в моём случае уйти удаётся мало кому. – Знаю, но раз тебе повезло выйти на своих двоих и даже не в гробу, то надо этим пользоваться. Се Лянь устало выдохнул – это была правда. Он не собирался так просто забыть обо всём, что пережил, ради свободного воздуха в лёгких, ради жизни без чувства вины и без постоянных рисков не вернуться. И теперь, пожив свободной птицей, он больше не сможет петь в клетке, даже если она будет из золота и с инкрустацией в самом богатом доме всех трёх миров. – Может, – осторожно начал Фэн Синь, разглаживая помятую дорожку на столе с вышитыми фазанами – только в их удачу Се Лянь ни капли не верил, – нам с Му Цином забирать тебя с работы? Или вообще посиди дома, пока не уляжется. Может, мы сможем переехать. – Нет! Сердце Се Ляня сжалось, ему здесь всё так нравилось. И улицы с утками в канале и то, что Хуа Чен заходит каждый день. ой… – То есть, нет. – Уже более сдержанно ответил он. – Вы знаете, что даже вы вдвоем ничего не сделаете, если он захочет… ну и меня сейчас всегда провожает Сань Лан. – Знаешь, это ещё страшнее. Не обсуждается, я буду водить тебя до дома. – Фэн Синь сделался по-отцовски хмурым, каким всегда был, когда его ученики совершали глупость, угрожающую их здоровью. – Не стоит, правда. Я в состоянии за себя постоять, а если с вами, – про себя он добавил и Хуа Чена, – что-то случится, то я не прощу себе… И никто не сможет в случае чего помочь мне выбраться снова. Так что это логично со всех сторон. Се Лянь соврёт, если скажет, что сейчас убеждает Фэн Синя, не для того чтобы не лишать себя радости лишний вечер поговорить с Хуа Ченом. Он совсем не признался бы им, да даже себе, но сердце подсказывало делать именно так. А сердцу нужно доверять. – Ладно, допустим. – Согласился Фэн Синь, чем вызвал удовлетворенный выдох Се Ляня. – Только, Се Лянь, – серьёзно сказал Му Цин, смотря прямо и без издевок, что случалось только в случае крайней опасности, – если этот ублюдок в белом или этот шкаф в красном что-то тебе сделают… не молчи. Ни в коем случае не молчи и не пытайся справиться сам. – Хорошо, Му Цин. – Все трое знали, что это ложь. Се Лянь никогда не расскажет, если что-то случится, не будь то крайний случай. А единственный крайний случай для Се Ляня – это приглашение на его похороны, – Спасибо за заботу.

***

На него снова накатило чувство небезопасности, а вместе с ним и потерянности. Он не смог пролежать с закрытыми глазами и пяти минут, чтобы сердце не начало шумно биться. В ночной тишине мерно постукивали часы, а весь дом был погружен в сон – как будто таинственный мир состоящий из сопения, скрипучих половиц и ленивого песка снов. Се Лянь отодвинул лёгкий тюль и присел на подоконник, открывая окно настежь. Закурил только с третьей попытки, потому что постоянно промазывал огнём мимо сигареты. Он посмотрел на иконку с именем “Сань Лан”, система подсказала, что по кроватям они разошлись уже как час назад, немного поболтав и пожелав друг другу сладких снов. В его профиле фото не было никаких. Зато, сам Се Лянь частенько фотографировал Хуа Чена и отправлял ему. В попытках отвлечься, он переместился во вложения диалога, где наряду со смешными картинками котов были уютные фотографии Хуа Чена, когда он даже не подозревал, что стал жертвой “папарацци”. Вот он сидит за столиком и смотрит в окно, а здесь только заходит в кафе с своим коллегой, тут он в уличном свете – просто его привычное красное пальто ночью смотрелось упоительно рядом со старинными фонарями, как будто Хуа Чен – вампир из древнего рода. Как давно тебе 17, Сань Лан? Се Лянь уже не откидывал мысли о красоте друга, как раньше. В конце концов, нет ничего такого, чтобы признать чью-то привлекательность. Даже если от нахождения этого человека рядом заливались ягодно-красным кончики ушей, улыбка сама расцветала на губах робкими яблоневыми цветами, а взгляд впитывал каждую черту. Уже непонятно было, когда и что стало началом таких мыслей, но, будучи уже взрослым человеком, он не питал любви к названиям тому, что испытывает. Еще с работы сохранилась привычка жить одним днём, радуясь каждому моменту, ведь всё, что у него есть, так легко отнять – намного легче, чем зажечь свечу на алтаре за счастье, а, может, и за упокой. Так и здесь он лишь просматривал фотографии, думая, что однажды, это и будет всё, что у него останется. Сердце кольнуло. Думать о том, чтобы потерять то хрупкое счастье, что только недавно наладилось – страшно до холода в руках. Ничего не желая, ты избавляешь себя от страданий смирения. Се Лянь постарался выкинуть этот голос из головы. Его обладатель давно ушёл из жизни, да и жить как отец он совсем не хотел. И закончить так тоже не хотел. Сейчас Се Лянь с радостью принимал всё, что преподносит жизнь, благодаря за каждое дуновение ветерка, за свежий ночной воздух, который давно ассоциировался только с Хуа Ченом, за каждую выкуренную сигарету – за это время уже третью – и мимолетный покой в сердце от неё. Завтра он вернётся на своё место за баром и будет готовить напитки гостям, потому что чувствовал себя там на месте, которое он когда-то давно утратил, казалось, навсегда. И не важно, какая дорога привела его к этой кофемашине и к Хуа Чену – назад он не вернется. Обрести себя здесь – полностью его выбор.