3 июля, 2021 год.
Республика Интар, Кальярра.
Разувшись, я прохожу на кухню к матери, четко ощущая знакомый мужской одеколон. — У нас были гости? Открываю холодильник в поисках чего-нибудь сладкого. Жутко хочется заесть стресс. Меня до такой степени вымотали, что даже не остается сил реагировать на факт присутствия Абрахама дома. А то, что он тут был, я не сомневаюсь. Вот и объяснение тому, что она меня так легко отпустила на игру. И то, что мать до сих пор не спит. — Подруга с работы заходила, — невозмутимо произносит мать, допивая вино из бокала. — Как игра? — Ничья. — Поэтому угрюмая такая? А ты такая разговорчивая и легкая на подъем, потому что Абрахам тебя хорошо удовлетворил? — Нет, ты же знаешь, я не стремлюсь быть лучшей, — ехидно изрекаю я, отмечая ее недовольно поджавшиеся губы. — Осталась в финале с одной из звезд полигона. Он меня вчистую переиграл, а я, как всегда, положилась на то, что меня недооценили. Получается, недооценила противника за то, что он недооценил меня. — В следующий раз пусти ему пулю в лоб без лишних слов, — мать беспощадно подводит итог. — Если девушки уживаются в военной системе, то они становятся лучшими. Интересно, как она училась в мои годы? Была ли потом лучшей в военной академии? Как отнеслись бабушка с дедушкой к ее решению посвятить себя «мужской» профессии? В те времена патриархальная система действовала жестче. Смелости матери можно позавидовать. Вот только я сомневаюсь, что получу ответ на вышеперечисленные вопросы. Она никогда не рассказывает о своем прошлом. В памяти хранятся лишь какие-то отдельные моменты, собранные из случайно подслушанных разговоров, истерик матери в формате «ты не знаешь, что я пережила, так что закрой свой рот и живи по моим правилам» и рассказов бабушки, которая тоже особо много не говорит, ограничиваясь общими фразами. — Ты жестока. — Отнюдь нет, — иронично смотрю на мать, сдерживая себя от дальнейших замечаний. Ее загоревшийся взгляд уставлен в пустоту перед собой. Погружается в прошлое. — Игра имитирует реальные условия. В настоящей схватке не существует правил. Я хмыкаю, переключаясь обратно на сканирование содержимого холодильника. — Долго выбирать будешь? В нижнем отсеке твой рулет, сама делала. — Сметанный? Мать улыбается в ответ на мое внезапное воодушевление и кивает. Я достаю любимую выпечку с мыслями о том, что она хорошо подготовилась. Работа с такими деталями должна отвлечь меня от Абрахама, на банковской карточке уже лежит новая круглая сумма, несмотря на то, что мать отказалась меня обеспечивать, пока я работаю и пытаюсь научиться «самостоятельности». Блеф — ее любимый формат. И матери, и мне повезло, что мне сегодня абсолютно плевать на этого урода. Как бы странно это ни звучало. Я по-хозяйски отрезаю себе половину рулета и ухожу в свою комнату. Быстро «перекусив», принимаю горячий душ и смотрю на время. Почти пять утра. Внутри все окончательно улеглось и пришло в прежний порядок. Эмоции не бьют через край настолько сильно, что отбивает напрочь ощущение чего-либо. Мысли идут своим спокойным ходом, тревога истерически не транслирует в мою бедовую голову команду забиться в угол. Поразмыслив несколько минут, я все-таки решаюсь на необходимое действие. Все равно неизбежно. И хочется самой сделать первый шаг. «Спишь? Хочу поговорить». Дисплей высвечивает звонок. Удивительно, не прошло и минуты. Еще и звонит сам. — Доброго утра, волчонок. Ага, настолько доброго утра давно мы не видали. — Привет. Раз. Два. Три. Я мысленно считаю секунды в голове, понимая, что дальше приветствия абсолютно не представляю какой вопрос задать первым. Или же сначала ответить на его вопросы? Восемь. Девять. Десять. Пауза непозволительно затягивается. — Я узнал от Арона, — первым начинает Маркус. — …Что? — Позывной тебе подходит. Узнал твое имя от Арона. Поэтому примерно понимал, как действовать. Ты же это хотела спросить? Арон меня сдал?! Несмотря на то, что упорно не желал мне выдавать, кто такой Лесник? Логика на этом моменте осторожно крадется к красной кнопке, собираясь капитулировать. — Но как… Он хоть и придурковатый, но не выдал бы меня. — А у него были поводы скрывать тебя? — иронично изрекает проницательный медвежонок. — Ладно, не суть. Ты очень опрометчиво поприветствовала меня жестами наемников. Арону пришлось несладко в конце игры. Не узнать, кто ты, я просто не мог. Боюсь даже поинтересоваться, каким образом он заставил Арона проговориться. Когда мы ехали в машине, я даже и не заметила, что с ним что-то не то. За исключением его признания. Я должна злиться на Маркуса и жалеть Арона за пережитое или, понадеявшись на совсем чистый моральный облик, ощущать вину за то, что мои игры зацепили и друга, но… Никаких чувств, абсолютно никаких. Их нет. В который раз, когда я нуждаюсь в чем-то человечном, равнодушие внутри растет с двойным прогрессом, от чего мне самой становится страшно. — К тебе встречный вопрос, волчонок, — медвежонок вновь первый прерывает паузу. — Я вплоть до нашей встречи не была до конца уверена, что это ты, — игра все еще свежа в памяти, меня охватывают прежние ощущения азарта и приятной дрожи. — Но подозрения были. Точнее, совокупность деталей. Нужный полигон в подписках, твой голос в опроснике, как ты стоял во время общего сбора. Знаешь ли, твои габариты очень хорошо запоминаются. Тяжесть, которая легла на мои плечи два дня назад, немного отступает. Несмотря на то, что чувства меня не грызут изнутри, холодный расчет и понимание выгоды общения с Маркусом с лихвой выполняют пустующую роль моей совести. Он действительно мне выгоден. В хорошем смысле. — Один-один, волчонок. — Мм?.. — Теперь и ты меня увидела, — бархатный голос наполняется ехидством. — Ты был в камуфляже и с закрытым лицом, — я начинаю нервно хихикать, не веря, что он так просто меняет серьезную тему на пустую перепалку. Между прочим, снаряжение на нем смотрится сексуально. С фотографией на его страничке это даже не сравнится. Не знаю, насколько целесообразно говорить такое, дабы не испортить дружеский настрой, но на игре он выглядел действительно сексуально. — Зато этого не видела ни одна девушка. Разве что в постели. А это уже другая тема. Присвистнув, я тянусь за остатками рулета. Маркус словно читает мои мысли. — У тебя тоже эксклюзивный случай, сегодня впервые была «убита» ножом. Тебя, кстати, стоило обозвать не Лесником, а Художником, — чуть не подавившись от смеха, я рвано заканчиваю свою мысль. — Меня в психологическое… Кхм, давление через рисунки еще никто не вгонял. Надеюсь, такие шедевры ты рисовал только для меня. На этот раз Маркус смеется вместе со мной. Негромко, но открыто и искренне. — Все бывает впервые, — мудро тянет он. — Ты разбудила во мне творческого человека. А еще ты не побыла со мной в лесу. А жаль. Разбудила творческого человека? Он сейчас шутит или серьезен? «Прежние всплески эмоций остались в прошлом. Гармония и стабильность. В таком состоянии я не творец». — О чем задумалась, волчонок? Сегодня часто пропадаешь в мыслях. Уже в четвертый раз. Осознаю, что сейчас мы общаемся с ним как и ни в чем не бывало. Как будто между нами не случилось того необъяснимого напряжения. Понимая, что недомолвки и ложь привычным образом либо разрушат наше общение, либо выстроят между нами невидимую стену, решаюсь рассказать все полностью. — Вчера Арон в машине был не один. Я все слышала, — произношу это на одном выдохе, теребя край футболки. — Хоть и до конца кое-что непонятно, я все равно никому не скажу. Маркус сразу же спрашивает: — И что же тебе стало понятно, волчонок? Он хоть когда-нибудь способен удивляться? Пожалуй, проще привыкнуть к такой невозмутимости. — Савицкий. Дамиан Савицкий, — произносить вслух имя одного из самых кровожадных наемников немного странновато на ощущения. — Он же жив, да? Ходит много слухов, но когда читаешь теории об инсценировке смерти — это другое. Да и мать, говорящая в сетях в открытую о деятельности своего сына, верх глупых и необдуманных поступков. Кто собственного ребенка будет толкать на смерть? На этот раз Маркус молчит дольше обычного. Либо он сейчас расскажет все между строк в своем любимом стиле, либо пошлет меня куда подальше. Вероятнее всего, второе. Даже сами наемники за пределами своей боевой пятерки знают друг о друге ничтожно мало. — Ты задаешь неправильные вопросы. По телефону. Память услужливо выворачивает передо мной образ Маркуса. Его глаза. Равнодушные. Словно стеклянные. Тихо отвечаю ему «хорошо», сжимаясь от похолодевшего голоса. Он меня послал. Но я не ожидала, что это будет в таком виде. — Боишься? — Конечно… Но это не повлияет на наше общение! Мне же не работать с тобой, да и вообще я не должна была слышать этого. Притворяться и строить из себя бесстрашную бессмысленно и глупо. Да и раз решила говорить правду, то необходимо идти до конца. Лицемерие перед собственными же решениями убьет меня быстрее, чем очевидный ответ о том, что я боюсь. Любой здравомыслящий человек будет испытывать страх. Даже больше меня. — Успокойся. Все хорошо. Я не злюсь на это. А по-моему, он все-таки злится. Либо не конкретно на эту ситуацию, но на то, что сто процентов касается меня. Буквально чувствую, как Маркус не желает развивать дальше тему эмоций. Решаю рационально воспользоваться этим, предпринимая еще одну попытку: — Разве они не работают за пределами Интара? Что наемники делают в Кальярре? Хочется задать самый главный вопрос: каким образом Маркус относится к ним? Однако, вряд ли я получу на это ответ. Наемники известны каждому человеку, следящему за внешней политикой стран. Их боятся, их не принимают из-за нечеловечной жестокости. Но каждый гражданский в глубине души понимает, что если не они — на фронт пойдут по призыву чьи-то отцы, братья, сыновья. — Они работают везде, — они, не мы. Не прямой ответ, но этого мне достаточно. — Спрошу еще раз. Откуда ты знаешь про их жесты? — Отец рассказывал… Когда я была в Ардалане. Он работал с ними в пятнадцатом году. Вот я и решила попробовать, сопоставив все детали. Правда, не понимаю, что меня потянуло так сделать, интерес снова перевесил мою рассудительность. — Нам повезло, что мы были в условиях игры, — Маркус прав. Стоило подумать о том, что он мог сделать со мной, если бы не страйкбол. — И что я увидел твой страх. Понял, что никакой плохой подоплеки нет. Поэтому ушел. Ждал, пока решишься рассказать сама. Признаю. Впервые в жизни мне немного неудобно от своих поступков. Я не раз ходила по грани. По грани морали, собственной безопасности. По грани разума. Когда буквально сделаешь шаг и имеешь все шансы сорваться в пропасть. «Ты как мутный ученый, записывающий в свой блокнот новый пункт в наблюдениях за людьми. «Докопаться до истинной жути»… Ой, точнее сути», — вспоминаются слова Рене. Она как никогда оказывается права. Потому что то, что я собираюсь сейчас предложить, всем своим естеством уверена, непредсказуемо прозвучит даже для Маркуса. — Я бы могла помочь с ардаланским. — …Что? Стоит пометить в своих достижениях, что все-таки его можно удивить. — Ну-у, я на нем, конечно, не говорю, но на слух понимаю отлично… — отвлекаюсь на резкий шум в коридоре. Убедившись, что под дверью никого нет, продолжаю уже более тихо. — Я бы могла научить тебя понимать и разговаривать. Хотя бы базово. Правда, разговорной речи будем учиться вдвоем. Тебе же это тогда было необходимо, да? — Волчонок, зачем тебе это? Позволяю себе взять очередную паузу и подумать. Маркус меня не торопит, наверняка, сам переваривая услышанное. — Я чувствую свою вину за то, что устроила непонятные скрытные игры с тобой. Хочу быть открытой и не врать. Не более, — еще одно маленькое признание. Неизменная тактика на этот раз меня подвела, к Маркусу в самом деле не хочется применять такие способы. В голову приходит логичный вывод, что он может спокойно нанять себе репетитора или найти более профессионального специалиста на стороне. Если ему это вообще нужно. Глупое предложение вылетело само по себе, как акт своеобразного извинения. К черту. Лучше пожалеть о сделанном, чем сдержать себя. — Понял. Хорошо. Давай попробуем, — он говорит это с какой-то необъяснимой интонацией, особенной. Словно принимает игру, на этот раз честную. — Но не сейчас. Не спал толком эти дни. — Конечно-конечно! Тогда, спокойной ночи? — я радостно подскакиваю с компьютерного кресла, чуть не сбивая рукой со стола пустую тарелку. Маркус, слыша это, усмехается. — Подожди. Сердце пропускает удар. — Мм? — Я тебе плохого не сделаю. Говорю сейчас в общем. Больше не раскрывай так карты перед людьми. О том, что знаешь. О том, как можешь узнать. И о том, как ты ловко можешь собрать единую картину. Учись грамотно использовать информацию. В грудной клетке начинает что-то усиленно ныть. Неужели ты не понимаешь, Маркус?.. — Я знаю. Но против тебя мне незачем это использовать… — С каждым, волчонок, — дергаюсь от напора в его голосе. — Без исключений. Спокойной ночи. Строго оборвав почти вырвавшееся объяснение, Маркус отключается. Он оставляет меня наедине с замешательством. Осадок, что будто я поступила неправильно, горьким вкусом проявляется во рту.***
Соглашаться выходить на вечернюю подработку после того, как весь день ушел на сон — оказалось самой паршивой идеей. — Полувыходной просран. Но хотя бы завтра, в мою смену, мне позволили прийти не с утра, а после обеда. Естественно, закончу я поздним вечером, вместе с остальными. — Тебе не к лицу ругательства, Асия. С каменным выражением лица оборачиваюсь назад. Уже даже не удивляет. Он подумал, что я разговариваю с ним? Когда этот полудурок вообще успел появиться рядом? — Ты глупый? — вопрос за все время нашего знакомства уже успевает перейти в категорию «типовой». Даже отвечать необязательно. — Что? — спрашивает Алепо, словно не понимая смысла. Останавливаюсь у светофора, сгорая от досады, что сейчас сорок две секунды мне придется его терпеть рядом. Нужная мне автобусная остановка находится на другой стороне. Называется, в кои-то веки я решила сэкономить и не вызывать такси. — Почему молчишь? Я раздраженно закатываю глаза. Остается тридцать пять секунд. — Мне начать материться? — В смысле? — В кривом. Двадцать шесть секунд. За это время вполне можно успеть сделать всякие полезные вещи с человеком подобного типа поведения. Вдох-выдох, дыши, Асия. Будет жалко присесть за такого ублюдка. Как и за свою мать, которая вновь не сдержала свое слово. Их даже убивать бессмысленно. Один подонок везде достанет, другая ловко обведет вокруг пальца. — Нам надо поговорить, очень серьезно поговорить. — Да ладно?! А я все думала, что что-то новое будет. Остается пять секунд. Бросаю на Алепо предупреждающий взгляд, чтобы ему хватило мозгов не идти за мной. Как оказывается, не хватает. В принципе не существует. Водитель черной машины не слышит моей мысленной мольбы о помощи, продолжая по правилам дорожного движения неподвижно стоять. Ну же, нажми на газ и избавь меня от страданий. — Всего лишь один разговор. Пожалуйста. От повторяющегося диалога начинает дергаться глаз. Может у него цель свести меня в дурку? Допустим, я соглашусь поговорить, услышу ожидаемые слова. По итогу корректно или не совсем его отошью, и по классике он все равно не отстанет, исходя из рассуждений, что раз спустя долгое время сломалась и дала согласие на разговор, значит, есть «надежда». Других вариантов для таких парней просто не существует. Это восток. — Тебе мать доступно не объяснила? — просмотрев расписание, я сажусь на лавочку. — Объяснила. Алепо порывается сесть рядом. Резко встаю и ухожу в другой конец остановки. Он идет за мной. — Тогда скажи мне, почему ты до сих пор бегаешь, как собака, за мной? Алепо молчит. Напряженно смотрю то на противное лицо, то на дорогу. Я уже даже привыкла к запаху его одеколона. Все такой же мерзкий, но мозг просто устал негативно реагировать. Ну где же автобус?! Вдруг Алепо вообще зайдет за мной? Моя выдержка точно тогда затрещит по швам. — Отойди от меня на три метра, если не хочешь, чтобы я тебе вывернула руку к чертям, — как только боковым зрением замечаю, что он тянется ко мне, угроза сама по себе вырывается из меня. Раз уж с ним каждая смена, как день сурка, то необходимо завершить этот круг. Гудки звонка растягиваются в тяжелое ожидание. С одной стороны неконтролируемая агрессия, которая уже разливается адреналином по венам, туманя разум настойчивыми картинками того, что может произойти дальше. С другой этот недалекий, судя по всему, девственник. Не хочу оскорбить чувства девственников, к коим я и сама отношусь, но этот кадр — классический персонаж из «кринжовых» анекдотов. — Алло? — Что за хрень, мам? Резкий кашель на той стороне трубки немного отрезвляет меня. Щупать границы дозволенного слишком рискованно сейчас. — Не поняла. — Алепо. Все то же самое. Я жду сейчас автобус и банально боюсь, что он зайдет вместе со мной. Мам, он не отстает, — последнее предложение специально тяну жалостливым тоном, ощущая от матери необъяснимый холод. Не нравится мне это. А ведь она даже еще ничего не сказала. — Садись в автобус и просто езжай. Гудки отбоя. Меня в первые секунды топит шок. Затем агрессия окончательно забирает контроль. Хорошо. Я пячусь спиной обратно к светофору, устанавливая зрительный контакт с Алепо. — Не смей. Сейчас. Идти. За мной. Видимо, ублюдок наконец видит в моем взгляде что-то звериное, нечеловеческое. Он послушно поднимает руки, пытаясь сгладить ситуацию. Хотя бы инстинкт самосохранения у него присутствует. Озвучивать свои мысли даже про себя иногда страшно. Вызываю такси до дома. В области сердца начинает невыносимо ныть, мозг генерирует множество не самых приятных сюжетов, от которых я начинаю сильнее распаляться. Прикусываю язык. Во рту появляется металлический вкус крови. Усиливаю давление, сосредотачиваясь на острой боли. Не думай ни о чем, Асия. Сделай это ради себя. Черт, черт, черт… Жгучая вспышка разрезает грудную клетку. В голове пульсирующей мыслью бьется только одно имя. Маркус. Дрожащими руками открываю контакты и нахожу его номер. Гудки вызова, я сосредотачиваюсь на ровном дыхании. Все ощущения словно парализует. Кажется, если в меня сейчас воткнуть нож, то это почувствуется лишь щекоткой. — Волчонок? — Маркус, пожалуйста, приезжай. Меня необходимо огреть чем-нибудь по башке или я убью человека. Или себя. Пауза. — Иногда твои действия совсем непредсказуемы. Говори по порядку, Асия. Что случилось? Я шумно выдыхаю, чувствуя свое бессилие. Стараюсь не смотреть в сторону остановки, расхаживаю взад-вперед, выглядывая на горизонте свое такси. Ком в груди поднимается к горлу, жар с ушей перекидывается на щеки. — Выруби эмоции, — грубо одергивает меня Маркус. — Вырубай. И рассказывай. Да как их вырубить?! Стоп. Тише, Асия. Не хватает только ему нагрубить. — Алепо… — голос готов вот-вот сорваться. Я замолкаю, мысленно содрогаясь от того, что он может услышать мои слезы. — Так. Хорошо. Ты на улице? — Маркус в очередной раз берет инициативу в свои руки. — Да. — Вышла с работы? — Да. Он продолжает задавать короткие вопросы, на которые мне приходится отвечать только «да» или «нет». Его совсем похолодевший голос постепенно гасит и мой внутренний огонь внутри. Несколько вопросов о моем самочувствии, и я успокаиваюсь до стадии, что могу уже говорить. — Алепо, Алепо… Ты про него рассказывала. Я вспомнил. Преследует опять? — Он больной. Я… Я хотела сесть в автобус и спокойно доехать до дома… Потом он внезапно появился. Пошел за мной… «Садись в автобус и просто езжай», — слова матери, крутящиеся в голове на повторе, напоминают о том, что в момент, когда мне по-настоящему стало страшно — мои опасения в очередной раз обесценили. Вдруг и ему будет все равно? Посмеется и скажет, что я себя накручиваю. — Продолжай. Твердость Маркуса вгрызается в клубок сомнений в моей голове, который до сих пор не позволял мне полностью открыться. Я зажмуриваюсь, делая глубокий вдох. — Асия, продолжай, — он вновь зовет меня по имени. Выдох. Такси подъезжает. Сажусь в прохладный салон и пустым голосом, словно робот, выкладываю всю остальную историю. Тело от резких перепадов настроения покрывается мурашками, колени начинают дрожать. — Услышал тебя, — спустя время говорит Маркус. — Итог знаешь какой? Я отрицательно мычу. Боль из-за прокушенного языка начинает постепенно проявляться и нарастать. Сомнения, что он все спишет на мои излишние эмоции и нагнетание, все еще маячат у границ здравого рассудка. — Вашим ардаланским пиздаболам верить нельзя. Сделаем так. Ты завтра работаешь? Хочу выдохнуть от облегчения, но напоминание о равнодушии матери острой иглой впивается в шею. С одной стороны, он признал, что проблема имеет место быть, а с другой — напрямую указал на одну из нелицеприятных сторон мамы… Впрочем, разве Маркус не прав? — Работаю. — Я подъеду к концу дня. Он тебя каждый день караулит? — отвечаю утвердительным мычанием. — Асия, говори со мной. Нормально. Начинаю ерзать на заднем сидении машины, опуская взгляд в пол, словно Маркус сейчас может видеть меня. — Не могу. Язык болит. — Язык?.. Осознавая глупость совершенного, начинаю вырисовывать круги на окне, лишь бы отвлечься от чувства стыда. — Я его прокусила. Маркус впервые при мне отсылает длинное ругательство, обращенное вроде как ко мне, а вроде и нет. — Себя беречь и ценить надо. Зачем изводишься так? — он довольно оперативно переходит с крепких выражений на ласковый тон. — По-другому не умею, уж простите, — третье признание за сегодня. — В моменте… Вспышка и только потом понимаю, что это далеко не хорошо. — Понял-понял. Тогда молчи и слушай меня. Приеду, пройдемся вместе. Запоминай, твоя задача: не замечать его, идти прямо и смеяться. — Смеяться?.. — Выражать знаки внимания. Мне… Я задумываюсь о смысле слов и понимаю, что абсолютно не представляю как это сделать в сторону Маркуса. Простые вещи резко повышаются в сложности выполнения. — …Объясняю. Если твоих гавриков отмудохать, а Алепо будет не один, все равно не отстанут. По-молоду и меня начальство потом отмудохает за бои уличные. Но это не главное. Показать, что ты занята — может сработать. — Надеюсь, — я поддеваю ногтем нитку, торчащую из шорт, и тяну ее на себя. — Спасибо тебе. — Было бы за что. Они здоровые? Ствол брать? Ствол?.. Ощущение, как будто я вновь влезаю в очередную кашу. Не вкусно и грустно. По-хорошему это должно еще дополнительно если не пугать, то хотя бы напрягать. — Не бери, — говорю это с сожалением в голосе. Желания желаниями, но за меня сейчас говорят эмоции и жестокость. — Тебе станет смешно, когда ты их увидишь. — Ссора с одним из ваших — ссора со всей диаспорой. Мне не смешно. — Я и не шучу. На что он так раздражен? Спрошу — не ответит. А гадать бессмысленно. — Все поняла и запомнила? Вопросы? — Вопросов нет. — Принял. Доедешь до дома — расслабься. Как я тебе рассказывал. «Закрываешь глаза в темноте. Сосредотачиваешься на том же шуме воды. И запрещаешь себе думать. Ни слова внутри», — советы Маркуса один за одним вплывают в голове. «Проще пореветь и ощутить потом долгожданную пустоту», — возразила я тогда. «Спонсируешь зависимость от эмоций». — Да, помню о твоих рассказах, — отвечаю немного заторможенно, определяясь, что выбрать для выпуска эмоций: привычный сценарий или попробовать его советы, принести в свою жизнь что-то новое, менее губительное. «Знаешь, что я подумал? Предложить тебе поконцентрироваться так вместе. Но идея — фигня. Это круто. И хреново одновременно». — До связи, волчонок. Напишешь, как доедешь. «Не знаю почему я так загорелся этой идеей… Не суть. Ты Башню бога досмотрела?». — До связи…