Любовь с первой пролитой чашки кофе

– Хватит делать это лицо. – Хэ Сюань смотрел прямо перед собой на ускользающие белые полосы шоссе, ведущие за границу города. – Иди ты. – Хуа Чен был не добрее, чем собака, которую бросили сражаться с медведем в одиночку. – Не я виноват, что ты не можешь признаться уже столько времени. – Это вообще тут причем? На мгновение в машине воцарилась тишина от острого и несдержанного вопроса Хуа Чена. Это был тот самый голос – острый и ледяной, как нож проворачивающийся в теле, пока ты бьешься в предсмертной агонии. – Ну так, я же оторвал тебя от ночи с Господином Баристой. – Хэ Сюаня не проймешь, слишком уж он давно был знаком с повелителем серебряных бабочек, чтобы так просто заткнуться и не надавить на рану. – Да. Поэтому у меня это лицо. – Хуа Чен держал сигарету во рту, крупно затягиваясь почти на каждом вдохе. – А если бы ты признался, то вы бы так проводили каждый вечер. Подумай над этим. Сейчас совершенно не было настроения на привычные нравоучения о любви от напарника, потому что хотелось только утопиться сбросившись с моста, по которому они удобно проезжали. – Хэ Сюань, лучше заткнись. Хэ Сюань и правда не сказал на эту тему больше ни слова, лишь наблюдая за тем, как золотые лучики нежно ласкают воду пролива вдалеке. Рядом с водой даже лицо Хэ Сюаня всегда слегка смягчалось от любви и обожания. Будь его воля, он бы наверняка поселился на самом дне, чтобы вокруг плавали рыбы, а люди не донимали его пустым трёпом. – Ты в таком состоянии, что этим ублюдкам останется только молиться. – Им это не поможет, бог немилостив к таким подонкам. – Как и к нам с тобой. Хуа Чен ничего не ответил, смахивая пепел от сигареты в открытое окно. Буквально сорок минут назад, он мог назвать себя абсолютно счастливым, потому что проснулся с любовью своей жизни в одной кровати, ещё и не сбросившего его руку с плеч, мирно посапывающего на его, Хуа Чена, постели. Но Хэ Сюаню нужно было разрушить этот отличный момент, чтобы сообщить, что он поймал двух крупных крыс, которые никак не желали разговаривать без Хуа Чена, а тот уж мог их разговорить, даже если бы они пожарили и съели свои языки на обед. В данный момент, на завтрак. Еле скрываемое бешенство сквозило от Хуа Чена через его напряженные плечи, белеющие костяшки и холодные взгляд искрящихся глаз, чуть прикрытых чёлкой, как крылом ворона. Они приехали в пустой порт на отшибе, который был заляпан ошметками грязи, ржавчиной и остатками тухлой рыбы. Хэ Сюань, однако, чувствовал себя здесь как дома среди потрёпанных рыбацких судов с качающимися на ветру снастями и рванными парусами. Выцветшая краска на судах не означала то, что они были бесхозными – просто такие суда почти не останавливает береговая охрана, что значительно уменьшает количество взяток, ведь на берегу не вся полиция была подвязана, хотя Хэ Сюань к этому стремился. Иногда даже слишком агрессивно, за что заработал дурную славу жестокого, но тихого маньяка, который трогает только тех, кто коснулся его вод, чёрных от крови и тёмных дел. Пусть это и были лишь слухи, но в своей заводи Хэ Сюань действительно был безжалостнее, чем на земле. Иногда он специально заманивал именно к своим причалам предателей, чтобы разобраться без лишнего шума. В целом, как вышло и сейчас. Доки. Все знают, что это билет в один конец. В небольшом складском помещении уже стоял звук тяжелого дыхания, плача и булькающего хрипа – какому-то бедняге сломали нос. Пусть, обозначенное число крыс в устном отчёте значилось, как двое, но на деле в амбаре на коленях стояло с полдюжины человек, на всех, кроме двоих впереди, был наброшен полотняный мешок из-под рыбы, который отдавал тухлятиной и трупами. Руки были крепко перевязаны веревкой, и когда вошёл Хуа Чен с Хэ Сюанем, все охранявшие подручные поднялись со своих точек, чтобы отвесить поясный поклон. Пойманные же радости не выражали и завыли громче, умоляя отпустить их, поддерживая общий галдёж. Двое без мешков стояли спереди и были предводителями группы, их головы низко склонились, выражая то ли почтение, то ли ужасающий страх перед вошедшими. После жеста Хэ Сюня, поднявшего руку в черной перчатке, люди рассредоточились по амбару, держась наготове, чтобы в случае чего помочь в зачистке. – Ну что, рассказывайте, как же так получилось. По одному и без лишних соплей. Я весь во внимании. Хуа Чен встал перед группой на расстоянии пары шагов. Щелкнул предохранитель, и этот звук побудил людей зарыдать сильнее. – А ну молчите, псы, распустили нюни, как будто не знали, чем всё могло кончиться! – Рыкнул один из стоящих на коленях людей, гневно поворачиваясь на своих подчинённых. В это время второй заговорил с жаром и мольбой в голосе. – Господин, я честно не думал, я не хотел, такого больше никогда не повториться, это всё он, он меня агитировал, говорил про вас всякое, подбивал, чтобы подставить, и я хотел его вам сдать, честно слово, господин, верьте мне! Он захлебывался словами, подползая на коленях ближе, но исказившееся лицо Хуа Чена не дало ему продвинутся и на сантиметр дальше от страха быть убитым. – Да что ты елозишь перед ним, паскуда, сам же поносил его чернее всех. А ты чего смотришь ублюдок, я знаю, что ты убьёшь меня, так что я ничего не расскажу, пёс проклятый, сын суки, что ты думаешь, что тебя тут все боятся и уважают? Да они плюют в тебя за твоей спиной! Потому что ты жалкий, слабый и совершенно не стоишь всего твоего пафоса, да я рад был сливать тебя Цзюнь У, рад видеть, как ты падаешь всё ниже, я ещё помочусь на твой труп, имей в виду! – Ты вообще думаешь, что говоришь?! Тебе лучше не злить босса, а то он тебя по воздуху развеет, даже переродиться не сможешь. – А такой кусок говна, как ты, так и так переродиться только в говно, как и твой начальничек! Человек смачно плюнул под ноги Хуа Чена, не отрывая взгляда от его тёмных спокойных глаз. Казалось, это спокойствие заряжало его гневную тираду ещё больше, но терпению Хуа Чена, казалось, не было предела. Все наблюдали, как он курит сигарету за сигаретой, разбавляя морской и немного тухловато-ржавый запах амбара, а его бранит человек в последние свои часы перед мучительной смертью. В конце концов, люди позади, которые боялись больше всего, умоляли его заткнуться, срывая свои голоса от плача, перекрикивая жесткую брань, в конце которой человек всё же успокоился и замолчал. – Говно кончилось. Так что же случилось? Мне кто-то расскажет? – В ответ прилетело молчание, прерываемое всхлипами. Видя, как терпение босса ускользает, один из охранников подал голос. – Разрешите, босс? – Хуа Чен кивнул, не отрывая взгляда от скулящей толпы перед ним, всё это его сильно утомляло, а без обеденного кофе он чувствовал себя сквернее некуда, – Мы поймали этих крыс, когда они с отрядом пытались передать сведения о поставщиках Цзунь У. Ещё они прихватили образцы новинок, которые мы собирались продать как эксклюзив. Проклятые прихвостни. – На себя посмотри, головорез, думаешь, любимой дочке понравится то, чем ты тут занимаешься? Раздался громкий хлопок, заставивший людей на мгновение замолкнуть и позже разразиться громкими рыданиями. – Всем тихо. – Хэ Сюань ледяным голосом ввёл людей в подобие транса, в паре сантиметров от особо говорливого предводителя дымилась земля, затормозившая пулю. – Ты, – Хуа Чен посмотрел на второго предводителя, который первый же бросился ему в ноги, – говори. – Мы всё это время работали на Цзунь У, но мы можем договориться, мы многое можем вам рассказать, что поможет вам против него. – Ваш уровень? – Доступ В. – Хуа Чен усмехнулся, что ошибочно расценили, как хорошее расположение духа, но только Хэ Сюань знал, что у них в руках были бабочки с более высоким уровнем, так что всё, что эти крысы могли поведать, и так им известно. – Продолжай. – Хуа Чен прикурил новую сигарету, всё ещё не снимая тонкие кожаные перчатки. Ему казалось, что весь он пропитан этим солёным рыбным запахом и теперь вовек не отмоется. – Мы просто подчинялись его приказам, у него в плену наши семьи, мы не могли иначе. – Опять ложь, потому что именно у этих двоих не было семьи ни под настоящим именем, ни под фальшивым, под которым они и существовали в рядах его служащих, – Он хотел выведать поставщиков и перехватить рынок, он планирует расширение – другая компания, которая могла бы действовать из тени, чтобы рамки закона его больше не ограничивали. – Тц, ты хуже пса дворового. – С презрением сказал его напарник, сплевывая кровь на землю. А вот это уже было кое-что интересное. Об этом плане было известно только как о слухах, почему же Цзунь У посвятил в него таких мелких шестёрок. Видимо, слухи среди высоких уровней были не слухами, а всё-таки планом действий, но по какому порядку к этому имели доступ разные люди оставалось загадкой. Это и предстоит выяснить. Скачивать архив за архивом было слишком долго, еще и расшифровывать их после этого – непозволительно долго, как будто они по капле хотели наполнить пустыню и вернуть ей вид океана. Конечно, всё это мог быть и блеф перед ним, чтобы набить цену своей жизни. – Очень смешно полагать, что мы не в курсе этого. – Хуа Чен с талантом показывал, насколько информация ничтожна, чтобы ни в коем случае не довести до сделки, – Что ты знаешь о планах на Сянь Лэ? Лица обоих мгновенно изменились, как будто услышанное повергло их в глубокий шок. Хуа Чен ничего не ожидал, задавая вопрос, но реакция его позабавила. – Насколько я слышал, его собираются пристроить в новую организацию, оставив место в главной. – Чем он занимался? – Хуа Чен выкурил сигарету рекордно быстро, заставляя Хэ Сюаня напрячься, весь этот допрос превращался в цирк. – Это знает далеко не каждый. По слухам, он как-то связан с террористами. – Может, что-то интересное всё-таки расскажете, ради чего мы могли бы сохранить ваши жалкие жизни? Хэ Сюань блефовал, чтобы развязать языки ещё больше, но спустя ещё час расспросов, ничего нового они так и не узнали. Их всех ждал печальный конец изначально – быть скормленными хищным рыбам Хэ Сюаня, которых тот держал в огороженном бассейне, как своих любимцев. Давненько Хуа Чен не выезжал на подобные дела, они всегда причиняли ему лишь дискомфорт, тем более он ненавидел запах тухлой рыбы и грязь. – Когда ты ему хочешь сказать о том, чем занимаешься? Они уже ехали обратно в полной тишине. Крики людей вперемешку с мольбами всё ещё звенели в голове Хуа Чена, как и звук разрываемой плоти с плеском воды. О Се Ляне он подумать не успел, но этот вопрос встрепенул в нём огромную волну любви и боли одновременно. – Примерно тогда, когда он скажет о своей занятости. – Подловил. – Я слишком давно с тобой знаком. Ненадолго воцарилось молчание, и Хэ Сюань потянулся, чтобы включить радио с расслабляющей музыкой. Впереди у них было много работы – архивы Цзунь У всё ещё были в процессе скачивания, а расшифровалась лишь ничтожная часть. Давно Хэ Сюань сетовал на мощности их штаба, теперь точно получится получить разрешение на расширение. Заиграл спокойный блюз, который идеально вписывался в бегущую дорогу за окном, всю залитую золотистым светом. – Что думаешь насчет слов этой крысы? – Не знаю. Одних слухов мало. По слухам – я безжалостное животное, поедающее сердца своих врагов. Так что, я не желаю опираться на людские языки. – Признайся, что просто не хочешь знать правду. Хуа Чен не ответил на выпад, но узелок мысли завязался в его душе. В носу всё ещё стоял запах крови и гнили, который не смывали тёмные воды в доках. Хэ Сюань на своем равнодушном лице выражал отрешённость с капелькой довольства, ведь он нянчился со своими рыбками целых два часа скармливая им сочащиеся куски плоти. Зрелище после себя не оставляло места аппетиту никому, включая Хуа Чена, который теперь мрачно вёл машину через все развязки к их бизнес-центру. Несмотря на увиденное, а скорее благодаря, он всё ещё рассчитывал увидеть прекрасного Се Ляня на смене, чтобы очистить свой разум и благословить свои глаза после кровавых ужасов утра. Хэ Сюань отправился в контору как только три раза покраснел ушами, общаясь с мальчишкой за стойкой – Ши Цинсюань же старался всеми силами коснуться, рассмешить и невзначай рассмотреть гостя. Хуа Чен следил за ними со своего углового столика и вовсю забавлялся. Как только Се Лянь появился из зоны для сотрудников, неся в руках много разных пластиковых контейнеров с заготовками, взгляд Хуа Чена был прикован намертво, так что Хэ Сюань только похлопал по плечу своего несчастного компаньона-начальника-друга, стараясь не потревожить созерцание его объекта любви. В голове Хуа Чена то и дело проносились слова от тех прихвостней. Связан с террористами. Голос не умолкал в его голове, то смакуя воспоминания об их ночёвке, то проговаривая всю информацию снова и снова. Близок с Цзунь У. Террористы. Увлекается Оружием. Реакция. Сила. Скрытный. Но мягкий, добрый, светлый, помогающий, защищающий и участвующий. Речь будто шла о разных людях, узнать в Се Ляне террориста не позволила бы даже самая яркая фантазия, как и социопатического маньяка-подрывника. В конце концов, он зевает, когда видит, что зевают, это же о чём-то говорит? Хуа Чен и сам понимал, что не говорит. И сам понимал, какими люди бывают, если подпустишь их чуть ближе, чем следовало. И какие части тела этот милый парень может от него отрезать со светлой улыбкой по чьему-то заданию или же из веселья? Представился сразу знаменитый Джокер, смеющийся и безжалостный. А чем ты отличаешься от того же Джокера? Святой? Тоже будешь заливать, что это неправильно? Убийство есть убийство. Тут же стало противно от себя. Алая кровь не просто покрывала его руки, она покрыла всё его тело, пока он восседал в своём золотом кресле на груде человеческих тел. Однако, я не террорист. У меня есть принципы. А есть ли они у тебя? Он посмотрела на Се Ляня непроницаемым взглядом, ловя его прищур. В душе беспокойство поднималось волнами и облизывало его душу. Физически чувствовалось, как этот прибой отнимает силы с каждым толчком. От созерцания внутренней пустоты его отвлёк звон посуды – на столик опустилась керамическая чашка и блюдце причудливой формы с ароматным пирогом. Место напротив занял улыбающийся Се Лянь. Он только что отпустил Ши Цинсюаня – оставалась пара часов до конца вечерней смены. – Привет. Вишнёвый капучино с корицей и ванильный пирог с карамелизированной грушей за счёт заведения. – Вкрадчиво проговорил Се Лянь, складывая голову на сцепленные руки. Его запах, лицо, жесты и мягкий голос с силой вытащили Хуа Чена из недр самокопания и осветили всё мягким сиянием. В который раз пришло осознание, что он влюблен, как мальчишка в недосягаемую отличницу. – Спасибо. Это я должен тебя угощать, извини за это быстрое утро. Дела не позволили провести с тобой больше времени, гэгэ. Хуа Чен расстроенно сжимал кулаки, проклиная Цзунь У, тех людей и всё на свете за то, что не мог провести это утро сто часов смотря, как сопит Се Лянь. Верх неприличия и неуважения, но никто бы и не узнал. А значит, можно считать, что этого технически не было. – Не извиняйся, это работа. Надеюсь все дела устранили? – Хуа Чен поперхнулся на слове “устранили”, и Се Лянь тут же взволнованно протянул руку, чтобы похлопать по спине, но своим касанием вызвал только больший приступ кашля. Перед глазами Хуа Чена тут же возникло утреннее небо в доках, запах рыбьих кишок и растворяющиеся бурые пятна в воде. Мерзко. – Да, всё хорошо. – пробормотал Хуа Чен, успокоив приступ кашля, – Все хорошо. Повторил он для пущего эффекта, но судя по выражению глаз Се Ляня, ему не удалось обмануть ни себя, ни его. Я весь порос этой грязью, гэгэ. Она выливается из меня, и я не хочу испачкать тебя. – Плохой день? – Се Лянь заглянул в опущенные глаза Хуа Чена и терпеливо ждал ответа, постукивая по столу подушечками пальцев. В это вечернее время все гости постепенно покидали свои места, а посетители бежали скорее по домам. – Не то слово. – Хуа Чен позволил себе раскрыть частичку правды, отчаянно цепляясь за соломинку, желая укутаться во внимание Се Ляня, как в теплый плед, пить и смаковать его участливый голос, сладкий с кислинкой, будто малиновый чай после долгих часов под зимними ветрами. Он хотел погрузиться в этого человека и не думать о том, какой мерзкой вещью, вероятно, является сам. Возможно, это была кульминация самой крупной подтекающей раны, кровь с которой он слизывал, забившись в свой чёрный от страха угол. – Я рядом, Сань Лан. Расскажи мне, если хочешь. – Се Лянь коснулся костяшек руки Хуа Чена кончиками пальцев, но тот, слишком крупно вздрогнув, отнял руку и спрятал её под столом, крепко сжимая своё бедро от стрельнувшего болезненного чувства. Се Лянь только понимающе покачал головой с нежностью, выражая полное принятие. Торопиться не хотелось, тем более, что нет необходимости – все дела перед закрытием были сделаны. Сейчас более важно находиться рядом. Хуа Чен своим состоянием то ли грозовой тучи, то ли побитой собаки достаточно напугал Се Ляня, чтобы нервно потряхивало пальцы, а под ложечкой сосало. – Спасибо, гэгэ, за поддержку, не знаю, что бы я делал, если бы- Закончить Хуа Чену не дала череда оглушающих хлопков, которая перемешалась со звоном битого стекла. Звук до того привычный, что ни первому, ни второму не пришлось даже прикрыть глаза от неожиданности. Несколько выстрелов в потолок снесли пару светильников, сделав кафе более тёмным, но не лишенным света. Визгливый голос, такой же резкий, как звук пуль, пронзил пространство. – Ты! Поганый грязный собачий сын! Где они?! Куда ты их дел?! Се Лянь медленно повернулся на стуле – вошедший был прямо за его спиной. Первое, на что он обратил внимание, было серебристое дуло, поблескивающее, как луна на ночном небе и смотрящее в пространство прямо позади него. – Почтеннейший, что вам угодно в нашем скромном кафе? – Начал растягивать слова с холодной улыбкой Се Лянь, медленно поднимая руки. Человек был едва ли выше самого баристы, а тот никогда не славился своими размерами – его силуэт, тощий и непропорциональный, был облачен в чёрный костюм не по размеру и только добавлял комичности. Тонкий резкий голос дрожал, как и дуло револьвера, наставленное теперь на Се Ляня. Он успел пройтись цепким взглядом не только по их ночному гостю, но и по каждому уголку кофейни, чтобы сделать вывод, что здесь они одни. Хуа Чен хмыкнул. Уже второй раз за день ему мешают выпить кофе и побыть с Се Лянем. После дела он назло оставил свой пистолет в бардачке – маленький акт протеста против своей грязи, будто это что-то могло исправить. Но сейчас он подумал, что лучше так, чем расстрелять человека прямо на глазах любви всей жизни и после продолжить пить приготовленный им же кофе. Он надеялся, что, имея пистолет, ни за что так не сделал бы. Холодная ярость и спокойствие, которые излучал Хуа Чен могли заставить волноваться кого угодно. И человек перед ними не исключение – он пошатнулся, крепко цепляясь в револьвер всеми пальцами, когда столкнулся с глазами Хуа Чена, горящими, как два январских костра. От стоявшего в пяти шагах человека было отлично слышно шумное дыхание и затхлый запах кислого пота. Запах страха загнанного зверя. – Ты вздумал со мной шутки шутить? Какой еще “почтеннейший”! Не надо передо мной вилять своей паршивой задницей! – Человек глубоко вдохнул, и у Се Ляня пронеслась мысль, что тот должно быть страшно переживает, раз так часто и глубоко дышит – тем страшнее, ведь шальная пуля намного опаснее твёрдой руки снайпера. – Вы всё не так поняли, Господин. Расскажите, зачем вы сюда пришли? – Се Лянь медленно встал заслоняя собой Хуа Чена, всё ещё держа руки раскрытыми на уровне головы. Взгляд его не отрывался от человека, который нервно сглатывал ком в горле. Его кожа блестела от пота в свете луны, а тело казалось таким же деревянным, но податливым, как тело марионетки в кукольном театре. – Я… я пришел, чтобы узнать где мои братья! – Человек крупно всхлипнул, тёмный глаз дула с блестящей каймой колыхнулся, и Се Лянь инстинктивно проследил за ним. Хуа Чен хотел бы прямо сейчас подняться и забрать пушку у этого жалкого пса, чтобы показать, что бывает с теми, кто наставляет на него оружие, но рисковать, когда здесь Се Лянь было слишком опасно. А ещё он боялся раскрыть себя до ужаса, поэтому мог лишь свирепо дышать, набирая пальцами Хэ Сюаня, чтобы он соизволил притащить свою рыбную головешку сюда и разобраться. – Так поищи их по больницам и моргам, мы тут причем? – Не выдержал Хуа Чен, но его слова вновь прервались оглушающим звоном и звуком выстрела – очередная люстра разлетелась, не выдержав патрона, пущенного в запале. – А с того, что они работали на тебя, а ты их увёз в доки! Что с ними случилось! Что произошло?! Что я скажу матери! Что я скажу А-Сяню! Что мне теперь делать?! Это всё из-за тебя, из-за тебя! – Человек зажмурился, срываясь на крик боли и отчаяния. – Вниз! – Всё происходило слишком быстро. Хуа Чен повиновался крику Се Ляня, заныривая под стол, который тут же упал на бок, заслоняя его от стрелявшего. Он быстро понял, что это Се Лянь почувствовав, как человек на грани истерики жал на курок, уронил стол, зацепив его одной ногой на манер щита. Сердце забилось бешено. Руки шарили по кафельному полу, как будто здесь он мог наткнуться на того, кого искал. Глаза жаждали увидеть Се Ляня, уши жаждали его услышать, а руки ощутить – что с ним всё хорошо, он живой, и, к счастью, тут же раздался его бодрый голос, сметая все барьеры Хуа Чена к чертям. – Сань Лан, не высовывайся, у него осталась одна пуля. Плевать он хотел на эту одну пулю, он хотел сломать шею тому, кто посмел стрелять в Се Ляня. Осторожно высунувшись, Хуа Чен замер от представшей картины. Се лянь стоял на ногах с поднятыми руками на расстоянии трёх шагов, и дуло револьвера было направлено прямо в его сердце. – Так, давай без резких движений. Опусти пушку, и я расскажу тебе, где они. Хуа Чен тысячу раз проклял себя, две тысячи раз Хэ Сюаня и эту судьбу, которая сейчас в миллиметре от того, что забрать у него то единственное, что даже еще не началось, но уже согрело и подарило ему счастье. – Ну что вы, мистер. Успокойтесь немного. Я уверен, что нет проблем, которых нельзя решить. – Се Лянь вкрадчиво говорил, почти мурлыкая так, что даже Хуа Чен пребывающий в бешенстве начал возвращать самоконтроль. Грудь чувствовала дуло в непосредственной близости. – Подумайте о своей семье. Давайте лучше поговорим, так будет легче найти выход. Се Лянь продвигался шажок за шажком, вынуждая человека всхлипывать и дрожать ещё больше. В глазах нападающего Се Лянь наконец заметил проблески разума, руки его ослабели и сознание поддавалось на голос. – Д-да какой там может быть выход! – Человек сделал слабую попытку остановить Се Ляня, но тот был уже слишком близко, дуло огненно дышало в паре миллиметров от его груди. Хуа Чен наблюдал за картиной, давя в себе импульсы вскочить и защищать, защищать, защищать. Любое резкое движение могло стоить Се Ляню жизни. Остался последний штрих – Се Лянь на выдохе выбил пистолет из рук парня, который только взвизгнул и сжался на месте. Ощутив себя безоружным, он наконец сорвался на истеричный рёв. Слишком привычное отточенное движение далось Се Ляню с такой же легкостью, как и всегда – не сложнее чистки зубов или рисования цветов на пенке капучино. – Пожалуйста, не убивайте меня! – Се Лянь скрутил парня, отбрасывая в сторону Хуа Чена револьвер. Наконец, можно было выдохнуть спокойно. Запах крови застал вылезшего из-под стола Хуа Чена врасплох. На плитке тёмным светились отчетливые следы резной подошвы кроссовок Се Ляня, только теперь можно было заметить, как его лицо отчаянно бледнело, а руки дрожали, пока он набирал номер службы спасения. Поверх светлого льняного фартука баристы распространялось красное пятно. – Се Лянь, что с тобой? – Хуа Чен подлетел к нему в ту же секунду, не зная, что хочет сильнее – прибить сжавшегося в комок стрелка или отчитать Се Ляня за необоснованное геройство. – Здравствуйте, улица Белых Цветов, десять, один нападавший с револьвером, мы смогли его обезоружить, двое пострадавших, у одного пулевое ранение. Ждём. Телефон выпал из рук Се Ляня, звонко прокатившись по плитке. Тихо выругавшись, он схватился в том месте, где кровь расходилась красными пионами и зашипел. – Гэгэ. Без резких движений. Се Лянь всё ещё сидел на полу, было видно, как его плечи потряхивало, а тяжелые вдохи сотрясали что-то внутри Хуа Чена – болезненное, острое с одной стороны и каменно тяжёлое с другой. Не верилось, что и в самом деле происходит с ними, как будто это всё лишь плохо поставленный фильм, Се Лянь сейчас встанет, улыбнётся и спросит, не надо ли добавить раскатов грома для драматичности. Он так и не смог сказать ни слова. А что он мог? Извиниться? Поддержать? Сказать, что любит его и пытался признаться всё это время? Сказать, что всё будет хорошо? В последнее хотелось верить, но голос внутри подсказывал, что это конец. И голос этот упрямо выдавливался из сознания. Смотря на всё более оседающего к полу Се Ляня, дыхание которого становилось еле слышимым, он хотел взять револьвер и пустить ту последнюю пулю себе в висок. – Н-не беспокойся так, Сань Лан. Бывало и похуже. Не умру я от такой ерунды, – Се Лянь слабо улыбнулся, отбрасывая волосы назад. Молчание его напрягало сильнее, чем резкая боль в рёбрах и нарастающая слабость. На руке ощущалась вязкая теплая кровь, которая быстро остывала на ладони. – Не проси меня о том, что я не смогу выполнить. Хуа Чен сидел на коленях, низко опустив голову так, что в темноте его можно было принять за небольшую горку вещей или коленопреклоненную статую. Безжизненный голос звучал на контрасте с громкими рыданиями от нападавшего, и видит Бог, Хуа Чен с трудом держался, чтобы не выкинуть его в соседнюю речку, плотно привязав камень потяжелее. Скоро темноту разрезал звук сирен, окрашивающих всё пространство в красный, синий, потом снова в красный. Холодный свет на бледном лице Се Ляня выглядел чересчур ярким, неестественным. Оторвав глаза от своих коленей, он уже не мог перестать смотреть в глаза Се Ляня. Всё не насмотреться, он бы так и глядел, сидя неподвижно. Сейчас Хэ Сюань наверняка бы назвал его побитой собакой, и Хуа Чен бы не стал спорить. Приход полиции всё ускорил в разы, как будто кто-то поставил ускоренное воспроизведение у видео. Ему задавали вопросы, но мысли крутились только вокруг Се Ляня, которому врачи скорой надевали кислородную маску, укладывали на носилки, а когда его силуэт, как след призрачной бабочки, исчез, то беспокойство занялось с ещё более страшной силой. Оказалось, не видеть его намного ужаснее, чем наблюдать за ним раненым, так отчаянно делающим вид, что всё хорошо.