Августа – чернобурая лисица

Глава 8 Подобное к подобному или начало прекрасной дружбы Часть 2       - Если так и будешь сидеть здесь неподвижно, то превратишься в соляную статую, как жена Лота, - звонкий голосок с легким приятным акцентом разрезал тишину весеннего вечера, - я принесла глинтвейн, ты наверняка замерзла, - продолжил журчать такой родной и привычный голос.       - Тильда, скажи, кого британские волшебники хотели бы видеть следующим министром магии? – только сказав о наболевшем, Амелия осознала, кого она об этом спросила. И нет, мисс Боунс не умаляла жизненного опыта и мудрости своей ближайшей подруги, но, недавняя иммигрантка, спасенная ею из лап торговцев живым товаром и порвавшая со своей родней, вряд ли могла предоставить сколь либо репрезентативную выборку по достойным членам общества. И, тем не менее, ответ она получила.       - Лавгуда, с помощниками, конечно, Крауча и Локхарта, - прожурчала Тильда.       Амелия не имела привычки игнорировать даже самые бредовые идеи, иначе не продвинулась бы так высоко в своем департаменте. Вот и сейчас, начав анализировать услышанное, глава ДМП с удивлением поняла, что, если данные маги выдвинут свои кандидатуры на должность министра, то их рейтинг будет неизменно выше тех, кто сейчас рвется к власти. Оставался вопрос, к кому из названных кандидатов у самой Боунс есть подход, и кто из них готов к полноценному сотрудничеству. Предложение Августы тоже не стоило сбрасывать со счетов, вот только, чем обернется еще даже не запланированная операция по изъятию Барти-младшего, который, еще не факт, что находится в родовом поместье, было пока невозможно предсказать. Хотя потенциальная поддержка Отдела тайн и внушала уверенность.       Анализируя информацию, полученную от леди Лонгботтом, Амелия все больше склонялась к кандидатуре Крауча. Да, не идеален, излишне категоричен и внушаем, но. Если внушать и ставить цели и задачи будут правильные люди, то и «Железный Крауч» может из стана левых радикалов переместиться во вполне себе умеренных реформаторов с консервативным уклоном. А уж харизмы и настойчивости в достижении целей Бартемиусу-старшему не занимать.       Наметив приоритет по министерству, Амелия стала планировать кампанию против затихарившегося в своем поместье крестного, которого за последнюю дюжину лет видела от силы раз десять, и то, в большинстве своем в коридорах министерства. Желчный старик был знатоком и ярым поборником соблюдения традиций, что не мешало ему непредвзято подходить к решению любого вопроса, отметая наносное, будь то родовая спесь, доведенная до абсурда у правых радикалов или магглофильский популизм, возведенный в абсолют у левых. Лорд Аббот был одним из реальных кандидатов на пост главы Визенгамота, когда из ниоткуда в собрание достойнейших ворвался полукровный выскочка, что на волне эйфории от победы над Гриндевальдом сумел вырвать себе титул Верховного чародея. Не воспринимавшие всерьез Почетного председателя Визенгамота маги из древнейших родов, сами пустившие волка в свою отару, очень быстро осознали, что молодой, по меркам лордов древнейших родов, маг готов идти по головам ради сохранения и упрочения своего статуса. Некогда единая Верхняя палата Визенгамота за считанные годы распалась на отдельные фракции, которые, чем дальше, тем больше, вместо совместной конструктивной работы, стали размениваться на мелкие междоусобные склоки. Еще дважды лорд Аббот пытался вернуть порядок в это оголтелое сборище, выставляя свою кандидатуру на роль Верховного чародея. Но в пятьдесят седьмом был просто не услышан, занятыми местечковыми разборками лордами, а в шестьдесят девятом, еще до начала прений по кандидатам, заболел легкой формой явно модифицированной драконьей оспы, надолго попав в Мунго. Непрозрачный намек лорд древнейшего рода понял. Переболев и лишившись существенной части импозантной красоты зрелости, Гермес Аббот затаил нешуточную злость на выскочку-ренегата, чье изучение крови драконов, как и жажда власти и всемерного признания настоящих и выдуманных самим трансфигуратором заслуг, известное в обществе, делало его наиболее вероятным кандидатом в отравители. Вот только отсутствие доказательств и страх за семью, младшее поколение которой училось в Хогвартсе и было в полной власти бессовестного интригана, помешало лорду древнейшего рода предпринять решительные шаги. Обеспечив, как мог, безопасность родни, особенно младших, защитными ритуалами и амулетами, лорд Аббот затаился. Посещая лишь некоторые, наиболее значимые заседания, он сохранял остатки влияния в законодательном собрании и отслеживал тенденции, что, по мнению одного из старейших магов Визенгамота, вели британское магическое сообщество в пропасть. ***       К удивлению Амелии, договориться о встрече с крестным оказалось довольно легко. Стоило только упомянуть, что заинтересованным в дискуссии является так же род Лонгботтом и его глава-регент в частности. Делать из возможного союзничества тайну перед близким родственником, мисс Боунс не собиралась, да и Августа не просила хранить ее инкогнито в секрете от потенциальных соратников, если только те сами не выскажут слишком явного негатива.       Разговор с крестным получился каким-то легким и иносказательным, как будто старый лорд озвучивал давние договоренности, параллельно шифруя через Амелию послание кому-то другому. По всем основным вопросам положительный отклик был получен незамедлительно. На прощание лорд выразил желание увидеть в следующий раз в своем доме не только дорогую Августу, но и «старого сморчка», если тот выразит желание сопровождать девочку.       То, что девочками и мальчиками, уничижительно или с оттенком похвалы, в зависимости от контекста, Гермес Аббот называл всех, кто был моложе семидесяти лет, Амелия знала. Как поняла и то, что именование леди Лонгботтом девочкой имело исключительно доброжелательный оттенок. Но вот, кого имел в виду лорд древнейшего рода, говоря о «старом сморчке» глава ДМП даже представить себе не могла. Особенно, учитывая, что крестный не был знаком с Августой и вряд ли знал круг ее общения лучше самой Амелии, которая ни о каких стариках (ну не Дамблдора же считать, даже если он и тянул на «старого сморчка», то никак не мог сопровождать леди Лонгботтом, отношение которой к нему уже перешло отметку «недоброжелательность», а может и вовсе «вражда») не знала. Леди-вдову большинство считало крайне замкнутой и необщительной дамой, ищущей уединения в своем поместье и не имеющей связей в обществе. Даже для главы ДМП стало откровением наличие неплохого отряда боевых магов в доме древнейшего рода (а, судя по их виду, вассалами они стали уже при нынешней главе) и скорость реакции леди на внешние угрозы, заставляя завидовать точности анализа и своевременности ее выверенного ответа.       Простившись с крестным, Амелия, минуя каминный зал, направилась к выходу в сад, планируя успокоить и систематизировать мысли и разрешить сомнения, оставшиеся у нее после разговора с одним из самых близких людей. Пройдя по знаменитой яблоневой аллее, мимо голых по раннему времени деревьев, мисс Боунс свернула на первой же развилке, оказавшись в саду камней среди, казалось бы, беспорядочно разбросанных скальных образований, перемежающихся зеленью мха и карликовых сосен. Эта часть сада в своем восточном минимализме появилась в поместье в середине шестидесятых, когда лорд Аббот вернулся из своего длительного путешествия в Японию. Присев на низкую деревянную лавку возле содзу, что своим мерным стуком и журчанием воды всегда успокаивало женщину, Амелия постаралась почувствовать, как учил ее крестный, единение с природой. Но сегодня что-то мешало настроиться на нужный лад. Перед глазами, как наяву, пробегали самые страшные и унизительные картины ее прошлого. И, хоть ведьма и помнила, что, вернувшись из Японии, где Гермес Аббот, изолировав себя от внешних контактов, переживал смерть любимой супруги и их нерожденной дочери, тот был искренне удручен, что в его отсутствие крестница попала в столь бедственное положение, но, мысли о том, что на ее юные плечи рухнула вся полнота ответственности, что не каждый мужчина смог бы вынести, все еще отдавались болью в сердце Амелии. Интерлюдия, повествующая о становлении «железной» леди       Отец Амелии, вторично овдовев, всего через пять лет после потери первой супруги пустился во все тяжкие. Впрочем, законные браки числом два, так же не особо стесняли страсть чистокровного лорда из древнего и прославленного рода артефакторов и магов разума к разгульному образу жизни, в котором тот видел признак аристократической избранности, позволяющей ему свысока глядеть на тех жалких неудачников, которым лишь своим трудом остается зарабатывать себе на жизнь, тогда как ему, как потомку древнего рода, не приходилось задумываться о своем содержании. Будучи поздним ребенком, он схоронил родителей, едва перейдя тридцатилетний рубеж. И, если первый брак со сговоренной старшим поколением невестой из рода потомственных чароплетов, и добавил мудрости в его буйную голову, то только той, что жениться нужно на сироте, ибо родители его первой супруги изрядно отравляли его существование, вплоть до своей преждевременной кончины в результате очередного эксперимента. Собственно, и разочаровавшая лорда Боунса жена, что за пятнадцать лет брака родила ему только двух дочерей и ни одного наследника, угасла вслед за своими предками довольно быстро. От него потребовалось лишь минимум усилий, таких как участившиеся придирки и более свободное поведение. Дочерей же заносчивый лорд за людей не считал, и никогда не стеснял себя рамками приличия в их присутствии. И, если Амелии относительно повезло, что к моменту кончины матери она уже год как училась в Хогвартсе и бывала в родовом поместье лишь наездами на каникулах, то ее младшей сестре доставало лицезреть всю неприглядность отношения отца к ней и своей законной супруге, особенно проявившуюся после смерти бабушки и дедушки Фарли, известных не только в пределах маг.Британии мастеров чар.       Новая женитьба, как и последовавшее спустя пару лет рождение долгожданного наследника, не особо обеспокоили Амелию, увлеченно постигавшую магические науки в Хогвартсе и активно тяготевшую к исконно пестуемых в семье матери чарам. Грезя лишь ученичеством у австрийского мастера, в переписку с которым юная Боунс вступила по рекомендации своего школьного учителя, Амелия была совсем не готова столкнуться с мрачной действительностью, приехав на каникулы после своего шестого курса в Хогвартсе. Всего за месяц со дня смерти своей второй супруги лорд Боунс успел окончательно опуститься в нравственном плане, превратив поместье в проходной двор для мошенников невысокого разлива и дам отрицательной репутации. Дорогие украшения родового дома были распроданы и раздарены. На смену им пришли дешевые и безвкусные вещички, что окончательно лишило разграбленный дом последних крох уюта.       Маленький Эдгар, по счастью, не видел, а если и видел, то не понимал в происходящем, находясь на попечении няни, нанятой под магическую клятву еще покойной миссис Боунс в период ее затяжной болезни. Алиция, появившаяся следом за старшей сестрой из камина в родовом доме, немедленно ушла в свои комнаты, не выражая ни малейшего интереса жизнью прочих домочадцев. С сестрой, даже учась на одном факультете, Амелия так и не сблизилась, слишком сильно разнились их интересы и круг общения. Глядя на амбициозную и стремящуюся к знаниям Амелию, большинство хаффлпаффцев сомневались в ее близком родстве с не блещущей интеллектом, домовитой и склонной к соглашательству Алицией, водившей знакомства с магглорожденными и полукровками, считая ту кузиной из младшей ветви старого рода. Впрочем, Алиция не спешила развенчать это маленькое недоразумение, дистанцируясь от старшей сестры, которой во многом завидовала.       То лето прошло в позиционной борьбе между Амелией и ее отцом. Несмотря на совершеннолетие, девица рода, согласно традициям, при живом главе, права голоса не имела. Хотя ей все же удалось протолкнуть несколько решений, манипулируя теми чертами характера отца, что были наиболее близки к тщеславию. Контракт с няней был продлен на три года, учеба Эдгара в Хогвартсе была оплачена авансом за все семь лет, для него был открыт детский сейф, правда с минимальным для подобных сейфов вкладом. Отбив эти пункты к середине августа, Амелия на своей шкуре прочувствовала всю гнусность натуры своего родителя, осознавшего, что им манипулировали. Оплата ученичества у мастера чар повисла на волоске. Традиционно, девочек никогда не учили в кредит, с отсрочкой или бесплатно, как бы талантливы они не были. Ранние браки по слову главы рода ставили крест на дальнейшей карьере девиц, делая их обучение бессмысленным, если только не как коммерческий способ обогащения. Уезжала на свой седьмой курс Амелия с тяжелым сердцем.       Известие о кончине отца пришло на пасхальных каникулах. В виду отсутствия занятий, сестер охотно отпустили на церемонию прощания.       Вид поместья внушал брезгливое презрение. Тщательно пестуемый последней леди Боунс регулярный парк был заброшен и частично приведен в негодность. В доме, как будто, похозяйничал не один мародер, кое-где исчезли даже стеновые деревянные панели, и, казалось, неснимаемые декоративные элементы каминов и потолков. Из посуды осталась только та, что для прислуги. Из прислуги так же осталась только няня наследника, контракт с которой, был оплачен вперед на момент смерти главы рода. Оставшийся в единственном лице домовик плакал о полупустых кладовых.       Амелия извернулась ужом, но скромные поминки прошли почти благопристойно, благо малое количество прощающихся не превысило скудные возможности хозяйки. Не считать же за нарушение традиций откидывающие чары для всех желающих посетить это мероприятие без предварительной договоренности. Для темных семейств это было даже нормой, так что Амелия, сама, не подозревая, приобрела несколько очков к репутации у древних родов, прознавших, что не только магическую шваль, но и парочку «почтенных» магов, среди которых отметился и директор Дамблдор, пожелавший сделать свое появление сюрпризом, выкинуло с территории поместья, несмотря на их усилия.       Оглашение завещания, проходившее в министерстве на следующий день, вызвало у старшей Боунс зубовный скрежет. Папаша, явно находясь в состоянии помраченного рассудка, завещал, в уплату карточного долга в сто галлеонов под опеку своему приятелю младшую дочь, которой на момент смерти отца еще не исполнилось и пятнадцати. На мистера Приттиса, держателя притона и игорного дома в не самом благополучном районе лондонского домена, так же ложилась обязанность по воспитанию малолетнего наследника рода Боунс, в чем ему материально должен был помочь трастовый фонд, в который и вложил свои последние сбережения покойный глава некогда успешного рода. Исходя из размера фонда, условий вклада и сроков выплат, Приттису полагались двадцать галлеонов ежемесячно. Ни о каких выплатах на содержание поместья, не говоря уже о приданом и оплате дальнейшей учебы девицам Боунс, в завещании не говорилось, да и последние деньги из родового сейфа так же отошли в трастовый фонд наследника, управление которым еще придется оспаривать у многоопытного мошенника Приттиса. По счастью, учеба Алиции на пятом курсе была оплачена, так как для чистокровных семейств, выразивших согласие на поступление в Хогвартс своего ребенка, оплата за первые пять курсов авансом являлась обязательной.       За два месяца до окончания Хогвартса Амелия прошерстила всю школьную библиотеку на предмет оспаривания завещания, подобного отцовскому. Перелопатив и отложив в памяти попутно множество юридических аспектов и казусов, девушка все же смогла составить грамотный протест против произвола последней воли невменяемого предка. Вариантов, кроме как действовать самостоятельно, у юной Боунс не было. Даже столь неопытная девица понимала, что грамотных адвокатов, готовых бесплатно отстаивать интересы угнетенных в реальной жизни не существует, а попасть в еще большую кабалу, чем та, что уготовил родственник, было бы беспрецедентной глупостью.       Сестры вынуждены были временно сплотиться, отринув надуманные подростковые обиды младшей и прямолинейное раздражение старшей. Лето в поместье было тяжелым. Содержать усадьбу, имея в помощниках только одного домовика было нереально. Алиция махала палочкой, постоянно кастуя бытовые заклинания и чувствуя себя маггловской Золушкой. Амелия планомерно готовила поместье к консервации на долгие годы, пытаясь сохранить хоть что-то из оставшихся охранных чар и родового имущества. Девушка выкладывалась в ритуалах так, что до своей спальни доползала через раз, изредка просыпаясь на банкетках в коридорах.       Судебные заседания затягивались стороной ответчика. Приттис ждал, когда у сестер Боунс лопнет терпение или, что более вероятно, кончатся продукты, так как денег не было совсем. Понимая, что даже у старьевщика собрать на пятый курс Алицию денег у нее не хватит, Амелия приняла решение отказаться от ученичества, на которое даже без оплаты, что было неслыханно, все еще соглашался мастер из Австрии, и устроиться на работу в министерство, благо превосходный аттестат ЖАБА позволял претендовать на должность стажера почти в любом департаменте.       Выбор пал на ДМП. Больше платили только авроры и невыразимцы, но у них статистика по смертности в первые три года службы была самой высокой, а на Амелии был еще и Эдгар, нуждающийся в опеке. Приняли ее благосклонно, все в министерстве были наслышаны о затянувшемся деле против Приттиса. Цепкий ум и хорошая память, сохранившая все прочитанное в школе, позволили довольно быстро перебраться из стажеров в младшие следователи. С наставниками так же везло. Знатные и амбициозные не желали тратить свое время на зарвавшуюся девицу, смевшую противиться воле отца. Так, по остаточному принципу Амелия попала в обучение к наиболее опытным и мудрым наставникам, со временем, сделавшим из нее самого результативного следователя ДМП, что и послужило старту столь стремительной карьеры. Чтобы, спустя всего двадцать лет, а для долгоживущих магов это непозволительно мало, заткнуть всех злопыхателей за пояс и возглавить департамент магического правопорядка. Но это позже, а пока,…       Алиция училась на пятом курсе, укомплектованная хоть и хуже, чем в предыдущие годы, но вполне достойно. Суд против Приттиса был окончательно выигран в декабре, чтобы породить новый иск. Мерзавец, назначенный придурочным папашей основным управляющим траста, чуя потерю выгоды, постарался извлечь максимальную прибыль, ополовинив и так небольшой основной капитал фонда. Очень хотелось проклясть меркантильного козла чем-нибудь заковыристым из родовых наработок, но приходилось, сцепив зубы, готовить новые иски на возврат нецелево использованных средств. ***       Алиция, заехавшая на пару дней после сдачи СОВ в охотничий домик, единственный оставшийся незаконсервированным в бывшем роскошном поместье Боунсов, потребовала от сестры, ставшей ее официальным опекуном согласия на брак с магглорожденным, учившимся на курс младше Амелии. Никаких грехов старшая Боунс за мистером Пуззи не помнила, кроме его исключительной инфантильности, но агрессивный напор сестрицы, желавшей окончательно порвать с прошлым и своей семьей в придачу, сломил волю уставшей бороться за не всем нужную свободу ведьмы. Благословение главы рода легло теплым одеялом на строптивую мелкую, подпитав ее магию. Теперь, даже будучи женой «пустого» магглокровки, Алиция не потеряет поддержки рода. То, что не оценит, в этом Амелия была уверена, сестра никогда не ценила того, что имела и не желала работать над увеличением силы и благосостояния рода, ассоциируя род с безумным папашей-вырожденцем и не желая иметь с ним ничего общего. Но Амелия знала и чувствовала важность крови и магии в жилах мага, давая шанс потомкам сестры со временем вернуться к истокам, породившего их рода.       Работа в ДМП жрала нервы и годы. А уж такая продуктивная работа, как у мисс Боунс могла считаться год за два. Эдгар рос под присмотром няни и гувернера, нанятого с семилетия наследника. Сама Амелия далеко не каждый день могла уделить хоть полчаса времени братцу. В Хогвартсе тот неожиданно для семьи потомственных хаффлпаффцев и рейвенкловцев попал на Гриффиндор. Там сдружился с однокурсницей, что впоследствии стала его женой. То, что в воспитании единокровного брата, Амелия упустила некоторые важные для чистокровных родов аспекты, она поняла только после того, как Эдгар отказался проходить ритуалы на свое полное совершеннолетие в двадцать один год, заявив, что отказывается от «темного» наследия предков (и когда склонность к чарам, артефакторике и менталистике стала темной?). После чего он с женой переехал в съемный дом в Годриковой лощине, не желая расконсервировать и приводить в порядок родовое поместье Боунсов, как и совершенствоваться в развитии наследственных направлений магии. Трансфигурация, как отголосок родового дара давалась Эдгару легко, но как артефактор он не развивался совсем, сам своими решениями уменьшая у своих потомков шанс развить родовую способность, менталистика и вовсе обошла его стороной. ***       Попытка абстагироваться от семейных проблем и самостоятельно создать круг по-настоящему близких людей для Амелии началась с шока осознания, что ни один из знакомых мужчин не годился даже в близкие друзья, не говоря о партнерстве и браке. Год прошел в познании и признании своих потребностей. Не обошлось даже без маггловского психолога, выход на которого был той еще миссией. Подростковые травмы психики не хило аукнулись Амелии, сделав ее полностью закрытой эмоционально к лицам противоположного пола. Свой шанс на долго и счастливо в традиционном браке, мадам-старший следователь потеряла в раннем юношестве. То, что маггловский целитель не терял надежды, не слишком вдохновляло Боунс, ведь, в случае с магами, магия желания влияла не только на внешние проявления, но и на суть волшебника. Так Амелии предстояло смириться, что своим желанием она сделала невозможным близость с любым магом противоположного пола.       Пока Амелия металась в поисках запоздалого личного счастья, события в маг.Британии набирали обороты, перейдя Рубикон условно адекватных и выйдя в сферу абсурдных.       Эдгара с женой сожгли в съемном домике десятого октября восемьдесят первого года. Горестную весть принесла Алиция, сама удивленная, что согласилась посидеть с годовалой племянницей, дабы брат, отношения с которым она поддерживала от случая к случаю, смог устроить романтический ужин своей супруге. Сгрузив на столик в прихожей сверток со спящей девочкой, Алиция незамедлительно удалилась к границе антиаппарационного купола, где и исчезла на очередные надцать лет.       Ребенка пришлось вводить в род, так как Эдгар, чураясь «темной» магии, даже свой брак не закрепил ритуалом, делая будущих детей непризнанными бастардами. По результатам ритуала, в качестве второго имени, мелочь получила имя Амелия. Первым осталось пошлое маггловское Сьюзен. Если попадет на Слизерин, будет ей закалка характера. ***       Дичь, творившуюся после мнимой победы (кто кого победил, если, за исключением нескольких стычек, никто ни с кем не сражался?), нужно было попросту пережить. Министерские чистки не коснулись сестры пострадавшего в столкновении с Пожирателями сторонника Дамблдора Эдгара Боунса, ставшую, к тому же, еще и опекуном его малолетней дочери.       Позже, размышляя о событиях той судьбоносной осени, Амелия не раз задумывалась о странной и внезапной смертности родителей малолетних детей восьмидесятого – восемьдесят первого года рождения. А таких было много. Покушения на молодые семьи следовали одно за другим. Маги с маленькими детьми массово покидали Альбион, опасаясь нападений.       Апогеем абсурда стало развоплощение Неназываемого, что со слов Дамблдора, лично явился, чтобы уничтожить угрозу своей жизни в лице Мальчика-который-выжил, который, в свою очередь, якобы сразил отскочившим от младенческого лба проклятьем Темного лорда.       Хватать ценности и линять за границу Амелия передумала, в виду четкой персонификации цели всех ярых мстителей за смерть Неназываемого на шрамированном лбу Избранного героя, опять же со слов Дамблдора, Гарри Поттера, раскрывать тайну сокрытия которого Великий светлый не собирался, несмотря на давление общественности.       Так и жила до недавнего времени последняя, если не считать малышку Сью, представительница древнейшего рода Боунс, постепенно поднимая репутацию и наращивая связи, лелея заветную мечту о наведении порядка в магической Британии, что стремительно теряла свои позиции в мировом магическом сообществе, понимая, что в одиночку такое дело не осилить. Вот только с союзниками было не густо, слишком завышена планка была к ним у битой жизнью ведьмы. Конец интерлюдии       Первым делом, придя домой, Амелия связалась с Августой. Та, услышав прощальные пожелания лорда Аббота, затребовала воспоминание обо всем разговоре, отказавшись, до времени, давать ответы и комментарии.       Леди Лонгботтом дважды, один раз в одиночестве, второй с Руквудом, пересмотрела разговор в «Яблоневой долине» и пришла к закономерным выводам, что к делу необходимо подключить Кастеляна Отдела тайн, на которого, в отсутствии прочих кандидатур, непрозрачно намекал лорд Аббот.       Август, подхватив флакон с воспоминанием, метнулся в Отдел тайн, индивидуальный неотслеживаемый каминный доступ к которому получил от наставника на днях.