Любовь с первой пролитой чашки кофе

Се Лянь уткнулся лицом во что-то мягкое и пушистое. Нечто терлось о его кожу, не дав шанса ни вдохнуть, ни увидеть ничего вокруг. – Ах ты пушистый паршивец! Ты что творишь? Эмин, быстро отцепись!  Хуа Чен грубо оторвал кота за шкирку, и тогда перед глазами Се Ляня предстал недовольный комок шерсти с блестящими алыми глазами. Как только они столкнулись взглядами, Эмин скорчил удивительно милое выражение, несчастно поджав лапы и округлив глаза так, что Се Лянь невольно потянулся к нему и забирал из рук Хуа Чена питомца, который тут же начал громко мурчать, припадая всем телом к гостю. Даже пушистые острые ушки ритмично подергивались от удовольствия.   – Какой ты милый малыш, какой гладкий, нежный кот Эмин. Настоящий красавец, да, Эмин? Какая у нас шёрстка, какие мягкие лапки, прекрасный.  Хуа Чен недовольно нахмурился, сверля кота взглядом, но тот специально игнорировал хозяина, наслаждаясь объятиями, как последним ужином перед казнью.  – Так, хватит ему. Разбалуешь поганца. – На этих словах он всё же смог за шкирку оторвать Эмина и кинул шипящего кота подальше в коридор, ловя его остервенелый взгляд.  С высокими отношениями друга и его кота Се Лянь был знаком только в теории по мимолётным упоминаниям о его проказах, но лучше один раз увидеть, чем сотню раз услышать, как говорится. Его проняло такое уютное семейное ощущение, что он легко рассмеялся, заходя вслед за Хуа Ченом в темноту квартиры.  При свете Се Лянь легко смог уловить общий стиль пристанища Хуа Чена – просторное, но слегка мрачное место, которое могло быть ещё больше, если бы сплошь темные оттенки не съедали добрую часть пространства. Лаконичность здесь граничила с пустотой – ни фото семьи, ни грамот со школы, ни странных статуэток из отпусков, как в нынешней квартире Се Ляня – Му Цин с Фэн Синем сохраняли множество воспоминаний, так что даже фото родителей Се Ляня ютилось рядом со всеми. У Хуа Чена же создавалось ощущение нежилого пространства, и вспомнились одни его слова: “Это не мой дом, дома должен кто-то ждать, а это так… место для сна”. И эта квартира полностью подходила под описание, оттого всё вокруг сделалось вмиг более грустным и одиноким. Сложно было представить, что Хуа Чен проводит свои дни в квартире в одиночестве с котом, как та самая “сильная и независимая”. Се Лянь грустно улыбнулся, почувствовав, странное родство.  – Что-то случилось? Он тебя поцарапал?  Хуа Чен обеспокоенно подошёл ближе, уже сверкая глазами на Эмина, но Се Лянь улыбнулся со своей обычной теплотой, заставив дыхание Хуа Чена сбиться, а руки напряженно застыть, чтобы они случайно не потянулись сгладить чужую щеку.  – Всё хорошо, Сань Лан. Покажешь дом?  Комнаты не сильно отличались друг от друга, поэтому на экскурсию ушло немного времени. Сменялись только функциональные части мебели – в кабинете главное место занимал минималистичный пустой стол, в спальне – кровать с обычным черным покрывалом, в гостиной – диван прикрытый красным пледом. Ничего такого, что бы могло как-то удивить. Достаточно минималистичный и монохромный интерьер вызывал желание только испортить его чем-то, чтобы чувство идеальности так сильно не давило. Пока Се Лянь неосознанно прикидывал, как бы здесь смотрелись пушистые коврики, к его ногам пристал Эмин, крутясь, мурлыча и выгибая спину дугой. Хуа Чен не дал Се Ляню пойти на поводу и за руку отвёл его к дивану, усаживая на чёрные широкие подушки.  – Сиди здесь, а я пока поставлю мясо в духовку.  Не прошло и пяти минут, как с кухни раздался приглушенный звук брани, на который Се Лянь тут же поспешил, скинув с ног свернувшегося калачиком Эмина. Чем ближе он подходил, тем отчетливее слышался голос Хуа Чена и почему-то плеск воды, как от небольшого ручейка высоко в горах. Свернув по длинному коридору на кухню, Се Лянь встретился с удивительной картиной, как его друг в потемневшей от воды одежде ползает на карачках, утопив всю верхнюю половину тела в черной тумбе, над которой находилась раковина. Из этой тумбы бодро вытекала вода.  – Сань Лан?   – Гэгэ? Ауч! – Хуа Чен издал сдавленный звук, когда стукнулся макушкой о край тумбы, пытаясь быстро выбраться из неё, весь прошибаемый стыдом за неурядицу перед Се Лянем, – Протечка образовалась, я старался перекрыть воду, но нужен ключ в ванной. Тебя не затруднит? Мне придётся пока руками сдержать воду. – Да! Сейчас! Се Лянь с готовностью отозвался и побежал на память искать дверь ванной. С третьей попытки ему удалось открыть верную, вот только где же был ключ? В панике он не поинтересовался, в каком из многочисленных шкафчиков и ящичков обитает нужный инструмент, поэтому начал шарить по всем. Однако, нашёл он вовсе не то, что ожидал. Когда он ощупал предмет, то в его груди похолодело. Очертания точно были ему знакомы, и уверенным движением он выудил черный пистолет, обмотанный белым целлофаном со следами скотча, которым он был примотан к верхней части ящика. Это же повторилось ещё несколько раз, пока он не расположил перед собой три пистолета и два револьвера. Все обмотаны в пакет, который шелестел при каждом касании. Судя по весу, каждый из них был заряжен. В руках Се Ляня они ощущались ледяными неповоротливыми кубами. Страх и подозрения начали заниматься в груди. Ладно спрятать для самообороны один-два – время сложное, не защитишь себя сам – никто не защитит, но если сопоставить факты связи Хуа Чена и Цзюнь У, наличие множества оружия, ещё и увлеченность клинками, то выводы напрашивались такие, какие Се Лянь от себя стремительно отбрасывал.  – Спокойно, Се Лянь, надумывать рано.  Он чувствовал себя уязвлено, и решил, что спросит напрямую, что делает столько огнестрельного оружия в доме директора финансовой компании. Собрав много тряпок, эмалированный таз и тяжелый ключ, он поспешил назад к Хуа Чену, подавая все вещи с неловкой улыбкой.  Воды натекло за это время несметное количество, поэтому, когда удалось всё перекрыть, они взялись за тряпки, собирая ледяную, прямо как рукояти пистолетов из ванной, воду в ёмкость. Се Лянь молчал, пытаясь подобрать нужные слова для разговора. Почему-то он чувствовал себя в какой-то степени и обманутым и обманщиком, ведь случайно устроил обыск и раскрыл какой-то важный секрет. А он как никто понимал, что некоторым секретам лучше оставаться секретами. Хуа Чен же молчал терзаемый по совершенно иной причине – вместо того, чтобы провести время с Се Лянем за приятным созерцанием сабли, они сейчас собирали воду по всей кухне. Хуже не придумаешь, хотя всегда есть куда. И это “хуже” заключалось в том, что Се Лянь сам молчал и выглядел очень отстраненно, что заставляло страх заворачиваться в груди.  – Сань Лан? – Осторожно начал Се Лянь, вытирая пот со лба. Штаны на коленях потемнели, пропитавшись водой. – Что такое, гэгэ? – Хуа Чен не мог смотреть Се Ляню в глаза, поэтому оставался сгорбленным над полом.  – Дело в том, что… Пока я искал ключ… Я случайно наткнулся на оружие. На много оружия. – Хуа Чен сжал тряпку сильнее, округлив в шоке глаза. Страх, который лишь занимался, распространился за раз, подначивая сердце биться чаще. Се Лянь тут же смутился от своих слов и замахал руками, в одной из которых лежала мокрая тряпка, – Ты не думай, я не обыскивал тебя, просто ящиков было много, это не моё дело, я понимаю, но вроде как это слегка меня волнует.  Хуа Чен не слышал остальных слов, только сидел, с холодной пустотой внутри, и утопал в глубине своих мрачных мыслей, как будто Се Лянь набросил на его шею веревку с камнем на другом конце и кинул в самое глубокое место ледяного океана.  Раз, и лучик света замаячил перед глазами – это Се Лянь коснулся его руки, неуверенно и поддерживающе сжимая пальцы. Пальцы Се Ляня были длинными и теплыми, несмотря на то, что он минуту назад собирал холодную воду на тряпку. От этого лёгкого движения Хуа Чен как будто выбрался из пучины, всё ещё загнанно глядя на того, перед кем он больше всего на свете хотел быть хорошим. И как сейчас эта иллюзия рассыпалась на кусочки, ведь если ружьё висит, значит оно непременно выстрелит. Хуа Чен боялся, что Се Лянь узнает о том, кто он на самом деле. Убийца, торговец смертью, скольких людей он затащил в ад своими руками, а скольких не своими? И он думал, что этих кровавых рук будут касаться такие чистые руки Се Ляня? Вздор.  – Я… – Хуа Чен не до конца продумал, как сказать о своей причине, и решил выдать полуправду, боясь спугнуть друга, общение с которым стало подобно воздуху, – имею немало врагов. И наличие дома оружия успокаивает меня, пусть я и знаю, что скорее всего не воспользуюсь им. Это место слишком безопасно для внезапных нападений. Он ходил по самому краю, говоря о своих реальных причинах, пусть Се Ляню сейчас может показаться надуманным этот страх, но тем не менее это лучше, чем прямо сейчас заявить ему, что он один из ключевых персон в мафиозном мире, поэтому не хочет опять попасться на облаву.  Се Лянь уловил искренность в его глазах, которая плескалась там, как лунный свет в ночной воде озера. Поэтому он не мог не поверить, ведь и сам засыпал со страхами, а в прошлой его квартире было столько оружия, что можно было бы открыть неплохую оружейную лавку.  – Извини, что заставил выдать свой страх. – Се Лянь опустил глаза и продолжил собирать холодную воду по полу. Хуа Чен, поняв, что его довод приняли, ощутимо расслабился и потеплел.  – Ты можешь выдать свой, и тогда мы будем в расчете. Что скажешь? – Предложил он уже более уверенно с улыбкой.  Пришла очередь Се Ляня напрячься, думая какой же его секрет будет звучать достаточно увесисто, но не достаточно лично, чтобы не вызывать дополнительных вопросов и подозрений. Когда он подумал о своём страхе, то перед глазами невольно возникло лицо Цзунь У, но об этом рассказывать ни в коем случае было нельзя. Молчание затягивалось, а он всё ещё не знал, о чём мог рассказать. Плеск воды удивительным образом прояснял его чувства, поэтому он осознал кое-что более трепетное и глубокое о своих страхах. Эта мысль возникала периодически, но была так глубоко задвинута им и похоронена под толщей улыбок и защит, что доставая ее измятую, кровоточащую, сердце сжалось.  – Мне кажется, что я больше никому не могу позволить помочь мне. – Он с трудом сдерживался, чтобы не побиться головой об пол, лишь бы это напряжение ушло из него. Хуа Чен смиренно ждал продолжения, внимательно следя за изменившимся лицом Се Ляня, – Когда моих родителей забрали, мне говорили, что всё будет хорошо, что с ними просто поговорят, они вернуться, что мне помогут. Я надеялся и верил, но они умерли там. И мне стоит винить только себя в том, что понадеялся, будто бы кто-то за меня решит мои проблемы. Я больше не верю, что кто-то поможет мне.  Хуа Чен ожидал услышать нечто подобное, но всё равно оставался не готов. Его рука на мгновение замерла, борясь с порывом коснуться Се Ляня, который казался таким одиноким, сжавшимся, но несмотря на это бесконечно сильным. Широкая ладонь коснулась плеча друга, а губы в тёплой грустной улыбке подбодрили, внося своё “я рядом” в то одиночество, на которое Се Лянь умышленно обрекал себя. И пусть хотелось вцепиться и просить доверять ему, клясться, что он, Хуа Чен, поможет, что сделает всё, чтобы этот человек больше ни секунды в своей жизни не оставался один со своими проблемами, однако неуместность этих слов давила. У него просто не было права так  говорить. Скоро вдвоем они собрали всю воду и аппетитный поджаристый запах мяса из духовки известил, что близилось время ужина, на который Хуа Чен возлагал много надежд, и, видимо, напрасно, ведь теперь беспокоился, что позволил гостю убирать водопроводную воду, пока он должен был восхищаться саблей, ради которой и приехал.  – Сань Лан? Что-то случилось? – Се Лянь обеспокоенно посматривал на хмурого Хуа Чена, который с каждой минутой всё больше напоминал грозовую тучку, которая вот-вот разразится страшным ливнем.  – А? Всё хорошо, гэгэ. – Хуа Чен усмотрел, что на коленях Се Ляня спокойно свернулся Эмин и громко мурчал под ласкающей его рукой. Хотелось либо выкинуть кота прочь, либо прямо сейчас упасть на колени и разныться, что его никто не гладит, – Если тебе наскучит этот прохвост, то не стесняйся, я его выкину.  – Эмин чудесный котик, ты с ним слишком строг. Да, Эмин? – Эмин мявкнул в ответ и вытянул передние лапы с мягкими подушечками, которые поймал в плен Се Лянь попеременно нажимая на розовые лапки.  Хуа Чен на эту идиллию только фыркнул, обещая себе в следующий раз запереть кота или сдать Хэ Сюаню для охоты на его аквариумных рыбок.  В небольшом раздражении, крепко замкнувшись в себе, чтобы случайно не показаться Се Ляню не почтительным, Хуа Чен расставлял тарелки с сочными кусочками мяса, на которых золотилась тонкая поджаристая корочка. Компанию мясу составляли тушёные овощи с травами – при составлении ужина, Хуа Чен старался максимально подогнать меню под вкус Се Ляня, который признался, что часто ест только приготовленное Му Цином хоть вкусное, но слегка пресное.  Зазвучал стук приборов о тарелки, и тишина стала ещё более угнетающей.  – Сань Лан, спасибо, вышло очень вкусно! Давно я не ел таких вкусностей. – Се Лянь очень беспокоился, что разозлил друга своей любопытностью, поэтому старался вновь загладить свою вину как привык – приятными и правдивыми словами.  – Спасибо, гэгэ. Я всегда рад тебя накормить, так что можешь заходить почаще. – Хуа Чен улыбнулся, думая, что этот жест как-то поможет приподнять атмосферу, но, видимо судьба действительно издевается и не хочет давать ему благоприятный момент для признания.  Ощущая себя полным идиотом, Хуа Чен собирал тарелки, отвергая любую помощь Се Ляня, не позволявшего себе сделать и лишнего жеста, чтобы не расстроить Хуа Чена ещё больше. После очередного провалившегося признания, можно было расслабиться, что немного разговорило хозяина дома, хотя его ответы и оставались сдержанными и аккуратными, как будто он проходил экзамен, требующий полного сосредоточения. Наконец, русло встречи перетекло постепенно в кабинет, где и располагалась недавняя покупка – Сабля Кровавого Дождя.  Се Лянь сидел на кожаном диванчике и ждал, когда Хуа Чен выудит саблю из стенного шкафа, который был полностью обставлен интересным оружием – от огнестрельного до метательного. Глаза гостя так и загорелись, руки тянулись к холодному металлу, а язык никак не мог остановиться перечисляя все достоинства и известные факты. Сабля была гладкой и заточенной, сверкающей на свету – инкрустации на ней напоминали настоящий человеческий глаз с красной радужкой. Подобное оружие мастерски могло бы выстоять в долгой схватке благодаря своей лёгкости и удобной форме, что отличало ее от современников.  – Не представляю, какое счастье сражаться таким прекрасным оружием. Ты позволишь? – Се Лянь завороженно под кивок Хуа Чена взял саблю как подобает и сделал пару выпадов, рассекая воздух и демонстрируя свои навыки. В исполнении Се Ляня владение оружием больше напоминало утонченный возвышенный танец, чем наглядное пособие по убийству. Пока, единственное, что умерло – это сердце Хуа Чена, с трудом выдерживающее красоту жестов гостя. Отвернуться он не мог, так и пожирая взглядом каждую выбившуюся прядку и порозовевшие, как небо на рассвете, кончики ушей и скулы.  На рассмотрении сабли интерес Се Ляня не иссяк – тут же его глаза перебрались на стеллажи шкафа, выхватывая то один интересный экспонат, то другой. Получив разрешение от хозяина коллекции, Се Лянь тут же принялся осторожно крутить-вертеть находки, постоянно обращаясь к Хуа Чену с восклицаниями. Тот же спокойно занял место на диване и наблюдал за чужим восторгом. Напрашивалось сравнение с маленьким Эмином – когда котёнок видел ворох новых игрушек, то его глаза блестели точно также. Сейчас Хуа Чен не мог сдержать мысли о том, как же сильно влюблён. Настолько, что подарил бы ему всё, включая дом и самого себя.  Се Лянь, заметив, как лицо Хуа Чена потеплело, а его раздражительность постепенно уходила, принялся радоваться ещё больше. Облегчение настигло его быстро, как и настиг бой часов в коридоре.  – Что такое? Почему часы бьют? – Се Лянь поставил последнюю исследованную вещицу в шкаф и отправился на место рядом с Хуа Ченом, подбирая ноги под себя.  – Уже десять вечера, гэгэ. Мои часы бьют только в восемь утра и в десять вечера.  – Ничего себе! Уже так поздно, я совсем заигрался. – Се Лянь сокрушенно покачал головой, раскаиваясь, но Хуа Чен смотря на это всё лишь легко рассмеялся.  – Ничего страшного, мы ещё успеем. Это то, на что он отчаянно надеялся – что всё это не последний раз. 

***

О ночёвках Хуа Чен знал только из фильмов, поэтому предоставил Се Ляню полностью рулить процессом. В конце концов, его вид в пижаме так обезоруживал мужчину, что он и при всём желании не смог бы вспомнить, что там делают на ночевках приличные люди. Сейчас, чувствуя полное удовлетворение и трепет, когда Се Лянь приземлился на кровати максимально близко к нему, он ощущал себя кем угодно, но точно не приличным человеком.  Суть фильма постоянно ускользала, но Се Лянь рядом завороженно уставился на экран, иногда совершая разного рода восклицания, вроде: “Вау!”, “Надо же!”, “Как они это провернули, ты видел?” и тому подобное. На его коленях Эмин тщетно пытался сместить тарелку поп-корна, чтобы улечься самому и принимать ласки, но Хуа Чен прогнал его одним шиком, ближе подсаживаясь к гостю.  – Точно! Сань Лан, на колени!  – А?  Се Лянь развернулся всем телом, а его лицо выглядело очень воодушевленным. Ответом стала сцена из фильма, где ребенка, чтобы успокоить положили головой на колени и гладили по голове. Сначала это всё показалось шуткой, но Се Лянь и правда сел удобнее, распахнул руки и убрал тарелку поп-корна на соседнее место, согнав случайно Эмина, который крутился поблизости на случай, если его снова захотят погладить. И вроде бы, вот его шанс забраться на колени, но Хуа Чен, заприметив сверкнувшие кошачьи глаза, сам лёг на место, разрываясь внутри от восторга, не зная, как сдержать слёзы.  Сердце стучало бодро, а всё тело слегка потряхивало – бёдра Се Ляня были мягкими, несмотря на очерченные мышцы и его худобу. Хуа Чен думал, что лучше он уже не мог представить, но тут рука начала преспокойно поглаживать его голову от макушки до спины, иногда перебирая волосы и почесывая, видно, по привычке. Се Лянь был всё ещё увлечен кино, но не останавливал свои поползновения, чему Хуа Чен не противился.  Конечно, Се Ляню тоже было малость неловко, но в фильме сказали, что взрослые намного больше нуждаются в ласке и поддержке, поэтому чтобы успокоить, можно погладить человека прямо так, как это делали его близкие. Се Лянь решил, что кто он такой, чтобы спорить с мировым бестселлером и, к его удивлению, это сработало. Хуа Чен расслабился и чуть ли не мурчал под его руками, как колючий дворовой кот, удостоившийся долгожданных ласк, и Се Лянь понял – да, это способно помочь ему поднять настроение другу. Да и ощущение тяжести на коленях было очень приятным. В конце, концов мерное дыхание Хуа Чена начало завлекать его внутрь своих мыслей, где он просто радовался теплу, растекающемуся по всему телу прямо от коленей и рук к макушке. – Финал просто шикарный – нет ничего лучше, чем простор для фантазии смотрящего. – Се Лянь заговорил, как только начались титры, полностью пораженный увиденным, но не переставая гладить голову на своих коленях.  – Угу.  Хуа Чен же в это время дошёл до той точки расслабления, когда смысл от него ускользал, но различить приятный голос он был ещё в состоянии.  – И вообще, я думаю, что другого и не могло быть, он остался там, чтобы защитить свою семью, потому что всегда считал себя недостойным их. Я всё же думаю, что он будет оберегать их, если они останутся в этом доме.  – М-м-м.  – И всё-таки, как актёры это обыграли! Мурашки бегут, все были шикарны. Тебе понравилось, Сань Лан?  – Угум-м. – Я рад, что мы с тобой посмотрели этот фильм, он хороший. – Се Лянь посмеялся, подтвердив свою догадку о том, что Хуа Чен уже давно находится в полудреме. Видно, друг устал после обилия работы и ждал момента, чтобы расслабиться.  Се Лянь подождал до конца титров, выключил телевизор, погружая всю комнату в темноту. Он поставил пустую миску из-под попкорна на пол и аккуратным движением приподнял уже почти спящего Хуа Чена под плечи, чтобы перенести на подушки на его стороне кровати. Умиротворенный он выглядел прямо как ангел, и Се Лянь не смог удержаться, чтобы не сгладить острую скулу кончиком пальца, якобы заправляя прядь за ухо.  Во сне Хуа Чен отличался своей безжалостностью и силой, а ещё бесстрашностью, поэтому, как только Се Лянь расположился на другой стороне кровати и накрылся одеялом, крепкие руки бесцеремонно притянули его поперек груди, как подушку. В макушку ударило горячее дыхание, а спина уперлась в крепкий торс. Се Лянь соврал бы, если бы сказал, что не получил удовольствие от такого стечения обстоятельств. Однако, сам он настолько вымотался от недосыпа и работы, что расслабленный теплотой и объятием, провалился в вязкую яму сна, засыпая быстро и без обычных проблем, удивляясь совершенному отсутствию страха со своей стороны.  Как будто рядом с Хуа Ченом бояться ему было нечего.