Век Дракона. Книга I - Герольд.

      Яркий луч бил в окно, высвечивая миллиард пылинок, легко парящих над деревянным полом. На улице намечался солнечный день, однако воздух в комнате был свеж и прохладен. Серафима зябко поежилась, натягивая на себя тонкое одеяло. В том, что она проснулась, сомнений не оставалось — были слышны шорохи и мелкие звуки, которых так не хватало в Тени, вернулись запахи. Только сейчас она поняла, что в Тени не было запахов.       Ощущение, что что-то не так, пришло не сразу. Лишь спустя некоторое время, присмотревшись, девушка сообразила, что комната, в которой она очнулась, определенно была ей незнакома, но в то же время Фима странным образом помнила всё, что было в помещении: каждую досочку на пыльном полу, каждую щель, из которой нагло вылезала трава, каждую свечку на полке над своей кроватью… Свечку? Своей?!       Фима резко села, оглядываясь вокруг, кожей ощущая колыхание ткани на груди от ударов бешено заколотившегося сердца, и… наткнулась на цепкий взгляд светло-карих глаз на курносом лице, обрамленном ярко-рыжими волосами. Поняв, что их заметили, глаза улыбнулись, а усыпанный маленькими редкими веснушками носик наморщился. — Ну что, проснулся наконец, братец? Здорово же тебе досталось!       Братец?!       Обалдев от внезапной информации, Серафима вскочила с кровати и заскользила глазами по дому в поисках зеркала. — Оденься, Герольд! — рыжая обладательница маленьких веснушек вспыхнула и резко отвернулась.       Герольд?!       Однако сомневаться в словах новой знакомой не приходилось — начиная от внутренних ощущений более сильного тела и заканчивая внешними, которые возможно было увидеть без зеркала — мужские руки, ноги и…       В панике Серафима заметалась по комнате; свалила табурет, заставив вздрогнуть стоящую спиной к ней девушку, а затем наконец сдёрнула с кровати тонкое одеяло, завернулась в него, точно гусеница в кокон, и обреченно опустилась на постель, обхватив голову руками.       Как так получилось? Почему она в теле Герольда? Что в таком случае стало с ним самим? Сотни вопросов обрушились на неё, как волна, накрывая с головой. Куда она попала? Что это, в конце концов, за место? И что ей теперь делать? Она не знает ни этого мира, ни этих людей, и вообще КАК ей дальше жить… мужчиной? Губы затряслись, и Фима сжала голову, до боли собирая волосы в кулаках. — Это невозможно… Это невозможно! — еле слышный шепот сорвался на фальцет, а затем утонул и вовсе, сжевав восклицание в подступившем спазме. — Братец, — её плечи ласково обняли. — Что с тобой? У тебя что-то болит? Ты ранен?       Ранен ли брат этой девушки? Тут впору спрашивать, жив ли он вообще! Опуская вопрос о том, что Серафима и вовсе ожидала проснуться в пустой квартире Санкт-Петербурга.       Легкая рука аккуратно легла Фиме на кулаки, заставив отпустить ни в чем не виноватую шевелюру. Мягкое касание неожиданно успокоило, подарив призрачное ощущение безопасности, и паника ослабила свои тиски, позволив думать спокойнее и более ясно. Фима несмело подняла глаза на сидящую рядом незнакомку — незнакомка тут же ободряюще улыбнулась ей, не выпуская из рук ее ладонь. У Герольда действительно была очень хорошая сестра, и Серафима почувствовала большую симпатию и благодарность к этой рыжей девчонке, про которую не знала ничего. Даже имени. — Я… — чувство безысходности толкало Фиму признаться во всем. Ей просто необходим был кто-то, кто помог бы разобраться с обрушившейся на неё ситуацией, но откуда она могла знать, как отреагирует сестра Герольда на подобную правду?       «Девушка, ваш брат скорее всего мертв, а я вот как-то в его теле пришвартовалась вдруг. Простите-извините-помогите?».       Поэтому Серафима соврала, малодушно испугавшись потерять расположение рыжеволосой эльфийки. — Я ничего не помню… — хриплый голос Герольда напугал Фиму.       Что ж… По крайней мере, это лучше, чем ничего. Может, от нее не станут ожидать ответов на вопросы так скоро и удивляться наверняка не соответствующему обычаям поведению. — Бедный Герольд! — эльфийка склонила голову брату на плечо, и Фима уловила еле заметный приятный аромат цветов, тянущийся от её волос. Видимо, эльфы обладали более острым обонянием. Запах был тонкий. Вряд ли она уловила бы его, будучи человеком. Хотя как знать — ведь раньше девушки никогда не склоняли ей головы на плечи.       Растерявшись, Фима замерла. Сестра Герольда почувствовала ее напряжение и, подняв голову, не понимая, заглянула в глаза брату, а затем удивленно отпрянула. — О, Создатель… Что же с тобой случилось, братец? Что с тобой сделали? Ты словно… чужой.       Она снова коснулась головы Герольда, расправляя взлохмаченные волосы, а потом вдруг порывисто прижала её к себе и всхлипнула: — Ты не бойся меня. Это же я — Шианни. Твоя двоюродная сестра. Вспомни меня, пожалуйста.       Сердце Серафимы сжалось. Очень захотелось обнять эльфийку и успокоить. Фима осторожно подняла руку и погладила девушку по плечу: — Шианни — очень красивое имя.       Сестра Герольда перестала всхлипывать и в недоумении взглянула на Фиму, а затем закрыла лицо руками и расплакалась по-настоящему. — Не плачь, — Фима наконец решилась приобнять хрупкую Шианни. — Прости. Все будет хорошо. Я же… дома.       Испугавшись снова сказать что-то не то, Серафима умолкла. Оставалось лишь надеяться, что она все-таки оказалась действительно в доме у Герольда и её не накроет второй волной океан девичьих слез.       Ей повезло. Шианни перестала вздрагивать от рыданий и оторвала ладони от заплаканного лица. — Братец… — девушка сделала глубокий вдох, и взгляд янтарных глаз смягчился. — Это ты меня прости — разревелась как глупый наг. Тебя не было две недели! Я так переживала за тебя! Мы уже тебя… мы уже думали, что никогда тебя не увидим. — Но теперь я здесь… Правда, мне бы… одеться во что-нибудь, — Фима демонстративно потянула край одеяла, посильнее запахивая его на груди, — и помыться…       Шианни тут же обеспокоенно вскочила, на ходу вытирая глаза от слез: — Ах да. Идем. Ты сможешь встать? Ты бледный такой. Совсем на себя не похож…       Она еще раз участливо заглянула Фиме в глаза, слегка нахмурилась, а затем вспыхнула симпатичной улыбкой, обнаруживая две еле заметные ямочки на щеках.       Серафима кивнула и встала, неуверенно затоптавшись на месте. Увидев это, эльфийка поманила её за собой в другой, занавешенный дырявой тканью угол комнаты. И, видимо наконец-то смирившись с полной амнезией брата, больше не стала мучить Фиму вопросами.       Конечно, душа тут не было.       Импровизированная «ванная комната», если можно было так назвать просто отгороженный куском материи один из углов помещения, была выложена камнем и представляла из себя ушат с водой, причем с холодной, и треснутый у края деревянный ковш. Ни мыла, ни шампуня — хорошо хоть, мочалка была.       Серафима долго рассматривала отражение в воде — других отражающих поверхностей в доме она так и не нашла. Лицо молодого эльфа глядело на нее из деревянной посудины испуганно и растерянно. — Ну здравствуй, Герольд, — процедила она сквозь зубы отражению. — Увижу еще раз ... — она в ярости ударила по водной глади, расплескав холодную воду на ноги. Кожа тут же покрылась пупырышками. С ужасом глянув на ушат, Фима поёжилась. Лезть в его ледяные «гости» совершенно не хотелось, но выбора не было. Она зачерпнула в ковш прохладной жидкости и, задержав дыхание, перевернула его на себя. Затем, громко фыркнув от окатившей её воды, принялась тщательно растираться мочалкой, стараясь разогнать кровь. После внезапного холода тело вдруг стало жарким. — Хорошо… — дрожащими губами произнесла Фима еле слышно. — Хорошо… я выдержу.       Одежду сестра Герольда принесла к занавеске, и Фима предпочла одеться там же, где мылась, мысленно поблагодарив Шианни за догадливость.       Когда Серафима впервые увидела Герольда, ей показалось, что он из обеспеченных эльфов. Ну, или живет где-то в симпатичном лесу в домике на деревьях. Уклада жизни этих человекоподобных собратьев она не знала, да и чего там скрывать, ей с трудом удалось привыкнуть к тому, что он не мутант, да и вообще ко всему этому. Теперь же, когда первые волны шока прошли, она огляделась и была страшно поражена тем условиям, в которых приходилось жить Герольду. А если точнее — условий практически не было никаких: грубо сколоченная, явно самодельного происхождения мебель; деревянный пол и стены с невероятным количеством щелей и дыр, продуваемых со всех сторон безжалостным сквозняком; коврики и вездесущая пыль. Было такое ощущение, что этой пыли никогда не касалась влажная тряпка и в лучшем случае её уделом был веник. Возможно, здесь не придавали такого значения уборке, к которому привыкла Фима дома. Тем не менее одежда, которую ей принесли, была чистая и даже не мятая.       Рыжая эльфийка ждала брата на улице. Увидев Фиму, она подозрительно широко улыбнулась. — Герольд, ты мылся без мыльного корня?       Ах, мыло у них все-таки было. Ну, хоть в этом все не настолько плохо. Что ей ответить, Серафима не знала, и на вопрос девушки просто виновато пожала плечами. — Идем, братец. Тебя хотел видеть отец, — край рукава свежевыстиранной рубахи незаметно оказался захвачен маленькой ладошкой, которая настойчиво за него потянула, увлекая за собой. — Ты только не смотри, что он будет с тобой строгим. На самом деле, он очень сильно за тебя переживает, — Шианни, замешкавшись, почесала конопатый нос. — Но ты тоже должен его понять. За эту свадьбу невесте были заплачены хорошие деньги, и жрица столько прождала у алтаря. А ты взял и пропал на две недели! Хорошо хоть, невеста не уехала.       Фиме сделалось страшно. Она не знала, что отвечать нельзя, а что допустимо. А после последних слов Шианни ей еще больше захотелось признаться, что она не Герольд, и всё объяснить. Однако внутренний голос настойчиво говорил, что этого делать не следует. На ватных ногах она пошла за сестрой Герольда, непроизвольно прячась у той за спиной.       Улочка, на которую выходила дверь дома, была узкой и грязной. По ней угрюмо сновали эльфы, с любопытством посматривая в сторону их маленькой компании. Но никто не подходил, почти тут же возвращаясь к своим нехитрым проблемам и делам. Пока они брели вдоль покосившихся обшарпанных домов, Фима то и дело спотыкалась о раскиданный повсюду мусор, всякий раз при этом недовольно, но молча поджимая губы.       Стойко пахло рыбой.       Возле, пожалуй, самого большого и не самого ветхого дома их ожидали четверо эльфов и один человек с черной, битой серебряной проседью бородой. При их приближении разговор между собеседниками стих, и к Серафиме обернулись любопытные лица, доведя таким образом и без того находившуюся на грани паники Фиму почти до полуобморочного состояния. — Андаран-а-тишан, — произнесла Шианни и чуть склонила голову в поклоне.       Догадавшись, что это чудно́е слово, вероятно, означает приветствие, Фима спешно повторила вслед за эльфийкой: — Андаран-а-тишан. — Анас ара, дети, — мягко растягивая слоги, ответил им самый старый из присутствующих и самый высокий эльф. Его седые, почти белые волосы на висках были причудливо забраны в две тонкие косички, которые переплетались на затылке, остальные же пряди свободно падали чуть ниже плеч на поношенную рубаху. Фиме понравилось его лицо — доброе и мягкое. Страх понемногу стал уходить, и она решила, что, если придется, то вести разговор будет именно с ним.        Неожиданно Шианни выступила вперед и ткнула пальцем в вежливо кивнувшего на их приветствие человека: — Что тут делает этот шемлен, старейшина?       Розовые губки эльфийки неприветливо поджались, а Фима вздрогнула, услышав знакомое слово. — Шианни, не будь груба, — старый эльф сделал паузу, слегка приподнял подбородок, словно пытаясь стать ещё выше, чем был, и громко, привлекая внимание, обратился к остальным: — Уважаемые жители эльфинажа! Этот человек — мой друг. Прошу вас принять его тоже как друга.       От ближайших домов и улочек к ним стали подтягиваться остальные жители. Их внимание было обращено не на Серафиму, а на человека, определенно, полностью завладевшего «аудиторией». Странное отношение к людям заставляло думать, что последние здесь редкость и их тут не очень любят.       За что-то. За что?       Между тем человек снова вежливо поклонился и решил вмешаться в разговор. Впрочем — так же вежливо: — Меня зовут Дункан. Я Серый Страж. Рад снова приветствовать вас и тебя, мой старый друг Валендриан. С некоторыми мы уже немного знакомы, — человек коротко глянул в сторону Фимы, и она заволновалась, потому что его взгляд не ускользнул и от остальных эльфов и те стали потихонечку коситься в её сторону, — …очень жаль, что при столь невеселых обстоятельствах, но… Позвольте мне сказать.       Теперь Дункан и вовсе открыто посмотрел на Фиму. — В жизни бывает всякое. И каждый поступок, каждая ошибка преподносит нам свой урок. Этот эльф испугался, что выбор сделали за него, но и после его попытки самому выбрать свою дорогу я не могу назвать его трусом. — Не оправдывай его, шемлен! — вперед вышел темноволосый, но уже начинающий седеть эльф, и по его глазам Фима безошибочно поняла, что он и был отцом Герольда — тот же невыразительный взгляд, те же угольки, прячущие мысли. — Простите меня. Я не оправдываю, — Дункан держался очень твердо, но деликатно. — Я пытаюсь убедить вас глянуть со всех сторон на поступок вашего сына. — Тебе не стоило убегать за стены Денерима, Герольд, — повернулся к Фиме старейшина. — Не так давно за стенами видели Флемет. Компанию людей ведьма Диких Земель обойдет, а вот одинокого эльфа…       Валендриан сделал паузу и, слегка наклонившись к ней, добавил, чуть понизив голос: — Ты очень рисковал, мой мальчик. — Флемет? — Фима почувствовала, как на новоприобретенном лице брови Герольда чуть дернулись вверх. — Старуха? Такая худая и говорит одними стихами? Ну так вам больше не стоит бояться её! Она мертва.       Вот что ей стоило просто промолчать сейчас? Почему она сказала про колдунью? Откуда вдруг возникло такое совершенно необъяснимое стремление оправдать побег Герольда? Еще не успев закончить фразы, Фима ощутила, как зазвенел вокруг воздух от резко возникшей гробовой тишины. Она испуганно замолчала, почти мгновенно испытав желание превратиться в мышь и спрятаться куда-нибудь под гнилой порожек.       Молчание было тяжелым и неторопливым и определенно ничего хорошего не сулило. Первым вперед выступил отец Герольда. — Сын, ты хочешь сказать, что убил Флемет? — в глазах мужчины сквозила надежда и страх за неё — Фиму. Точнее, за своего сына, конечно же. Словно и не хотел он задавать этого вопроса, но должен был. — А я ему верю! — голосок Шианни заставил всех оглянуться. Девушка отчаянно посмотрела на брата и добавила: — У него глаза… голубые!       Как голубые?! Фима тревожно оглянулась на начавшую вразнобой говорить толпу. Сюрпризы еще не кончились? Что ожидать ей дальше? Волчий хвост?       Шианни завозилась и выудила откуда-то из складок платья маленькое зеркальце, лопнувшее у самого верхнего края металлической оправы, и все же — вполне выполняющее свои функции. Глянув в зеркало, Фима непроизвольно замерла. На неё все так же смотрел Герольд, только теперь чернота не прятала мысли в его глазах. Цвет глаз действительно был голубым.       Прозрачно-голубым, как озеро. Как у неё — у Серафимы.       «Ты словно чужой», — вспомнила слова эльфийки Фима. Так вот чего заметила Шианни. — Я не знаю, почему у него изменился цвет глаз, но убить Флемет… Ведьму, которую не смогло убить целое Хасиндское племя…? — осторожно разодвинув соплеменников, вперед протиснулась старая женщина с непонятно зачем намотанным на пояс рваным шарфом и не столько недоверчивым, сколько испуганным видом. — Ведьма коварна и, я слышала, может превращаться в дракона.       После её слов в толпе зашептались, и по разговорам собравшихся стало понятно, что Герольду не поверили. Только Дункан задумчиво переводил с одного на другого взгляд, и определить, о чем размышлял мужчина, было невозможно. Хотя понять этих эльфов Фима могла. Она вспомнила, как легко ведьма лишила Герольда воли, оставив неподвижно висеть в воздухе, окруженного светом. Не помогла ему тогда вся его хваленая сноровка убийцы. — Я был не один, — попыталась сгладить ситуацию Фима. — Мне помогли. Но он… — Фима запнулась. — Погиб? — оживился Дункан. — Не знаю… еще, — честно ответила Серафима.       Потихонечку народ пробуждался. Эльфы стали переговариваться, периодически кидая на Фиму любопытные взгляды, и она очень испугалась, что её теперь и вовсе засыпят вопросами. И, скорее всего, так бы оно и было, если бы события данного утра не пополнились еще одним.       Конечно, будь Серафима настоящим Герольдом, она бы сразу заметила эту сухопарую эльфийку, с отпечатком ярости на лице приближающуюся к ним через толпу тут же замолкающих при её виде жителей квартала. Эта молодая женщина чем-то отличалась от других эльфов, и Серафиме вскоре без труда удалось понять, чем — на худом лице эльфийки не были накрашены разве только роговицы глаз. От неумелого макияжа недостатки в и без того не отличавшемся красотой облике девушки оказались не затушеваны, а скорее выставлены на показ. Вычурное платье было надушено и заставило Фиму с тоской вспоминать приятный запах волос Шианни, а по случайно выбившейся из тугой «дульки» тонкой прядке светлых волос бесстрашно ползла в поисках своей судьбы самая настоящая жирная вошь. В глубине души Фима сразу поддержала идею Герольда убежать со свадьбы.       Но хуже всего выглядело то, как держалась эта эльфийка. Её нос казался задранным даже тогда, когда она смотрела на башмаки.       «Расступися, грязь, говно плывет!» — Серафима прямо слышала, как её однокурсник и друг по-совместительству, Володька Швец, отпускает в сторону этой барышни (у Володьки все девушки были именно барышнями) данный комментарий.       Между тем эльфийка остановилась в шаге от отца Герольда и, глядя Фиме в глаза, тем не менее обратилась к нему: — Дядя Цирион. Я смотрю, ваш сын жив и вернулся? — девица уничижающим взглядом смерила Фиму с ног до головы, заставив внутренне ощетиниться. — Надеюсь, теперь я смогу наконец уехать из вашего захолустья и забыть о нем как о страшном сне? И особенно обо всех этих унизительных событиях.       Вместо Цириона накринолиненной даме ответил старейшина: — Прошу простить, леди Мелинда, за те обстоятельства, однако замечу, что с Вами в итоге все было хорошо. А мы пострадали от них побольше Вашего. — Как, старейшина, от вас тоже сбежал жених? — Мелинда изогнула тонкую, выщипанную почти под ноль бровь. — Нет, — вмешалась Шианни. — Старейшина имеет в виду, что Вас не подвергли таким унижениям те лорды, каким они подвергли нас.       Мелинда повернулась к рыжеволосой эльфийке. — И что? Я не виновата, что ваши мужчины предпочли спрятать в первую очередь меня, а не вас. — Это было законом гостеприимства, и мы его выполнили!       На возмущенные возражения Шианни Мелинда лишь фыркнула и отвернулась от девушки, снова впившись глазами в Фиму: — Сбежавший жених, вероятно, тоже является «законом гостеприимства»? — Мелинда, прошу прощение за поведение моего сына, но он уже взрослый мужчина. Эту ошибку совершил я, возложив на себя обязательство за его судьбу. Мы уже не единожды принесли Вам свои извинения. Однако, если Вам мало, то в знак примирения вы можете оставить себе весь выкуп, — Цирион положил сыну руку на плечо, и этот жест вызвал во взгляде Мелинды новую волну негодования, а в Серафиме — симпатию к этому уже немолодому эльфу. — Говорила мне мама, что в вашем Денериме одни воры и обманщики, — девица раздраженно скуксилась. — Дядя Цирион, зачем мне Ваши извинения? Не вы же сбежали со свадьбы.       Она окинула Серафиму ожидающим, с толикой презрения взглядом, чем вызвала в той лишь всплеск упрямой ярости вместо, вероятно, ожидаемого Мелиндой чувства вины.       Невеста Герольда возмущала своей наглостью и высокомерием, а этого Серафима всегда не могла терпеть в людях. — Мелинда, мы сделали для вас всё, что требовалось… — Цирион словно желал заступиться за сына. Возможно, именно он испытывал вину, вот только перед невестой ли? — Ну нет, — все-таки не удержавшись, резко перебила Цириона Фима, не отводя от Мелинды взгляда и неожиданно удивляя окружающих и себя саму. — Ты не должен извиняться, папа. За себя я ответить могу и сам.       Она сделала шаг к подавшейся при этом движении ей навстречу женщине. Гори оно всё синим пламенем! Фима не умела по-другому. И если эта надменная эльфийка ждала от нее расшаркиваний и лобызаний рук, то она крупно заблуждалась. Общаться с женщинами Серафима умела только как подружка и без мужских снисхождений. — Мелинда, я приношу Вам свои извинения, — собравшись с мыслями, постаралась придать побольше официальности голосу Серафима. — За то, что не вижу себя остаток жизни носящим за Вами Ваш дамский багаж и делающим Вам маленьких эльфиков. И больше мне извиняться не за что… — и, подумав, уже менее решительно добавила: — …вроде.       Кажется, вышло не очень, потому что Мелинда вдруг покраснела так, что проступившие пятна на щеках и шее эльфийки стало видно даже сквозь всю её штукатурку. — Это… унизительно, — её губы побелели. — Я немедленно уезжаю! — женщина развернулась и побежала прочь, путаясь в бесконечной юбке.       Наступила пауза. Эльфы с любопытством смотрели вслед яркой «даме». Наконец Шианни отвернулась, пряча смех, и Серафима, до последнего ожидавшая самого худшего, облегченно выдохнула. — Сын, — привлекая внимание, Цирион слегка похлопал её по руке. — Отныне ты сам будешь решать свою судьбу. Более я не намерен вмешиваться в твою жизнь.       Фиме его стало безумно жалко. Она представила, как старался этот мужчина, наверняка не один месяц копил деньги на невесту, искал её, договаривался… — Я верну тебе все деньги, обещаю! — вообще-то она была не склонна давать опрометчивых обещаний, но ей так хотелось сказать этому эльфу что-то хорошее. Лицо Цириона разгладилось. — Не надо, Герольд. Я не виню тебя. Если бы наше положение не было настолько сложным, я бы ни за что не позволил себе решать за тебя в таком вопросе. Не нужно ничего возвращать. Для меня будет большим вознаграждением, если твоя жизнь сложится хорошо, — он потрепал Герольда по плечу и, чуть сгорбившись, пошел прочь, оставив Фиму терзаться жутким чувством вины. Ведь Цирион даже не догадывался, что на самом деле случилось с его настоящим сыном.       Как-то сразу стали расходиться по своим делам и остальные эльфы. На площадке остались лишь Дункан, задумчиво теребивший ус, да старейшина Валендриан, исподтишка поглядывающий на друга. О чем с ними говорить, Серафима не знала. События и без того как-то уж быстро заполняли вокруг неё все пространство новыми проблемами, и никто не мог ей сейчас ни помочь, ни подсказать, что делать. Хотелось позвонить Джульетте, а еще больше — уткнуться в бабушкины коленки и слушать её спокойный голос, чувствуя ласковые руки, гладящие по голове.       На всякий случай кивнув старейшине и его другу, Серафима полубегом потрусила в дом. Сейчас она желала лишь одного — уединения.

***

— Сдается мне, ты думаешь о том же, о чём и я, мой друг? — Дункан внимательно смотрел вслед убегающему Герольду. — Меньше всего мне хочется верить своим догадкам, Дункан, — тихо отозвался его собеседник. — Но ты же знаешь… Встречи с Ведьмой Диких Земель не проходят бесследно. — Вряд ли она бы его выбрала. — И тем не менее он выглядит другим и ведет себя по-другому, — старый эльф опустил голову, расстроенно ею качнув. — Я не могу рисковать своим кварталом. — Друг, я пришел к тебе за новыми рекрутами, а не за тем, чтобы… — человек осекся, а затем продолжил: — Это все может плохо закончится, если ты прав. — Я дам тебе то, что ты хочешь. Завтра же мы устроим состязание. Но сейчас я прошу помощи у Серых Стражей. — Ты загоняешь меня в ловушку, Валендриан, — Серый Страж тяжело вздохнул. — Хорошо. Я сделаю то, о чем ты просишь.