<*>
Морган горячо предупредил сто шестьдесят человек, выбранных для охраны чатена. — «Никуда не спускаться для разведки округи, никуда не ходить», — приказал он с суровым лицом, когда утро третьего дня затихло. — «Посмотрите вокруг и скажите мне, что вы видите». — «Эм, ничего», — сказал кто-то в толпе. — «Итак», — сказал Морган, делая жест. — «Вы можете иметь сотню испанцев прямо у себя под носом и не заметить этого. Не слезайте с этих гребаных лодок, ради всего святого», — Йеджи подумала, что это нельзя было сказать еще яснее. Молчаливый коллективный кивок был ответом на слова Моргана. С этими словами остальная часть отряда отправилась в путь. Часть отправилась на маневренных в болотах каноэ, а остальные ждали возвращения пустых каноэ. По словам проводников, в полулиге дальше вверх находилась еще одна деревня под названием Седро Буэно. Там Морган планировал разгрузить каноэ с людьми, а затем, когда дорога станет чистой и безопасной, вернуться за остальными. Это могло бы занять меньше времени, если бы часть из них пошла через джунгли… но за ближайшим деревом слева от тебя мог скрываться испанец, который желал проломить тебе череп мачете, а на авантюру никто не отваживался. Даже Рюджин. Сероватая река текла в юго-восточном направлении, местами прямая, в других местах — извилистая. Слава богам, ее общее русло всегда было юго-восточным — оптимальное для плавания направление. Панама-Сити был расположен на тихоокеанском побережье одноименного перешейка. Войдя с Карибского побережья, Йеджи и остальные должны были перейти весь перешеек, чтобы совершить набег. И будь она проклята, если это было легко. Бывший капитан страдала от голода, который был настойчив, как отвергнутый любовник. Перед посадкой на каноэ она съела всего полкочана кукурузы — самое большее, что они могли позволить себе для каждого пирата. Капитаны, как и положено, ели то же самое, что и члены их команд. Одежда истощения одевала всех одинаково. Йеджи чувствовала, как ей хочется спать, но, даже если бы каноэ были пернатыми, она не смогла бы сомкнуть глаз. Ей был не чужд голод — настоящий голод, — так что она знала, как сохранять соответствующее невозмутимое хладнокровие перед лицом голода. Быть начеку, обращая внимание на все, кроме растущего кислого чувства в ее желудке, было необходимо. Обследовать джунгли; время от времени убеждаться, что ее оружие на месте; возвращать на место прядки волос, выбившиеся из-под ткани, в которую она их прятала… Что угодно, только бы не быть увлеченной желанием поесть. А акт сна включал в себя не думать, сосредоточить свое внимание на твоем дыхании, чтобы позволить сну взять тебя, но Йеджи удавалось сосредоточиться только на своих пустых кишках. Рюджин отгоняла группу мошек, а потом заметила. — «Как же хорошо укрыться от проклятого солнца». Ее голос прозвучал так сухо, что Йеджи в тревоге уставилась на нее. Рюджин, сгорбившись, приклеилась взглядом к полу каноэ. Она выглядела меньше, чем обычно. — «Тебе следовало остаться в чатене, Рюджин», — тихо упрекнула Йеджи; говорить вслух было напрасной тратой энергии. Взгляд Рюджин был переполнен упрямством и возмущением, когда она уставилась на Йеджи. — «Я в полном порядке», — подтвердила она. — «Мы застанем испанцев врасплох в Седро Буэно. Я уверена, что на этот раз они оставят немного еды», — прошептав что-то, что заставило волосы Йеджи встать дыбом, она добавила. — «Настоящая еда, хорошая еда…», — ее взгляд вернулся к доскам каноэ. «Нет, ты не слабая», — подумала Йеджи, глядя на неё. Рюджин не вздрогнула, или, может быть, она не заметила. — «Ты просто упряма, как проклятый мул», — лучше бы добыча стоила всех этих суровых испытаний. Уже вечерело, когда они добрались до пустынного Седро Буэно. Больше чем один человек хныкали, как дети, когда было выяснено, что еда бросается в глаза своим отсутствием. К большому огорчению Йеджи, здесь не было ни обуви, ни переметных сумок, ни чего-либо другого из кожи, что можно было бы съесть. О, Будда, от одной мысли о вареной кожаной обуви у нее аж слюнки потекли. На третью ночь пути Йеджи тяжело рухнула на пол кухни небольшого дома. В этот раз не было табака для жевания. Рюджин сжевала его всего несколько часов назад. Это устраивало; казалось, Рюджин было хуже, чем ей, и все, что Йеджи может сделать, чтобы облегчить ее голод, она сделает. Сон давно не был таким тяжелым, — снова и снова думала Йеджи, пока она ворочалась. Ей нужно было что-то съесть, и Рюджин тоже должна была это сделать.<*>
От Седро Буэно начиналась грунтовая дорога, по которой могли идти плечом к плечу десять человек. Около половины пиратов решили идти вдоль нее, а остальные продолжили путь в каноэ через болота. На лицах гребцов было написано облегчение: им не нужно было везти столько людей. Как обычно, в воздухе витал запах сырости, а комары могли сожрать тебя заживо, если ты не закутаешься. Пот пропитал одежду Йеджи, образовав темные пятна на ее рубашке и штанах. Ее земляки были такими же, хотя происходило здесь что-то странное. Йеджи не знала, было ли это результатом голода, который сводил ее с ума, но пот корейцев не вонял так, как пот карибцев. Для того, как они потели, запах был почти неощутим. Имейте в виду, она не жаловалась — меньше всего она хотела, чтобы ее ноздри завяли, — но это было любопытно. Местность была неровной, с рвами и впадинами, покрытыми густым подлеском. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь полог из ветвей и листьев. Он был настолько плотно сплетен здесь, что все джунгли казались одной комнатой титанических размеров. Деревья зашелестели, когда сквозь них пронесся особенно сильный порыв ветра; большие толстые листья, вращаясь, падали на землю или на чью-то шляпу. Йеджи не замечала последнего, пока треуголка не начала тяготить на ней. Один шаг за другим. Прислушиваясь к щебетанию птиц, затем к шелесту движений животных, которых она не могла видеть. Еще шаг, и еще. Внимательно наблюдая за животным. Она хотела увидеть хотя бы одного (чтобы убить и съесть его, сырым, если потребуется), но никто из них не проявлял себя. Где скрывались эти обезьяны? В верхушках деревьев. Стрелять в них было глупо. Это могло привлечь внимание. Но Йеджи убила бы как можно больше мужчин, чтобы она могла насладиться жареной обезьяной. Рюджин. Йеджи бросила на нее косой взгляд. Капитан с твердым, как камень, лицом шла прямо. Она исхудала, и Йеджи показалось, что с каждым шагом ее черты лица украдкой морщатся. Мы можем умереть, поняла Йеджи, оглядываясь назад и по сторонам. Одна хорошо подготовленная засада — и они упадут как мухи; стрела, торчащая из растительности, может убить ее, и она узнает об этом, когда уже будет расплачиваться по своему наказанию в назначенной ей Нараке. Но хуже всего было думать о том, что может случиться с Рюджин. Когда она отваживалась подумать о такой трагедии, разум Йеджи отвечал одно и то же: Я не хочу представлять, что я буду делать. Я отказываюсь думать о будущем без этой женщины. По той же самой причине она избегала думать о том, как она будет себя чувствовать, если Рюджин решит продолжать воевать. Осознание ее смертности добавило новые нагрузки на ее плечи; она встала прямо и осмотрела свое окружение, испытывая тревогу. Это было маловероятно, что ее зловещие мысли станут реальностью — их окружали больше сотни пиратов, — но немного больше внимания не повредит. Что заставляло ее двигаться, так это надежда, что вскоре она сможет найти другое испанское место с провизией. Йеджи было все равно, если бы их ждала тысяча испанцев; они отправят их всех в Нараку и съедят их еду. Ее плечи были тяжелыми, а ноги горели от всей этой ходьбы. Проклятье, почему здесь поблизости должны быть только кедры и другие неплодовые деревья? Что за неудачная шутка! Нет, нет. Успокойся. Один шаг, потом другой. И так далее… пока… пока… — «Засада!» — внезапно завопил проводник. — «У Торна-Кабальос! Ах, засада, ах!» — «Еда», — прохныкала Йеджи вместе с Рюджин и остальными. Яростное желание засунуть что-нибудь в рот вдохнуло в нее силы, которых было достаточно, чтобы закричать и бежать так быстро, как только могли нести ее ноги. Крики ее товарищей соперничали с ее собственными. Когда она обогнула поворот дороги, она увидела место, очень похожее на предыдущие. Йеджи вытянула пистолет, в то время как ее сабля была освобождена из ножен. Убить! Она должна была убить испанцев и завладеть их припасами! У них их должно быть много. О, да, да, да. Сотня мужчин вступила в место перед ней, все они завывали, как демоны из самого христианского ада. Йеджи вторглась в три лачуги, прежде чем остановиться как вкопанная посреди улицы. Пусто. И снова место было пустым. Кто-то толкнул ее, и она упала лицом в землю, но Йеджи попросту перевернулась и посмотрела на ясное полуденное небо. Она уже не хотела вставать. Она страстно желала заползти внутрь лачуги и спать, пока кто-нибудь принесет ей еды. «Но это же чистая фантазия», — подумала она и сжала свои челюсти. — «Рыбьи потроха! Дерьмо, черт возьми!» — и голос продолжал нанизывать проклятья. Йеджи перекатилась на бок и посмотрела на деревянную хижину перед собой. Стальные волосы Рюджин сбежали из своей тюрьмы и яростно хлестали по телу, пока их хозяйка разрушала стены хижины с помощью боевого топора. Черён помогала ей, и на лицах обеих было выражение чистой, грубой ярости. «Ты понапрасну растрачиваешь свои силы», — хотела сказать ей Йеджи, но она чувствовала себя такой… отделенной от всего, что ее губы не шевелились. Надежда внутри нее была разрушена, как стены, которые разрушала Рюджин, и она чувствовала себя такой же пустой, как это место. Суматоха вокруг нее звучала отдаленно. Между ней и видением Рюджин встала фигура. Йеджи медленно подняла глаза, встречаясь с пыльной, изможденной Джису. Ее брови были нахмурены. — «Что ты там делаешь, Йеджи?» — спросила она. — «Ты выглядишь так, будто больше не можешь этого вынести», — она протянула дружескую руку, на которой было кольцо с крупным топазом. «Встань, ты, плаксивая маленькая дрянь», — подумала Йеджи, внезапно рассердившись на себя. — «Кто-то должен дать Рюджин по рукам, чтобы вразумить ее и она прекратила напрасно растрачивать свою энергию», — Йеджи обещала довести их обеих живыми до конца, и она не собиралась делать это, корчась на земле! С помощью Джису она поднялась на четвереньки, а затем и на ноги. Йеджи похлопала ее по плечу и глубоко вздохнула. — «Спасибо», — сказала она, отстраняясь от нее. — «Мы отыскали пустые мешки», — сказала Джису. Йеджи так свирепо повернула голову к подруге, что та услышала хруст ее позвонков. — «Они в доме, который служит складом», — добавила Джису. Йеджи решительно кивнула и подошла к Рюджин. Она крикнула ей и Черён, чтобы привлечь их внимание, а затем сообщила им о мешках. Они вчетвером побежали на место, где остальные пираты столпились и подняли свои руки в сторону двухэтажного дома. Четверо корейцев протолкнулись локтями внутрь, и ни один не осмелился им что-то сказать. Мешки были разбросаны по полу, они были пусты, за исключением хлебных крошек, которые уже были съедены до прихода Йеджи. Черён выбрала один из мешков и подняла его. Он был большой и сшит из кожи с шерстью животного, которому она принадлежала. Неожиданно Черён впилась в него и со всей силы попыталась оторвать кусок; сухожилия на ее шее заметно натянулись, как плащи. Джису дала ей подзатыльник. — «Мы все хотим сделать то же самое, Черён, но если ты подождешь еще немного, то ты не подавишься насмерть волосами и жесткой кожей». — «Мне наплевать», — прорычала Черён, и Йеджи могла понять ее отчаяние. Ее собственные кишки, казалось, плавали в лимонном соке. — «Здесь нет горшков, чтобы сварить его», — сказал Брэдли, держа в своих руках мешок. Остальные капитаны были с ним, хотя Моргана не было. — «Проглотите его вот так и молитесь, чтобы оно потом благополучно вышло». — «Я согласна», — сказала Рюджин, причмокнув своими губами. Йеджи открыла рот, чтобы сказать ей что-то разумное — она не собиралась позволить Рюджин и другим умереть от утопления или невозможности опорожниться, — когда в дом вошли двое мужчин. Повара «Wannabe», Юнги и Хосок, обратились к своим землякам на корейском языке. — «Мы показали Моргану способ размягчить все это дерьмо», — сообщил Юнги, показывая большой палец наружу. — «Если бы я был на вашем месте, я бы припас для себя мешок», — сказал Хосок, быстро схватив один из них. — «Так вот почему его здесь нет, этого мерзавца», — пробормотала Йеджи. Здесь было недостаточно мешков, чтобы удовлетворить тысячу человек, и отставшие могли только надеяться, что им оставят небольшой кусок. Обращаясь к Черён, она сказала. — «Держи крепче. Этот будет наш». — «Идите за нами», — сказал Юнги и вышел. Остальные корейцы покинули комнату. Йеджи не заморачивалась с переводом новой информации для Брэдли. Удовлетворение дыры в ее кишках было более насущим делом.<*>
Из любопытства — и нетерпения, вызванного отчаянием, — Йеджи вгрызлась в мешок. Он был сухим и шершавым, как напильник. Она должна была использовать все свое самообладание и следовать методу, которому ее научил Юнги, чтобы смягчить его: положить его между двумя камнями, окунуть в приток Чагрес и сильно потереть кусок кожи между камнями. Это было похоже на стирку одежды, что-то такое, с чем Йеджи была знакома во время своей отставки. Наконец, она бросила вымоченный мешочек на импровизированную сковороду и «поджарила» его. Затем она выдернула волоски. В результате получился съедобный, более мягкий мешок. Приправленный маслом и уксусом, это было лучшее, что Йеджи когда-либо ела. Она едва сдерживала слезы, когда проглотила первый кусочек. Она не умрет, и Рюджин тоже. «Спасибо вам, боги. Спасибо тебе, Будда», — с признательностью подумала она, потянувшись за еще одним куском кожи. Ее челюсти разболелись от жевания, но она не обращала на это внимания. Ей нужно было пить много воды, чтобы справиться с кусками, но, по крайней мере, в жидкости не было недостатка. Это было бы последней каплей. В кругу, где она сидела, никто не разговаривал. И в других было то же самое. Начались схватки, чтобы завладеть еще мешками, хотя Йеджи и ей подобных не принуждали участвовать в них. Облегчение, охватившее Йеджи, когда она увидела, что Рюджин ест, было таким, что у нее дрожали руки, когда она ела. Они выдержат еще один день. Они могли пройти еще одну лигу, они могли немного приблизиться к Панаме. — «Я слышала разговор нескольких французов, когда шла к реке», — сказала Юна, входя в круг. — «Они все еще хотят отыскать тех так называемых испанцев из засады…» — «Я тоже этого хочу», — хмыкнула Рюджин, вытирая приправу со своей челюсти. — «У них должна быть еда…» — «Они хотят убить и съесть их», — бесстрастно закончила Юна. Все пары глаз в круге уставились на нее. Йеджи моргнула. Съесть их? Боги, нет! Ситуация тоже была не такой… Она посмотрела на своих приятелей. Пустые лица. Они же не будут думать о том, чтобы присоединиться к ним в случае чего? «Смогу ли я сопротивляться?» — подумала Йеджи. Она посмотрела на кусок вареной, безвкусной кожи в своей руке. — «Если я снова обнаружу себя голодной и они положат передо мной приготовленную, приправленную человеческую плоть, смогу ли я сказать «нет»? Буду ли я отворачиваться, сморщив нос?» «Или я буду пускать слюни, как животное, и хватать его руками?» — желудок был спокоен, Йеджи сказала бы «нет», но если бы она не ела еще два дня и они схватили бы испанцев… — «Лучше бы я никогда с ними не встречалась. Будда, дай их наблюдателям острое зрение, чтобы заметить нас, и силы, чтобы убежать и предупредить своих соотечественников», — внутренне молилась она. Разве могла она воспринимать Рюджин так же после того, как увидела, как капитан ест человеческую плоть? Если Йеджи чувствовала себя чудовищем только при одной мысли об этом, то она так не думала. — «Пожалуйста, я предпочту, чтобы они сбежали и умерли от голода», — внезапно потеряв аппетит, она засунула то, что осталось от кожи, в карман потрепанной куртки. Они никогда не обнаруживали тех испанцев. Через два часа после проникновения в Торна-Кабальос, они выходили с той стороны, с которой вошли, причем быстрее, чем раньше. Йеджи просто хотела остаться и отдохнуть в этом месте, но она проглотила свои желания и маршировала рядом с Рюджин, которая, слава богам, выглядела лучше. Обнаружив в ней силу, Йеджи взяла ее за руку. Это было приятно — ощущать грубую кожу ладони Рюджин. Хватка Рюджин была крепкой, а взгляд, которым она смотрела на Йеджи, непоколебим, как булыжник. Получив этот взгляд, Йеджи лучше терпела жжение ног, сырость и комаров. Она надеялась передать такую же энергию Рюджин. Испанские наблюдатели были компетентны. По словам Юны и Хиджин, на протяжении всего марша они предупреждали испанское сопротивление о армии пиратов даже за несколько часов до столкновения двух войск. Йеджи была удивлена, что они не решили рискнуть. Хорошо подготовленная засада могла нанести значительный урон захватчикам. Для этого нужны были только бывалые солдаты. Возможно, силы испанцев были гораздо меньше? В окрестностях Торна-Кабальос были разговоры о пятистах испанцах. Или они были неопытны? Это имело бы больше смысла. Только если они не ведут их в ловушку. Йеджи презирала это; с Юной и Хиджин в разведотряде даже белка не пройдет незамеченной. В сумерках, приближаясь к посту под названием Торна Муни — Йеджи задавалась вопросом, что бы могло означать слово «Торна», — крик предупредил о еще одной засаде. Йеджи не спешила, как в предыдущих случаях, и схватила Рюджин за руку, чтобы остановить ее от того же. Она проигнорировала хмурый взгляд своей возлюбленной и позволила остальным пустоголовым пиратам бежать, завывая. — «Если я хочу сохранить нам жизнь», — непреклонно говорила ей Йеджи. — «Это включает в себя остановку твоих ног, дорогая». — «Дорогая», — выплюнула это слово Рюджин. — «Я должна воткнуть свой меч в чей-нибудь живот». — «Тогда тебе придется сначала отрубить мне руку». Рюджин фыркнула, ясно давая понять, как она это восприняла. Она попыталась вывернуться, но Йеджи не позволила ей. Таким образом, они добрались до места, где обитали только комары. — «Удивительная засада», — пробормотала Йеджи и притянула капитана. — «Я из кожи вон лезу, чтобы сохранить нам жизнь», — прошипела она на нее. — «А ты настаиваешь на том, чтобы тебя убили». — «Отпусти меня», — потребовала Рюджин, глядя в сторону. — «Ты хочешь, чтобы я тебя отпустила?» — спросила Йеджи с опасной нежностью. — «Мне отпустить тебя, Рюджин? Ты хочешь, чтобы я тебя отпустила?» Капитан бросила на нее хмурый взгляд. — «Йеджи, не…» Йеджи фыркнула и отпустила ее. Быстрыми движениями она закатала свой рукав и развязала повязку на своем предплечье. Под ней была большая корка, темно-багрового цвета. Она потрогала ее пальцем и пристально уставилась на Рюджин. — «Пуля, которая сделала это со мной, собиралась застрять в твоей голове», — напомнила Йеджи. — «Чтобы это стало возможным, все другие варианты должны быть уже исчерпаны. Рисковать собой подобным образом должно быть последней ситуацией, в которую мы попадаем, а не первой. Подвергать себя к излишней опасности — это удел идиотов, а ты не такая», — но, по всей видимости, я такая, — с горечью добавила про себя Йеджи. Рюджин слушала ее с приоткрытым ртом, как будто готовая прервать ее в тот момент, который так и не наступил. Йеджи вздохнула, тряхнула головой и отвернулась. Хорошо, хорошо! Пусть Рюджин делает так, как ей заблагорассудится. Топая ногами, Йеджи бесцельно шла по безлюдной улице. Она была самой большой дурой в мире. Что толку волноваться, быть наблюдательной к опасности, если Рюджин снова и снова с головой уходит в вышеупомянутое? О, но Йеджи не может не беспокоиться, потому что Рюджин оказалась для нее самым важным человеком. Сохранить ей жизнь было крайне важно.<*>
Рюджин продолжала смотреть на Йеджи, как она уходила прочь. Всевозможные мысли проносились в её голове, горящие, как огненные стрелы, но она не знала, как их изложить в виде аргумента, чтобы передать Йеджи. При мысли о предстоящем сражении мозг Рюджин выдавал команду, которую было почти невозможно проигнорировать для тела капитана. Вперед. Обнажить меч. Приготовить пистолеты. Она абсолютно полагалась на свои навыки владения мечом и пистолетами, чтобы выжить. Это была не излишняя опасность, если ее было легко отразить. Черён приближалась, направляясь с той же стороны, куда ушла Йеджи. Заместитель стояла перед Рюджин и изучала ее. Она обернулась, посмотрела на то место, куда ушла Йеджи, и снова встала лицом к Рюджин. Она почесала щеку и поиграла со своим ожерельем, которое было в форме головы рыжей лисы. — «Это поразительно», — заметила она. — «Что?» — нетерпеливо спросила Рюджин. — «То, что пират готов отдать свою жизнь ради кого-то другого», — объяснила Черён очевидным тоном. — «Йеджи остановит пятьсот пуль и пятьсот стрел ради тебя. Но должна ли я сказать тебе кое-что? К тому времени она уже будет мертва». Снова Рюджин была разочарована тем, что она не знала, что ответить. — «Ты не думаешь, что мы, возможно, могли бы убить как можно больше врагов, пока мы с остальной командой?» — решила спросить она. — «Нет», — ответ был быстрым и уверенным. — «Я ценю хорошую битву так же, как это делаешь ты, но разница в том, что я не ищу ее, я позволяю ей прийти». — «Я…» — Рюджин потерла нос и, рассеянная, тщетно пыталась его выпрямить. — «Она зовет меня», — призналась она. Она подождала, пока группа французов пройдет мимо, прежде чем продолжить. — «Моя кровь становится горячей, и это похоже на нужду почувствовать это безумие». — «Грязное дело», — прокомментировала Черён. Она подошла ближе к Рюджин и положила руку ей на плечо. Выражение ее лица смягчилось. — «Но ты должна контролировать себя, Рюджин, или ты убьешь себя. Или Йеджи». Рюджин сдерживала дрожь. Неужели это было возможно? Она разговаривала с Черён, которая была с ней с самого начала этого пути разрушения и разврата. Все члены экипажа «Wannabe», завербованные в Желтом море, были подобны Рюджин, потому что ни один человек не взошел бы на борт пиратского корабля, основной целью которого было нападение на другие пиратские корабли, так что можно было сделать заключение, что они обладали такой же горячей кровью, как и Рюджин. Но Черён тоже избегала этого призыва к битве, или, как минимум, такого рода битвы, скрытной и скучной. Рюджин положила свою руку поверх руки Черён, глядя потерянным взглядом. — «Такой вид противостояния — не то, что нам нравится», — сказала она. — «Это тоже», — кивнула Черён. Это имело больше смысла. Быть убитым стрелой, которая выпущена откуда-то, откуда ты не видишь, было скучно. Клинок против клинка — это то, чего хотела Рюджин. Конечно. Как она… забыла об этом? Подобное отчаяние было на нее не похоже. — «Иди отдыхай, Чер. Спасибо за твои слова».<*>
Черён шла в противоположном направлении, поэтому Йеджи предположила, что она составит Рюджин компанию. По крайней мере, передохнуть. Черён любила своего капитана, и судя по тому, как о ней говорила Рюджин, было легко сделать вывод, что она заслужила свое место в качестве заместителя. Йеджи вместе с Юной, Хиджин и Джису разведывали близлежащие леса без факелов. Англичане и французы были идиотами, потому что используют лампы вместо ночного видения, и они были вдвойне идиотами, потому что не послушались предложения Юны о том, чтобы выключить их. Факел не освещал темноту, он заключал тебя в маленький пузырь, за пределами которого ты не мог видеть ни души. — «Такие осторожные сукины дети», — пробормотала Джису, когда они вернулись на место. — «Они ничего не оставляют. Ничего!» — сказала Хиджин, качая головой. — «Рыбьи потроха, они когда-нибудь выронят даже увядший початок?» — «Ни за что», — сказала Юна со смехом. — «Они засовывают их себе в задницу; вот почему они ходят так прямо». Такие голодные, — подумала Йеджи, пока ее товарищи смеялись. Она похлопала по своему карману, ткань вокруг которого была жирной. Она съест его, как только погаснут факелы. Долго ждать этого не пришлось. Только первая ночь была немного оживленной, а остальные ночи проходили и уходили в напряженной, унылой тишине. Ложиться спать голодным, должно быть, где-то считалось пыткой. Только это была пытка, где ты внутренне плакал. Наблюдая за прохладой ночи, Йеджи решила прислониться к дереву снаружи маленького домика. Другие люди вокруг нее делали то же самое. Ковер из листьев был предпочтительнее деревянного пола. С губ Йеджи слетел долгий вздох, когда она закрыла глаза. Чертов Морган, и будь прокляты капитаны за то, что не настояли на том, чтобы принести больше еды. Если бы Йеджи все еще была капитаном корабля, она не переставала бы докучать ему, пока он бы не сдался. Если бы она все еще была капитаном и, если бы она все еще чувствовала себя таковой. Во всяком случае, жаловаться было бесполезно. Она похлопала по своей куртке в поисках «еды». — «Ах, вот и ты». Йеджи посмотрела налево. Рядом с ней грузно присела фигура в зеленом. Усталость не оставила Йеджи, чтобы задаться вопросом, где была Рюджин. Рюджин тихонько напевала, оставаясь рядом, однако их тела не соприкасались. — «Это жертвоприношение длилось всего один день», — заметила она некоторое время спустя. — «Я чувствую, как Солнце снова хочет убить меня». — «Но мы проходили через джунгли», — заметила Йеджи, закрыв глаза. — «Оно нападает на меня в виде сырости». — «Это, плюс ходьба целый день, вот что так быстро истощает наши силы». — «Да? Боже». Йеджи не ответила. Она прекрасно помнила разговор, случившийся час или два назад. — «Знаешь…» — начала Рюджин. — «Я подумала о твоей корке… то есть о том, что ты мне говорила». Йеджи повернулась, чтобы рассмотреть ее в ночном свете. Рюджин смотрела вверх на полог ветвей, который пропускал немного лунного света. — «Мне жаль», — тихо сказала Рюджин. — «Я жажду всего, что вытащит меня из этого ужасного гнета, коим является марш, и забываю все остальное», — она повернула голову к Йеджи, которая не могла заглянуть в ее окутанные тенью глаза. — «Впредь я постараюсь держаться подальше». Йеджи внимательно наблюдала за ней, пока она говорила, и облегчение захлестнуло ее, когда она увидела, что руки Рюджин остаются неподвижными на ее коленях. Она говорила от всего сердца. — «Я верю тебе», — сказала Йеджи. — «Импульсы трудно контролировать. Но, Рюджин», — и ее голос приобрел уверенность. — «Ты больше, чем твои импульсы. Ты — воин, сражайся с ними. Усмири их». — «Я не хороша в борьбе с чем-то, чего я не могу видеть», — призналась Рюджин с, Йеджи была удивлена, неуверенностью. — «Ты сможешь», — заверила Йеджи. — «Ты не можешь позволить чему-то победить тебя, верно?» — пошутила она. Рюджин засмеялась, заставив ее улыбнуться. Она закончила с: — «К тому же, это не то, как ты хочешь сражаться, не так ли? Ты хочешь это сделать лицом к лицу, а эти собаки будут избегать этого пока они могут». — «Да, это правда», — сказала Рюджин после нескольких минут размышлений. — «Прости. О, и я обещаю, что все еще думаю над своим решением». Йеджи потянулась к ее руке и переплела их пальцы. — «Я знаю, что думаешь», — заверила ее Йеджи. — «Ты можешь подумать об этом, пока мы не выберемся отсюда. Ммм…» — Йеджи хотелось бы, чтобы она чувствовала желание поговорить, но она этого не сделала. — «Ты что-нибудь ела?» — «Нет, с полудня», — призналась Рюджин. — «Но я в порядке», — она звучала не очень уверенно. Йеджи вытащила кусок кожи и крепко сжала его; ее пальцы испачкались в скользкой приправе. Эгоистичная часть её вопила, говоря ей подождать, пока Рюджин уйдёт или заснет, чтобы съесть это, но Йеджи проигнорировала это с усердным усилием. Она похлопала по плечу Рюджин, которая прислонилась головой к дереву, и показала ей изделие. — «Возьми это», — предложила Йеджи. — «У тебя еще что-то осталось?» — с надеждой спросила Рюджин. — «Нет», — сказала она с усилием. — «Это твое», — жажда в ее голосе была очевидна. — «У меня было два куска от кого-то, кто отказался есть свой», — с легкостью солгала Йеджи. — «Я съела один недавно», — она снова солгала. — «Я припасла один для тебя». Как удачно, что темнота смягчила пронзительный взгляд Рюджин. Она взяла кожу. Йеджи сдержала себя от печальной гримасы. — «Спасибо, правда», — сказала Рюджин с набитым ртом, счастливая. Йеджи хмыкнула и повернула голову в другую сторону. Она пососала свои пальцы, а затем руку, чтобы почувствовать что-то соленое во рту. Это не облегчило ее голод — это было все равно, что щипать кита до смерти, — но это дало ей видимость того, что она что-то съела. Она уже погружалась в сон, когда почувствовала, как под ее рукой устроилась Рюджин. Йеджи молча прижала ее ближе и положила свою голову на макушку головы Рюджин. Обе их шляпы лежали на земле перед ними. Йеджи задалась вопросом, сможет ли она заснуть с острой болью, которая поселилась в ее кишках. Она попытается. Если бы она сражалась с таким врагом, она бы с радостью сделала это. Что угодно, только бы сохранить жизнь Рюджин.