1 сентября, 2018 год.
Республика Интар, Кальярра.
— Поговори со мной, Асия! Крик Ирене эхом проносится по школьному туалету. Звонок на урок дали уже пять минут назад, но эта неугомонная девица перегородила выход, не давая мне пройти. Если куратор узнает о пропуске, то влетит по полной. Как же я сейчас хочу оказаться в гражданской форме… — У меня нет желания говорить о чем-то и ссориться тоже. Пропусти меня, — в очередной раз метнувшись вперед, с угасающей надеждой наблюдаю, как проход в коридор закрывается прямо перед моим носом. Рене одним прыжком опережает меня, наваливаясь спиной на дверь и вцепляясь в ручку. — Мы с тобой подруги, — лихорадочно горящие глаза с вызовом выдерживают мой взгляд. — Нам нужно решить эту проблему. — Ты сумасшедшая? — спрашиваю совсем безэмоциональным голосом, склоняя голову набок. — Да. Не подействовало. Даже глазом не моргнула. Может, попрактиковать на ней рукопашные приемы? Нет, Асия, не веди себя, как дикарка. Что ей нужно? Думает, что раз мы с ней посидели вместе пару месяцев в конце седьмого класса, то все, лучшие подружки? Да мы даже летом не общались. И не важно, что я провела большую часть времени дома под строгим контролем родителей. Не хотелось никакой дружбы, привязанности и лишнего бессмысленного контакта. Осознание, какой слабой девчушкой я себя выставляла, пришло только недавно. Позволяла себе показывать эмоции другим, подставляясь под удар. Была глупой, но остановилась вовремя. Спасибо тебе, мама, за урок. Больше никто этого не увидит. Мои страхи. Сомнения. Слезы. — Какую проблему? — прикинувшись дурочкой, я глубоко вдыхаю. Чувствую, как нарастающая буря постепенно подступает к горлу. Эмоции… В последнее время они стали моей главной проблемой. Держи их под контролем, Асия. Проглоти этот комок в горле и не подавай виду. Будь умницей. Хорошие дети не плачут. — Почему ты мне не сказала, что тебя обижают? — спрашивает Ирене. Слышу ритмичный стук ее ногтей о деревянную поверхность. Моментально реагирую на настойчивый раздражитель и прикусываю язык. Перевожу все свое внимание на лицо новоявленной «подруги». Глаза Рене покраснели, а красиво очерченные губы сильно искусаны. Когда она сильно нервничает, то начинает сдирать кожу, иногда до крови. Ее уравновешенная часть личности ужаснулась бы от такого обращения со своей внешностью. — Ты преувеличиваешь уже, — я отхожу к раковине, включая холодную воду. — Дети злые, это реальность, которую просто нужно принять. И тебе общаться со мной не стоит. На травлю давно уже все равно. Новый учебный год, все полны сил. Пройдет месяц-два, и им надоест цепляться ко мне. Система и закономерность существует во всем. Отчаянное бессилие, плескавшееся сейчас в глазах Ирене, было когда-то и у меня. Пока я не поняла, что у всего рано или поздно будет свой конец. Рене должна была пойти по очевидному сценарию: симпатичная новенькая, которая умеет найти со всеми общий язык и зацепить каждого. Из-за миловидного личика первым впечатлением было, что это очередная типичная кукла. Грубая ошибка с моей стороны — судить так. Она, конечно, моментами странная, но интересная в своем мышлении. Только я это замечаю, и только меня это привлекает. Однако все равно таких сразу принимают в активную компанию. И что в итоге? Ее потянуло на третий ряд, к самой тихой части класса. Потянуло именно к моей парте. За чуть больше полугода учебы в новой школе мне уже стало привычно сидеть одной, как и в кадетском корпусе упражняться при любой возможности самостоятельно. Не светиться, не блистать своими знаниями. Частая смена школ насильно приучила меня к одиночеству. Но в один момент этот яркий лучик внес огромную частичку хаоса в мою жизнь. Я ненавижу перемены. И не позволю ей что-то изменить. Это глупая и бессмысленная трата времени. Ополоснув лицо, я смотрю на себя в зеркало. Презрительно кривлюсь, встречаясь взглядом со своим отражением. Ничтожество. Ты слишком сильно выделяешься среди других, Асия. Рене подходит ко мне сзади. Даже не обращает внимания на свои растрепанные кудряшки, не поправляет их с громкими причитаниями о том, как важно всегда неотразимо выглядеть. Неужели мой статус изгоя так сильно ее волнует? Если это действительно так, то про остальное ей тем более не надо знать. Хорошая девочка из обеспеченной семьи. Таких рассказы о моей жизни обычно вгоняют в непонимание, удивление или же страх. — Выговорись, — шепчет она, обнимая меня. — Тебе не стоит со мной общаться, — с нажимом повторяю я. — Какая-нибудь звездочка нашего класса, та же Сандра, составит отличную компанию. Мы разные, Ирене. Говорю чистую правду, искренне считая, что так будет лучше. Мне не хочется ей открываться, показывать свои странности, бояться выставить себя ненароком глупой. — С ней не интересно, — я сдерживаю свою улыбку от ее попытки передразнить меня на последнем слове. — Противоположности притягиваются. И мой самый первый расклад таро был на наше… Сотрудничество. Так выражаются на вашем языке реализма? Ну, короче, наш союз предсказан вселенной! Я невольно фыркаю, ощущая крепкие объятия. Тепло. Спокойно… И как же сложно. Слишком мало сил остается на борьбу с навязчивостью Рене. Раз у нее такое сильное желание дружить, то можем попробовать. Из принципа я докажу свою правоту. Рано или поздно ей наскучит, и весь интерес потеряется. — Так уж и быть, ведьмочка. — Не называй меня так! — мы пересекаемся взглядами в зеркале и одновременно смеемся. — Сходим после уроков в Бороду за сырными тостами? В глазах начинает покалывать от вспыхнувшей радости на ее лице. На сколько же хватит твоей энергии и желания на нас двоих, Рене? — Сырные тосты? А они вкусные? Звучит, если честно, не особо аппетитно. Но судя по горящему взору подруги — это ее любимое блюдо. — Ты что их никогда не пробовала? — она отстраняется, смешно выпучив глаза. — Нет. — Жесть… Тогда обязательно нужно пойти!5 сентября, 2019 год.
Республика Интар, Кальярра.
Куратор решает провести физкультуру на улице. Сославшись на плохое самочувствие, я отделяюсь от класса и разваливаюсь на брусьях, наслаждаясь последними деньками теплой погоды. После нескончаемой летней жары Ардалана, частого общества отца и его семьи, по прилету домой Кальярра до сих пор кажется чужой. Но родное болото все еще остается привычным. Оно дарит краткий миг умиротворения и тишины. Этого катастрофически не хватает в последнее время. Я чувствую, насколько глубоко тону каждый раз, пытаясь справиться со своей эмоциональностью. «Ты так похожа на Лейлу», — темные, почти черные глаза пристально разглядывают меня через зеркало заднего вида машины. Я в отчаянии мотаю головой. Уйди, уйди, уйди. Прочь из моей головы, Абрахам. Нельзя было соглашаться на то, чтобы он подвез меня сегодня до школы. Но что я могла сказать против слова матери? Против ее непреклонного взгляда и похолодевшего голоса, как только она заметила мое поменявшееся выражение лица. Так не может продолжаться… Слезаю с брусьев вниз, сажусь на траву, обхватывая себя за колени. Направляю расфокусированный взгляд на свой класс, наворачивающий круги на стадионе. Никому нельзя знать. Не поверят, либо буду опозорена. Ты должна с этим справиться сама, Асия. Рене… Она чувствует изменения во мне. Как всегда сильно тревожится и давит с упрямой настойчивостью своими расспросами. Не отходит ни на одну свободную минуту, следует по пятам и пытается развлечь в перерывах между попытками вывести меня на откровение. Это раздражает. До такой степени, что агрессия выливается в слезы, как только я оказываюсь одна. Ее желание достучаться до меня каждый раз выводит в неконтролируемое состояние, за которым неизменно следует чувство поражения. Прошел год с того момента, как мы начали тесно общаться. С ней просто, легко. Ирене служит тихой гаванью. Единственный минус — попытки раскрыть меня. При виде этого хочется сразу попрощаться навсегда и убежать. Я не люблю, когда копаются в моей голове. Два месяца. Мы не общаемся с ней два гребаных месяца. Не сидим за одной партой. Не ходим после школы в наше любимое кафе. Напряженно перекидываемся иногда пустыми репликами. Так лучше… Но почему тогда что-то безостановочно свербит в груди каждый раз, когда я замечаю рыжую макушку? Стройная фигурка отделяется от небольшой компании класса, направляясь в мою сторону. Только сейчас замечаю, что за этот год она стала выше меня уже на полголовы. Фигура приобретает уже более женственные изгибы, а из взгляда зеленых глаз исчезают детские смешинки… Забавно, все вокруг постепенно взрослеют. Но я все еще чувствую себя отдаленно от своих сверстников. Понимаю, что мои мысли далеки от того, что должно быть в голове у девятиклассницы. — Фуух… Полный треш, — тянет Рене, заново собирая растрепанный пучок. — Ваш куратор просто монстр. Аська, ты как это выдерживаешь? От совмещенной физкультуры сегодня вся гражданская часть класса просто в восторге. И вправду, этого старого садиста даже из кадетов мало кто выдерживает. — За год уже успела привыкнуть. Во внезапном решении начать все менять в себе, я в восьмом классе решила податься в кадетский корпус. И до сих пор не жалею об этом, несмотря на то, что наш состав вечно меняется из-за учеников, не выдерживающих нагрузок… Только вот мама очень недобро посмотрела на меня при заявлении, что я хочу выйти из гражданской формы. Через массу ссор, выноса мозгов и упреков, что я даже не учусь толком, с пугающим равнодушием допуская тройки по большинству предметов, она все-таки подписала согласие. В тот раз мое упрямство победило ее непоколебимость. Маниакальное желание выбраться из привычного устоя просто выключило во мне все страхи… Только меня ненадолго хватило. — Может, уже все-таки поговорим нормально? — Рене вновь начинает давно избитый разговор, но на этот раз заходит с главного вопроса. Теряет терпение и выдержку с каждым разом все быстрее. А ведь даже ничего еще не произошло. — О чем? — боковым зрением замечаю, как она дергается от моего безэмоционального тона. Я съеживаюсь, прячу лицо за распущенными волосами, ощущая распространяющуюся по всему телу усталость. Хватит, Ирене, пожалуйста. Прошу, оставь меня в покое. Я устала. — Что с тобой происходит? — она садится рядом, едва касаясь меня плечом. — Я хочу помочь тебе. Позволь мне… — Синдром спасателя до хорошего тебя не доведет. Как и твоя тяга к эмоционально закрытым людям, которых ты не интересуешь… Говорить ей это, конечно, не стоит. Слишком много в последнее время недосказанных слов. Впрочем, другой вариант просто отсутствует. — Ты меня уже достала своими заумными терминами, — Рене пытается сдержаться и не перейти на крик. — Какой, нахрен, синдром спасателя? Ты моя лучшая подруга. Я что, должна наблюдать, как ты все дальше отдаляешься от меня и остальных?! Гадкое ликование от того, что она выходит на эмоции, расцветает в груди. Собственные чувства гасятся, уступая пустоте. — Тебе не надоело жить в мире мечтаний и грез? — я поднимаю голову и с издевательской усмешкой на губах заглядываю подруге в глаза. — Наша жизнь не такая. — Хватит уходить от ответа в философию! Морщусь от ее громкого крика. Хочу отсесть подальше, но удерживаю себя на месте. И вправду, разговор невероятно глупый. Так и задумано. Нести лиричную чушь, лишь бы ей наскучило. — Хочешь конкретный ответ? Хорошо, — Рене отводит взгляд, прикусывая губу. — Меня просто бесят твои ангельские порывы помочь, — произношу каждое слово четко, с паузами, чтобы до нее наконец дошло. Я шумно выдыхаю, внутренний резерв сил стремительно пустеет. Рене замолкает. Не ожидала таких слов, не знает, как реагировать. — Вот как… — спустя время отвечает она. — А ты зато уже нашла Рут, которая тебя не бесит. — Именно, — согласие выходит из меня легко, окончательно замораживая все внутри. С Рамуте легко. Нет, неправильное выражение, словно… Словно я ищу замену. Она такая же тихая девочка в классе, читающая фэнтези книги. Мы сошлись на малом, этого достаточно. Общий интерес и любовь к вымышленным мирам, иное видение и интересные размышления, благодаря прочитанному. Отсутствие попыток затронуть личные жизни друг друга. С ней удобно. — Чем она лучше? Перевожу взгляд на наручные часы. Несколько минут до конца урока, пора закругляться. — Ты как кукла, — я устанавливаю пристальный зрительный контакт, склоняю голову набок, улыбаясь лишь одними губами. — Красивая в своей яркой внешности, но изнутри пустышка. Не пытайся разобраться в этом, Рене, и думать, что ты меня знаешь. Мне больше нечего сказать. Одиночество является лучшим решением. Полная погруженность в себя без лишних мыслей о других. В те редкие моменты, когда я позволяю себе выговориться о своих проблемах, меня охватывает страх. Желание быть понятой и принятой перерастает в нескончаемую тревогу. После чего я трясусь от отвращения, будто становлюсь чужой самой же себе.20 сентября, 2019 год.
Республика Интар, Кальярра.
Вдалеке сверкает молния, как выстрел рокочет гром. Я содрогаюсь под напором сильного ветра, ускоряю шаг. Время почти полночь. Первые капли дождя падают на экран телефона, сбивая мне вызов. — Блять! Специально избегая открытых мест рядом с дорогой, поворачиваю в темный двор. Дергаюсь от новой настойчивой вибрации телефона. Вдох. Это уже шестнадцатый звонок от матери. Отклоняю и снова набираю номер Рене. Ну же, возьми трубку, молю… Останавливаюсь, поднимаю голову к небу, зажмурив глаза. На миг все затихает. Только затяжные гудки ведут свой равнодушный отсчет. В какой момент жизни у меня настолько все пошло под откос? Мир угрожающе сжимается, давит на сознание. Мгновение, и на лицо обрушивается ливень. Горячие слезы перемешиваются с холодной водой, тихие всхлипы тонут в непрекращающихся раскатах грома. Молнии вспыхивают почти непрерывно, вызывая в душе отчаянный отклик. Сердце учащенно бьется в ответ небесной канонаде. — Асия? — сонный голос Рене вызывает такое облегчение, что я больше не могу сдерживаться. — Что случилось? Где ты?! Асия! — Я… Я почти у твоего дома… М-можно зайду? — Не смей одна подниматься ко мне, слышишь? Сейчас спущусь, жди. Стоит зайти под козырек, чтобы не стоять под ледяным ливнем. Но ноги словно прирастают к асфальту, тело цепенеет. Притупленные ощущения позволяют мне не обращать внимания на промокшую насквозь одежду, на разъедающую глаза тушь, которая наверняка размазалась уже по всему лицу. Я будто не существую в собственном теле. Как сторонний наблюдатель смотрю на развернувшуюся дыру в груди и не понимаю, когда это все успело произойти. Когда это успело дойти до таких объемов? До жестокого равнодушия и одновременно неконтролируемого гнева. До отчаянного бегства. Я не реагирую на испуганный вскрик Рене, когда она открывает дверь в подъезд. Низко опустив голову, прохожу мимо нее, сжимая подрагивающие губы в тонкую линию. Поднимаемся мы в тишине. Подруга не задает даже вопросов о том, почему я отказалась заходить в лифт. Ее тяжелое дыхание, бесконечные лестничные пролеты, приглушенный звук дождя — все это постепенно успокаивает. Ее квартира пахнет домашним уютом. Спокойствием. И лавандой. Это запах Ирене. — Я принесу тебе сменную одежду. — Не стоит. Эмоции схлынули, и на замену приходит стыд. После всех тех произнесенных слов вот так потом нагло завалиться ночью домой… Браво, Асия. — Хочешь заболеть? Хотя бы сейчас не спорь со мной, — в голосе Рене проскакивают властные нотки. Я машинально имитирую удивление во взгляде, чувствуя, что сейчас нужно как-то отреагировать. Она не замечает пристального наблюдения. Или делает вид. Подруга витает в своих мыслях, пока разувается и ищет мне подходящую сухую одежду. Я же молча следую за ней, не зная что сказать. Все вокруг словно в замедленном режиме. — Держи, — Рене протягивает мне пижаму, слегка дрожащая рука все-таки выдает ее. — Можешь переодеться в ванной. — Не спросишь, что случилось? Она впервые смотрит на меня в ответ. Выдерживает паузу и, усмехнувшись, произносит: — А ты разве ответишь? Вопрос, наполненный смирением. Горечью от бессилия, собственной росписью в проигрыше. — Нет. Решаю принять душ потом, если я зайду сейчас, то точно не выйду из ванной в ближайшие часа два или три. Вгонять Ирене в ожидание не хочется. Избегая взглядов в зеркало, на собственное отражение, я развешиваю мокрую одежду в ванной и переодеваюсь в яркую пижаму. Смотрится диковато, учитывая мою любовь к спокойным цветам и минималистичности, но другого выбора нет… Да и это сейчас абсолютно не имеет значения. — Еда, кофе, чай? — спрашивает Рене, как только я захожу на кухню. — Кофе. — Как всегда со сливками и банановым сиропом? …Она помнит. Хранит дома все необходимое, несмотря на то, что сама не особо любит кофе. — Да, побольше сиропа. Я сажусь на стул, вытягивая ноющие ноги перед собой. Достаю пачку сигарет, вопросительно взглянув на Рене. После одобрительного кивка открываю окно и закуриваю, глубоко затягиваясь. — Не знала, что ты начала курить. — Арон недавно угостил, ну я и подсела. Запрягать прохожих жутко неудобно и стыдно, но эти сигареты того стоят, — я цепляюсь за возможность пообсуждать хоть что-то, лишь бы не касаться тем сегодняшнего дня. — Арон?! — Рене вскрикивает, чуть не сбив сироп со стола, — У вас же взаимная школьная вражда, все такое… — Для взаимной вражды мне на него слишком пофиг, назовем это временным перемирием, — я благодарно киваю в ответ на протянутую кружку кофе. Делаю глоток и продолжаю более веселым тоном. — Моментом, когда он не находится под влиянием своих скинхедовских взглядов и всячески не намекает мне езжать обратно на родину. — Это все потому, что с каждым годом ты становишься все симпатичнее, — Рене неуверенно мне улыбается. Словно щупает границы, насколько мы сейчас способны болтать о всякой чуши, как раньше. — Хочешь сказать, что я раньше была страшной? — я расплываюсь в ехидной усмешке, наблюдая, как она достает яйца из холодильника и ставит сковороду на плиту. Интересно, это можно назвать поздним ужином или ранним завтраком? И как в нее столько лезет, еще и в такое время. — Вовсе нет. В тебе просто намного больший потенциал. Я скептически хмыкаю в ответ. Наступает пауза, которую каждая из нас боится нарушить неправильным вопросом. …На самом деле, если бы не Рене, то никаких внешних изменений и не было бы. Она каким-то чудесным образом влияла на меня, побуждая интерес к экспериментам над внешностью. Даже самооценка постепенно поднималась до комфортного уровня. — Да-да, потенциал. Я не обижусь на это, — я решаю продолжить нелепую клоунаду. — Просто запомню. — Как это в стиле львов. Несколько секунд напряженного зрительного контакта… И мы обе смеемся. Забыв о ссорах, о том каким образом я тут оказалась. Краткий миг быстро прерывается, как только осознание всей абсурдности ситуации ударяет по мне. — Прости меня, — признание свистящей стрелой проходит через меня, я закрываю покрасневшее лицо руками. Мотаю головой, отгоняя мысли, которые, словно вулкан, рвутся наружу. Столько невысказанного… Даже сейчас моя трусость не позволяет открыться полностью. Тишина давит на плечи, заставляя горбиться сильнее. Ладони намокают от вновь идущих слез, но я упрямо не убираю руки. Из-за глупого, детского порыва, что никто не должен видеть мою слабость. Но ты уже показала ее, Асия, когда пришла к двери человека, которого сильно обидела. Ты просто импульсивная идиотка, не знающая чего хочешь. — Почему ты так поступила со мной? — спустя минуту вопрос разрывает затянувшуюся паузу. Каждый раз мне хочется сказать Рене, насколько я ценю ее глупые рассказы, странные наклонности и колкий юмор… Но жгучий стыд и ком в горле мешают произнести заветные слова. Она никогда не узнает об этом. Но я попробую показать это поступками. Пытаюсь собрать всю свою волю в кулак, не удерживаюсь и всхлипываю. Слова вместе с эмоциями вперемешку рвутся наружу, оставляя за собой лишь раздирающую пустоту внутри. Ничего не будет как раньше. Мы уже не те. — Я… Я словно в ловушке, — я поднимаю на нее взгляд, открыто показывая всю накопившуюся боль. Рене подрывается пересесть ко мне ближе, но одергивает себя. — Когда с кем-то сближаюсь… Нет, как только думаю, что с кем-то сблизилась, я сталкиваюсь потом с равнодушием и холодом. Поэтому мне лучше отгородиться от всех самой. Обессиленно опускаю голову на руки, больше не в силах выдерживать испуг и жалость в округлившихся зеленых глазах. Видимо, такова моя судьба. Терять все в момент обретения. И только потом осознавать ценность упущенного. Так было всегда. И я не понимаю, как это можно изменить. Рене все-таки подсаживается ко мне. Легким прикосновением безмолвно просит посмотреть на нее. Она аккуратно вытирает слезы с моего лица и тушит сигарету, почти догоревшую до фильтра. — Папа мне рассказывал одну сказку про богинь, живущих на небесах, которые плетут нити судеб, — Рене берет мою ладонь, начиная выводить замысловатые узоры на внутренней стороне. Ее голос еле заметно дрожит. Несмотря на это, она уверенно продолжает. — Мы их наблюдаем в виде линий на руке. Где бы ты ни оказалась — тебя ведет эта нить. Наши судьбы сплелись в единое целое, Асия. И я не планирую разрывать нашу связь… Давай попробуем начать все заново? Неверие, наверное, отражается в моих глазах. Ирене крепче сжимает мою руку и кивает в подтверждение реальности происходящего. Все вокруг внезапно обостряется. Ливень за окном становится громче, собственный стук сердца четко отдается в висках, отражаясь дальше по всему телу, шумное дыхание подруги заходится в такт с моим. — Сказками меня еще никто не уго… — я сбиваюсь, глотая невыносимо тяжелый ком в горле. Зажмуриваюсь, в попытке удержать новый поток слез, и понимаю, что не смогу сейчас сказать ничего. Остается только сжать ее руку в ответ. — Обещаю тебе, я больше не буду давить на тебя, — Рене привлекает меня в объятия, пряча свои собственные слезы в моих волосах. — Но если тебе захочется выговориться, я буду рядом. Вновь шепчу извинения в ответ и закрываю глаза, растворяясь в запахе лаванды… Так легко. Я понимала, что наши ссоры были абсолютно глупыми по своей сути. Но не знала, как поступать иначе… И вот спустя время мы приходим к хрупкому равновесию и согласию. Каждый из нас жертвует чем-то своим ради сохранения дружбы. — Может, возьмешь трубку? — Ирене отстраняется, шмыгая носом. — Тебе мама звонила уже раз пять, пока ты была в ванной. Только сейчас обращаю внимание на вибрацию телефона. Я достаю вторую сигарету, невозмутимо прикуриваю. Звонок обрывается. — Позвони ей, — она продолжает настаивать. — Скажи, что ты у меня и пусть не волнуется… А я схожу мусор пока что выкинуть. — Мусор? Посреди ночи? Рене ничего не отвечает. Берет не до конца заполненный пакет и уходит. Секунды на осознание, хлопок двери, моя отвисшая челюсть. Она больше действительно не давит на меня. Позволяет свободно поговорить с матерью наедине… Достойна ли я такого отношения? Выбора мне все равно не оставили. Дисплей телефона выдает тридцать два пропущенных звонка. Упрямо подавляемый мною страх зашевелился с двойной силой. Тридцать два звонка. Сказочный мазохизм со мной в главной роли. Гарантировано, что мать меня заставит рыть могилу со связанными руками. По сравнению с этим, чайная ложка покажется самым удобным инструментом. Я спешно докуриваю сигарету, наслаждаясь тем, как болезненно сжимаются легкие, и дрожащими пальцами нажимаю на вызов. Не проходит и нескольких секунд, как я привычно вздрагиваю от разъяренного голоса в трубке. — Где ты?! — У Рене. Немного истеричное хихиканье застревает в груди от того, насколько спокойно я отвечаю. Новое ощущение подбавляет адреналина, притупляя чувство неизбежности чего-то плохого. — Кто тебе разрешал уходить из дома?! Я не понимаю, ты такая тупая или… — Ты сама поставила передо мной выбор, — впервые в жизни я так нагло перебиваю мать, тело начинает трясти еще сильнее. «Либо ты сейчас перестаешь плакать, либо вали из моей квартиры на все четыре стороны», — взбешенный взгляд голубых глаз, ее приподнятая рука, готовая дать мне пощечину, маячивший на фоне Абрахам, наблюдающий за нами с непроницаемым лицом. Картина произошедшего все еще свежа. — Ты сейчас же соберешься и придешь обратно! — новый крик разрывает трубку. Я сжимаюсь от нечеловеческих интонаций в голосе матери. Когда она выходит из себя, это всегда страшно… — Иначе я подниму всю полицию, и пострадает в том числе и твоя подружка. — Делай что хочешь, — мой голос на последнем слове срывается. Я горько усмехаюсь, качая головой. Знала бы Рене настоящее отношение к ней ее любимой тети Лейлы. Ее лицемерие, нелогичность в поступках и вечно меняющееся настроение уже в конец осточертели мне. Лживые обещания, манипуляции, контроль… Сколько это все будет продолжаться? Мать внезапно успокаивается и спрашивает уже уставшим голосом: — Что мне сделать, чтобы ты вернулась? От резкой перемены настроя становится по-настоящему страшно. Но сейчас она хотя бы способна слышать… — Абрахам, — я сквозь зубы шепчу ненавистное имя и судорожно вдыхаю. Опять становится трудно говорить, — Я не х-хочу его больше видеть. — Что он тебе сделал, что ты его так не любишь? Впервые этот вопрос звучит напрямую. Выговоры, наказания, презрение во взгляде — было все, кроме простого разговора. Может, все-таки рассказать? Она моя мама… Она должна понять. Не давая себе времени на раздумья, сбрасывая все барьеры, внутренний жгучий стыд, я признаюсь: — Он домогался меня… Все это время, пока ты уходила по делам или когда он приезжал к нам что-то забрать для ресторана… К-когда тебя не было дома. Он приставал ко мне, мам… Внутренние стены в одночасье рушатся. Я больше не подавляю эмоции и рыдаю в голос. Не в состоянии произнести и слова, с надеждой прислушиваюсь к тишине в трубке. Сползаю на пол, сжимаюсь в комочек. Начинаю раскачиваться из стороны в сторону, безмолвно задаваясь лишь одним вопросом. Почему ты молчишь, мама? — Скажи хоть что-то… — Ты уверена в этом? — растерянность звучит в ее голосе. — Асия, это очень серьезное обвинение. Всхлипываю, не в силах ответить даже короткое «Да». — Я поняла тебя, дорогая. Ничего не говори, умойся холодной водой и успокойся. Ты меня слышишь, Асия? Позвоню тебе через пять минут, жди. Гудки отбоя. Вой вырывается из моей грудной клетки. Я сгибаюсь пополам, в беззвучном крике, прижимая ладонь к сердцу. В попытке хоть как-то унять боль, сжигающую все изнутри. Она услышала меня. Поверила. Я ложусь, ощущая спиной холод пола. Все еще держу телефон у уха, не желая оставаться наедине с собой. Все еще не верю, что этот разговор произошел. Раньше я думала, что самое раздирающее ощущение внутри — это отвращение. «Как дела?», — грубые руки забираются под одеяло, щупая мои оголенные ноги. Я отодвигаюсь, ярко показывая, что мне неприятно. Абрахам следует за мной. Тогда отвращение завладевает моим сознанием впервые. А пожирающая все вокруг искренняя ненависть стабильно сидит внутри все остальное время. «Открой дверь, Асия», — не зная куда спрятаться, я запираюсь в ванной. Сначала он выключает свет. Полная темнота в маленьком пространстве кажется мне особо неуютной. А потом простенький замок тихо щелкает. Абрахам открыл его простой монеткой. «Не надо звонить Лейле», — он шутливо поднимает руки, делает вид, словно ничего необычного сейчас не произошло. Абрахам выпускает меня из узкого прохода ванной и позволяет уйти в комнату. Хлопок входной двери. Эмоции накрывают с головой. «Ты так похожа на свою маму», — раннее утро, я опаздываю на кадетское построение. Он вызывается подвезти. Мы спускаемся на лифте. От запаха мужского одеколона начинает болеть голова. В тот момент тесное помещение вновь кажется неуютным. Абрахам повторяет эти слова еще несколько раз в машине. Больной блеск в глазах вбивается в сознание на долгое время. «Асия? Кто тебя обидел?» — хриплый голос дедушки наполнен тревогой. Несмотря на свою болезнь, он был готов до конца защищать меня. В ту ночь, спрятавшись в его комнате, мы говорим с ним в последний раз. «Лучше бы тогда забрали тебя, а не Артура. Мерзавка!» — полный ненависти взгляд матери. Ступор. Всплеск эмоций. Опустошение. Я прихожу в себя на холодном полу на кухне. Бабушка вызывает скорую, что-то кричит матери. А ставшая в тот момент мне чужим человеком Лейла Кая невозмутимо допивает кофе. Вставай, девочка. Поднимайся. Тебе нужно дойти до ванной, Асия, пока воспоминания полностью не поглотят тебя. Раньше я думала, что самое раздирающее внутри ощущение — это отвращение. Но годы молчания, грубо прерванные внезапным откровением, распахивают все закрытые двери. Я понимаю, что не в силах справиться с чувствами. Я слишком эмоциональна. Я наивна. Я безнадежна. И однажды это погубит меня. Поднимаюсь. Дохожу до ванной. Смотрюсь в зеркало и думаю о том, что нужно привести себя в порядок, пока не пришла Рене. Остатки туши размазались чем-то черным по лицу, круги под глазами проступают четче, оголяя ту страшную внутреннюю пустоту. Оголяя раскаленные провода. Дотронешься — обожжешься. Я привыкла каждый раз сгорать, как в первый. Но остальные… Остальные не должны прикасаться. Не должны гореть со мной в одном огне. — И даже не смей думать, что ты можешь не выдержать, — шепчу я своему отражению. Умыться, убрать опухлость с лица, нарисовать улыбку на лице. Никто не должен знать, что внутри все мертво. Телефон вибрирует от уведомления. Прошло больше пяти минут. «Оставайся у Ирене. Поговорим завтра», — никакого звонка, только одно сообщение. Теперь все стало предельно ясно. Ничего не поменяется. Мама не поверила мне.