7 июля, 2021 год
Республика Интар, Кальярра
Подвенечное платье сияет множеством маленьких камней. Ткань холодом прилегает к телу и струится по ногам. Грудную клетку спирает от тесного корсета, а чувство неизбежности приковывает к месту, не давая сдвинуться. Помещение расплывается в нечетких очертаниях, люди без лиц снуют мимо меня, не обращая внимания на мои попытки привлечь внимание. Крик выходит из горла глухим хрипом, колени подкашиваются, и я падаю на пол. Опираюсь руками, пытаясь подняться, но незримое притяжение давит на спину, заставляя согнуться. — Асия, нам нужно поговорить, — голос Алепо звучит у самого уха. Я поворачиваю голову и вижу его. Гладко выбритое лицо выглядит моложе, черный смокинг плотно прилегает к фигуре. Карие глаза горят победным огнем, а на губах играет лукавая улыбка. Сиплое дыхание паром выходит изо рта, жжение под веками неумолимо нарастает. Я отшатываюсь в испуге назад, пячусь к выходу и встречаю препятствие. Кто-то вновь за спиной. — Не противься, девочка моя. Все уже решено. Холодные руки опускаются на мои оголенные плечи, поднимаются выше к шее. Родной голос шепчет неразборчивые слова, перед глазами начинает все расплываться. Комок в груди ухает куда-то вниз, с оглушительным треском разрушая остатки уцелевшего мира. Ты проиграла, Асия. Ладони мамы сжимаются на моем горле. Тело парализует с концами. Единственно четкая мысль, промелькнувшая в хаосе, становится последним шансом на спасение. Маркус. Помоги мне. Я вскакиваю с постели, судорожно глотая ртом воздух. Футболка противно липнет к спине, руки в бессилии сжимаются в кулаки и разжимаются. Время замедляется, а грохотание в груди отдается шумом в ушах. Чувство проигрыша в виде черной ямы топит меня каждый раз, когда я осмеливаюсь забыть… Я провожу ладонью по лбу, ощущая разгоряченную кожу, и поднимаю глаза к потолку. Успокойся, Асия, это всего лишь сон. Надеваю наушники, выкручиваю громкость на полную и включаю песню, на которую я недавно наткнулась. За короткий срок она стала моей любимой. Она стала нашей песней с Маркусом. На второй день нашего знакомства он вместе со мной слушал ее на повторе. Took your own life I don't know why… Вязкий ужас перерастает в отголоски, но не становится менее неприятным. Желание достать сигарету возрастает до такой степени, как будто я не курила на протяжении нескольких месяцев и специально дразнила себя возможностью это сделать. Lemme just take away your pain… Часы показывают одиннадцать вечера. Стоило отключиться буквально на час и по итогу этого хватило, чтобы испортить последний выходной перед рабочей сменой. Стоит жизни вернуться к прежнему распорядку, без неожиданного стресса — мозг начинает бить тревогу. Подавление эмоций выходит мне боком и уже не в первый раз отражается на качестве и количестве сна. Безграничная усталость накрывает с головой, а порыв отстраниться от всего и ничего не делать побуждает гадкое желание пропустить завтра работу. Пропустить абсолютно все в своей жизни в ближайшую неделю. Или месяц. Либо вообще на безграничный срок. Take me away. Lemme just leave wanna go far away… До предательских слез в глазах хочется написать Маркусу и рассказать все, несмотря на то, что мы с ним слегка повздорили пару часов назад. Тогда, после конфликта, наступило непривычно долгое молчание, и я не нашла ничего лучше, как забыться в решении поспать. Мозг понимал, что беспокоиться не о чем, это обычная перепалка на фоне бредовой темы. Ну, разошлись мнения, бывает. Однако, грызущее чувство в груди не давало покоя, не позволяло усидеть на одном месте. Сейчас это все покорно отступает перед жгучим стремлением услышать голос Маркуса. Услышать его холодные рассуждения, отстраниться от собственных эмоций. Услышать и окончательно с облегчением выдохнуть. Pain on my shoulders it's starting to weigh… Но я не звоню. Излагаю все в одно большое голосовое сообщение и без промедлений жму на «отправить». Был в сети пятнадцать минут назад. Подожду, ничего страшного. Коктейль эмоций, который приносит Маркус, иногда становится совсем непонятным. Что ясно точно — он является для меня той самой тихой гаванью, которая умиротворяет бурю, терзающую разум изнутри. Ни одна дружба еще не приносила мне ощущение всецелого понимания, ощущение крепкой эмоциональной связи. С Рене привычно и комфортно, однако, даже спустя столько лет между нами остаются невыясненные вопросы. Мы знаем друг о друге лишь то, что необходимо. Лишь то, что мы можем понять. Лишь то, что способны принять без негативных последствий. Наше общение построено на хрупком равновесии. Наш фундамент — в молчании. Маркусу хочется открыться. Открыться без остатка, поддавшись полному доверию. Без внутренних подозрений, бывалого стыда и стеснения. Сначала он аккуратно касается моего разума, а потом направляет мои мысли в нужную сторону. Он не навязывается, не диктует правила. Привычная усталость от общения с людьми с ним сходит на нет. Даже в самых бессмысленных разговорах во мне пылает интерес с такой силой, что впору этот поток энергии попутно распределять на другие вещи. Маркус меня вдохновляет. Маркус вселяет веру. Маркус дает ощущение защищенности и уверенности в будущем. Уверенности в моем потенциале. В моей силе. Make the sky blue, I don't wanna see gray… Но все имеет обратную сторону медали. Равновесие жестоко и ценность приобретенного окутывает теплотой вместе с маленьким росточком страха внутри. Страха потерять… Телефон вибрирует, оповещая о новом сообщении. Я отстраняюсь от затягивающего потока мыслей и захожу в сеть. «Тебе нужно решить внутреннюю проблему с ухажерами. В первую очередь с кобелями твоей матери. Вспомни свой повторяющийся кошмар с прошлой квартиры. Где ты на панике в вечном ожидании, что кто-то придет», — Маркус в своем стиле излагает это на кучу сообщений. Раньше меня это раздражало, телефон просто разрывался от вибрации. Но сейчас… Я понимаю. Он мастерки расставляет акценты на словах, придавая им необходимый смысл. «Думаешь, это с ухажерами связано?». «Классика. У тебя яркая реакция на нарушение личного пространства. Я позвоню?». Когда-нибудь придет время… Когда я все расскажу. От и до. Но не сегодня. Мне не хочется вновь загружать его неприятными событиями из жизни. То, как он чувствителен к теме мужчин, которых и людьми назвать сложно, говорит достаточно. Спрашивать про детали я не имею права. Но придет время. Он расскажет мне. Я знаю это. Мать вновь пропадает на работе и наверняка придет поздним утром. Это играет мне на руку, и я без колебаний нажимаю на звонок самостоятельно. Маркус принимает вызов сразу. — Я отрубилась в очень неудобной позе, и теперь у меня все болит, — попытка переключить разговор с опасной темы на безобидную выходит довольно естественной. Тело действительно налилось тяжестью и требует хорошей разминки. — Не люблю спать на животе, — голос Маркуса звучит немного устало. — На горло давит. Как ни ляг — неудобно. — Это как ты так ложишься-то… Вообще-то закидывать ногу на подушку или одеяло — лучшая вещь на свете! После сказанного я располагаюсь на кровати соответствующим образом, выкручивая пультом подсветку на приглушенно-красный цвет. Приятно выставленный свет, располагающий диалог с нужным человеком — лучшее лекарство. — И если сзади обнимают легонько, — дополняет он. — Мне самому впадлу и жарко обнимать. — Звучит эгоистично, — с ехидством поддеваю я. — Если могу попросить, то я прошу. Не обижаться на меня за это, — объясняет Маркус. — Поверь, очень приятно, когда со спины закрывают. Ощущение защищенности и релакса. Это психологическое… Из-за работы и прочего. Необходимость прикрытия тыла. Уступаю порыву и позволяю фантазии в голове разгуляться… Прижаться всей грудью к широкой спине, ощутить тепло, уткнуться носом между лопаток. Действительно приятно. — Нуу… — вместо голоса выходит хрип. Я прочищаю горло и смущенно накрываю лицо одеялом. Следующие слова вылетают приглушенно, но зато становится полегче. — Если чисто теоретически заменить подушки на человека, то выходит мило. — Да, картина просто милейшая. С учетом того, что я больше обнимающего обычно. Раза в два… О, волчонок, вспомнил один из самых жестких кайфов. — Ммм? Возникшие предположения в какой-то степени неутешительны для меня. Предчувствие, что на этот раз придется усерднее сдерживать эмоции, прочно обосновывается в сознании. Ночного спектакля сегодня с полуголым видом хватило. Потом пришлось очень долго стоять под горячим душем и засыпать с отвлекающей музыкой в наушниках. — Не наравне, так, после секса, я как-то поймал тему… Когда медленно, томно и сильно целовали спину, — мое тело мгновенно реагирует на всплывшие образы. Ноги постепенно охватывает слабость, а низ живота наливается тяжестью. — Прямо всю. Я аж застонал, извините. Мне это делали только один раз. До сих пор запомнилось. Надеюсь, можно записаться на подобный массаж. Или проститутку снять. От последних слов я дергаюсь. Воспылавший огонь начинает тревожно мигать. — Так ты же не снимаешь! Маркус в ответ на мое восклицание смеется. — Ну, когда-нибудь. За большие деньги. Штук сто. — У кого-то внутренняя борьба с долмой во время месячных, когда вкусовые предпочтения извращаются, а… — А у кого-то с проститутками, да-да. Ну а что ты предлагаешь? По собственной воле никто не сделает. И не умеет. Та девушка была слегка неадекватной. Юмор помогает облегчить снедающее чувство внутри. В конце концов, собственнические порывы сейчас абсолютно не к месту. Та же Рене… Сколько она натерпелась от меня подобных выходок, пока я не научилась более менее контролировать себя. — Появится партнерша — попроси ее, научишь, — слова выходят с излишне серьезным тоном, внутри все сжимается в ожидании реакции. — Волчонок, секс — это сугубо инициативный процесс, — Маркус перенимает настрой и убирает из голоса шуточные интонации. — При таких просьбах человек теряется. Начинает метаться. Часто сбиваться. — Не совсем понимаю… — любопытство возвращает меня к здравому разуму, сажая за импровизированный стол с ручкой и блокнотом. Переживания отступают, я плотнее прижимаю телефон к уху. — Партнерша начинает к задаче предметно относиться. Теряется текучесть. Естественность процесса. Адаптируются сразу только нимфоманки. — А если до процесса обсудить? — Без разницы. Секс — это вода, ручей. Он сам по себе идет. Наверное, нереально сложно крутиться в этом процессе, когда привычно везде выискивать, либо выстраивать четкую систему. — Теперь поняла… Ну, конечно, настолько насколько это возможно в моей ситуации, — я делаю маленькую паузу, глубоко вдыхая. — Еще думала о твоей теме отелей. Представила себя. Думаю, поехать туда на дружеский секс для меня неподходяще. Слишком много рисков. Способность углубляться в каждую вещь и деталь радости не добавляет, а вот рассуждений в нескольких направлениях — хватает с головой. Не имело бы это решение кучу негативных последствий — еще можно было бы подумать. Либо мотивация и уверенность в партнере должна быть настолько сильной, что все отойдет на второстепенный план. Циничность позволяет мне относиться к предстоящему первому разу без особого смысла. Физиологическая составляющая, которая дополнилась теорией от Маркуса, восприятие процесса, как свободное искусство — помогли мне раздвинуть внутренние барьеры. Я не жду любви на брачном ложе и не стремлюсь к такому исходу. Как говорит мама, сначала карьера и саморазвитие, а потом уже можно и семью. До полного осознания мне приходилось держаться за естественный порядок за неимением остального. Лишать себя интересной части жизни до финансового обустройства также не хочется. Да и ограничивающие правила, мотивированные чем-то духовным, всегда порождают во мне обратный порыв. Достаточно подойти к делу с умом, и все сомнительные моменты всплывшей перспективы сходят на нет. — Побыть там одному тоже круто, — Маркус выдергивает меня из размышлений. — А так, хороший секс… Дружеский секс — это нейтральная территория. И дорогая обстановка. Атмосфера. — Все равно бы не поехала. Даже если бы человек казался адекватным по переписке. Зачастую вся эта виртуальная картина — обманчива. А мое предчувствие — слишком придирчивое. Должно произойти что-то из ряда вон выходящее, чтобы я начала по-настоящему верить… Забавно. А ведь Маркус добился моего доверия. Плавно и методично. — Ааа, дело в партнере? Я о материальном подумал. Тогда да, резон есть. — Один раз у меня почти дошло, там правда не отель был. В итоге я слилась, потому что интуиция орала не ехать. Мол, потом мне же хуже будет, если сделаю то, чего на самом деле не хочу… Не мой человек, видимо, был. От относительно недавнего воспоминания хочется сплюнуть горький привкус на языке. Как-то мне приглянулся парень со школы, на год старше меня. Я поставила себе цель: привлечь его внимание… И с последствиями не справилась. Как только мы пошли на сближение, стали более тесно и часто общаться, отвращение к нему неумолимо росло с каждым днем. Личная задача была выполнена, и не сказать, что я испытывала от этого удовольствие. Скорее, неприязнь к себе. Тогда еще и Арон встречался с какой-то девушкой, и мне это не нравилось. Так сказать, молодость все прощает. Но не забывает. Играть подобным образом с людьми я не люблю. Это осознание далось мне ценой ошибки. — Я понимаю тебя, волчонок, — говорит Маркус, словно прочитав мои мысли. — Меня так бывшая полгода динамила. Тогда и поймал атмосферу отелей. В одиночестве. Она же и спину целовала. Говорю же, немного ку-ку. — Это уже издевательство какое-то. Смысл ехать, если не готова? — У нее личные травмы были. Не суть, — он выдерживает несколько секунд и пониженным голосом признается. — Бля. Я уже к твоим рассказам как к книге отношусь. На тему интима. Интересно, что дальше будет. Что узнаешь о себе. Какие выводы сделаешь. Будет крутым паттерном для меня. Хоть и не новым. Я переворачиваюсь на спину, устремляя взгляд в потолок. Звучащий от него неподдельный интерес будто отзывается в теле коротким разрядом тока. — Напишу собственную книгу жизни, — отшучиваюсь я. — Ага. Книга на пять минут. — Назову «сексуальные похождения Аськи, но только в фантазиях». С учетом большинства мальчиков-мудаков. Хихикаю в ответ на его хмыканье и в следующий момент давлюсь смехом от неожиданного вопроса: — А что ты представляешь обычно? — Неа. Не-не. Нет… Вслух я пока не готова такое рассказывать. Были бы мы сейчас в переписке — позволила бы себе разойтись. До этого интим обсуждался только в сети, в звонках тема особо не развивалась, мы ограничивались лишь парой шуточных фраз. Вопреки воле, фантазия послушно начинает вытаскивать мои желания. В сопровождении с низким голосом Маркуса картинки подло дополняются деталями… — Не предметно, — мягко настаивает он. — Это процесс или просто образы? Слова, звуки. Что же ты делаешь… — Мм… Ощущения обычно и короткие обрывки действий. Полного процесса нет. Маркус бросает «погоди, осмыслю» и замолкает на несколько минут. Я прижимаю свободную руку к горящей щеке, закрываю глаза. Беззвучное проклятье срывается с обсохших губ. В разворачивающемся хаосе пытаюсь ухватиться за что-то успокаивающее. Секунды, которые должны послужить маленькой передышкой, превращаются в вожделенное ожидание. — Понял. Движения и действия, которые ты примерно осязала, — Маркус словно специально слегка растягивает слова. Тихо, размеренно и с тактом. — И можешь визуализировать. Нужно не подавать виду. Перспектива стать для него очередной девочкой с сайта знакомств, которая хочет его, не особо меня привлекает. Да и непонятно — взаимно ли это. — Или то, что хочу испытать, — к счастью, мой голос выходит невозмутимым, легким. — Ожидания тоже визуализируются, но не так четко. — Круто. Я как будто с собой из прошлого говорю. Только сейчас осознаю… Как тебе будет хорошо потом. И одновременно хреново. Тело охватывает озноб от его очередного замечания, что мы в чем-то похожи. Маркус стал моим наставником во многих вещах, и сейчас подобные откровения дают мотивацию. Мотивацию не останавливаться. — Почему хреново? — С твоей впечатлительностью будешь в двойном шоке. Когда начнется половая жизнь. Гормоны, все такое. Я выбираюсь из постели и, ощущая дрожь в коленях, выхожу из комнаты. Нужно спуститься на первый этаж и сделать себе крепкий кофе. Сонливость уже давно отбило, но взбодриться необходимо в другом плане. — Гормоны и сейчас время от времени напоминают о себе, — холод, исходящий от паркета, приятно облизывает босые пятки. Я стою так несколько секунд, переминаясь, и делаю шаг на лестницу. — Дальше-то что тогда будет… — Еще резче перепады настроения. Больнее месячные. Несварение. Опухлость от всего подряд с утра… — Знаешь, мне перехотелось. Настенные часы показывают уже полночь. Вставать в полседьмого. Поговорю с ним еще немного, потом потрачу час или два на то, чтобы настроиться на спокойное состояние и, пожалуй, лягу спать. Как самый ответственный работник. — Перехотела что? Книгу писать? — Маркус фыркает с собственной шутки. — Я о том, что будет, если не начнешь. Если я правильно понимаю из прошлых рассказов… У тебя скорее сформируется высокое либидо. Это даже внешне видно, когда присутствует секс в жизни. Естественно я не про всех, — снова уточняет он. — Спокойное настроение, отсутствие мешков под глазами. А есть противоположность. — Ооо! Я нагло переобуваюсь, — маска клоуна послушно наползает на мое лицо. — Хочу, хочу, хочу! Избавиться от мешков под глазами. — У меня после секса проходят. Если интим редкий, то появляются. Чуть ли не больше, чем раньше, — он задумчиво тянет «хмм», моя рука с ложкой замирает в банке с кофе. — Волчонок, а ты не думала о проституте? К восемнадцати, например, заказать. Щас развита индустрия. Можешь подобрать чувственного, понимающего. Короче, как надо. Плюс отель. И вино для успокоения. Чтобы сама не убежала. Глупый и одновременно забавный план складывается в моей голове. Настает мое время поиздеваться. — Такое в сумме сто тысяч и стоит, наверное. Короче, лучше простой сайт знакомств, — серьезным голосом заявляю я, не сдерживая дурацкую улыбку. — Ну да, ну да. Пошел я нахер с трезвыми идеями, — злорадный смешок застывает в горле, но я воздерживаюсь и просто наслаждаюсь звучащей обидой. — Пойдем дальше с кончеными переписываться. Не отвечаю, упрямо молчу, наливая в чайник воду. Интересно, куда делся сахар?.. — Юморная. Хорошо, — раскусывает меня Маркус. — Поспорим на половину миллиона? Что не найдешь адекватного на сайте. Для хорошего первого раза. Со всеми качествами, которые были перечислены. В течении полугода. Я не подаю виду о неожиданности предложения и тяну время еще. Маркус легко меня может в этом переиграть, от этого становится только интереснее. — Давай не на деньги. Что-то поинтереснее. — Секс, прыжок с парашютом?.. — он резко останавливается. Все вокруг замирает в ожидании, даже мой внутренний азарт. — Волчонок, ты реально готова на это поспорить? — Почему бы и нет? — сохраняя выдержку, я осознаю, что Маркус решил предложить мне вместо денег. — Так-так… Что у нас? Деньги, секс и парашют? — У тебя есть деньги на спор? — звучащие игривые нотки только доказывают то, что он думает не об этой части выигрыша. Я принимаю твою игру. — Нет, конечно. Как и нет желания прыгать с парашютом. — Еще идеи? Размышляй. Я мальчик, я не предлагаю. — Уже предложил… Интересно, он сейчас всерьез рассматривает секс или просто решил прощупать мою реакцию? — В плане не настаиваю. Чтобы не было однополярных решений. Это выглядит странновато. Кстати, заказать проститута, чтобы нашел тебя на сайте — не вариант. Не засчитаю. — Маркус, я не жульничаю в спорах! Он довольно покашливает, и становится понятно, что меня сбили с равновесия намеренно. Подлец… — Хорошо. Давай. Думай-думай, волчонок. Угрюмо молчу в ответ и заливаю кипяток в кружку. Начинаю специально громко и долго перемешивать кофе чайной ложкой. Нужно добавить побольше сахара. — Короче, ты не найдешь такого, — Маркус сдается первым. — Либо найдешь, но… Ему будет тридцать. И ты не поедешь. Испугаешься перед самым моментом. Опустим большую разницу в возрасте. Это уже должно отметать идею о тридцатилетних. Какой бы психологически взрослой ты ни казалась. Уже давай просто выберем что-то. Чтобы я выиграл, — самодовольно завершает он. — Провоцируешь, провоцируешь, — тяну я. На самом деле мне уже нечего сказать. Изначальный запал быстро угасает. Понятно, что упрямство Маркуса подпитывается большим терпением, чем у меня. Как и то, что в открытую я ничего предлагать не стану. Его действия и слова слишком неожиданны, чтобы идти напролом. — Лишь фактами оперирую, — парирует он. — Я на сайте пять лет. Может, найдешь адекватного, милого. Вызывающего доверие. Но чтобы еще и опыт был. Это должно сойтись. Повезти, проще говоря. — Так нужно, чтобы он был симпатичным, адекватным и опытным? — спрашиваю уже без былого интереса, на автоматизме, чтобы хоть что-то ответить. — Нужно, чтобы он тебе конкретно подходил. Внутренне, — Маркус вновь переходит на рассудительный и безэмоциональный тон. — И при этом предметно весь процесс провел грамотно. И с удовольствием. — Вопрос безопасности еще. Должна быть уверенность, что меня не вывезут в лес. — И это тоже. Правда, полгода долгий срок… Немного поразмыслив, я не нахожу ничего лучше, как включить откровенную дуру: — Давай три месяца. Маркус фыркает. — Ставь сразу дом. Или мамин бизнес. Что там? Ресторан? — Два месяца. — Тем более. Я возвращаюсь в комнату, ставлю кофе на прикроватную тумбочку и зажигаю ароматические свечи. Непонятный разговор не вписывается в красивую обстановку, но воли закончить его и перевести тему, у меня не хватает. — Хрен тебе, — обиженно бурчу я. — Ну, я же тоже свою задницу подставляю. — Мамин бизнес обладает нестабильностью и финансовыми качелями. Тебе не понравится. Причина моей особой любви к постоянству заключается именно в этом. Когда растешь на постоянных качелях, не только денежных, начинаешь по особенному ценить устоявшийся комфорт. Мне не нужны миллионы и жизнь в шоколаде, я выросла изначально даже не в среднеобеспеченных условиях. Однако, цербер нашей семьи, стальной хваткой цепляется за все возможные варианты. И в большинстве случаев в конце прогорает. Ее вина в том, что она всегда смешивает работу и личное. — Не волнуйся, волчонок, разберусь. У меня есть хорошие управленцы. В отличие от матери твоей. — Мам, я потеряла девственность до свадьбы и проспорила твой бизнес какому-то хрену с сайта, потому что мне не понравился секс, — начинаю кривиться и говорить намеренно совсем детским голосом. — Готовь договор о передаче и не злись, пожалуйста. — Значит, я хрен с сайта? Неплохо. Теперь точно на бизнес и твою долю в доме. — Моя мать тебя бы назвала похуже. Накатившие резко разочарование и злость за «гениальные» идеи матери, сбивают возбужденный настрой. Мысли разворачиваются в совершенно противоположную сторону, комок в груди начинает разгораться с новой силой, рука невольно сжимается в кулак. — Ладно, Асия, закругляемся. Это странный спор, — мое недовольство резко подскакивает на следующий уровень. Значит, все-таки просто щупает реакцию. — Найдешь себе парня, с которым захочется и получится. Я буду только рад. Не найдешь — скажу, что предупреждал. Они все ебнутые. — Ей богу, как дед. «А я говори-и-л». Забираюсь полностью под одеяло, пытаясь отвлечься на маленькую шалость. Маркус не особо любит шутки про возраст. Но определение деда ему уж очень подходит. — Не выпендривайся, — хмыкает он. — Если что, я не серьезно это все. Вот что мне реально интересно… Ты как собралась у матери отпрашиваться? На секс. У тебя же контроль, все дела. Забавно. Маркус почувствовал мое меняющееся настроение и тактично подстроился. Чуткости ему не занимать. — Ну на весь день не проблема уехать. Я могу с ночевкой пойти к той же подруге. Это очень редко правда и сложно выбить разрешение, плюс еще всегда на видеосвязи с матерью. Так что лучше днем-вечером. Обычно ситуативно отмазки. К примеру, сейчас можно сказать, что поеду на медицинское полное обследование для работы. Или то, что за платьем на день рождения. — Сомнительно. Для первого раза нужно много времени. А значит, и ночевка. Я закатываю глаза и шумно выдыхаю, ощущая приливающий жар к лицу. Шея начинает неметь. Прикусываю язык, мысленно одергивая себя. По итогу вредность берет верх. — В споре я бы из принципа нашла выход. — Волчонок, это не стоит того. Я не хочу, чтобы ты жалела, — Маркус говорит это так, будто лично знает о чем ведется речь. На этот раз подобная забота подбешивает. Какая разница? — Первый раз для многих становится ценным только после. Все зависит от того, как мы настроим себя. Какие установки вобьем в голову. Разве это не твои слова, Маркус? Раз уж мы закругляемся, то стоит уже нормально отмести оставшиеся варианты. — Если мы задрали планку до качественного первого раза, то можно совсем обнаглеть. Запросить еще и хорошую эмоциональную связь. Так что проститут тоже мимо. Связь не создается за несколько часов. — Тут ты права. Это, как минимум, знакомство. Заочно доверие к друг другу. В плане разговоров об этом, — уголки губ дергаются вверх, я тяну себя за щеку, мысленно ругаясь на все, что можно и не можно. — Встреча в начале дня в кафе. Плавный переход в вечер, прогулки… — Маркус впервые за весь разговор запинается. Запинается так, что жар внизу живота снова начинает вибрировать. — И уже потом, если есть настрой… Короче, ты поняла. Продолжать не буду. Нечестно… Хотя… Ты еще успеешь продолжить, Маркус. Раз уж задал мне такой вопрос в начале разговора, значит, и я могу попросить о том же. Но не сейчас. — Мы забыли еще один исход. Вдруг я забеременею? Тогда еще и деньги на аборт. Деток точно рано заводить. — Надо совсем конченным быть. Чтобы так начудить, — он возвращается к спокойному, даже похолодевшему тону. — Ну, любят же на уши присесть… «Я опытный, я успею». — Волчонок, не занимайся никогда сексом без предохранения. Точно дед. Душно, Маркус, душно. Сарказм надо воспринимать, открой окно. — Знаю. Я что, неадекватная по твоему? — Нет… Хотя да. Немного. Ты готова была поспорить на потерю девственности. Я давлюсь кофе и возмущенно восклицаю в ответ: — Ну и что?! — Просто странно, не более. Я тоже чудноватый. Тоже поспорил бы на твоем месте… Хорош придираться! А то сейчас поеду к Алепо. Скажу, что ты хочешь жесткого и спонтанного секса в кустах. — Он не оценит. У него романтика на брачном ложе. Увезет меня в свою ардаланскую деревню и до свидания. Видимо, у нас это стало уже нормой. Выводить друг друга на мелочах. Даже не знаю, как это расценивать… За два часа разговора испытано столько всего, что логично будет сейчас завалиться спать с мыслями о том, что нужно передохнуть. С моей чувствительностью я действительно уже охреневаю. — Ага, отель класса «Сеновал Люкс». Уговорю его, поверь. Убеждать умею… Фу, короче, не хочу о нем. Классический одаренный, о которых я тебе уже говорил. Вот и пришло подходящее время. На сегодня победа достается моим мазохистическим порывам. — Тогда расскажи о своих представлениях в сексе. Полезно послушать, учи-и-итель. — Я уже их вспомнил, — без промедления откровенничает Маркус. Ожидал, что ли? — Просто не решался говорить. Но раз вы просите, мадемуазель… — Все ок, мы же просто обсуждаем. В подтверждении своей лжи я равнодушно пожимаю плечами. Словно он меня видит… Или это просто попытка себя так успокоить. — Верно, — подыгрывает Маркус. — Недавно думал об одной идее. Если парень с девушкой сходятся в габаритах в нужном плане. То получается круто, когда девушка на парне и спиной к нему. Он доводит ее до пика рукой. Ощущает, как у нее все сжимается внутри. И в этот момент доводит ее еще и внутренне. — Так подожди… Сидя или лежа это все? — Сидя. На кресле мягком. Описание от Маркуса дополняется в голове приглушенным светом в комнате… Или лучше настроить приятную подсветку. К примеру, темно-красную. Красный всегда добавляет эмоций. Интриги. Дерзости. — Эстетично, — я понимаю, что краткой оценкой не обойтись. Буквально осязаемое ожидание от него придает мне уверенности вслух произнести то, что обычно передавалось через сообщения. — Но еще эстетичнее, если девушка будет сидеть лицом к партнеру… Кстати, а ноги то куда? — Говорю же, если по габаритам все сходится, то девушка на парне спокойно умещается. Садится полностью на него и расслабляется. Он начинает говорить более сложными предложениями. Разумно делаю вид, что не замечаю перемен, не зная даже, как это расценивать: признак откровения или деталь, которая не имеет скрытого смысла. — Подожди… Так если по размерам девушка меньше, то так легче же. — Я об этом же, волчонок. Не одинаковые, а наоборот. Девушка маленькая, парень здоровый. Она спокойно сможет на нем расслабиться. И он ее телом управляет. Оба прочувствуют максимальное удовольствие. Обостренное восприятие ловит пронзительную тишину в доме, тихое потрескивание свечей и его размеренное дыхание. Совпадение?.. Словно Маркус намеренно выбрал те представления, которые можно в точности спроецировать на нас двоих. И ведь это работает… К черту. Я устала думать о мотивах и скрытых смыслах. Пусть все развивается, как положено. — Теперь полностью дошло, в голове выглядит прикольно, — делаю глоток горячего кофе, пытаясь убрать сухость во рту. Горький вкус на языке усиливается, и я вспоминаю о сигаретах. Как же нестерпимо хочется покурить. Но нельзя, стойкий запах въестся в комнату, даже если задымить на балконе. Только новых проблем не хватает в виде разборок с матерью. Несмотря на то, что она сама курит, нестандартный сладкий запах мать почувствует сразу. — Круто еще на столе, только нужен удобный, — переключается Маркус. Грудную клетку пронзает болезненным ощущением. Короткий вдох. Выдох. Знакомое тянущее чувство спускается вниз по животу и замирает под пупком. Словно при месячных, но дискомфорт на этот раз совершенно другой. — Ну тут уже атмосфера страсти какая-то, — подбирать общее описание к самой частой фантазии оказывается сложно. Маркус, не зная истины, попал в самую желанную точку. — Мол, голову полностью срывает и любое холодное мышление. Со стеной и прижатием к ней аналогично, мне кажется. — Именно, волчонок. Правильно представляешь, по порядку давай, — я ловлю его вдох и замираю вместе с ним. — В отеле, куда езжу, хороший стол. Когда клал девушку на него — сам оказывался перед ебейшим зеркалом, — на этот раз нецензурная лексика от него не звучит агрессивно. Расчетливое предвкушение, вот какое определение подходит больше всего. — В этот момент падает еще лунный свет. Девушка смотрит на меня, я на нее. Я могу еще в полный рост распрямиться и делать максимально приятные движения. Очертания массивного тела под естественным светом, уверенные движения, страсть, передаваемая от прикосновения к горячей коже, взгляд голубых глаз через зеркало… Горячая волна внизу нарастает до желания сжать ноги, дыхание сбивается. Я прикусываю губу и потом вполне искренне признаюсь: — Маркус… Это очень атмосферно. В моей голове так точно. В ответ он лишь довольно посмеивается, слыша мой дрожащий голос. — Прижимание к стене — отдельная тема, — Маркус делает еще один выстрел, пока что не контрольный. — У меня было такое, но не совсем то, что планировал. Смысл в том, что я хочу… Короче, завести девушку в номер. Прижать к стене, порвать к хренам одежду. И сразу на рваную войти с минимальной подготовкой… Это отдельная атмосфера. Порванные колготки, к примеру. Просто невыразимые впечатления. — Я немного другое представила. В попытке отвлечься поднимаю сначала правую ногу, ощущая напряжение в мышцах, затем левую. Тяжелое одеяло служит дополнительным грузом. Правая, левая. Правая… Левая… — Понимаю. Ты о ситуации, где девушка прижимается аккуратно? Приподнимается нога… — Нет… Это скучно выглядит. — Это еще и неудобно. А что тогда? Ноги начинают приятно гудеть. Я переключаюсь на руки, принимаюсь щелкать пальцами. Короткие вспышки боли чуть-чуть приводят в чувство. — То, что ты описал, но только девушка запрыгивает на тебя, обнимая ногами, — запинаюсь, осмысливая, что только что выдала себя и практически напрямую сказала, что в фантазиях не безликий партнер, а он… Да плевать. В случае чего можно сослаться на то, что так удобнее. — Наверное, банально. У меня вся красота в деталях обычно. — Да, я об этом же. И вновь партнер сам двигается, управляет девушкой. Только нужно одной рукой ее за спину обнимать, чтобы от стены не было дискомфорта. — Неее… Нужно, чтобы стена была ледяная, — я тяжело сглатываю. — Контрасты… Все такое. — Бля. Контраст… Еще одна тема. Слушай. — Маркус останавливается, прочищая горло. — Девушку после горячей ванны поставить перед стеной. Обязательно постелить полотенца, чтобы ногам холодно от кафеля не было. И под шум воды. На холоде после ванной. На контрасте жутком. Опереть ее о стену руками и постараться сделать максимально приятно, — бархатный голос наполняется проникновением к атмосфере. — Сколько раз думал — не доходило. Мечта. Невольно вспоминаются его слова о том, что он испытывает эмоции лишь в необходимой мере. Это касается и их проявления. — А если в душе? — предлагаю я. Играет ли Маркус сейчас? В чем мотив необходимости такой реакции? Или я все усложняю, и он в самом деле проще, чем кажется? Не то, чтобы во мне говорит недоверие. Мне просто хочется его понять. От и до. — Неудобно. Вода стекает и заполняет все. — Можно повторить ситуацию со стеной, — я постепенно вовлекаюсь в процесс фантазирования и уже аккуратно позволяю импровизации генерировать идеи. — Чтобы вода стекала только на спину партнера, и ты бы закрывал девушку. Наступает пауза, за время которой я успеваю размять шею. Покалывание спускается по позвонку, к пояснице. Выключить подсветку и свести на нет всю атмосферу не хватает смелости. Внутренний ценитель эстетики упрямо не позволяет мне отступить. — Охуенно, — приглушенно соглашается Маркус. — Черт… — Что такое? — спрашиваю я с ехидцей. — Подожди. Меня прорвало… Хорошая идея, волчонок. Поза. Шум воды. Еще больший контраст. Температура. Мурашки начинают по кругу гулять от предплечий до ладоней… Все-таки, когда он говорит, как прежде — это звучит намного чувственнее. — Что насчет синяков или засосов? — я выгибаюсь, кручу плечами, выгоняя ноющее ощущение из лопаток. — После меня у девушек постоянно синяки. Как бы эстетично, но не люблю делать больно без разрешения или желания. Например, синяк на руке может остаться, потому что могу схватить туго, когда к себе притягиваю. С засосами также. Все нравится. Повторюсь, по обоюдному. Интересно, насколько долго он продержится? Паузы, слова говорят сами за себя. Однако, его голос остается ровным, словно Маркус повествует об обыденных событиях из своей жизни. Словно мы не ведем сейчас игру, расхаживая по грани. — Еще можно прикусывать, — растягиваю слова, раскручивая картинки в голове. Я что, одна должна тут страдать? Лично моя губа уже истерзана. С раздражающей особенностью к сухости, завтра ничего положительного я в зеркале не увижу. А лезть сейчас за гигиеничкой в косметичку, которая находится в ванной, лень. В это помещение мне вообще не хочется заходить в ближайший день или два. Хоть там и вместо ванной душевая кабина — все ассоциации связаны с ним. — Вот это я больше всего люблю, — скупо отвечает Маркус. — И еще массаж делать, серьезный массаж. На мышцы воздействующий. Чтобы человек потом растекался. — Мое тело иногда думает, что на самом деле вдвое старше положенного возраста. Точнее, моя спина. Поэтому про массаж запомню… Ооо! По классике шею кусать еще, либо за внутреннюю сторону бедра. — Я всегда мечтал пройтись поцелуями, — он вновь не реагирует на тему кусаний. — От ног до лица. Медленно. Томно. Но никто не выдерживал, срывались на движения. А мне нравится… Когда человека, как куклу. Сам вертишь. Делаешь, что хочешь. На губах появляется металлический привкус. Место укуса онемело и слегка припухло. Я растерянно провожу пальцами по ране, и отвешиваю себе мысленный подзатыльник. — Срыв тоже контраст, — высказываю логический довод и до боли в груди вздыхаю. — Да, понимаю, о чем ты. Сам обычно срываюсь. Как бы я ни старалась — а все подробности в четком порядке встают перед глазами. Моя зависимость от ярких эмоций играет со мной коварную шутку. Что еще, кроме секса, может лучше передать подобное состояние? Остается только рассуждать, рассуждать и еще раз рассуждать. Следовать установке, что мы просто делимся друг с другом мыслями. — Мне кажется, когда девушки понимают, что их партнер на грани и срывается — это еще больше доводит, — я выдвигаю свою теорию. Темп рассказа, интонации, твой постоянно скачущий тембр, Маркус, тоже доводят. Перечисленные детали не особо заметны со стороны. И от этого воспринимаются только сильнее. Глубже. — Самое главное потом принять то, что я сделаю, — он закладывает интригу и затихает. Я молчу, не тороплю. Тону в собственном потоке, как в вязком болоте. Не хватает только принца в виде лягушки. Но классический сюжет, к сожалению, не про меня. Не про нас. — Когда такое перебивание происходит… — продолжает Маркус. — Я потом обнимаю крепко и устраиваю. С легким душением. Поцелуями. Налеганием всем весом. С максимально близким контактом. За волосы могу прихватить, если человек не против. — Особенно, если партнер стоны не сдерживает… — я позволяю возбуждению просочиться в голос. — Или порыкивания. На ухо. Что-то такое… — Отдельное искусство, когда смотрите друг другу в глаза. Девочка с такими слегка боящимися глазами. А парень… Не знаю, какие у меня глаза. Хмурюсь на то, что он опять перепрыгнул на другую тему. Даже не дрогнул перед моими проскочившими эмоциями… Ладно, пообсуждать зрительный контакт тоже интересно. Тем более, это у меня в приоритетах чуть ли не на первом месте. Будет полезно вызнать детали. — Легкий страх, который переходит в азарт и возбуждение, — я говорю уже более уверенно, чувствуя себя в своей тарелке. — Что-то близкое к адреналину, к самоотверженной дикости. Это про взгляд у девушки. — Прекрасное описание, — похвала, греющая тревожную душеньку, из его уст звучит уже по родному. — Это единовременно все. Мои скорее холодные обычно. Знаешь, как про маньяков говорят… Скорее такие глаза. Только еще жестче. По эмоционалу. — Будет интересно довести твой холодный взгляд до противоположного. Нескольких встреч в реальности мне хватило, чтобы понять… Маркус может ругаться, скалиться и резко двигаться, внушая ощущение неизбежной опасности. Но глаза… Они всегда остаются в одном состоянии. Его взгляд лишен всякой человечности. Он опустошающее черств. Холоднее стужи. Тверже стали. И я до сих пор не понимаю, как меня это не пугает. — Были попытки, не смогли. Мне трудно сопротивляться, я найду подход и не через силу. Скорее, сам совращу. — Помимо сопротивления других путей-то и нет. Самоуверенность Маркуса для меня расценивается, как скрытый вызов. Наверняка всем хочется иногда из принципа доказать обратное человеку. По простой истине, что ничего не может быть невозможного. А трудности — лишь субъективная оценка. Но я пока отхожу в сторону со своими «гениальными» порывами. Творить подобное, не обдумав последствия — себе дороже. — Взять инициативу можно. Меня это заводит, так как привык сам вести, — Маркус невольно подтверждает мою только возникшую теорию. — Когда девушка сама начинает двигаться, мне это в удовольствие. А от перехвата контроля я немного дичаю, хочу вернуть обратно ведущее положение. Давно не было такого. Всем хорошо, когда их, простите, трахают. — Ну вот закажешь себе проститутку, — я кручу уже знакомую шарманку и даже назидательно поднимаю указательный палец. — И в ванной, и в доминант. — Ага. Как только ебнусь — так сразу. Проще на сайт зайти. И подбор усложнить. Я-то не девочка, — Маркус возвращает мне должок. — Но так не надо. Другое это. Тяжкое для совестливых. — А совесть-то что? Я вывожу языком круги на нёбе, морщась от щекотного ощущения. Сейчас сменится тема… И чует моя задница, на далеко не позитивную. — Тяжело бросать человека. Неприятно, сложно. Лично мне, — он произносит слова быстро, будто пытаясь отмахнуться. Я озвучиваю несколько уточняющих вопросов и победно улыбаюсь. Маркус начинает рассказывать. — С девушкой, где был такой секс по дружбе… Мне тяжело было от нее отстраняться. Погано. А она очень просила, чтобы секс вернулся. Так как нет ни той атмосферы. Ни отелей. Ни того интима, которого она хочет… Она относилась ко мне, как к доверенному партнеру. Предавать такое отношение не хотелось. В этом своя красота. — Я думала об этом, бывало ли у тебя такое. Две стороны медали, получается. Сколько происходило в моей голове внутренних монологов, сколько предпринималось решений перечитать нашу переписку… Ответ блуждал между строк и напрямую озвучен только сейчас. — Было хуже. Была девушка, а-ля, именно отношения, — чуждое для Маркуса сожаление наполняет его голос. — Я попросил друга расстаться с ней за меня. Написать через мой аккаунт. Она… Блять. Это очень плохо. Как итог — это стало маркером для меня. Очень жуткое и страшное ощущение от ее слов… Она умоляла. Быть с кем угодно, но остаться с ней. Остаться как мужчина. С той атмосферой. Вниманием. Все мысли из головы разом испаряются. Чувства отключаются. Его слова жестоко проходят через меня, воспроизводят картину перед глазами… Насколько сильны должны быть любовь и привязанность, чтобы с такой больной самоотверженностью отказаться от себя? Желание исчезнуть прежде, чем он продолжит, отдается острой болью в груди. — Боже… — шепчу я, не находя других слов. — Волчонок, это очень неприятное ощущение. Когда человек настолько готов. Хотя бы ради секса. И внимания галантного. Я не вижу Маркуса. Но знаю, что сейчас он тянется ко мне сквозь туман прожитой боли. Его неиссякаемая вина за произошедшее охватывает и меня. Страх вновь столкнуться с этим, борьба с совестью, противостояние собственным желаниям — изнурительный танец, в котором никто не услышит аплодисментов. — Я и об этом думала… Ты же понимаешь, что когда попадаешься девушке, у которой до этого ни хорошего общения, ни внимания, ни секса… — мои глаза наполняются влагой, слишком тягостно отдается во мне его молчание, наполненное тем, что не высказать вслух. — Короче, необязательно все вместе взятое. Логично, что с возрастом каждая вторая, если не первая, проходит через что-то свое, травмирующее… И в общем, на этом фоне у девочки на тебе отложится маркер. Как идеальный человек. А потом при расставании… Даже не хочу представлять. С моими эмоциями вредно. — Так и происходило, Асия, — он произносит это с отчаянным откликом, с чувством долгого ожидания и надежды, что кто-то поймет это без лишних объяснений. — Им по восемнадцать-семнадцать лет, я появлялся после их одноклассников, будучи психологически намного взрослее… Понимание, разговоры обо всем, что захочется. Подарки, ухаживания. Эмоциональная связь. Поэтому перестал знакомиться. Все это делать. Тогда что ты делаешь сейчас, Маркус? Скажи мне. Несколько слез медленно скатываются к подбородку. Главное, чтобы не подводил голос… — Если девочка осознает… То есть, понимает насколько тяжело выходить из такой привязанности. Следом, как минимум, отвыкать. Промолчу про максимум, — я шмыгаю носом, искренне жалея всех тех, кто безотчетно отдает себя полностью таким образом. — Это должно останавливать до тех пор, пока не будешь уверенной, что сама сможешь воспринимать здоровые отношения с соответствующей реакцией. — Я всегда говорил с девушкой. До момента, пока не понимал, что она не наложит на себя руки. Не сойдет с ума. Не станет комплексовать. Вот тогда все заканчивалось. Не раньше, — Маркус, загнанный в угол несправедливыми последствиями, сбивается и издает глухой стон. — И вот это выматывает. Ужасно выматывает. Это страшно, Асия. Когда ты общаешься с уже никем. Которая тянется к тебе, с дикой болью в голосе… С тряской в руках, в слезах, в сильной истерике. Это страшно. Я крепко сжимаю одеяло в руках, сожалея лишь об одном. Что не могу коснуться его. Мягко провести ладонью по руке вверх, сжать плечо, в немой поддержке. Слова тут ничем не помогут. Подобрать необходимое выражение просто не получается. И от этого безысходность чувствуется острее. Маркус завел меня в одну из своих дверей и запер нас в тесной комнате. Слишком резко, сбивая с толку, он вышибает землю не только из-под своих ног. — Я тебя понимаю, Маркус… — горячий шепот срывается с моих губ. — Как бы странно это ни звучало, я тебя понимаю. Глотаю невыносимо тяжелый ком в горле и утыкаюсь лицом в подушку. Так, чтобы не хватало воздуха. — Я мудаком был, — его голос становится механическим, неживым. — Если есть ад. Я буду в нем гореть. И поделом. Куда же ты заводишь себя, Маркус… Неужели искупление выглядит для тебя таким? Истязать себя самого, чтобы не причинять больше боли другим. — Сам не смог спокойно к этому относиться, — продолжает он. — Удалять номер и прочее. Может быть, так лучше. Потому что, когда окончательно уходят в неизвестность, без прощальных слов — надежда изменить что-то пропадает. Нет надрыва в диалоге. Страшной гонки за надеждой. Может быть, так и надо. Я не проверял. Проверяли на мне. — Маркус, если хочешь, то можем остановиться, — мне невыносимо видеть несвойственные ему порывы. Невыносимо проникаться. Невыносимо от осознания, что я ничем не могу помочь. — Не хочу, — откровение, словно белый флаг поднимается за его спиной. — Когда мне написали «все, хватит», и вырубили всю связь, я орал на весь дом. Разломал мебель. Валялся как ребенок… Ну, мне и было лет шестнадцать. Черт… Три года помнил человека. И любил. Хотя не видел даже… Так что я старался всегда до конца довести. До двери, так сказать. Зажмуриваюсь до звездочек в глазах, трясу в отрицании головой. Лицо пылает, мокрые дорожки неприятно холодят щеки. Всхлип вырывается из грудной клетки. Из последних остатков сил я формулирую вывод: — Так лучше, Маркус… Надежда угасает только после длительного разговора. Разбора ожиданий. Выяснений невыясненного. Я сжимаю губы, стараясь успокоить свое рваное дыхание. Маркус выплевывает короткое ругательство. — Чувствительный волчонок… Извини, — его голос наполняется еще большей виной. — Я без понятия, что впереди. Но отношения или уверения человека в отношениях ради секса. Это все — гарантированный билет в один конец… Интима жуть как хочется. Но я терпеливый. — Маркус… — Человечность во мне еще есть, — повторяет он уже ранее сказанные слова. — Маленькая доля, но есть. Буду либо по дружбе… Либо с проститутками. Насколько огромна цена за собственно выставленные ограничения? Насколько сильно это меняет человека?.. Насколько Маркус сам был чувствителен раньше? Ответы лежат на поверхности. Поганая привычка всегда добиваться подтверждения с первых уст, несмотря на уверенность в выводах, послушно отдает «пас». Я не хочу заходить так далеко — шепчет мой разум. А сердце… Иногда его стоит игнорировать. — Так ты же сам говорил, что по дружбе тоже в драму выливалось, — я перекатываюсь на другой бок, подальше от мокрого пятна на подушке. — Один раз. И то не в драму. Ощущал себя просто некомфортно. От недомолвок. Из-за того, что девочка хотела стабильно и надолго. — Она точно только секса хотела? Маркус в задумчивости издает что-то непонятное. — …Да. Мне неудобно стало, что человека обидел, который, вроде как, положительно ко мне отнесся. Уговоров на регулярку не было. Но был усмотр на нее. Слишком скользка эта дорога для людей, которые недостаточно погружены в себя. Слишком тонка система подобных отношений. — А что ты думаешь по поводу теории влюбленности после секса? — давно интересующий меня вопрос наконец выходит наружу. — Зависит от восприимчивости и впечатлительности девушки. Не встречал такое. Было, что после окончания дружеского интима девушка осознавала, что я ей нравлюсь сильно. Поведение, секс. И ее тянуло к этому… Могу порассуждать на твоем примере, волчонок? — Ну… Давай, — интерес вперемешку с испугом закручивается вокруг моей шеи. — Ты еще девочка. Во-первых, не встречала секс. Во-вторых, не встречала хорошего отношения к себе. В-третьих, не встречала людей нужного тебе эмоционала и харизмы. — Так-то это не особо сильное упущение в мои годы, — я его перебиваю, считая нужным внести уточнение. — Когда начинаешь что-то новое — почти всегда допускаешь ошибки из-за неопытности. Я об этом, — уточняет Маркус. — Так вот… Ты пробуешь то, о чем не осведомлена. Думаешь, что все ок. Все под контролем. А потом понимаешь, что пробрало от чего-то новенького. И тянешься, тянешься… На себя не примеряй. Я развил такую ветку с одной пометкой: если бы не было некоторых качеств. У тебя лично, волчонок, много самоконтроля. Если появится такое — ты мозгом решишь. Надо оно или нет. Ты умеешь. Я вижу такое. Так что, все от головы зависит. У парней не знаю. Грустная улыбка расцветает на моих губах. Он прав. Но не учел одного. Я часто иду на поводу у своих эмоций, зная, что могу их сдержать, отодвинуть подальше и сделать более разумно, с расчетом на последствия. Мне просто этого не хочется. Безответственно и банально не хочется. Хватаясь за момент «именно сейчас и здесь», я думаю, что со всем остальным справлюсь по мере наступления проблем. И обычно справляюсь. Однако, это не оправдание. Нужно искоренять, выгрызать собственные минусы с корнем, пока не стало совсем поздно. Если Маркус верит в меня и в мою благоразумность, значит, это возможно. Подводить себя не страшно. Только вот по отношению к нему так поступать не хочется. Увидеть в его глазах разочарование будет довольно неприятно. — А лично для тебя влюбленность как работает? — еще один вопрос вылезает из долгого ящика. — Для меня влюбленность это инструмент. Я могу ее спровоцировать. И это будут истинные чувства. С самовнушением все хорошо, благодаря кое-чему. А могу загасить в себе это. На любом этапе общения. Я раскрываю рот, но ничего не говорю. На секунду отключаюсь от реальности, пытаясь воспроизвести сказанное. Пытаясь охватить объем его циничности к жизни… Неужели для Маркуса не существует хоть чего-то, в чем он не проработал свою индивидуальную систему? — Как можно спровоцировать истинные чувства… — Асия, — пауза, шум в трубке растягивает назойливое ожидание. — Я могу заставить себя не чувствовать боль от удара ножом. Также и с влюбленностью. Только там тоньше механика. Потом это перерастает в любовь. Я буду тянуться, ждать, обожать… Короче, все работает. — Сложно понимать, — признаюсь я. — Это нормально. В других такую способность еще не встречал, — успокаивающе говорит Маркус. — Дружеский секс… В целом подобная дружба — это отдельный вид искусства и ценности для меня, где ты внутренне близок с человеком. И при этом можете списываться раз в месяц. И заниматься сексом, как в первый раз при влюбленности. Это тоже крутые эмоции. Чувства. Просто не такие конченые, как в любви. Это то же удовольствие. От тепла, от партнера. Но без мешающей ерунды. Без ожиданий, которые рушатся всегда. — Ты же сам говорил, что тебя тянет на ненормальных девушек. Вот и плоды выбора. — Ну, в начале они всегда кажутся мне адекватными, — оправдывается он. — Если правильно отнестись к сексу по дружбе, то это становится лучше, чем отношения. Это все лучшее от них, с отсеянными минусами. Также можно после секса обняться. Поговорить. Поваляться. И при этом не думать: «А где он? Почему не пишет? А что чувствует?». — Чувствовать друг друга… Ммм, мне кажется я бы это приняла за влюбленность. С моей эмоциональностью. Слишком невидима эта грань. Слишком люди склонны к самообману на угоду своим желаниям. Лишь бы достигнуть цели. Не важно, какой ценой. — Ты можешь это направить, в нужное русло, — его непоколебимая уверенность вышибает из меня зарождающиеся сомнения. Ничего невозможного нет. — Повторю. Это чувства, но другие. В памяти всплывает Арон и последнее осознание на встрече с одноклассниками. — Как я уже говорила. Сексуальная тяга и связь не обещает совмещения в остальном. Не обещает любви. — Во-о-т, — удовлетворенно тянет Маркус. — Именно. Если ты действительно это понимаешь… То ты почти идеальный партнер. За исключением парочки фактов. Я выгибаю бровь, моргаю несколько раз и задаю короткий вопрос: — Каких? — Твои возможности в целом поехать на ночевку. Надзор. И совместимости по размерам. Ты маленькая, Асия, — на последнем предложении мои уши краснеют. Дернул меня черт когда-то ответить на вопрос о самоудовлетворении… — Сделал вывод из твоих прошлых рассказов. — Так это детали, — я упрямо продолжаю играть невозмутимость. — Пока никаких планов же не намечается. — Да, все решаемо. В любом случае. — Заведу друга, познакомлю его с мамой и буду под прикрытием кататься на дружеский огонек потом. Я выдаю очередную шутку, в попытке разрядить вновь возникшее напряжение. В меня Рене, что ли, вселилась… — Не лучшая идея, — Маркус, точно издеваясь, сохраняет серьезность. Убираю телефон от уха, опускаю его к ногам и шепчу проклятье. Мой взгляд упирается в дисплей экрана. — Три часа ночи! — выкрикиваю я, возвращая трубку к уху. — Я так понимаю, что смысла ложиться нет. — Можно не ложиться, — соглашается он. — Лучше скажи маме своей идти в очко. Сама хахалей водит, а тебе в монашку играть. Речь не только про интим. Банальная социализация. Тебе нужно уметь общаться с людьми. С разными людьми. Ну, с тобой же я общаюсь, Маркус. Хотя… Сеть и реальность — вещи разные. — Справедливо. Она оправдывает это тем, что уже родила, развелась и ей можно делать, что угодно. — Тогда роди, разведись и иди, — от режущих интонаций в его голосе я хмурюсь. — А у тебя мама не уезжает в Ардалан по делам? Или отпуск там, на море? — Она в Ардалане не работает. Отпуски не берет, сама выстраивает свой график. Да и дома все равно одна не остаюсь, это просто бабушка не прилетела еще. — Ну, бабушка твоя помолчит. Не сдерживаясь, я громко хохочу от абсурдности сказанного. Недоуменное восклицание Маркуса заставляет меня сквозь проступившие слезы объяснить смысл: — Я матери лучше скажу, что девственности лишилась, чем ей. Мать меня хотя бы сразу в гроб закроет, а бабушка… — договорить не получается, смех сжимает горло. — Ну ладно, каюсь. Херню сказал. А если сказать, что на работе смен больше? — Тоже херня, меня мама в магазин устраивала. Знакомые там какие-то ее. Если она что-то заподозрит, то может спокойно позвонить. Зачем он в это углубляется? Чем дальше — тем страннее. — С магазином за тебя можно договориться, — предлагает Маркус. — Это риск, и я параноик, потом на тревоге буду. Я не осмеливаюсь спросить напрямую о необходимости подобного. Хотел бы раскрыть мотивы — сделал бы. Значит, поиграем еще немного. — Бля… А твоя мама кое-куда сходить не хочет? Может, пора билетик выписать? Целомудренной матери. Которая не мать, по сути. Может быть, пора. Вот только все разумные доводы и аргументы всегда исчезают перед ней. Перед ее тяжелым взглядом и резкими движениями. Я ее боюсь. Боюсь непредсказуемости, факта того, что она может сделать что угодно. Пока я от нее психологически и финансово зависима — ничего не поменяется. Приходится крутиться в поставленных условиях и мириться с собственной беспомощностью. Трусостью. В подтверждение слов Маркуса воспоминания начинают закручиваться в голове. Самое яркое по негативной окраске событие связывает меня по рукам и ногам, не давая пошевелиться. — Тебе, наверное, неприятно это будет услышать, но… — я резко замолкаю, возникшая уверенность о подходящем моменте для откровения затухает. Потом вновь слабо загорается… Отстраненно наблюдаю за собственными качелями и с неожиданным для себя уставшим равнодушием выдаю то, что сидит во мне долгое время. — Как-то была ситуация, что я спала с ней в одной кровати. Итог: проснулась от того, что ее трахают. Признание выходит из меня вместе с облегченным выдохом, зияющая пустота в груди немного затягивается. Не важно, что я осознанно умолчала о том, что не только увидела, но и почувствовала на себе. Прокатившееся по телу дрожь застревает в горле. Не просьба, мольба, гулко пульсирует в голове. Только не плачь снова, Асия… «Волчонок, мне очень грустно слышать от каждой второй истории о домогательствах и изнасилованиях. Люди — животные. Мерзкие животные. Еще грустнее, что это не преувеличено. Я могу тебя со всеми ними познакомить. Чтобы ты убедилась», — сказал мне как-то Маркус, когда мы обсуждали открытый стиль в одежде. Вульгарно это или нет. Опасно ли и какова цена за прямой протест установленным «нормам» и внутренним травмам. — Асия, я понимаю это. И говорю об этом, — он спокойно реагирует. — Она много врет. И много хочет. И мать из нее, как из меня баночка. С тем же Алепо ничего не решила. Его хладнокровие окутывает и меня. Нет смысла и сил плавать в эмоциональном бассейне, бесконечно содрогаясь над случившимся. Маркус не равнодушен к сказанному. Реальность такова, что когда слишком часто сталкиваешься с чем-то — рано или поздно перестаешь проявлять разрушающие эмоции, начинаешь реагировать по-другому. Начинаешь искать необходимый выход из ситуации, выбирая в первую очередь себя. Этому стоит поучиться у него. — Она Алепо, кстати, так и не звонила, — я провожу вспотевшей ладонью по оголенному бедру. — Знаю. Это очевидно. Только осел за такое время не поймет, что она пиздаболка. Вновь злится. Сколько раз за сегодня мы успеем перепрыгнуть с одного состояния на противоположное? Возбуждение смешивается со вкусом горького отчаяния, отчаяние с гневом на себя, на Маркуса. Мои воспоминания сплетаются с его, наша пережитая боль аккуратно присматривается к друг другу и в немой поддержке становится рядом. Все соединяется в единый поток, превращаясь в нечто более глубокое, чем обычный вечер за приятным и легким разговором. Близость с Маркусом сегодня чувствуется, как никогда. Мне даже не описать это ощущение, не выразить образами, сравнениями. Хочется остаться навечно в этом азарте, интиме, переживаниях… — Короче, с причиной моего исчезновения можно так не заморачиваться, — я переключаю разговор на подходящую тему и отнимаю руку от бедра, сжимаю ее в кулак, чувствуя на кончиках пальцев тепло от разгоряченной кожи… Сама не заметила, как параллельно с рассуждениями фантазия вновь пустилась в пляс. — Банально скажу, что гулять. Далеко-далеко, на другом конце Кальярры. Она мне разок позвонит, проверит, что я живая, не под чем-то и все. — Видеозвонки? Попросит фото скинуть? Дать трубку подруге? Вопросы летят один за другим, сбивая с меня убежденность в моей способности вертеться во лжи. Приходится потратить минуту на то, чтобы собраться… Вот так и происходит, когда мама начинает давить. — Подобрать момент, когда у нее хорошее настроение, — начинаю я. — Писать на протяжении «прогулки» самой и подстроить заранее такие события, при которых я могу не ответить сразу. Только вот днем атмосферы такой нет… Грустно. — Ооо, — внезапно оживляется Маркус. — Вот тут, милочка, я Вас удивлю. — Давайте, сударь. — На громкую поставь меня и в диалог зайди. Все, скинул. Шторы видишь плотные? Полное затемнение. Наглухо. Я открываю нашу переписку и разворачиваю на весь экран скрин с номером отеля. Двуспальная кровать, широкий стол с высоким зеркалом, большое окно… С темно-коричневым шторами, которые действительно способны заблокировать весь свет. Приглушенные цвета выглядят приятно, внушают доверие и спокойствие. — Идеально, — тише обычно говорю я. — Я там после выпуска отдыхал один. Все занавесил и лежал тупо. В ванной вообще мрак. Меня начинает кидать то в жар, то в холод. От каждого движения шелковая простынь подо мной ощущается острее… Красная бархатная пелена, застилающая комнату, мое желание выгнуться и медленно пройтись рукой от горла до живота… — При-и-икольно, — я дергаюсь, возвращая над собой контроль. — Знаешь, чисто в полном мраке заниматься сексом… Стопроцентный упор на ощущения. Маркус не отвечает. Слышно вдыхает. Выдыхает. Самоконтроль жалобно скулит в голове и делает шаг назад. — А ты прям хочешь, да? — я начинаю дрожать от пробирающего до мурашек хриплого голоса. — Чтобы я слюнями изошелся. — Ты сам начал, — глупая улыбка расцветает на моих губах. — Ну, я как-то полегче. — А у меня что, пожестче?.. Извините, границ не знаю. — Все хорошо, волчонок. Не поможет, Маркус. Как бы ты ни старался успокоить меня… И себя. Видел бы ты, насколько сильно я пытаюсь не сорваться. — Тебе на работу завтра? — спрашивает он спустя несколько минут тишины. — Да, — ответ вылетает из меня слишком быстро. — …Надеюсь, мой организм не охренеет завтра от количества энергетиков. Берта мне втайне покупает их, не может смотреть на мое заспанное лицо. — Энергетики — это плохо. Мучать так друг друга — вот что плохо. — Не спать — тоже плохо, — говорю я совершенно другое. — Сдаюсь, мадемуазель, — его царапающий слух смешок, последнее слово, наполненное влечением… Я до сих пор дрожу. От фантазий, от обостренных ощущений, от него. — Ты, кстати, так и не сказала про габариты, когда увидела меня. — Ась?.. — мозг отключается и отказывается понимать, о чем ведется речь. — Помнишь, я еще до страйкбола хотел подъехать? Ты тогда сказала, что не можешь. «Могу посмотреть, какой ты большой воочию только завтра или послезавтра» — твои слова. Как итог, ты посмотрела. Понимание приходит медленно, продираясь через внутренний трепет перед Маркусом. — Ааа, вспомнила… — короткая внутренняя борьба сходит на нет, и я решаюсь сказать правду. — Честно говоря, думала, что буду бояться даже близко рядом с тобой стоять. Как раз из-за габаритов. Я к высоким и широким долго привыкаю… Но мне сразу было комфортно, иначе бы не подошла так близко. — Миленько. Лаконично, Маркус. Что за хрень? Говори подробнее. — Со стороны? — Да. Как и твой боязливый тон в диалоге, пока я разглядывал этих упырей. Вспоминать тот момент до сих пор немного неудобно. Наверняка я выглядела онемевшей дурочкой… — Если что, страх был не из-за тебя. В целом ситуация почему-то напрягла, думала, что вообще нервничать не буду, а оказалось… — ударяюсь в объяснения, но Маркус меня мягко перебивает. — Да я понимаю. Напряжение в воздухе, все такое. Потому и задавал расслабляющие вопросы. Я подскакиваю с постели. Это шутка?! — По-твоему это расслабляющие вопросы?! Я отвечать-то не успевала. — Не особо рассчитывал на ответ, — слышно, что он сейчас впервые задумывается об этом. — Так как видел твои нервы. — Мне в такой ситуации важно что-то самой говорить, ну либо физический контакт, ощущение защиты и так далее. Ага, значит, всемогущий медвежонок не такой всевидящий. — Извини, не просчитал. Подумал, что обнять или за руку взять — лишнее. Именно у магазина. Думал, что испугаешься. — Ты об этом подумал?.. — вопрос вылетает прежде, чем я успеваю обдумать последствия. Поздно, Асия. — Я все варианты предполагаю, волчонок. Я прислоняю руку к груди. Частые и сильные удары сердца отдаются мне в ладонь. Меня снова бросает в жар. — С учетом того, что я сама тянулась к тебе, то не испугал бы. Наверное… — сил врать не остается, как и обходить стороной неловкую правду. — Не люблю быть наглым необоснованно, — стоит на своем Маркус. — Мы с тобой общались не как мальчик и девочка. Я был человеком, который приехал помочь. Общались. Не общаемся, а общались. — Если это расценивать как попытку успокоить, то ничего такого и нет… Когда мы выехали за город, в твое место, так и получилось. Господи, зачем я все еще продолжаю? Он тебя услышал, Асия, успокойся. — Тогда видно было, для чего тебе это нужно. И что ты поймешь. А так я не трогаю девушек. Если между нами нет общения, как между полами. Чтобы не создавать дискомфорта и непоняток. — В принципе, разумно. А если девушка этого хочет, но не показывает? Сквозь тонкую ткань футболки я непроизвольно касаюсь указательным пальцем затвердевшего соска. И в следующий момент испуганно отдергиваю руку, еле сдерживая стон от того, насколько сильно внизу начало все тянуть. — Я всегда вижу в глазах желание и согласие, волчонок. Молчаливое. Надеюсь, ты его не слышишь в голосе, медвежонок. — Ладно, признаюсь! — у меня не получится скрыть эмоций, значит, необходимо раскрыть то, что во мне вызывало такой же сильный отклик. — Мне было страшно в начале выходить. В зрачок тебя один раз увидела и в панике побежала себе пробивать шоколадку. Не выходила из зала до последнего. Маркус начинает смеяться, и я подхватываю хриплый хохот. — И что ты увидела, волчонок? Человека, которого я хотела уже на тот момент. Просто даже самой себе в этом неудобно признаваться. — В смысле, что увидела? Тебя в кепке. Я еще надухарилась, чтобы от запаха успокоиться. А мне Берта начала чушь нести. Он довольно хмыкает в трубку и включает свой излюбленный методичный допрос: — Визуальные впечатления? — Ну все классно, хорошо… Я оценила. — Я больше про интересные факты, — подлавливает меня Маркус. — Но и про это тоже. Черт… Ну, хорошо. Раз ты хочешь подробности, то получай. — У тебя голос оказался приятнее… Нет, в смысле он и так приятный, однако, в реальности какой-то такой… Разницы особо нет, просто чувствуется нотка, которая не передается через звонки и голосовые. К тебе тот же вопрос. — Тот же ответ. Маленькая, милая и красивая девочка. Иными словами он сейчас мне говорит: «Постарайся, волчонок, как я. Спроси еще что-нибудь». — А если не по визуалу? Общее впечатление. — У тебя макияж топовый, заметил только красоту и размеры. Твои эмоции через край перебили все остальное… И еще, очень тихий голос. Мило. Вечер, тени, все красиво. Тебе очень шло. Я опускаю голову, разглядывая собственные колени. Обезьянка в голове начинает глупо и визгливо хлопать тарелками. — …Спасибо. Приятно слышать. — Спасибо. Приятно видеть, волчонок. Мы оба замолкаем. Я выбираюсь из кровати, допиваю остатки кофе и направляюсь на балкон. Хватит, надо остыть… Жалко, что Маркус сегодня не в доме напротив. — Так что ты предметно представляешь в сексе? — вопрос от него во второй раз звучит уже не так смущающее. — Предметно — это как? Действия? — уточняю я, открывая дверцу балкона. — Да. В голове. Ноги облизывает прохладный ветер. Я надеваю пушистые тапочки и выхожу в ночную глушь. Понимание произошедшего горящей стрелой пронзает сознание. — Стоп!.. Маркус, ах ты хитрюга. Рассказал свое, чтобы я хотела сейчас все выложить, да? — сначала во мне вспыхивает злость, потом азарт, а следом — возбуждение. Ехидное молчание замирает в трубке. — Ладно. Я этого действительно хочу. Я опишу. — А я послушаю, — победно заявляет он. Кусающая прохлада перестает ощущаться. Рассказы Маркуса всплывают в сознании, гармонично переплетаются с моими представлениями и беспощадно кидают меня в огонь. — Предположим на столе, самая частая моя визуализация, — я провожу пальцами по стеклу, оставляя еле заметный след. — Предметно именно как берут за горло, кусают, шепчут на ухо. Как сильно сжимают бедра, талию. Прикусывают за губу… До крови. Как я тяну за волосы партнера. Обхватываю его ногами, выгибаюсь… — резкое желание убежать обратно в комнату, укрыться под толстым одеялом, подгоняет меня выйти с балкона. — Это все обрывками. Если себя настрою правильно, то могу получить сильное удовольствие даже от мысли, что меня сжимают за бедра. Какое-то время Маркус молчит, слышно лишь мое сбившееся в конец дыхание и его покашливание. — Мне нравится… Особенно момент с волосами. У меня такого не было. — Это как порыв, реакция. Стон в губы, ответное покусывание… Я окончательно ухожу в свои мысли и уже в нетерпении падаю на постель, крепко свожу ноги. — Мне нравится во время массажа проходить по бедрам, — дополнения Маркуса мгновенно переносятся в мою фантазию, с каждым словом преобразовывая нашу вымышленную ночь в четкую картину. — Так, чтобы трясло от удовольствия. Нужно просто правильно нажать… А еще мне нравится просто твое описание. Хватания, реакции, чувственность. — У меня это в представлениях рывками. Как резко садят на стол, резко берут, без массажа и прочего. Наверное, скрытое желание… Ну, уже не скрытое, — нервный смешок срывается с моих губ. — Резко входят? Резко двигаются? Вопросы не вызывают никакого отклика. Образуется пустота, которую можно объяснить только одной причиной. Я этого не чувствовала. — Ммм… Не могу представить, — немного разочарованно признаюсь я. — Чисто визуально, вроде, прикольно… Ооо, еще когда руки за спиной сжимают. Или над головой. Опять же все банально, но детали, ощущения… Они все делают особенным. Блуждая рукой по телу, замечаю, что моя футболка задралась до живота. Ноги согнуты в коленях, а сердце вот-вот готово вырваться. Нестерпимо хочется спуститься к тонкому краю трусов и… — Скрестить руки, повернув к себе спиной… — хрипло дополняет Маркус. — А свободной рукой еще за бедро придерживать. Я зажмуриваюсь и запрокидываю голову назад, выгибаясь. За что ты испытываешь меня? — Максимально близко к себе притянуть. Или нагнуться самому, — поддерживаю его в диалоге, находясь на самом деле уже давно в совершенно другой реальности. Где мы говорим не по телефону. Где мы не ограничены расстоянием. Где мы не думаем в первую очередь об обстоятельствах. — Да… Визуализация десять из десяти, волчонок, — очередное признание от Маркуса звучит глубже предыдущих. — Или в какой-то момент между резкими рывками… Когда ты сама двигаешься без остановки — заставить затормозить и притянуть к себе. Для контраста. Вот тут все внутри срывается. Я пытаюсь бесшумно поймать воздух губами. Спустя несколько попыток получается немного вдохнуть и спросить: — Когда партнер специально останавливается, и ты не выдерживаешь? — Да. Именно. Он держит, пока тебя трясет. Потом резко и неожиданно продолжает, нашептывая что-то. — Даже не нашептывая. Порыкивая на ухо, — я вымученно улыбаюсь, стискивая челюсть. — Люблю такое делать. Но редко кто понимает. — Тут понимать не надо. Сразу чувствуешь… — Одновременно с движениями… — Маркус перебивает меня, он начинает снова растягивать слова, словно пробуя на вкус витающее между нами напряжение. — Держать крепко. Рычать. За горло придавливать… Кайф, мадемуазель. Нереальный кайф. Знал бы ты, что от твоего «мадемуазель» у меня внутри все переворачивается. Он произносит это слово по-своему, с интонацией, которая присуща только ему. — А если в полной темноте это еще делать, — я прибегаю к уже проверенному способу и мщу. Молчание в вечность разрезает между нами все, что было до. Все, от чего мы зарекались. От чего предостерегали друг друга. — А если в ванной, — пониженным голосом парирует Маркус. — На полу, на полотенце… На холодном кафеле. Один-один. Мои колени начинают дрожать. Пальцы сгибаются, желая прикоснуться… — А если на трясущейся стиральной машинке? Маркус шумно втягивает воздух. Два-один. — Посадить на нее и вплотную подойти. Прикольно. Жаль, что у меня такой нет. И в отеле, — самоконтроль медвежонка оказывается еще живым, но чувствуется, что еще немного и победителей в этой игре не останется. — Купить машинку специально для секса, — шутливо заявляю я. Маркус внезапно становится серьезным: — Для начала купить время на секс. Законспирированное под что-то. — Решаемо. Медицинское обследование, говорила же. Или за платьем на день рождения пойду. Фоток покидаю, как раз с Рене осталось, недавно ходили. Мама даже звонить не будет. — Прости, не соображаю сейчас… Хороший предлог. Не отвечаешь, потому что на осмотре, — я улыбаюсь в ответ, но уже в следующий момент чуть не поддаюсь желанию послать его. — На столе в темноте. Ну, хорошо, Маркус. Я тоже запомнила твое слабое место. — В темноте, прижатая к стене телом вдвое, а то и втрое больше меня. Так, что дыхания не хватает. — Блять, ты издеваешься? — без промедлений выдает он. — Нет, — невинно произношу я. — Это ты издеваешься… — Ты на работу пойдешь. А мне бы поспать. А я не усну нахуй. Совсем. Буду думать о теле, стене и о том кого прижимаю. Я отчасти прихожу в себя от того, что сам Маркус отпускает с концами собственный контроль. Наслаждаясь каждой секундой триумфа, действую уже более нагло: — Лучше уснуть, чем работать смену с таким хаосом в голове. Буду разбирать продукты и думать о руках. Грубых, мозолистых пальцах. Как ты там говорил? От чужих рук ощущения там совершенно другие. Или о том, как кусают за шею. Я прикрываю глаза рукой, прислушиваясь к своему внутреннему огню. Тело говорит само за себя, но разум… — Бесишь. — шипит он. — Я бы укусил… Точнее, я уже укусил. Только свою руку. — Я щас тоже потянулась, даже сама не поняла. Глаза рукой закрыла, чтобы остыть. — Дай угадаю, — издевательски тянет Маркус. — Не помогло? — Нет, конечно, — буднично заявляю я, выравнивая голос. — Тут бы еще покурить… Блин. Покурить после секса. Это уже совершенно другое. Он отпускает еще несколько ругательств, после чего уже более спокойно произносит: — А теперь представь, как непередаваемо это в реальности. Прочувствовать… Ощутить. — Я думаю, не смогу, — тело говорит само за себя, но разум привычно бьет тревогу. — Знаю. Одно слово. Одно его слово кидает меня словно в чан с ледяной водой. Почему я не могу делать, что хочу? Почему я должна идти на поводу у своих сомнений? Доверяю ли я ему? Да. Уверена ли в том, что он не причинит мне вреда? Да. Не пожалею ли я об этом? Лучше жалеть о сделанном, чем о не сделанном. — У меня самоконтроль не контролируется, — упрямо тянусь к Маркусу с надеждой, что очередное откровение облегчит тот внутренний груз, который вечно тормозит меня. — Часто его снять не могу, а когда не надо — сам слетает. Если меня все-таки сорвет — было бы интересно посмотреть. — Мне тоже интересно. Ты это как ролевую воспринимаешь? Или как происходящий в реальности диалог? — Второе. Больше же по ощущениям идет обсуждение. Как будто делимся… Хотя почему «будто». — Да… Блять, ты бесишь. Зашел на сайт отвлечься. Забыться. А теперь у меня скулы сводит. И я хочу… Как это работает? Вернее, схрена это работает. Видеть, как он теряет самообладание… Самый действенный способ для изгнания моих сомнений. — Договаривай, — я перехожу на шепот, боясь даже пошевелиться. Каждое движение отзывается томным откликом внизу. — Что договаривай? — немного грубо бросает он. — Я секса хочу. Просто звучало пошло. — Плевать. Я тоже на сайт согласилась вернуться отчасти из-за скуки. Отвлечься, внимание получить. Это является чистой правдой. Зная себя, я бы в тот день отшила Рене с ее гениальными идеями, а потом вечером в импульсивном желании все равно нашла бы с кем пообщаться. — Ага. Оба щас. Внимательные. Сидим, — Маркус каждое слово произносит отдельно, вкладывая в слова весь свой смешанный коктейль чувств. — Я уже мысленно отель забронировал. Сердце замирает, грудную клетку пронзает тупая боль, но всего на несколько секунд. Отказ верить в происходящее заставляет меня в немом порыве раскрыть рот. — С теми шторками? И столом, — я выдаю первое, что приходит в голову. — С теми шторками, столом, — предвкушающе соглашается Маркус. — Ванной. Кроватью. Креслом. Стеной… Тонкой линией света между штор. — Нет. Полный мрак. И твой шепот вперемешку с порыкиваниями. Он в который раз поддается уже давно ожидаемому удару. Кажется, мрак — действительно его слабость. До такой степени, что затянувшаяся тишина бьет сейчас все рекорды. — Отпуск заканчивается через три дня. И тут мы узнаем, что волчонок… Ого-го какой человек. Столько с трудом добытого контроля в голосе, словах… Одно лишнее действие и он спугнет меня. Маркус это понимает. — Какой-какой человек? — включаю излюбленную дуру и продолжаю наслаждаться его эмоциями, бьющими через край. Сейчас происходит самый настоящий контраст. Который одновременно позволяет мне самой не сойти с ума и при этом держит в вожделенном ожидании. — Хороший человек. На месте бы одежду порвал. — Это как-то само произошло… Не контролирую уже себя. Слыша мои естественные колебания, Маркус говорит то, чего я боялась с самого начала: — Если хочешь и считаешь нужным… То лучше остановиться. Прямо сейчас. Ни за что. — А ты как хочешь? — Снять отель хочу. Но я не давлю. Поэтому для начала выдохни. Резко возникшее неприятное напряжение уходит также быстро. Тело обмякает. Я растягиваюсь на кровати, расписываясь в собственном бессилии. — Не могу… — шепчу и беру паузу, понимая лишь одно. Хочется навечно остаться в этом моменте. Остаться в неподвижности, ощущая как возбуждение растекается по всему телу. Как желание безрассудно подталкивает меня довести все до конца. Как пальцы судорожно цепляются за одеяло, в поисках желанного тепла. Как мозг твердит держать себя в руках. Как сердце хочет… Тянется к Маркусу. «Это тоже крутые эмоции. Чувства. Просто не такие конченые, как в любви. Это то же удовольствие. От тепла, от партнера. Но без мешающей ерунды. Без ожиданий, которые рушатся всегда». Буквально вечером он неимоверно бесил меня, несколько часов назад подводил меня к грани повторного негативного всплеска. Все лишь от того, что Маркус не понимал меня. А теперь что? Теперь я буквально не могу дышать от захвативших меня эмоций. Дрожу от каждого слова, от каждой перемены в его голосе. Сегодня Маркус разный. Сегодня он новый. Новый этап обещает приход долгожданных красок в жизнь. Обещает изменения, которых я не боюсь, как раньше. Чувство правильности, чувство потребности именно такого, именно в этот момент, придает мне уверенности в собственных действиях. — Ты не ответила, — Маркус выдергивает меня в реальность. — Остановимся? — Ты же понимаешь, что к этой теме все равно придется вернуться? Способны ли мы вообще остановиться? После того, что прозвучало сегодня. После того, как он вышел из себя. После того, как я открылась ему. — Понятно, что есть два пути. Либо окончательно до свидания в плане этой темы. И ближайших к ней, — я невольно сжимаюсь от того, насколько холодно он это произнес. — Либо ври матери… И мы поедем в отель. Пара долгих секунд и абсолютное, всецелое «да» звучит между строк: — Ты уже понимаешь, какой у меня ответ. — Да. — Маркус делает глубокий, удовлетворенный вдох. — Знаю. Мы затеяли игру. И оба знали, к чему это приведет. Я всегда знаю, чего хочу. Я всегда получаю то, что становится моей навязчивой мыслью.