Лаборантка

Открытие бара я еле дождался. Привычный культурный отдых с потягиванием крепленых напитков заведомо был обречён претвориться попойкой: весь оставшийся день в отгуле я пытался осознать — как случилось так, что она бесцеремонно, беспричинно меня отвергла… На стойке то и дело материализовывалась новая рюмка. Я даже не начинал их считать, бесконечно всматриваясь в отблёскивающее прозрачное дно. По эту самую часть моё эго и было основательно задето. Кто объяснил бы мне, в чём я оказался так плох… Или в чём настолько хорош, что у Даны Евгеньевны «отшибло память». Я, конечно, видел, что в кабинете обнажаться ей было неловко; в моей квартире, в которую она неизвестно как попала, девушке было гораздо сподручнее. Но неужели невинный страх оказаться пойманными усмирил её несоразмерную дерзость… Хотя… Я даже не помню, случалось ли мне ещё когда-то получать такие звонкие, обидные пощечины. Она сказала что-то вроде: «я по-твоему идиотка?» До того момента и мысли такой не возникало. Я всецело был озабочен психологическим комфортом и неведением лаборантки, её увлеченностью мной, помимо гнусных энциклопедий и справочников, а после её побега из моей квартиры, когда я проснулся с утра голый и в многозначительном одиночестве, я только и думал, как в таком стройном милом тельце уместилось столько цинизма... Поразительно. Меня превзошли по наглости, но это скорее цепляло, чем вызывало осуждение. Разве я давал ей хоть повод строить такие догадки? Но теперь-то я понимал: прыгнуть в койку, а потом сокрушаться, что «я не такая» было достойно самого идиотского женского поступка. Вместо выпитых объемов я старался считать время по часам, как привыкли все трезвые люди. Но быстро всасывающийся на голодный желудок алкоголь взамен украденного вечера отнял у меня лишь жалкие сорок минут. И вот я уже практически лежал на барной стойке, разглядывая наручные часы и самозабвенно рассуждая: засосы — это, как я и подумал, повод такой, или Дана действительно свои не признала… Может, не было у неё причин меня отшивать. Просто застала нас с Алёной в кабинете, выдумала себе невесть что и набросилась с обвинениями… Ну и что тогда? Мне подойти к лаборантке с заявлением, что я… Что я что? Верно ждал с самого утра повторения лишь с ней?.. Я не только ощущал, что потерял контроль над влиянием на Дану, мне ещё и сделалось невообразимо неловко от одного представления подобного развития сценария. В своей пьяной голове я бы всё переиграл по-другому, может, нашёл бы и плюсы в том, что нам выпал шанс отдалиться — если бы вспомнил, зачем на самом деле мы её пригласили; если бы не знакомая физиономия, промелькнувшая в дальней части бара, наполнившегося вдруг множеством посетителей. Я очнулся в происходящей вокруг суете, и, заметив, как лохматая сальная голова быстро склонилась над приоткрытой колбочкой, подорвался со стула. Максим спешно закрыл пробку и ловко убрал в карман то, при виде чего я сурово скривился, расталкивая посетителей, попавшихся на моем пути, с полными пивными кружками. — Дружище... Осторожнее, — я налетел на худощавого мужчину в возрасте, на усталом лице которого отразилось всепоглощающая досада. Мы остановились друг напротив друга, по его грубым рукам потекло шипящее пенное. Проследив, как Максим всполошился, заметив меня в толпе, и стал плавно удаляться к выходу, я вернулся взглядом к липкой луже пива и испорченному вечеру одного погрустневшего незнакомца. — Извините, — я достал из брюк портмоне, уложил на столешницу пятитысячную купюру. — Ещё пива, пожалуйста, этому мужчине. Когда я услышал из-за спины скромные недоумевающие отказы, а затем и пораженное «спасибо» сквозь гул голосов и звон стаканов, я уже практически оказался в дверях. На улице приятно смеркалось, ночь подступала прямо на глазах. Наконец, темнеть начинало все позже, позволяя ощущать день полноценнее. Я вывалился из бара. Тяжелые раскачивающиеся створки остались чуть позади, а причудливая походка в давно знакомой длинной куртке спешно отдалялась по узкому тротуару. От порыва свежего ветра, накинувшегося на мое разгоряченное лицо, закружилась голова. Я не мог поверить, что этот говнюк от меня сбежал… Ему и самому похоже не верилось. Поэтому, чуть пошатнувшись, я сощурился: кажется, совестливый Максим замедлился, притормозил, а затем нерешительно, с опаской обернулся. Мы стояли в разных концах пустой улицы. Надеюсь, через его чертовые обдолбанные глаза я выглядел как жуткий мутант, желающий открутить его безмозглую башку... Но Максим, видимо, моё искаженное злобой выражение лица недооценил и стал неспешно приближаться. Из бара вышла компания, а впереди неё — резкий спиртовой аромат и громкий мужской смех, отголосками разнёсшийся по переулкам. В воздухе уже вился табачный дым, когда он вернулся к дверям пивнушки и едва ли стыдливо опустил передо мной взгляд. — Ладно, чего это я… Просто думал, что ты будешь на производстве, — его чёрные зрачки радостно забегали, будто на моем месте располагался пёстрый рекламный щит об увеселительных таблетках. От мерзости, закравшейся в переполненный водкой организм, я широко гнусно улыбнулся. — А я думал, ты не крыса. — Что? — взгляд его ошарашено уставился в мои ненавидящие глаза. Я одернул Максима за худой локоть в шоркнувшем рукаве куртки, намекая ему отойти от внушительной толпы гогочущих мужиков. Мы непринужденно направились вдоль фасадов и загорающихся освещением окон в противоположном направлении от того, в котором он пытался странным образом убежать. — Ты забрал пробу в обход меня. Я увидел, как ты прятал в карман… Спросить разрешения директора не нужно, как думаешь? — брови его презрительно приподнялись. Друг, очевидно, был со мной не согласен. — Антоша… Ты чего, — скривившись от противного обращения, я заметил, как уверенность в правоте достигла пика в вострых глазах Максима. — Я же должен был попробовать, что она сделала… Радуйся, что тебе не нужно искать контрольную группу, — парень вытащил колбу за горлышко двумя тонкими пальцами и вызывающе побултыхал пробу прямо у моего разгоряченного лица. Не долго позволяя себя дразнить, словно уличную псину, я выдернул стекло из его ледяных рук и переложил в свой карман, большим пальцем прижимая пробку плотнее. — Как же мне «повезло», что у нас в лаборатории есть такой дегустатор... — резко остановившись поодаль от прохожих, я ещё какое-то время наблюдал, как друг плетётся по инерции, а затем неловко разворачивается, потеряв меня за спиной. С реакцией начинались серьезные проблемы. Тон мой неконтролируемо превратился в невинно-пакостный. — А я думал, ты от долгов собираешься избавиться… — Не понял… А я по-твоему чем занимаюсь? — Максим «подплыл» поближе, неплохо управляясь с обмякшим телом и чуть подперся об стену. Продолжал говорить он на удивление внятно. — Ты закапываешь себя всё глубже, — выпитый алкоголь выжигал в груди желчную агрессию. Кажется, я снова собирался высказаться… — Как можно пытаться изменить свою жизнь способом, которым ты ее просрал? — Ах, я просрал жизнь? — Максим уставился на меня самым ироничным обезоруживающим взглядом, какого, наверное, не было и у меня в арсенале. Он смотрел так долго, пока черные горящие глаза его не начали стухать и тяжким образом не сравняли меня с пустым местом. — Вот, как мы заговорили… Ну раз такой правильный, чего тогда согласился? Денег мало тебе? Или богатая жизнь оказалась слишком скучной?.. Да пока ты развлекаешься, я действительно стараюсь заработать на долги!.. От безысходности он пытался кусаться побольнее. Озвучив то, над чем мне ещё невольно предстояло поразмышлять очередной бессонной ночью, он нетерпеливо перемялся с ноги на ногу, посматривая на карман пальто, где была спрятана колба. Обиду за своё личное положение дел было легко спутать с завистью, и я даже чуть было не повёлся, когда снова почувствовал что-то невыразимо горделивое и непреодолимое в его словах. Ни ему, ни мне переступить эту надменность было не по силам. — А ты не зарабатывай! Вот деньги, — я резво выцепил бумажник и швырнул ему в грудь. От неожиданности парень поймал его и со злобой на меня оскалился. — Забирай, сколько нужно, да разве ты возьмёшь? — наблюдая за тем, как он чуть не плюётся кислотой, я ощутил, что мои губы расплываются в сожалеющей унылой улыбке. — Мне твои деньги не нужны! — взволновавшись, он стал часто хватать ртом воздух. Худощавые белые кисти с силой сжали бумажник и настоятельно протянули его обратно. — Конечно, не нужны… Ты и то, что тебе дают, промотаешь… — забрав кошелёк, я смерил друга окончательным разочарованным взглядом. — Не избавишься ты от долгов. Только новых наберёшь… — Закрой уже рот! — он истошно заорал на всю улицу. Ещё какое-то время душераздирающий крик раздавался в моих ушах. Я давно перестал различать, где заканчивались искренние чувства Максима, а где начиналась дурь... И от этого было жутко. Я неровно вдыхал, словно из воздуха исчез кислород, глядя за его истеричным состоянием. Мимо проходящая женщина с ужасом покосилась на нас и предусмотрительно ускорилась. Мы достигли крайней стадии неприязни друг к другу. Парень вымеренно заговорил. — Либо закрой рот, либо уматывай из этой лаборатории! — мое самообладание затрещало по швам: пульс раздался в горле. — Что сдрейфил? Я сниму помещение на своё имя… — Тебе не позволят, — увидев, что Максим готов наброситься на меня, лишь бы впредь совладать с выплёскивающейся наружу выедающей яростью, я подытожил. — Никуда я не уйду. Доведём дело до конца. — Главное, чтобы эти идиотки тебя не отвлекали, — меня передёрнуло от выплюнутой колкости. Было слышно, насколько долго он её вынашивал... Будто вторая пощечина за день. — Не твоя забота. — Ещё как моя. Ты их имеешь, а они дерутся между собой. От лаборатории скоро живого места не останется, все разнесут! Мы были словно два сосуда песочных часов: сначала злоба переполнила Максима, но теперь она перетекала в мои сомкнутые кулаки, потому что друг нашёл подходящие слова. Я был готов ударить его. Но вместо этого шагнул в противоположную сторону, не желая больше видеть смазливое обиженное лицо. — Стой, — парень вцепился в моё плечо то ли пытаясь притормозить, то ли удержаться, чтобы не упасть. Я медленно обернулся, пытаясь совладать с гневом, но на его серьезном лице уже не было и тени трепещущего ожесточения. Он будто позабыл обо всём сказанном в ту же секунду. — Ты наблюдал за ней? — За какой именно? — я с неприязнью стряхнул его руку и сурово всмотрелся в гниловатую улыбку. Саркастический вопрос Максим любезно принял за готовность продолжать разговор. — Ещё какие-то симптомы были? — не успевая за настроением друга, я старался безучастно наблюдать, как он загадочно ухмыляется. — Она плакала сегодня? Максим грезил собрать статистические данные, используя лаборантку как подопытную зверушку. Наконец, она начала проводить синтезы — теперь у него были все шансы стать экспертом на чёрном рынке... Вопросы Максим задавал прямолинейно, с каким-то садистским интересом, лишенным остатков человечности. Я долго молчал, стиснув зубы, пытаясь переварить его интонацию. — Если не будешь содействовать, дело от этого не встанет. Я тебя предупредил, что могу и сам... — Ну бредила она, спала лицом в стол часа четыре, — отнекиваясь от собственных подкрадывающихся домыслов и компрометирующего любопытства, я умолчал о том, что познакомился с Даной Евгеньевной поближе. — Это я знаю. Слишком долго вдыхала, чересчур большая доза для неё... — Слишком большая? Она же... Не умрет? — с петляющей, слегка равнодушной интонацией я постарался завуалировать животрепещущий напрашивающийся вопрос. Только мог ли Максим знать о таких далеко идущих последствиях... Он иронично покосился на меня, не удержавшись от едкого комментария. — Тебе не кажется, что ты слишком сентиментальный для таких серьезных дел?.. — в эту самую секунду я думал о том, что друг оказался на удивление бесчеловечным. Но его замечание засело мне где-то в рёбрах ноющей разжигающейся болью. — Не умрет, не умрет. Но раз уж она так много дышит этим, надо понаблюдать, какие дисфункции будут проявляться. А они точно будут… Рассматривая его тёмный пустой взгляд, обращенный в никуда, я и сам невольно задумался. Дана тогда бессвязно бормотала химические термины, недолго пыталась говорить с матерью будто по телефону, но ни один смысловой посыл я так и не разобрал. И будить не решился — лучше было дождаться, когда она проснётся сама. Я не знаю, почему так подумал... Во сне девушка подёргивалась, периодически что-то бубнила под копной волнистых волос. И когда она проснулась перед отъездом домой, уже могла выражаться разборчиво и вполне разумно. Только мне всё равно показалось, что она была слегка не в себе... — И... На что же мне следует обратить внимание? — потерявшись в сбивчивых догадках, я заметил, что Максим пристально за мной наблюдает. — На навязчивые идеи, — он многозначительно приподнял брови в доказательство того, что успел проверить действие пробы на себе. — Знаешь, я на американском форуме прочитал забавную историю. Парнишка, принимавший на протяжении нескольких месяцев, ночами уходил из дома. Его принудили к исправительным работам за грабежи, которые он даже не помнил, как их совершал... Максим весело пожал плечами, не сводя с меня тяжелый пытливый взгляд. Я улыбнулся для вида. — Действительно, забавная история...