Nekta's Sacred Rise

Некта проснулась от тепла солнца, что золотило стены, волосы и воспоминания. Ветерок поигрывал с кудрями той – разбрасывал по щечкам снежным, будто кто-то когда-то. Некта наслаждалась – и шумами, и тишиной, - всем, что не повторится в океане безмолвия. Тук-Тук – в дверку: «Можно?» - и тепло присутствия. Некта осмотрелась: набросила лифчик, обвернулась в плед и скользнула в носочки бежевые. Дверь отворили: девушка придерживала ребёнка – «Отправишься на киносеанс?» - и блистала молодостью двадцатидвулетия - «Курим облака» - и красотой чувственной – «Попробуешь», - и угостила Некту благовонием. Некта – «Приду» - вдохнула паров благовония и обронила плед. Девушка поймала плед, взглянула на Некту по-иному – «Зови меня Алисой» - и вернула плед Некте, а ребёнка – Проходившей. Алиса смотрела в глаза Некте – туман распадался. Некта приняла координаты киносеанса, посмотрела вслед Алисе, закрылась в комнатке и выдохнула. Окно вещало этюд жизни: судьба сплетала узелки, Ветер баловался с причёсками а Солнце радовалось им. В животике урчало, – и Мечтатель – человек. Алиса запомнилась волнами пепельными, волос до подбородка, платьем цветочным и лицом снежным. Некта разместила благовония – или сандал, или лаванда, - взяла палочку корицы из-под подушки и провела той по запястьям. Жители сходились к Алисе – пол хрустел, вне комнатки Некты. Некта ощущала прикосновения Воздуха, что расстилался по коже; ощущала волокна пространства – и соприкасалась с недостижимым; ощущала что-то к Алисе – и посвятила час утолению любопытства. Некта заметила пакет крафтовый, у кроватки у своей, с подписью – «Тебе» - и угостилась круассанами. Забота – полезна, изредка и по утрам золотистым. Покалывание в груди – будто круассан печётся, будто вода закипает, будто заходит солнце. Некта рассмотрела свет солнечный – на запястьях, - сейчас – тепло вселенское, сейчас. Одёжки скользнули на плоть. Круассаны скатываются по пищеводу. Кто-то наполнил дыммашину кислотой, кто-то снес с холодильника дверцу, а кто-то кричал: «Воскреси Меня!», - и нет дня лучше чем сегодня. Некта рассматривала день, жизнь, - и забывала дышать: цветок солнца расцветает. Таинственное – в тени листка клёна, парящего в Ветру. Жизнь не бывает прежней – известно всегда, но отчего-то чувствуется сейчас, со всеми догмами Вселенной. Некта прошла к Алисе в комнатку: этюдник полнел от акварелей, акрила и масла; тарелочка-палитра поддерживала чайник; пластинки собирались гирляндой, а потолок озарён проектором. Алиса собрала незнакомцев – те передавали желе кактусное и выдыхали облака. Некту встретили объятиями и вверили желе. Некта рассмотрела ложечку – медь вилась от капельки, спиралью, - «Произрастай на теле женском плоды – те стоило собирать бы сей ложечкой» - и отлакомилась. Колонки заречегласили: Альфред Шнитке, КонсертоГроссто номер два, с Гидоном Кремером везде и всюду: Музыка обволакивала душу и вырезала из небытия лишнее, нагнетала мрак на пустоту и взвеивала на две октавы, - созвучала душе: скрипка вела к пропасти и проводила над той. Некта осталась в мире сомкнутых глаз – опьянённая не большим, чем являлась. Алиса пригласила - отворила окно и предложила уголок существа меж граней. Мелодии сплетались, – и не было мира прежнего – но иллюзия незнания. Некта слышала шорох ложески во рту Алисы, перешёптывания прохожих, споручения секретные правительства теневого, Ветер за занавесом мира, - отталкивалась по рисункам партитуры мелодики внутреннего, - восходила по ступеням осознания и оставляла искомое многими, нетронутым. Особая водила карандашом по блокноту крафтовому: уместила книжицу на сари поверх коленок и поставила запястье, будто гитарист фламенко – занял медиаторную постановку. Линии – бессчётные и идеальные, будто иллюстрации Божественной Комедии рук Сальвадора, - умещались небрежно, и свеивались историями. Благовония опеленали лицо той – не рассмотреть носика, губ и щёчек, - но восприятие чувственное звучало флажолетом. Ночь расстелилась ковром в пустыне, островком в океане, монетой в кошельке. Облака рождались здесь – здесь и умирали: прилетали безжизненными и отдавались в душу благовония. Карандаш выводил черты тех – и не сказать, где жизни больше: в этюде – или жизни. Некта отчалила в бесконечность: Ветер овеивал ту и оставался другом – единственным – в океане безызвестного, - в океане заполнившем мир. Некта вдохнула – грудь сковало, - ощущение – синяя птица мечты – переродилась. Некте страшно – лучше не дышать, - если птица, останется. Кушали желе и делили безмолвие в Музыке. Любопытство сломило стеснение – Особая завершила этюд и Некта, вернулась в тело, - чтоб наслаждаться молодостью, кроткой и вечной, - наслаждаться – жить сущностью своей, и уйти под раскаты колокола – что услышит Вселенная. Особая – «Рисунки, объединённые сквозной символикой» - вверила блокнот Некте – «Могшие стать иллюстрациями» - и листала от иллюстрации к иллюстрации – «Циклу историй со сквозной темой» - привычная к потоку слов – «Или вещать сквозную тему в отделённом одно от одного» - и овевала ту– «Можно было бы ввеять таковые в прозаическое повествование и приложить иллюстрациями...» - мерцанием безмолвия. Некта слушала, слушала и слушала, - темы сосплетались и свеивали умы, - Некта слышала слова любимые, впервые за годы, или за жизнь: мимикрировать, симбиоз, антураж, конгломерат, трансцендентное коллективное бессознательное, микро- макрокосмос; дискусс затрагивал Альфреда Гарриевича, эгоизированности мироустоев, психодрамы, - и каждого – что Некте запрещали прежде, и чем Некта жила, в чём живёт и в волокнах чьих растворится... Особая подчёркивала сопричастность и акцентировала парадоксы, - Некта набрала отваги полные щёчки – и выскользнула из комнатки, на этаж ниже, к себе: отыскала скрепление бумаг и ухватила все. Некта осязает всё и всюду – и разобралась в убранстве комунны: этаж башенный и предбашенный полнились теми, кого хочется обнять: можно переходить из этажа в этаж – и встречать впервой и напоследок, оттиски мечт в потоке бесконечности. Некта оставалась позади каждого шага, вилась за мной и тобой, читатель: оставалась щекоткой присутствия, которое богословы списывают на чудо, сатанисты – на проказы собственные, маги – на Силу, а домохозяйки – на неубранство. Некте тепло, в пончо и теплоте осязания. Некта скользила с изяществом пассажа, что уходит ввысь вне печатлений на волокнах бумаг. Кап: кровка пролилась из носика на майку с символом города, откуда не возвращаются. Некту зудило в носике – «Чих» - и головокружило. Некта взбирается по ступенькам – и опасения сотрясают ту. Некта выдерживает – идти нужно, чтоб прийти к мечте и уйти от беззначного. Слёзки смешиваются с кровкой и разбиваются о камни. Некта добирается до двери, пробирается в ту, ползёт до церемониальной и: Особая – одна: внесла Некту в комнатку и покрыла пледом. Особая отёрла лицо гостьи и заметила папку: руки заскользили к эскизам. Некта снится мир, вне которого воспоминания – фантазии: зал театральный – сфера актёров в сфере зрителей, - билет у каждого входной, у Некты – выходной. Особая всматривается в линиесплетения – «Не понимаю» – те окутывают ум, пеленают восприятие и высвобождают сознание – «Как оно работает?!» - свела бровки и рассыпала локоны по лицу. Некта открыла глазки – «Переверни» - и сонастроила восприятия – «Что видно Вам?» - с отзвучивающей симпатией.   Особая – «Логика вне логик – восприятие вне мышлений...» - сдалась. Некта взяла рисунок и поместила под золото уходящего солнца – «Дитя Космического Леса» - притронулась пальчиком бумаги – «В одеяньи пятилиственном» - и повела по контуру – «В одеяньи пятилиственном» - девушки в платии фиолетил – «Птицы спускаются на руки той и пересказывают Свод Услышанных Историй» - обращённой взглядом к существу иного – «А Покровитель – позади: показывается головой – смотрит в глаза Дитя – смотрящей в глаза того» - указует на птицу на голове той – «Здесь птица цистит пёрышки» - провела вверх по контуру-пончо той – «И Непостижимое» - указала на облако и повела за формат, навстречу руке Особой. Особая приняла руку той, обратила иллюстрацию к свету – «Тебе удалось изобразить столько птиц, ни разу не повторившись формой...» - и изумилась логике внегласного. Некта упускала очертания – мир разбивался мозаикой нового. Особая проводила той по запястью, а Алиса укладывала ребёнка. Мир благовещет, а кто-то шепчет кому-то на ухо: «С Тобой – и останусь». ; ;