***
Телефон Хуа Чена уже сильно нагрелся от продолжающегося звонка – как будто прямо на том конце провода был действующий портал в ад. Зарядка, тем временем, стремительно снижалась. С экрана на него смотрел хмурый Хэ Сюань, который даже не встал с постели ни разу за день, хотя было уже пять вечера. – Почему ты просто не пойдешь в чёрном костюме. Черный цвет универсален. – Для похорон – да. Я не могу просто взять и пойти так на встречу к гэгэ, как будто я не рад его видеть. – Терял терпение Хуа Чен, роясь в большом шкафу с раздвижными створками. – Это всё предрассудки. Иди в чёрном, заебал. – Не пойду я в чёрном, сам заебал. – На том конце раздался усталый вздох и шелест пачки чипсов. – Так, ладно, давай ещё раз. Вот это, – Хуа Чен показал вешалку, где кроваво-красный пиджак был наброшен на молочную водолазку, сверху трепыхались цепи, на самой тонкой и длинной висел кулон в форме бабочки, замыкали образ серо-коричневые брюки и лакированные ботинки, – или вот это, – вторая вешалка была более минималистичной и состояла только из тонкой бархатной рубашки, тоже красной и слегка поблескивающей в холодном свете, и черных брюк с серебряными цепями на кожаном поясе. Хуа Чен вздохнул, он так не мучался даже когда возил мелкие перевозки оружия под постоянной угрозой полиции и смерти, соответственно. Те эмоции не шли ни в какое сравнение с тем, что он испытывал сейчас – беспокойство и загнанность. – На самом деле, совершенно всё равно, что ты наденешь. – Хэ Сюань уже порядком устал от влюблённости друга, но старался изо всех сил, чтобы тот не терял голову основательнее, чем он потерял её сейчас, – Се Ляню всё равно понравишься ты сам. И, скорее всего, без шмоток даже больше, чем с ними. – Хватит льстить, я всё равно не поверю. – Хуа Чен раздраженно фыркнул. Он понимал, что Хэ Сюань сейчас стремится поскорее закончить, чтобы спокойно пойти есть. – Ты неисправим. Надевай первый комплект, а второй на настоящее свидание. – Настоящее? А сейчас тогда что? – А сейчас ты наряжаешься на встречу с другом, которому планируешь признаться, используя для встречи левый повод. Ты просто жалок, Хуа Чен, вот и всё. – Хэ Сюань, видно, куда-то пошёл с телефоном. Тени странно менялись, и в один момент лицо оказалось освещено внутренним светом холодильника. – Ладно. Не жди, что я тебе куплю поесть в ближайший месяц после таких слов. – Безэмоционально изрек Хуа Чен. Что бы ему не говорили – он был уверен, что всё делает правильно. – Зато я сказал правду. – Всё, пока, не подавись. – А ты не проебись. Вызов был завершен, и вроде должно было стать легче, ведь на одну проблему меньше, но как бы не так. Чем ближе было время его не-свидания, тем большее волнение поднималось в груди. Он надел одежду, которую выбрал с Хэ Сюанем, собрал волосы в небрежную шишку с помощью китайской чёрной заколки и теперь придирчиво оглядывал себя в зеркало. Его уже самого бесило его отношение к этому, но по-другому не получалось. Чувство, будто ему шестнадцать и он ученица, собирающаяся впервые на свидание с капитаном футбольной команды. Немного паршиво. – Дорогой гэгэ… Я хотел тебе сказать… Ты мне нравишься… – Он старался не смотреть себе в глаза, чтобы не видеть там искренней паники, – То есть… Не нравишься, то есть, не совсем нравишься так. Мы вроде как друзья, а я не хочу дружить, ну, точнее, хочу, но дружба – это немного не то… Я надеюсь ты позволишь… Дашь мне шанс? А-а-а-а, – если бы он мог, то давно бы взял себя за грудки и припечатал к стене разок-другой, чтобы голова встала на место. – Я люблю тебя. Очень сильно. Вот и всё, Хуа Чен, а дальше он бьёт тебя по лицу, а дома ты видишь себя в его черном списке! Он ослепительно улыбнулся себе в зеркало, тут же меняя лицо с грустным вздохом. В любом случае – там Се Лянь, а, значит, ничего не должно пройти плохо. Они здорово поговорят, вкусно поедят, он сможет снова посмотреть на его улыбку, даже если после этого придётся только наблюдать, как раньше, из-за стекла больших окон кофейни. Он вышел с мыслью, что редко когда волновался настолько же сильно.***
В это время Се Лянь разочаровался в своём гардеробе полностью. На него смотрели одни костюмы черного цвета, светлая спортивная одежда и пара застиранных вещей, давно превратившихся в половые тряпки. На полках он смог обнаружить мягкие вельветовые штаны с защипами на холодное время и светлые джинсы, которые ему силой всучил Ши Цинсюань прямо в руки, потому что не мог поверить в то, что у Се Ляня не было джинс – на работе он всегда переодевался в простые льняные джоггеры. – Му Цин… – Осторожно постучался в чужую комнату Се Лянь. Это была его последняя надежда – луч солнца в тёмном царстве, меч Гриффиндора в опасной битве, его обломок двери после крушения Титаника. Раздался грохот чего-то упавшего и скрип открывшейся двери. – Чего такое? – Раздраженно начала его “последняя надежда”. Му Цин стоял в легком тёмном джемпере с убранными волосами и в очках, которые тот надевал только во время работы. – Мне нужна какая-нибудь красивая рубашка. – Издалека начал Се Лянь, отводя взгляд, будто это могло спасти его от своей смущенной улыбки. – Ага, а я тут причем? – Я… Хотел у тебя одолжить? Если тебе не сложно, конечно! Просто я только понял, что у меня нет никаких вещей вполне подходящих для встречи в ресторане. – Начал быстро оправдываться Се Лянь, активно жестикулируя. – Так… Ресторан значит… – Му Цин остановил поток слов взмахом руки и заметно успокоился, уходя в свои мысли, – Пошли. Он повёл Се Ляня вглубь комнаты к своему шкафу. На столе лежали книги, был открыт ноутбук с таблицами и документами, а в маленьком окошке слева было поле с видеозвонком и несколькими лицами. Жое в это время обнюхивала горшок, который, видно, сама и уронила, испугавшись стука в дверь. – Прости, что оторвал от работы. – Не волнуйся, эти олухи подождут. – Отмахнулся Му Цин, чуть ли не наполовину залезая в шкаф. – Ну что ты так строго со студентами, они же еще совсем молодые, вот и ветер в голове. – Поучительно произнёс Се Лянь. Зная друга, его лекции были сущим адом, как и все экзамены с зачетами и допусками. Если бы к ним в квартиру кто-то пробрался, то Се Лянь сказал бы с вероятностью в 90%, что это не люди Цзунь У, а студенты Му Цина хотят прервать свои страдания в лице преподавателя-Сатаны. – Они сами выбрали исторический факультет, я их не заставлял. Военная история – это важно. И я не собираюсь вести свой предмет спустя рукава, пусть страдают и учат. Именно в этой последовательности. – Какой ты жестокий, Му Цин. – Зато справедливый. Вот, держи. – Друг протянул Се Ляню небесного цвета рубашку, переливающуюся в свете. На ощупь атлас был дорогим и нежным, как шелк, а белые журавли на ткани выглядели так, будто сошли с китайских полотен в музее. – Это… Слишком… – попытался отказаться Се Лянь от дорогой вещи, но Му Цин тут же убрал руки, закатывая глаза на такую реакцию друга. – Слушай, остальное тебе будет сильно большим, а эта ещё и по цвету хорошо подойдёт, перестань строить из себя непонятно что и забирай, пока я добрый. Я её всё равно выкидывать хотел. Се Лянь кивнул в благодарность и ушёл переодеваться, ведь не хотелось занимать ещё больше времени и отрывать человека от ведения занятий. Перед выходом оставалось совсем немного. Он уже не помнил, когда в последний раз собирался куда-то с таким волнением и скачущими, как козочки на лугу, мыслями – от радостного ожидания до пропасти страха. – Хорошо, Се Лянь. Всё пройдет просто замечательно. Это же Сань Лан, всё не может пройти плохо. Он бы и сам не нашёл здесь связи, но почему-то от этой мысли всё в нём успокоилось, как кончается рябь на воде после упавшего в нее камня. В случае Се Ляня, то был целый камнепад.***
Китайский ресторан был вроде и неплох, если бы Хуа Чен смог обратить на него хоть какое-то внимание. Он и на меню оторвался с трудом, под ноги себе почти не смотрел, только наслаждался видом человека рядом с собой, чувствуя себя абсолютно счастливым и взволнованным. Это ощущение мягко отдавало в груди переливающимся наслаждением, сравнимым разве что с радостью от его первого выигранного футбольного матча в средних классах. Только умноженное на тысячу. Хуа Чен поймал себя на мысли, что не помнит, когда начал смотреть на открывшееся предплечье из-за спавшей рубашки, когда Се Лянь подпёр щёку рукой. Фарфоровая кожа ярко контрастировала с небесной тканью и в целом с интерьером ресторана в красных тонах. – Ну так.. Сань Лан, что за успешная сделка? Ах да, мы же встретились под предлогом сделки… – Не вдавайся в подробности, гэгэ, это безумно скучно. Может, лучше расскажешь немного о себе? – Да что там рассказывать, всё очень скучно. – Вернул фразу Се Лянь, стараясь припомнить интересные случаи и порадовать друга очередной веселой историей. В планы Хуа Чена не входило устраивать допрос с пристрастием, но надежда на то, что спутник сам раскроет все свои карты оставалась. Однако же, прошлое Се Ляня и правда оставалось для него недосягаемым, как луна на небе – можно только наслаждаться конечным результатом. Хуа Чен очень надеялся, что скрытность совсем не связана с тем, что он сам не вызывает доверия, ведь тоже неохотно делился своим прошлым. В этом плане они зашли в тупик, и Хуа Чен был близок к тому, чтобы смириться, ведь какая разница, что произошло ранее, если сейчас Се Лянь оставался для него очень близок буквально на духовном уровне. Разговор по накатанной переместился в книги и рассуждения о поступках героев, где они находили точки соприкосновения и иногда спорили. Сейчас Хуа Чен даже забыл о своей первоначальной миссии, настолько с головой погружаясь в диалог, и вспомнил только когда им принесли десерты, а Се Лянь нахмурился, следя за чаинками в стакане. – Что-то не так, гэгэ? – Всё так, только задумался. Не бери в голову. – Се Лянь постарался улыбнуться, но выходило больше грустно. – Ты мог бы со мной поделиться. – Хуа Чен осторожно перебирал затронутые темы в голове и вычленял, какая же из них могла стать отправной точкой к неприятным мыслям Се Ляня, чтобы в будущем её затрагивать как можно меньше, однако ответ его удивил. — На самом деле… Я задумался о том, какие герои книг всегда удивительные, и как им, должно быть, непросто поступать так, как они поступают. И вспоминаю, что в настоящем мире всё совсем не так. – Что значит “не так”? – Он недоумевал, ведь и в реальном мире достаточно героев и удивительных людей. – Это… – задумался на мгновение Се Лянь, но быстро сориентировался, – есть люди, которые помогают, а есть те, кто наживается на ненависти. И ты не можешь знать, когда первый случай – искренний порыв, а не попытка прийти ко второму красивой дорожкой из благих намерений. – Вот как.. Считаю, что гэгэ может не волноваться. Ты для меня удивительнее всех книжных героев. – Се Лянь от его слов мгновенно смутился и спрятал лицо за кружкой чая. – Не суди так скоро, Сань Лан. Прости, если слишком мрачно. У меня сейчас такое время, когда я не совсем уверен, тем ли занимаюсь. – Хуа Чен чувствовал, как в этих словах заложена трещина для мира Се Ляня. В этом предложении было столько грусти, смущения и недовольства собой, что Хуа Чен с трудом сдержал порыв, чтобы не потянуться к низко опущенной голове и не коснуться, приглаживая слегка растрепанные волосы. – Не стоит извиняться, гэгэ. Мне кажется, что здесь главное чувствовать направление, а цель, она вторична. Даже если ты до конца не уверен, то сердце подскажет в какую сторону тебе повернуть на перепутье. Се Лянь сверкнул глазами, как будто лампочка загорелась на пыльном чердаке, и тут Хуа Чен понял – вот оно. Он нащупал что-то. Как миражи исчезают и оставляют после себя не иллюзию, а самый настоящий оазис, не растворяющийся перед глазами, а твёрдо находящийся перед тобой – окуни руки, умой лицо, он здесь и никуда не денется. Хуа Чен хватался за это ощущение и не желал, чтобы Се Лянь ускользнул. – Знаешь… Ты говоришь прямо как моя мама, она тоже верила, что только сердце способно повести тебя по верному пути. – Он отрешенно гипнотизировал чаинки в стакане, и его вид показался Хуа Чену до больного милым и близким. – Главного глазами не увидишь, да? – Угу, зорко одно лишь сердце. – Дополнил Се Лянь любимую цитату из “Маленького принца”, которая с самого детства дарила ему тепло и жизненный ориентир. Пусть сейчас и было сложно, но родные слова немного помогли успокоить мысли. Хуа Чен наслаждался теплой атмосферой очаровывающей тайны, которая воцарилась между ними. Контакт глаз заставил его утонуть, ведь напротив отражалось абсолютное доверие и магически мерцающий свет ламп, напоминающий тысячи бумажных фонарей в ночном небе. Сейчас пришло понимание – это самый удобный момент, чтобы, наконец, во всём признаться, но слова никак не шли. Он всё смотрел и смотрел, как красиво играет цветами голубая атласная рубашка на широких плечах, как по ней растекаются тёмные волосы, и какое очаровательно задумчивое насупившееся лицо любимого – сейчас он был полностью уверен в этом слове – человека. – Гэгэ, я… – озвучить следующие слова не дал громкий треск и шум посуды, ставший внезапно слишком громким в полной темноте ресторана и улицы. Хуа Чен судорожно вдохнул.