4 июля, 2021 год
Республика Интар, Кальярра
Маркус аккуратно выезжает на главную дорогу. Его выверенные движения, сосредоточенный взгляд на полосу, спокойная скорость — я буквально перенимаю от него сдержанность. Он больше не смотрит в мою сторону. Однако меня не покидает ощущение, что Маркус, представший передо мной в ином образе, все равно подмечает все до мельчайших деталей. — Успеешь еще меня рассмотреть. Отвечай, волчонок. «Ты знала о брачном договоре между вашими семьями?». Она меня обманула. Мать, даже не прикладывая особых усилий, обвела меня вокруг пальца. «Ты знала о брачном договоре между вашими семьями?». Вопрос набатом звучит в голове. Вспоминаю свое замешательство при собеседовании. Магазин находится слишком далеко от моего дома, а сама компания имеет обширную сеть по всем городам. Недобор по рабочему составу присутствует везде — это вечная проблема обслуживающей сферы. Мать могла подобрать мне место поближе. — Нет… Не знала. Я опускаю голову вниз, прикрывая лицо рукой. Накопившаяся усталость наваливается разом в один момент, веки тяжелеют. — Многие хотят, чтобы вы были вместе. Он так сказал. Что был заключен договор. И происходящее между вами — традиция. — Какая еще традиция? — Ухаживания. Он к тебе делает шаги. А ты его отвергаешь. И так до тех пор, пока не согласишься, — я резко вскидываю голову. Маркус отрывает руку от руля, показывая ладонью просьбу молчать и слушать. — Ты принимала от него подарки. Значит, заочно принадлежишь ему. Алепо рассуждал именно так. С каждым произнесенным словом в груди разворачивается такая пустота, что кажется я сама сейчас прыгну в эту бездну, не желая сталкиваться с реальностью. Методичный рассказ Маркуса не дает этого сделать, крепко удерживая меня в плену. — Повторю тебе другими словами. Твоя мать решила запрячь тебя браком. С типом, которого контролирует сама же… — Я ожидала всего, но не этого, — слова вылетают из меня машинально, перебивая Маркуса. Он мрачно усмехается в ответ, выдерживает паузу и говорит: — Понял, проясню. Не буду выпендриваться. Говорить, что это было очевидно. Я это осознал, когда уже ехал к тебе. — Как? Маркус не рассказал мне о своих предположениях. Решил умолчать на случай, если ошибается? Или опасался моей реакции при прямом столкновении с Алепо? От нескончаемых вопросов головная боль подступает ноющим ощущением. Отдаю себе мысленную команду не обращать внимания. Неприятные ощущения — абсолютно такие же, как и обычные, не доставляющие дискомфорта. — Твоя мать — бизнесмен. С завязками в диаспоре. Так? — я киваю. — Тут ее подросшая дочь говорит о навязчивом преследовании. Еще и жених ардаланец. Учтем, что она не против твоей нации. Учтем, что она типа поговорила. Но по факту — ничего не изменилось. И говорить снова она не желает. Каков итог? — Что ей все равно? — Было бы похуй — не говорила бы с ним вообще, — он грубо обрубает мою версию, набирая скорость. Бросаю мимолетный взгляд на дорогу и возвращаюсь к наблюдению за его профилем. Словно каменный. Непробиваемый. — Все выглядит слишком двойственно, — я аккуратно подбираю слова, чтобы это не выглядело как попытка оправдать мать. — Он даже не подходит на роль потенциального жениха! В плане финансового состояния. — У твоей надзирательницы первым стоит контроль. Повторяю, Алепо пляшет под ее дудку. Каким образом — я не вникал. Это идеальный вариант привязать тебя еще крепче. Шумно выдыхаю, стараясь усвоить реальность. Несвойственную реальность. Культуру Ардалана с усердием всегда удерживают в моей семье. Но подобный сюжет… Неужели мама способна на такое? Способна так открыто врать мне в лицо. Кусаю нижнюю губу, отгораживаясь от эмоций. Не время, Асия. Необходимо понять, как действовать дальше. — Что будем делать? — Что будешь делать, — поправляет Маркус. — Ты поговоришь с матерью. И дашь четкий отказ Алепо завтра. Мы договорились, что он подойдет к тебе. И получит либо «да», либо «нет». Думаю, разницу синей пилюли и красной объяснять не надо. — Он точно исчезнет после очередного отказа? — я скептически фыркаю. Мой рабочий день уже как-то и не представляется без появления осточертевшего лица. — Не исчезнет — не сдержит слово. Поверь, это можно вывернуть в очень плохие сценарии. Поговори с мамой, обязательно. Не откладывай. Иначе получится некрасиво. Выгрызи из нее отказ от договора, — Маркус задерживает пристальный взгляд на зеркале заднего вида, после чего стрелка на спидометре уверенно ползет к ста шестидесяти. — Сейчас ты прикрываешь того, кто тебе помог. Если по итогу переубедят тебя. Или заставят. Или ты не поговоришь с матерью. То пиздаболом оказываюсь я. Наезжать на диаспору с таким ярлыком — плохо. Достаточно ясно? — Меня ни за что не переубедят. Я оборачиваюсь назад и все что вижу — это два ярких желтых огонька от фар. Слежка?.. Слишком темно, чтобы разглядеть машину, да и Маркус успел оторваться на достаточное расстояние. — Не отвлекайся, сзади знакомые. Важно, кого переубедишь ты. Начни немедленно по возможности. И все. Он впервые за весь путь отвечает на мой взгляд. Его губы сжимаются в тонкую полосу, ноздри раздуваются. Не знаю, что Маркус разглядел, но разговор обрывается молчанием. Я — погруженная в свои мысли. Он — пытающийся сохранить хладнокровие. Нас сопровождает лишь гул мотора. Ночные огни Кальярры остаются позади. Только сейчас я понимаю, что мы едем по трассе через лес. Где мы? Не озвучиваю вопрос вслух, обдумываю сказанное и стараюсь спланировать, как действовать дальше. Все вокруг начинает сжиматься, сдавливать в тиски, ломая хрупко построенные стены в моей голове. Машина резко останавливается. Хлопок двери, Маркус выходит. Он обходит мустанг, внутри начинает тревожно шевелиться червячок. — Вылезай. Резкий порыв ветра откидывает прядь волос с моего лица. Я смотрю на его протянутую ладонь, качаю головой и выбираюсь самостоятельно. Плетусь за ним, разглядывая под ногами мелкие камни. Мы останавливаемся у капота машины. Маркус разворачивается ко мне, расстояние между нами можно измерить двумя маленькими шагами. Я поднимаю голову, рассматриваю его лицо. Он наконец-то снял кепку. О чем-то думает. Хмурится. — Не сдерживайся. Выжидающе выгибаю бровь в ответ. Все вопросы в моей голове внезапно становятся лишь пустым звуком. — Выпусти эмоции. — Ты же сам меня учил, — расплываюсь в грустной усмешке. — Меньше чувств, больше хладнокровия. — Сейчас можно. Всего лишь два слова. Два слова, произнесенные голосом, к которому я успела привыкнуть. — Странно… — запинаюсь, пытаясь подобрать выражение. — Вроде хочется и заплакать, но не получается. Я не могу отделить это от себя, увидеть границу… Будто это уже неотъемлемая часть меня. Словно гадкий паразит, наслаждающийся новым местом, который решил запереть полностью все чувства под замок, оставив лишь негромкие отголоски. Придет время. Неподходящее время. И тогда все прорвется наружу. Маркус делает шаг ко мне. — Найди, где у тебя это отзывается, — он прикладывает руку к своему сердцу. — В груди. В голове, — его палец осторожно касается моего виска. Я закрываю глаза, больше не в силах выдерживать его взгляд. — Тут, — обхватываю свою шею двумя руками, ощущая напряжение. — Все начинается отсюда. — Сконцентрируйся на этом месте, — голос Маркуса становится ближе. Руку он убрал, но холод от его пальцев до сих пор остается на виске. — Позволь себе. Сосредотачиваюсь на тупой боли в области затылка и по тонкой нити медленно спускаюсь вниз, к шее. Пустота. Тянущая, вязкая пустота, которая сковывает и горло. Она никогда не отпускает меня. Иногда проявляется сильнее, не давая возможности управлять своим телом. А временами, словно жалея, отступает. Но не уходит. Всегда маячит на задворках сознания, за полуприкрытой красной дверью. — Это твое. Ты имеешь право испытывать эмоции. «Скажи мне, почему ты такая эмоциональная? В своего братца пошла. Яблоко от гнилой яблони, вся в их семейку», — запертые воспоминания из прошлого начинают просыпаться в голове. Запах соснового леса. Низкий голос Маркуса, отдающий легкой хрипотцой. Я стискиваю зубы, осознавая, что сейчас пытаюсь по привычке отвлечься на что угодно. Лишь бы не ощущать, как напряжение разливается уже по всему телу. Не чувствовать этот жар, подкативший к щекам. Не слышать те самые интонации в криках матери, которые с детства засели во мне страхом. — Волчонок? — Да? — короткое слово вырывается из меня полушетопом. — Могу задать личный вопрос? Я киваю, сильнее сжимая пальцы на шее. — Твоя боязнь мужчин. Преследования. Навязчивого общества. Ты помнишь, как это началось? Зажмуриваюсь еще сильнее, до звездочек в глазах. Стены в голове начинают сужаться, будто меня вновь перенесли в ту квартиру. В тот лифт. «Открой дверь, Асия». «Ты так похожа на Лейлу». «Лучше бы тогда забрали тебя, а не Артура. Мерзавка!». — С чего ты взял, что я боюсь? — внезапная уверенность и сталь в моем голосе на миг удивляет даже меня. Нужно открыть глаза. Показать, что он ошибается. Ветер откидывает волосы с моего лица, горячие дорожки от слез обдает холодом. — Твоя реакция на Алепо. Воспоминание четкой картинкой встает перед глазами. Той ночью я спала на кровати вместе с мамой, из-за того, что к нам приехали бабушка с дедушкой. Мне снился очередной тревожный сон. Что-то горячее ползло по ноге, поднимаясь выше к бедру. Низ живота невыносимо затянуло. Мозг постепенно просыпался, но еще не осознавал, что все происходит наяву. Кто-то упорно продолжал гладить меня по бедру. А потом рука переместилась под тонкую ткань трусов. Это была рука Абрахама. Он медленно двигался в матери, одновременно дотрагиваясь и до меня. Мама не видела. Она лежала на боку, ни на что не обращала внимания. Словно меня тут не было. «Асия! Стой!», — шипение матери только подстегнуло животный страх, охвативший мое сознание и тело. Она не могла перейти на крик, боялась разбудить дедушку. В тот момент я впервые ослушалась ее приказа. Почему, мама? Почему ты так поступила? Неужели ты не понимала?.. Может быть, мне показалось? Яркая фантазия все накрутила, а тот случай в постели… Мне это приснилось. Он не трогал меня. Просто двое людей не позаботились о психике ребенка. Никакого сексуального насилия. «Асия? Кто тебя обидел?». Дедушка… Прости, что не рассказала. — Иди ко мне, — Маркус привлекает меня в объятия. — Расскажи. Я тебе помогу. Пойму. Не бойся. Не бойся. Сжимая его футболку в руках, я плакала. И мысленно молила его остановить это. — Я… Я н-не могу выбраться из этого, Маркус. Меня будто затянуло… Прижимаюсь к крепкой груди, обвивая его руками за талию. Беззвучный плач переходит в рыдания. — Я рядом. Я здесь, — он успокаивающе гладит меня по спине. От таких касаний ком в горле становится невыносимо тяжелым. Громкий всхлип вырывается из меня. Я всегда плачу беззвучно. Плачу так, чтобы оставалась целой косметика. Чтобы никто не видел. Не слышал. Маму раздражают мои слезы. С девятого класса я никогда больше не плакала перед ней, а Рене только один раз в жизни видела меня в таком виде. Двое свидетелей моей слабости, стараясь не возвращаться к прошлому, тактично делают вид, что не было тех моментов, когда слетают все маски. Подавленность, заставляющая меня тихо изливаться в подушку, преследует везде. Физически это отражается бесконечной усталостью. Но куда хуже ощущается внутреннее состояние. Как бы я хотела, Маркус, чтобы ты хоть на секунду мог оказаться внутри меня. Чтобы ты почувствовал, насколько та самая маленькая девочка стремится к лучшему. Это не передать словами. Можно только показать. Меня тянет объяснить ему, до какой степени я истощена. Даже в своих снах. Тянет рассказать, как просыпаюсь в холодном поту, понимая, что меня топит черный непроглядный мрак. Сжавшаяся гортань не дает этого сделать. Гадкий голос в голове настойчиво шепчет: «Не стоит. Не поверит». Когда мои губы становятся мокрыми и солеными от слез, я отстраняюсь. Разрываю с Маркусом физический контакт и делаю маленький шаг назад, вытирая лицо рукавом толстовки. Осознание, что сейчас мы прожили совершенно новый интимный момент, будит неуместное смущение внутри. Он не скрывает своих эмоций, смотрит с сопереживанием, но уже не так пристально. Видит, что не расскажу. Не время. Я переключаюсь на окружающую обстановку и удивленно приподнимаю брови. Изображаю свое замешательство скорее машинально, понимая, что в прежнем состоянии точно бы отреагировала более живо. После слез всегда все воспринимается иначе. — Отец обещал сводить меня в подобное место, где открывается вид на небо, — осматриваю место, куда нас привез Маркус. Небольшая поляна на краю леса открывает обзор на всю Кальярру. Ночные огни, звезды на небе и взошедшая луна. Завораживающе. — Он хотел сделать это на мой День рождения, когда мне исполнится семнадцать. Через месяц заветная цифра станет уже не ожиданием, а реальностью. Я так и не полетела в Ардалан с бабушкой, оборвав все связи с родственниками со стороны отца. — Часто сюда приезжаю, — признается Маркус. — Посмотреть на закат или рассвет. Поразмышлять, очистить голову. — Здесь красиво, — кажется, я впервые вижу прекрасное в чем-то простом, обыденном. Маркус отходит к багажнику, открывает его и достает большой сверток. Плед?.. — То, что ты видишь красоту в обычном — вызывает еще большее восхищение, — он медленно проходит мимо меня. Не зная куда себя деть, иду за ним. — Восхищение?.. — Повседневные вещи становятся особенными благодаря людям. Твоя реакция делает это место многограннее, — Маркус расстилает плед на невысокой траве и машет рукой. — Садись. Кофе будешь? Не день, а эмоциональная мясорубка. Горький напиток точно хуже не сделает. Я киваю и сажусь на покрывало, обнимая себя за колени. Он садится рядом, сохраняя между нами пару сантиметров расстояния. Даже сейчас Маркус выглядит безумно большим. Интересно, как мы смотримся со стороны? Стоп, Асия. Нужно отойти на время от пустых размышлений. Необходимо все прояснить. — Почему ты помогаешь мне с Алепо? В чем твоя выгода? Этот момент стоило, конечно, прояснить до того как мы договорились… Но лучше поздно, чем никогда. — Ни в чем, — он разливает по кружкам кофе из термоса, протягивает мне горячий напиток. — Только полезное знакомство. Если Алепо и твоя мать не начнут мне втихую доставлять проблем. Не смотри так, волчонок. Мы в разных мирах. Мне еще работать в этом городе. В разных мирах… В области грудной клетки что-то нестерпимо начинает ныть. Понимание, что возраст, взгляды на мир и его работа все-таки будут разделять нас, приходит только сейчас. — И часто тебе приходится иметь контакт с неприятными людьми? — я обхватываю похолодевшими пальцами кружку, вдыхая аромат кофе, и делаю маленький глоток. — Достаточно, — Маркус пьет следом за мной, несколько секунд рассматривает небо и потом продолжает. — Есть вещи, за которые стоит побороться. Потенциал в людях — одна из них. В моем окружении нет людей, неспособных выдержать то же, что и я. Ты можешь стать такой. И общаться со мной совсем свободно. Если бы я не знала его, то подумала бы, что сейчас он ставит мне условие. Со стороны это наверняка так и выглядит. За все время нашего знакомства у нас зародилось понимание такого уровня, когда прибегать к лишним объяснениям нет смысла. — Да я свободно с тобой общаюсь… Честно, удивлена, что у меня до сих пор желание не пропало с тобой переписываться, не то чтобы видеться. С сайтом знакомств всегда так происходит. — Про свободу позже, сама увидишь. По поводу желания все взаимно. Полностью солидарен с Вами, мадемуазель, — он шуточно отвешивает мне поклон в сидячем положении. Я слабо улыбаюсь в ответ. Маркус резко переключается с юмора на прежнюю тему. — Сначала думай. Потом делай. А следом можешь поохреневать с происходящего, выпустить эмоции. Именно в таком порядке. Не наоборот. Кстати, до Алепо я донес, что мы бесполые друзья. Я бы впрягся также, если бы на твоем месте был друг. И у меня есть девушка. Якобы. — Отлично. Одна проблема, как минимум, решена. Для меня она является одной из самых важных, потому что донести до ардаланцев суть дружбы между полами очень трудно. — Матери не хочешь сейчас позвонить? Я ее, конечно, полностью не знаю. Но она похожа на мою. Тут необходим эффект неожиданности. — Не сейчас… — вспоминаю про пачку сигарет в сумке. Желание покурить также резко просыпается внутри. Тянусь к своим вещам, вытаскиваю сигарету и дрожащей рукой щелкаю зажигалкой. Горький вкус во рту, удовольствие разливается по телу. — Мне надо подумать, завтра в течение дня все решу, подуспокоюсь и поговорю с ней. Тем более, она сейчас не дома, иначе бы телефон разрывался от звонков. Маркус шумно выдыхает. — Асия, в прорубь не прыгают с обогревателем. Нужно действовать в тот момент, когда страшно. Либо останешься на прежней точке. Преодоление себя всегда ведет к прогрессу. Миру все равно, что нечестно. Все равно на твои слезы. И на рассуждения о том, что ты тоже человек. — Я натворю глупостей, если сделаю это на эмоциях. Ты не видишь в каком я состоянии?! — вопрос невольно пропитывается злобой, которая до этого момента усердно удерживалась внутри. — Злись. Лучше это, — он недовольно косится на сигарету, но ничего не говорит по этому поводу. — Злоба всегда отметает лишний бред. Я вижу, волчонок. И понимаю тебя, — Маркус забирает мою пустую кружку, подливает еще кофе и возвращает обратно. — Ты будешь постоянно откисать так днями. Нужно учиться действовать в моменте. Все наши решения происходят в моменте. Судья не ждет слова адвоката, если тот не подготовился. Над отчетами не сидят днями. Пока ты отходишь — Алепо может связаться с твоей матерью. Важно, чтобы ты была первая. Прорабатывай все детали. И смотри глубже. Это для тебя шаг к изменениям. Как любят выражаться — выход из зоны комфорта. — Хорошо, я ей сейчас позвоню, и она скажет, что занята. Мать всегда сбегает от подобных разговоров. Очевидный итог, поверь. Проявлять упрямство нет никакого желания. Лучше показать вживую, что сейчас что-то делать — бессмысленно. — Сначала спроси свободна ли она. Скажи, мол, разговор на пять минут. Тогда не отвертится, если ответит «да». Дальше по ситуации: признается или нет. Если признается — дави на принцип про финансовое состояние. На традиции, устои. Переубеждай ее же мышлением. Лживо оно или нет — не важно. В ее мире произнесенные слова много значат. Это повлияет на ее сознание. Лови на несостыковках. Так, чтобы говорила ты, а не она. Главное, держи уверенный тон. Даже если она все будет крушить вокруг себя. Всегда оставайся спокойной. — А если скажет, что это неправда? — Тогда задача проще. Изображаешь облегчение. Говоришь: «мамочка, я так и знала, что нам этот ушлепок в шлепках не нужен» и делаешь то, что тебе не свойственно. Проявляешь к ней светлые чувства. Что-то в таком духе… Асия, для меня многие вещи очевидны. Для тебя — еще даже незнакомы. Я не смогу все подсказать. Тебе необходимо осознать главные аспекты. И сделать это в кратчайшие сроки. Звучит не так сложно. Пока Маркус вселяет в меня уверенность, действительно стоит хотя бы попробовать. Рядом с ним не страшно. Я достаю телефон из сумки, ввожу пароль и на миг теряюсь, выискивая иконку звонков. Ага, нашла. Нажимаю на зеленый квадратик, ставлю на громкую связь. Гудки протяжно и с затаенной угрозой звучат в ночной тишине. Маркус не двигается, молчит и мягко смотрит на меня. От такого наблюдения становится неловко, я упираюсь взглядом в свои кроссовки. Полосатые шнурки становятся самой интересной и важной вещью на свете. Проходит десять секунд, мать все еще не берет трубку. Гадкое ликование в груди тихо шепчет, что все-таки не придется сейчас проходить через неудобный разговор. — Абонент временно недоступен. Оставьте голосовое сообщение или пере… — я сбрасываю вызов и молча смотрю на Маркуса. — Тогда завтра утром. Дома обдумаешь все еще раз. Подготовишь. — Хорошо. Разговор обрывается. Я начинаю крутить в руках жестяную кружку и выискивать среди звезд свое успокоение. Молчание не кажется уютным. Словно мы что-то еще забыли обговорить. — Забыл. Один момент. — Мм?.. — стараюсь не улыбаться забавному совпадению и сохраняю серьезное лицо. — Я сам сегодня накосячил. Нужно было в начале сдержаться. Я потом, конечно, раскидал по понятиям, — при переходе на «уличный» жаргон Маркус кривится. — Если что, все мои реакции: крики, злые глаза, грубые слова — напускное. Надо было повести себя так. Я повел, сделал вид. Не думай, что это не контролируется, и учись также. Играть, грубо говоря. — А что конкретно-то произошло? Умничка, Асия, в тот момент ты как раз поддалась эмоциям. Не наблюдала, не анализировала. — Алепо начал меня в сторону отводить. Я быка врубил. Стоило действовать аккуратнее. Но не сделал бы — он пиздел бы больше. А это мешает внушать человеку нужное. Тараторить ваши горазды. В общем, необходимый паттерн, с которым слегка вышел перегиб. Как-то так. Посмотрим на их двуличность. По итогу разговора у них была доброжелательная маска. Вот оно как… В тот момент в моей голове крутились худшие сценарии. Реальность оказывается проще, расчетливее. — Все еще не понимаю… Даже если это борьба за «потенциал», — я прикрываю неловкость легким сарказмом, не веря, что такое понятие можно применить ко мне, — то в любом случае это риск для тебя. — Имеешь в виду неоправданный риск? — Да. — Как говорят мои близкие друзья. Я умею находить проблемы на ровном месте, — Маркус усмехается. — И как дополняю я. Это меня либо погубит. Либо будет являться одним из главных козырей и возможностей. — Если тебя рано или поздно кто-то не подведет в этом риске, — угрюмо добавляю я. — Подводили. Только обычно моя задница прикрыта. Те, кто подводил — торчат денег. Либо другой долг. И параллельно эти люди покидают мой круг общения. В твоем случае я не подстраховываюсь. Тут моя горячность сказывается. Не самый лучший фактор. Горячность? Он сейчас серьезно? Ладно, возможно всей картины не видно, и понять до конца истоки невозможно. Импульсивным его точно не назвать. — И почему ты пошел на поводу у не самого лучшего фактора? Маркус замирает. — Ты на че меня вывести пытаешься? — Не пытаюсь, — хитрая улыбка сама по себе наползает на мои губы. — Не лечи. Мне не шестнадцать, — он не поддерживает мою игру и сохраняет непроницаемое выражение лица. — Я лишь проясняю для себя моменты. Как бы Маркус не отмалчивался, не стремился казаться хладнокровным — его агрессивная реакция на людей, подобных Алепо, чувствуется без лишних выяснений. — Волчонок. Я это знаю и вижу. Как и твои потуги. Не ври тому, кто уже сказал, что в курсе. Короче. Взялся, значит, надо было. Он смотрит на часы, забирает из моих рук кружку и встает. — Уже поздно. Тебе завтра на смену с утра? Ну вот, момент испорчен. — Да. — Тогда поедем. Я тебя до дома подброшу. Забираю с собой плед и несу его к багажнику. Маркус садится за руль, дистанционно открывает мне задний отсек. Внутри пусто. Аккуратно складываю покрывало и, не скрывая легкого разочарования, сажусь на переднее сиденье. — Увидела что-то интересное в багажнике? — с неожиданным ехидством поддевает Маркус. А я-то удивилась, чего это мне так легко открыли одно из сокровенных мест автомобилистов. — Нет. Надеялась найти труп, — отвечаю ему в том же тоне и параллельно понимаю, что сейчас была одна из нелепых попыток узнать о нем больше. Умнее будет спросить напрямую, зная, что он не ответит. Маркус включает тихую мелодию на фон. Все оставшуюся дорогу мы сохраняем молчание. Изредка бросаю на него взгляды, пытаясь привыкнуть к реальной картинке. Общаться настолько плотно по интернету и потом контактировать также при встрече оказывается сложно. Не знаю, чувствует ли он то же стеснение, но забытое ощущение пустой головы ко мне возвращается с прежним объемом. Словно я вновь стеснительная девочка, не знающая о чем общаться с парнем. Забавно. Факт того, что мы друзья, по идее должен свести на нет подобные загоны. Однако, вот он, сидит рядом со мной. Без преград в виде тонировки, снаряжения или банданы. И это с учетом того, что я усердно уверила себя в первый день, что с ним не придется пересекаться в жизни. Просто удивительно. Обязательно нужно запомнить одно новое правило. Не быть в чем-то настолько сильно уверенной, ибо наверняка судьба повернет все наоборот. Ладно, не суть. Это не то, о чем надо размышлять на фоне происходящих событий. Маркус вновь смог плавно перевести меня из срыва в более-менее спокойное состояние. Это многого стоит. Творить эмоциональные глупости больше не хочется. Вообще больше ничего не хочется. По итогу, пока мы ехали, я успела немного задремать. — Волчонок, просыпайся. Дергаюсь от тихого отклика и в первые секунды зависаю в пространстве. Вспоминаю повторно весь день и уже осмысленно оглядываю знакомый пропускной пункт. Потом возвращаю взгляд на Маркуса. На отдаленную крышу своего дома. На него. — Что? — отвечает он на мое недоуменное выражение лица. — Хочешь, чтобы довез прямо до дома? И занес на руках к твоей ма? Пользуюсь возможностью отомстить, не отвечаю ему на игру. — Маркус, если ты сейчас не объяснишься, то я все спихну на слежку и кину тебя в черный список. Откуда ты знаешь адрес? Из-за переизбытка эмоций я совершенно забыла сказать ему, где живу. И несмотря на это, он молча отвез меня, куда необходимо. Удивляться слишком ярко не хватает сил. Если мне сказать сейчас, что правящая партия в Ассирии больше не является террористической, то реакция все равно выйдет безэмоциональной. Настолько, насколько это возможно. — Я сюда иногда заезжаю, — уклончиво отвечает Маркус. Шею начинает привычно покалывать. Меня охватывает чувство дежавю. Оперативно собираю в памяти недостающие паззлы и выдаю свое предположение: — Дом напротив? Мы что, соседи? — Быстро ты догадалась. Не совсем. Говорю же, иногда заезжаю. — Когда я шла к озеру, ты меня видел. Он кивает, едва улыбаясь уголками губ. — И ты не подошел ко мне, — произношу это с легкой претензией, прищуривая глаза. Маркус остается невозмутим. Даже взгляд не меняется. — Тогда не был уверен, что ты не испугаешься, — я фыркаю, вспоминая свою реакцию на темный силуэт в неосвещенном дворе. — Ты меня заинтересовала. Не хотел рисковать. Следующее туманное предположение, а точнее вопрос. Как Маркус связан с Янушем? Он тоже заходил туда по делу. При стычке с его доберманом мы успели обменяться парой базовых фраз, привычных при первом «соседском» знакомстве. Нет… Неправильный вопрос. Как Януш связан с Маркусом и его работой? Смуглокожий и худощавый, не сказать, что они родственники, даже дальние. Однако, он внушает ощущение человека, который знает, как себя вести. Такое же впечатление исходит и от Маркуса. И кто все-таки живет в том доме? Господи, во что я лезу? Самое время попрощаться. К чертям этот непонятный день. — Ладно… Понятно. Ну, тогда пока? — Не беги. Подожди. Убираю руку от двери и демонстративно откидываюсь назад на сиденье. Лицо сохраняю все таким же каменным. Обида, что он не сказал мне такую важную вещь, начинает грызть здравый рассудок. — Слушаю. — Не начинай, волчонок. Я же объяснил, — Маркус осторожно касается моего локтя. Огонь, грозивший внутри раздуться до пожара, тревожно начинает мигать. А потом и вовсе потухает. — Усвой еще одну вещь. Ты ничего не можешь сделать с тем, как расставлены фигуры. Значение имеет только твой следующий ход. Рассеянно киваю, вновь сосредоточившись на зрительном контакте. Кажется, так можно сидеть бесконечно, прожигая друг в друге дырки. — Если опять накатит — беги в душ. Холодный-горячий контраст. И поспи обязательно. Доброй ночи, — его пальцы все еще придерживают мою руку. — Спасибо тебе. — Пока не за что. Жду результатов от тебя. Маркус напоследок оглядывает меня и отстраняется. Я вылезаю из машины на ватных ногах, махаю рукой на прощание и бегу в сторону дома. Тело понимает, что день остался позади, и истерически поднимает по тревоге все физические ощущения. В том числе и слабость от усталости. Впереди ждет сложная задача: привести себя и свой разум в свежий вид всего за несколько часов.