Nekta's Sacred Rise

«В этот вечер реальность выкурила наш кофе и выпила сигареты, - и существо внутри прислушивалось к грохоту судеб» , - "Ищи внутри" - хлестало шепоточком дни его. Алистеру было уже не двадцать три - но уже не "пусть мир остановится", - и трепало его волосы ветром космических просторов. «Меня несло наискосок по градиенту миров, - декорации видели себя абсолютом, каждая бросавшаяся на одного из нас жила в привязке к уму и скафандру, - и что-то в водовороте пентаграмоголовых подтормаживало вечных пришельцев... Ветерок раскроет грезы бесконечности — уединя скитальцев грёз.. Миры прополиметрели — мозайка складывается нами, а видение — той метопространственностью, пока не поздно — окажись там — где другое от души: расстановки первой слоёвости» В его списке времяпровождений было дарить радость людям, и быть каждому человеку с собою равным. Он играл на виолончели. И иногда забывал, уже изученные работы - на месяцы. Сегодня он играет в оркестре - Бетховенскую симфонию До-мажор. Руку растягивало по грифу, тон понижается на половину, монетки вдеваются меж струн. Шнитке - одна из сакральных симфоний. Смычок отталкивает от канифоли - грув пронзает инструмент, и предвестник звездопадов ошибётся. Зрители превратились в древесные скульптуры-марионетки и начали выращивать на себе цвети, класть на плечи паучков, пускать корни по воздуху - сквозь миры и времена, могли не колоться без раскаяния, - и был среди них, - и были среди них вырезальщики по древесине, и первую тысячу лет человечество осаждало себя поиском более совершенной формы: будь столом, будь сиденьем, - будь кем и чем захочешь сам, - пока материал не источится. И кто-то там становился диваном, кто-то столом, кто-то решался быть книгой - и кто-то остался поленом на заводнённом сарайчике чьего-то поместья, - пока случайностью и временем не снесли тот поток реальности, который нас стесняя, оберегал и свою закрытость, - кто-то оставался несущей стеной дома, - а кто-то становился своим музыкальным инструментом. Грохот из обители тишины - в кармашке для нейроисследователей, - шептал свой плач нам. Но что за испытание - наполнять пиксели текстом - когда любимый человек не в общей радости с собой внутри.. Так думала книга пред ним. А время не шло впереди смысла. Тук. Так. Тук. Шанс. Глюк. Алистер проносил смычком по мирам произведений – и женским кадычкам, - с карма-лотереей в сфере бытия, в которую попадёшь. ..интересно.. ..так определяют - на что твоя суть засмотрелась и с чем разговором о вневременьи его свела вселенная. Его мантию наполняло стежками мантий друзей-друидов - полной палитрой оттенков изумрудного. Тепло пульсировало в его локонах. Лесная Девочка звучала в его видении - "-Хорошо, мам" – диалога с тысячелетним дубом - "Я помогу людям перепрожить и осмыслить - начиная диалогом, и - к эмпатии. Дерево. Понимает дерево. Помните судьбы." "" Каждый день был ему творческим испытанием: то испеки сто круассанов до полуночи, то пройти по канату от одной жизни к другой и не встретить, то открыв глаза кому-то - в глаза те не провалиться. Реальность меняла цвет шлейfа его сапог, но обувь и родинки на запястьял, спине и ключицах - оставались. Гранит характера гранил реку времени - контуры реальности размывало фокусом восприятия, - Алистер засмотрелся нан золотистое поле послеполуденных бликов - и запонки соскользнули с шелков рубахи, на дно обители йода. Тепло тяжелило затылок - так приятно, так прохладно.. Луна приласкивала его тёмную сторону - Алистер брёл по коридору своего жилища: приглаженный пианист импровизировал в ключе Семнадцатой Сонаты Людвига вана - когда шёпот или взгляд сокрушит бурю - и совёлка подпевала: смещала сильные доли.. ..не встречаться полями.. Алистер дошагивает до уголка корридора, выбирается в окошко и кошачьи заскальзывает в окошко кухонное. Слишком людно - пусть вечере вчерашний не желается вспомнить.. Она рассыпала мёртвых пчёл по тарелке, пальчики отделяют тысячи крылий - и собирают те сладостью бумажной, заворачивают плотнейшей самокруткой, - и дымит незнакомка эскапизмом тысячи сейчас... Вдох - шесть секунд - задержка - шесть секунд - выдох - шесть секунд - задержка - шесть секунд. Ладошка вибрирует воздухом - свет восприятия окольцовывает запястье, глаза закатываются в экзальтации вознесения, - рукою обращается к груди. Алистера удушает - чем-то бесплотным: воздух - всё суше, всё влажнее, всё тяжелее, всё ненавистнее, всё желаннее, всё слаще... Там был дымящийся колодец - и голос со дна звучал знакомо донельзя, - Алистера подхватило клубистым проведением. "Здравствуй, странник" - молчал Камень. "Здравствуй, Камень" - смолчал Алистер. …иногда судьба мира сводится к единственной мизансцене.. ..иногда следующий виток бытия вытекает из снежинки на зеркале.. ..шестерёнки мира - такие ошерстевшие локоны боли - разбирали одеяние странника по цветам. ..вакуум - и не было боли.. «В-вух» - отдышался Алистер, в этой, первоначальной, интермедийной нейтральной реальности, - и трещинки сгладило мёдом принятия, - а Некта отсалютировала с простора улицы. Алистер смотрел на распад её тени – «Интересно…» - призадумался волшебник – «..интересно..» Иногда, Жизнь – то, что происходит, - но восхитительно: Таинства Искусства сосплетаются с Таинствами Жизни, - иногда пишешь до последней силы и отключаешься, а иногда – достаточно пронаблюдать блеск на коже прохожей и поведение тени минувшей. Некта отпила мате и задумалась о грядущем – боялась нищенствовать, оказаться бессильной к вдоху, боялась стать антиподом желанному; - будучи собой, человеку страшней всего оставаться собой – не руководимым моралью и скверной прочей, но неистовством в великолепии. Некта боится – боится сейчас, боится остаться, потеряться в себе и не найтись. Знакомая наблюдала – иногда нужен толь наблюдатель – и сочувствовала недосказанному. Некто чувствовала больше чем можно выразить – взобралась в проём оконный, села лотосом и предалась наблюдению за самой Жизнью. Ветер обволакивал и забирался под одежду – но это правильно, наслаждаться трепетом прикосновений. Прохожие шли, птицы летели, - абсолют контрапункта вершился пред глазами Некты, – ценой не стирания пальцев о клавиши машинки печатной – но наблюдением. Лето расцветало – принесло пары корицы из пекарни, слёзы обещания из юношества и трепет, отголосок, предчувствие чего-то, что простирается сквозь минувшее в сейчас – и ведёт в грядущее, из недосказанного: грядущее отзвучивало вспышкой фотоаппарата вечности, - и Свет оплетал мир, в преддверии... Прохожие осматривались справа-налево – Некта оставалось незаметной, - только мальчик лет трёх – шёл об руку с матерью: засмотрелся вверх – и поприветствовал осевшую меж улицей и домом, наблюдательницу третьего этажа, бесконечно далёкую к истине, бесконечно близкую. Некта дышала глубоко-глубоко – и Воздух докоснулся истока тревоги, вне потребностей и осязаний: верёвки порваны – раненая осознала. Можно жить в путах – не живши, - можно высвободиться – и истечь кровью самосожаления (куда идти мне), - а можно – уйти. Важно ли – что дальше, - когда сейчас. Знакомая вместилась в окно – напротив Некты: развела ножки в лотосом; пальчики безымянные приникли к большим, запястья приникли коленкам, а тайны перемешались. Некто и Знакомая – полярны, идентичны и взаимны: смотрятся в глазки трепетные – наслаждаются молодостью и делятся той, осознающие – не готовые расстаться с чертогом привлекательности, двери в заснеженное поле. Жизнь вьётся за окном, в комнате и внутри, - и не важно, осознаёшь ли. Девушки взялись за руки. Луна окропляла скулы недосказанностью, волосы – проседью, а глаза – бесконечностью. Некта сомкнула глаза – в унисон Знакомой, что примкнула губами разомкнутыми, влажными и пухлыми, к губам той. Ветерок вился по склонам, озёрам, впадинкам и скулам. Молодость светится в новообрёкшихся – вьётся лентой меж пальцев. Лента свивается на запястьях Некты и отдаёт ту лакомством Знакомой. Иногда, Мечта – ближе вдоха, - затаи дыхание и поддайся, - отступать некуда. Некта рассыпалась на прикосновения. Молодость – дар великий, - но плата – бесконечна велика: расставание. Не знаю – где оно, минувшее, - и куда уходят воспоминания. Не знала и Некта – но мы соприкасались, - что-то единило нас: освещающего жизнь той – и наблюдавшую саму жизнь: магия просачивается сквозь кончики моих пальцев в озарения той, - и обратно: мир – перестраивается каждым жестом, каждым прикосновением, каждым осязанием Некты – осязанием чего-то вне занавеса, - осязанием столь походящего на моё, оставшегося с машинкой печатной, за Занавесом. ~ Расслабление ручьилось от головы к ножкам Некты. Знакомая не понимала – что может заботить сильнее беззаботности, - но сопереживала брюнетке из прошлого. Некта сомкнула глаза – и открыла в месте ином, времени и мире, - и помнила жизнь иную – будто забылась на киносеансе. Некта, Тебе предстоит осыпать мир собственным блеском и, под аплодисменты, уйти из зала. Действо – не на плёнке, но в кинозале на одну, несчастную, грустную, радостную, счастливую, Некту. Знание соприкоснулось с Осознанием – и Восприятие выскользнуло из систем описания, идентификации и причин, - не потребовалось есть грибы, прыгать из окна или посещать Церковь Сатаны. Некта вернулась – откуда уходим, - миг, миг и ещё, - не достаточно ли – чтоб умирающему прослезиться в оглядке на минувшее и прошептать: «Мне есть что вспомнить». Некта идёт навстречу мне – тень моя женская, - сквозь странницы-страницы, обращённая кончиками пальцев – во стремлении сосплестись запястьями. ~ Татуировщик проснулся от голода. Некта ушла. Рассветает. Татуировщик сготовил лакомства – смешал имеющееся и представил блюдооткрытием – и утолил демона голода. Ничто не принадлежит никому, никто не принадлежит никому, никто не принадлежит ничему. Татуировщик смахнул воспоминания – пора переписывать историю мира. Ветер принёс странницу-страницу, со строкой подчёркнутой: «Перебиралась из города в город, в надежде понять: где жизнь настояща». Татуировщих завидовал бумаге: содержать всё таинство мира – и не знать о том, - подобный той... Ночь упорхнула – с проблеском воспоминания об идущей навстречу непостижимому, отдавшейся Ветру и поставившей жизнь на следование зову сердца – идти дальше: ради мечты, ради Мечты, Ради Мечты. ~ Некта скользила к развязке – сбросить Занавес с петель механизмов, - и будь что будет, будь что будет. Некта скользит в бесконечности – единая с неизвестным, сливается с непостижимым в волнение в груди. Некта божественна – пусть не знает: Следует Зову Сердца, - и сущее – ничто, - когда Мечта – одаряет бессмертиемъ. ~ Когда остаёшься один - не забывай про тень: свою - и каждую. ~ ~ ~   IIIp Слюна Будды напитала кожу той – бумагу шёлка. Прикосновение – соотносит миг с вечностью, в объятьи альбиноски... Всё началось с видения. Свет пульсирует внутри – и внутри остаётся, внутри жилища – окружённого тьмою, окроплённого болью – и неприкосновенного. Свет растворяет Идущего за Тенью – расщепляет в себе, где мерцание тьмы – возвращение к воспоминанию. Открывает завесу – снежнокожая: коснёшься – распадётся марками-листочками.. Она пишет пером по воздуху, в шарфу фиолета: цвета и света оживают на той – и каждый взглянувший оставляет на той след: оттого – чистота. Дитя чистого Света, производная мира Абсолюта, голосом столь чиста – что слова вьются парами сандала, отпечатываются на бумаге на мгновение – и сливаются с бликом мира на воде вечности, - и трещина бежит по витражу, и стёкла ранят прихожан, и храм невинности омывается кровью, и становится домом моим. ~Конец Главы~