<*>
Мигель проверял канаты на бизань-мачте, когда дозорный прокричал: — «Судна без флагов по левому борту! Два судна без флагов по левому борту!» Мигель, с легким беспокойством в животе, закончил проверку канатов и спустился на палубу, присоединяясь к другим членам экипажа, которые бормотали и указывали на два корабля вдалеке. По мере того, как Мигель видел эти суда, точки становились немного больше, что указывало на их быстроходность. Чёрт, нет. То, что произошло дальше, казалось, свершилось очень быстро. Корабли произвели предупредительный пушечный выстрел, «Lady Benevolent» взяла полный ход, и теперь её преследовали корабли, хоть и меньшего размера, но в количестве двух штук. И оба были оснащены артиллерией. Закончив свою задачу, Мигель мог только смотреть вдаль, на ту массу, которая называлась Сан-Лоренцо. Испанский флаг высоко развевался! А у «Lady Benevolent» был попутный ветер. Она доберётся до порта и окажется под защитой артиллерии раньше этих жалких пиратов. Тем не менее, Мигель слегка дрожал во время погони. Говорили, что пираты более или менее политические, но у него не было желания выяснять это. И меньше всего после того, как он отказался от предложения о капитуляции. Вход в гавань, расположенную у подножия скалы, был сопровождён похлопываниями по спине и облегчёнными вздохами. Мигель, улыбаясь, перевёл взгляд в сторону пушек, ожидая, когда они придут в движение и наведут прицел на эти чёртовы корабли… Пушки нацелились на «Lady Benevolent». Улыбка Мигеля угасла. — «Что вы делаете?» — закричал он на фигуры, которые не мог хорошо разглядеть. В поле зрения появился человек, расы которого Мигель никогда раньше не видел, и направил чёрное дуло пистолета прямо на Мигеля, который отступил на шаг. Мужчина широко улыбнулся. — «Большое вам спасибо, что сдались, джентльмены», — крикнул незнакомец. — «Вы не представляете, как я рад вас видеть».<*>
Комната была залита тем же светом, что и в прошлый раз, и Йеджи подумала, не заснула ли она на несколько секунд. В этом лихорадочном состоянии время текло неразборчиво. Ей потребовалось много времени, чтобы открыть правый глаз — бушующие моря, может кто-нибудь уберет то, что застилало её левый глаз, — и уставиться в потолок. Она горячо желала, чтобы это был не второй этаж. Больше никакой высоты. Периферийным зрением она мельком что-то увидела. Кто-то сидел на стуле справа от неё. Он не двигался. Йеджи пыталась разглядеть его как можно лучше, но в её положении это было трудно. Тяжело дыша, она повернула голову в ту сторону. И была озадачена, увидев серые волосы. Что здесь делала пожилая женщина? Она спала, откинув голову на высокую спинку стула, сложив руки на коленях. Было трудно разглядеть её черты, хотя этот нос… «Рюджин, о, дорогая. Ты жива», — сердце Йеджи забилось быстрее, а часть головы запульсировала в ритме. Облегчение охватило её, как прилив. — «Спасибо, слава богам», — под глазами у Рюджин были тёмные, почти чёрные мешки, и у Йеджи создалось впечатление, что она постарела. Она напомнила Йеджи себя, когда жила в «Кинжал в банке». Она изо всех сил старалась привлечь внимание Рюджин. Ей это было необходимо. Ей нужна была Рюджин, нужно было прижаться к ней, найти в ней силы. Она открыла рот и издала хриплый звук. Рюджин не двигалась. Йеджи повторила звук и, разочарованная собственной беспомощностью, проскулила — звук, недостойный её. Но ей было все равно. Она проползла бы по грязи, если бы это разбудило Рюджин. Рюджин слегка пошевелилась, затем издала вздох, который звучал совсем не спокойно. Она пожевала, открыла глаза и посмотрела на Йеджи. Она сидела так неподвижно, что Йеджи задумалась, не превратилась ли она в камень. Йеджи настойчиво пошевелила пальцами. — «Йеджи», — неуверенно позвала Рюджин. — «Йеджи, ты меня понимаешь?» — она прижала кулак к переносице. «Да! Конечно, понимаю», — подумала Йеджи, но произнести эту фразу было слишком сложно. Она решила проговорить что-то другое. Имя, которое она ни в коем случае не могла забыть, даже если бы часть её души была вырвана из неё. — «Рюджин». Рюджин втянула воздух, и её тусклые глаза, казалось, впервые видели Йеджи. Она вскочила на ноги, протянула руки к Йеджи, но затем быстро отдёрнула их, как если бы прикоснулась к чему-то обжигающему. Казалось, пять различных эмоций боролись за то, чтобы овладеть чертами лица Рюджин. — «Ладно, я должна позвать Марию», — запинаясь, сказала Рюджин. Она вышла из поля зрения Йеджи. — «Да, это важно, важно», — тихий скрип открывающейся двери. — «Или нет», — воцарилась плотная тишина на несколько секунд, хотя инстинкт подсказывал Йеджи, что она всё ещё там. — «Я не знаю, не знаю, не знаю!» Вялость недавнего пробуждения в сочетании с умственной и физической слабостью, вызванной недугом, вместе создали в Йеджи титаническое замешательство, препятствующее ей понять, что происходит на Земле. Кто такая Мария? Что вообще происходит? Рюджин показалась в поле зрения Йеджи, ограниченное тем, что закрывало её левый глаз. — «Йеджи?» — Йеджи моргнула в знак того, что она слушает. — «Слава богам, тысяча благодарностей святым богам», — с пылкостью в голосе добавила Рюджин. — «Ммм, подожди минутку, да? Я должна найти Марию, я думаю, это будет лучше всего. Да, я так думаю. Она живет в другом монастыре, со своей сестрой. Сестра всегда бросает на нас злобные взгляды, вот идиотка. Я хочу сказать, что она рядом. Я сейчас вернусь», — она снова вышла, и на этот раз её шаги удалялись, пока совсем не затерялись. Не смей никуда уходить. Яростная мысль пришла слишком поздно. Гнилые рыбьи кишки, всё, чего она хотела, это чтобы Рюджин была рядом. Даже по-прежнему в замешательстве, радость от осознания того, что Рюджин жива, была ясной, как солнечный лучик. Несколько мучительных минут она провела в плотной тишине. Сверху над ней находилось что-то вроде системы шкивов, с которых спускались верёвки, идущие, по предположению Йеджи, к её ногам. Ей удалось поднять одну руку — каждое движение требовало огромного усилия — и с размаху провести ею по лицу. Сдавленный крик вырвался из неё, когда вновь нахлынула боль. Рана. Сок-Ныль нанёс её, не так ли? Йеджи почти ничего не помнила из того, что произошло. Нападение, агония в её лице, смерть того несчастного, взорвавшаяся бочка… и огонь. Она снова услышала треск пламени, позади себя, нагрянувшего, чтобы забрать её, утащить в утробу, где Йеджи будет разрываться от боли, пока от неё ничего не останется, кроме пепла. В ужасе Йеджи попыталась подняться, чтобы спастись от этих огненных языков, но ей удалось сделать лишь судорожное движение. А её ноги болтались на этих чёртовых верёвках. Она боролась изо всех сил, голова пульсировала от усилий, а ноги гудели от боли. Она находилась в таком состоянии, когда вошли Рюджин и ещё одна женщина. Рюджин поспешила к ней и осторожно взяла её за руки. — «Эй, эй, что случилось? Что произошло?» — спросила она встревоженно. Йеджи отказалась от своей жалкой попытки убежать, стихнув. — «Ничего», — прохрипела она, уже спокойнее, когда рядом была компания, напоминающая ей, что поблизости нет огня. — «Ничего», — она слегка вздрогнула. Рюджин продолжала смотреть на неё с беспокойством, и это чувство, казалось, смешалось со многими другими, которые было не узнать. Йеджи услышала лёгкое плескание воды, затем капли, разбивающиеся о поверхность. Что-то мокрое и мягкое прижалось к её левой руке. — «Это тряпка», — ответила Рюджин на немой вопрос Йеджи. — «Это поможет тебе почувствовать себя бодрее», — она взглянула на другую женщину. — «Дай мне это, я сделаю сама». Рюджин с особой нежностью вымыла руки, ноги, торс и лицо Йеджи. Это была такая нежность, что Йеджи чувствовала не столько прикосновение тряпки к своей потной коже, сколько прикосновение пальцев Рюджин, пронизывающих её кожу жаждущим теплом. Рюджин нахмурила брови в сосредоточенности, как будто боялась быть грубой и причинить Йеджи какую-то боль. Она обращалась с Йеджи так, словно та собиралась сломаться, и Йеджи не стыдилась признать, что ей это нравится. После стольких кошмаров и лихорадочных снов она жаждала найти спокойствие, и только один человек мог дать ей его. — «Хочешь поесть?» — спросила Рюджин, после того, как закончила и протянула грязную тряпку другой женщине, взгляд которой Йеджи чувствовала на протяжении всего пребывания в компании. — «Ты обязательно должна поесть», — мягкий тон, который, однако, не допускал никаких возражений. Желудок Йеджи сжался, но она кивнула. Возможно, запах разбудит в ней аппетит. Рюджин, словно лишившись сил, опустилась на стул справа от постели Йеджи. — «Мария, ты иди». Мария, испанка, кивнула и незамедлительно удалилась. Ручка двери опустилась на место, после чего наступила тишина, в которой Рюджин спрятала лицо за ладонями. — «Рю, что случилось?» — спросила Йеджи, которой начинало надоедать, что её голос звучит слабо и вяло. — «Я всегда думала, что мои руки созданы для разрушения», — сказала Рюджин после пары тихих ударов сердца. Она убрала руки от лица и посмотрела в потолок. — «Чтобы убивать, и я никогда не жаловалась на это. Я нуждалась в них, чтобы убивать пиратов. Чтобы разорять деревни. Разрушать и разорять. Идеальная вещь для воина. И самое худшее для возлюбленной», — она смотрела куда-то рядом с Йеджи, но не на бывшего капитана. — «Ты — мой драгоценный камень. Я думала, что эта чёртова… воинственность, эта жестокость, тоже добралась до тебя и уничтожила», — она покачала головой, и черты дрогнули. Рюджин слишком сильно надавила на ноздрю, так сильно, что Йеджи хотела предупредить её, что она сломает перегородку, если будет продолжать, но потом вспомнила: Рюджин делала это, когда… — «Прости», — дрожащим голосом сказала Рюджин. Её глаза были плотно закрыты. — «Я была там несколько дней, выслеживала сбежавших горожан, спасала из пепла столько добра, сколько могла, всё ещё гадая, жива ли ты. Притворялась, что меня не разрывает изнутри», — что-то блеснуло в уголках ее глаз. — «Я снова и снова говорила себе, что с тобой всё будет хорошо, но…» — её голос сорвался, и слёзы покатились по щекам, пока она продолжала давить на нос. — «Я не верила в это. Я верила только в то, что ты умрёшь из-за меня. Я думала, что своими руками уничтожила свой драгоценный камень. Мне жаль, что я сомневалась в тебе. Прости меня з-за…» Дальше некуда. Рюджин тихо плакала, спрятав лицо в руках, как будто ей было стыдно предстать в таком виде. Лишь несколько всхлипываний, сопровождаемых лёгкой дрожью тела, указывали на то, что Рюджин всё ещё даёт выход своим смешанным чувствам. Йеджи была потрясена до мозга костей: она впервые увидела, как Рюджин ломается и плачет. «О, дорогая, это нормально — сомневаться. Я не такая особенная, чтобы пережить ужасные ранения, и это не твоя вина», — хотела сказать она, но силы подводили её. Она едва могла оставаться в сознании. Йеджи, однако, приложила все силы, чтобы дотянуться до Рюджин и прикоснуться к её ноге. Рюджин раскрыла лицо и посмотрела на Йеджи, затем на протянутую руку, лежащую ладонью вверх. — «Всё в порядке», — прохрипела Йеджи. Не колеблясь, Рюджин придвинула стул как можно ближе к кровати. Йеджи обхватила её щеку и погладила большим пальцем, кожа под подушечкой была упругой. Ресницы Рюджин блестели, влажные, как и щёки, придавая ей беззащитный вид. Разве она не мучилась несколько дней от мысли, что как-то сильно обидела Йеджи? Прошло неопределенное количество времени, на протяжении которого Йеджи смотрела на плачущую возлюбленную, слишком потрясённая, чтобы делать что-то ещё. — «Все мы когда-нибудь ломаемся», — сказала она, набравшись нужных сил. — «Это нормально, и даже лучше, если это происходит… после… борьбы со всем», — говорить было больно, ей нужно было больше воды, но она проигнорировала протест в горле. — «Это не твоя вина. Не твоя вина в том, что над тобой доминировали воинственные импульсы. Главное, что ты овладела ими», — она сделала паузу, чтобы собраться с силами. — «Воин ищет насилия, когда нет любви. Ты уже осознала, что у тебя есть любовь». — «Слишком поздно», — пробормотала Рюджин. — «Слишком поздно, если бы я умерла», — ответила Йеджи. Боги, она чувствовала себя так, будто великан сжимает её ногу. Она усмехнулась, надеясь, что это отразилось в её голосе. — «Я здесь, не так ли?» Рюджин подняла веки, открыв покрасневшие глаза. Слабость в зените, зрелище, которое довелось наблюдать только Йеджи. Рюджин переплела свою руку с ладонью Йеджи и поцеловала её в тыльную сторону, затем прижалась к щеке Йеджи. Йеджи вздохнула, она очень скучала по любящим прикосновениям Рюджин. — «Да, вот ты где», — пробормотала Рюджин, глядя на неё с тем чувством, которое до сих пор заставляло Йеджи чувствовать себя особенной. — «Многое произошло…» — «Сейчас», — прохрипела Йеджи, — «я согласна на большее количество воды». — «Ах», — глаза Рюджин распахнулись. — «Чёрт, да. Ты, должно быть, чувствуешь себя дерьмово. Пойду позову Марию, она не торопится с едой». Она попробовала встать, но Йеджи, внезапно отчаявшись, крепко схватила её за куртку. — «Не уходи», — хныкала она, боясь снова погрузиться в кошмары. — «Это займёт всего минуту», — заверила её Рюджин, даря успокаивающую улыбку. — «Я клянусь», — она похлопала Йеджи по руке, и Йеджи отпустила её куртку. — «Я побегу, если ты хочешь». — «Хочу», — сказала Йеджи, положив руку обратно к боку. Рюджин выполнила обещанное; как только она вышла, Йеджи услышала её торопливые шаги и шум, который быстро угас. Желание сходить в уборную было давящим, но Йеджи отказывалась лишний раз пачкать себя. «Хотя, не знаю, как мне удастся встать, правда. Моё лицо и глаза так сильно чешутся». Она задремала против своей воли, когда звук открывающейся двери вернул её к бодрствованию. Над ней склонилась та же испанка, что и раньше. Никогда в своих самых безумных мечтах Йеджи не представляла, что за ней будет ухаживать испанка. Где были Джихё и Наён? Она хотела, чтобы Джихё была здесь. — «Наён находится с другим отрядом далеко от города», — сообщила Рюджин, словно заметив внутренний вопрос Йеджи, — «но Мария так же хороша, как и она. Может быть, даже лучше». А Джихё? Она бросила взгляд на Рюджин, зная, что та поймёт немой вопрос. Она так и сделала, и ответом было покачивание головой. Йеджи закрыла глаза, убитая горем. «Проклятье. Покойся с миром, Джихё. Мне будет не хватать твоего одноглазого лица». Мария подвела систему шкивов ближе, чтобы ей было удобнее, но это движение послало серию уколов в правую ногу Йеджи. Ощущение прохладной воды, стекающей по её пересохшему горлу, было прямо-таки райским. Вода забрала с собой ощущение мути, немного прояснила голову. Желание спать утихло, и она приложила дополнительные усилия, чтобы полностью прогнать его. — «Я голодна», — объявила Йеджи, когда воронка была убрана. Она протёрла ресницы, удивляясь, что способна на такое. — «Дай мне этот суп и принеси немного маниоки», — приказала она Марии. Мария удивлённо посмотрела на неё, не рассчитывая, что она будет говорить на ломаном испанском, но взяла себя в руки и ответила: — «Что это?» — «Не донимай меня», — вздохнула Йеджи. — «Ну, не важно.» Она ела с помощью Рюджин, так как не собиралась позволять этой испанке кормить её. Когда она закончила, ей снова захотелось спать. Она сообщила об этом Рюджин, и Рюджин отослала Марию назад, но не раньше, чем поблагодарила её. Потом Рюджин села на стул, взяла Йеджи за руку и оставалась там, пока она не заснула. К счастью, этот сон был чёрным.<*>
— «Хорошо», — сказала Йеджи, проснувшись ночью того же дня. — «Что случилось?» — «Чего только не было», — вздохнула Рюджин, присаживаясь на прежнее место. Рюджин принялась рассказывать ей обо всём, что произошло со дня битвы, начиная с того, как она нашла Йеджи посреди улицы, выходящей из самой Нараки — Рюджин рассказывала об этом напряжённым голосом — и заканчивая неделей мародерства, последовавшей за тем днем. Как и ожидалось, люди умирали. Однако Йеджи было больно слышать об этом. Джихё, которая могла и говорила с ней о травах и мазях часами. Именно благодаря ей Йеджи так давно удалось спасти Рюджин. Хосок, который от скуки рассказывал о кухонных хитростях. Йеджи пыталась опробовать некоторые из них в «Кинжал в банке», но это привело только к тому, что ей запретили когда-либо прикасаться к кухне. Минджу, её штурман, которая читала звезды, как книги, и чьи глаза иногда сверкали, когда она с волнением смотрела на ночное небо. И павшие из первоначального состава «Wannabe», те, с кем Йеджи проводила меньше времени, чем ей хотелось бы. По крайней мере, Джису выжила. Если бы она тоже умерла, это был бы ужасный удар. — «Соён выжила?» — спросила Йеджи, прерывая Рюджин. — «О, да. Я забыла об этом упомянуть. Но я не видела её с третьего дня», — добавила Рюджин, озадаченная. — «В тот день несколько кораблей отправились за галеоном, замеченным в Табоге и Табогилле, да?» — «Да, но один из них не вернулся с остальными… А те, кто вернулся, сказали, что слышали пушечный огонь вдалеке… Нараки», — понимание поразило Рюджин почти до комичности. Йеджи выругалась вполголоса. Соён научила её пользоваться метательными ножами, и эта техника бесчисленное количество раз спасала Йеджи жизнь. «А ты идешь и умираешь», — подумала Йеджи с огорчением. — «Дура». Пришла Мария, неся миску говяжьего супа. Та же еда, что и раньше, но у Йеджи пробудился волчий аппетит. — «Может, она потерялась на одном из островов», — без особого энтузиазма сказала Йеджи. — «Как бы то ни было, она должна была остаться здесь». — «Я знаю, какой она была», — сказала Рюджин. — «Она начинала мне нравиться». Йеджи дотронулась до перевязанного лба, когда зуд усилился вдвое. Она чуть-чуть почесала, чувствуя приятную боль. — «Я хочу снять это», — заявила она. Она обратилась к Марии: — «Эх, сними это и принеси мне зеркало». — «Ты уверена?» — быстро вмешалась Рюджин. Чутье говорило Йеджи, что в её отражении ждёт нечто ужасное. Она осознала, что всё это время знала, что это такое, и её разум уже сделал свою работу, чтобы принять это. — «Да, меня это не волнует. Мария, сними это с меня. Рюджин, возьми зеркало». Обе женщины обменялись взглядами, и самое любопытное было то, что они, казалось, искали помощи друг у друга. В конце концов, Рюджин кивнула и направилась в ванную. Вонь засохшей крови и мази усилилась, когда Мария сняла с лица Йеджи повязку, заполненную засохшими корочками мази. Бывший капитан попыталась открыть левый глаз, но шов не позволил ей этого сделать. Рюджин вернулась с ручным зеркальцем, которое Йеджи взяла и поднесла к лицу. Ей хотелось смеяться. Рана была изогнутой; она начиналась возле правого виска, шла вниз, а затем по диагонали пересекала корень носа Йеджи, из которого был вырезан крошечный кусочек. Она прошла напрямую через центр левого глаза Йеджи, разрезав верхнее веко и заставив оставшиеся части соединиться и закрыться, натянувшись. Наконец, рана увенчала её левую скулу и спустилась вниз по ней к уху. Это была линия багровых струпьев, окаймленных тускло-красным. Шовная нить была того же цвета. Это было то, что вы получали, когда игрались с мечами. Ты выходил мертвым, раненым или покалеченным. Из болезненного любопытства она хотела взглянуть на свою левую глазную впадину. Йеджи почесала рассечённое веко, шипя от удовольствия и боли, когда в черноте её зрения вспыхнули цвета. — «Это или голова, разрубленная пополам», — прохрипела Йеджи, отталкивая зеркало. — «Божественно». — «Что случилось, Йеджи?» — Рюджин, казалось, слишком долго сдерживала вопрос. — «Почему ты оказалась на горящей улице с такими травмами?» — «Сок-Ныль пытался убить меня», — ответила Йеджи, глядя в потолок. — «Его подослал Леру. Он думал, что завоевал моё доверие, чтобы ударить меня в спину, но, к счастью, я никогда не сводила с него глаз». Если бы он не сделал шаг назад, когда перевернул меня, если бы он не оборонялся, он бы оставил меня на полголовы ниже. — «Ублюдок», — пробормотала Рюджин. — «Ты убила его?» — «Конечно, убила», — Йеджи снова наслаждалась воспоминаниями. Ей хотелось рассказать Рюджин более подробно о том, что произошло, но она плохо помнила события. Боль, кровь, страх — всё смешалось в бушующую массу. — «Прости за пожар, наверное», — это она помнила. Рюджин пренебрежительно махнула рукой. — «Что касается меня, то весь перешеек мог бы сгореть, пока ты жива», — сказала она небрежно. — «Леру, вечная агония для тебя». — «Как ты поэтична», — сказала Йеджи с улыбкой. Она искоса бросила взгляд на Марию, которая всё это время стояла в другом конце комнаты. — «Ты можешь идти», — так и поступила испанка. Йеджи опустила взгляд на теплую миску с супом в своих руках, но ощутила на себе пристальный взгляд. Когда она увидела Рюджин, было очевидно, что она чего-то хочет. — «Ты что-то хочешь, Рюджин?» — мягко поинтересовалась Йеджи. Рюджин моргнула и слабо улыбнулась. Вместо того, чтобы ответить, она встала и наклонилась к лицу Йеджи. Йеджи отстранилась, и Рюджин остановилась, в замешательстве. — «Мое лицо в беспорядке», — прошептала Йеджи, внезапно почувствовав себя застенчивой. Она никогда не заботилась о своей внешности, но то, что её лицо было разбито перед глазами Рюджин, вызвало в ней то представление о себе, которое ей привила Айрин. — «Это ложь», — прошептала Рюджин в ответ. — «Скажи мне, ты считаешь меня хорошенькой?» — «Самой красивой», — без колебаний ответила Йеджи. — «И всё же я знаю, что мой нос омрачает моё лицо», — сказала Рюджин. — «Так?» — «Так… Я вижу красоту, которая не видна невооруженным глазом», — задумчиво ответила Йеджи. — «Ты понимаешь. Мне нравится льстить твоей красоте, и я не остановлюсь, даже когда мы состаримся, потому что я буду продолжать видеть это в твоей улыбке и в твоих глазах», — она погладила большим пальцем щеку Йеджи. — «Ты красивая, Йеджи». — «Ну, тогда… давай», — пробормотала Йеджи. Почему-то казалось, что время, когда её сердце сжималось от красивых слов, ещё не совсем позади. Рюджин мягко поцеловала её в губы, и Йеджи обнаружила, как прижалась к её затылку, чтобы продержаться подольше. Никогда ещё одно прикосновение губ не было таким приятным и желанным. Рюджин вернулась на своё место, облизывая губы. — «Я многое спасла из развалин», — прокомментировала Рюджин, пока Йеджи ела. — «Город всё ещё горит?» — спросила Йеджи, пережёвывая мясо с косточки. — «Нараки, да. Не похоже, что это когда-нибудь закончится». Разговаривать с Рюджин было приятно. Было приятно, что она снова рядом.<*>
В день, когда минуло две недели с момента её прибытия в Панаму, Йеджи вышла из комнаты, где она лежала. Она собиралась просто немного погулять по монастырю, но Рюджин яростно возражала, так сильно, что Йеджи хотелось надавать ей тумаков, чтобы заставить её отступиться. Но этого не понадобилось; в конце концов, Рюджин помогла ей встать на ноги и передала деревянные костыли. Сила рук Йеджи позволила ей без труда поддерживать ногу с шиной. Свежий воздух был благословением, а солнце — желанным теплом. Кроме Йеджи и Рюджин, никто больше не бродил по монастырю. Обычные жители монастыря находились в других местах, поэтому здесь царила приятная пустота и тишина. Йеджи смогла пройти всего десять минут, прежде чем правая нога начала её беспокоить. Ей пришлось присесть на гранитную скамью, тяжело выдохнув. Рюджин, вооруженная, словно ожидая битвы в любой момент — что нельзя было исключать; Йеджи сама таскала с собой пистолет — сидела с хорошей стороны от Йеджи. Теперь у неё была «хорошая сторона» и «плохая сторона». Половина её поля зрения исчезла навсегда, и теперь Йеджи приходилось прилагать дополнительные усилия, когда она смотрела на вещи слева от себя. Это была неприятная перспектива, но Йеджи не жаловалась. Жизнь никогда не стоила слишком дорого. — «Осмелюсь сказать», — прокомментировала Рюджин, — «мы уже проверили город от края до края. На западе на равнине лежат груды сокровищ; мы получим очень щедрую долю». — «Приятно знать, что всё это было хоть как-то полезным», — ответила Йеджи. Она неосознанно потёрла рану на лице. — «Эх, по крайней мере, я получу за это деньги», — пошутила она. — «Хотя, полагаю, не за счет ноги», — ответила Рюджин, как будто они говорили о покупке сардин с чешуей или без. — «Я имею в виду, ты всё ещё с ней и всё такое». — «Да, ну, это уже что-то, не правда ли?» — «Ты уверена, что не хочешь ампутировать её? Тогда мы сможем получить за неё ещё немного денег». Йеджи закатила глаз и нежно сжала её плечо. — «Нет, спасибо», — она решила сменить тему. — «Ты сказала, что сбор более или менее готов, нет? Чего же тогда ждёт Морган, прежде чем отдать приказ об отступлении?» — «Думаю, он не в настроении веселиться (и убивать и пытать)», — ответила Рюджин. — «К тому же он продолжает посылать по двести человек в день, чтобы прочёсывать сельскую местность. Каждый день они возвращаются с новыми пожитками от сбежавших горожан. Люди из Святого Лаврентия захватили испанский корабль, на котором было довольно много припасов, так что они могут прикрыть наши спины еще немного», — Рюджин усмехнулась. — «Пойми — они захватили его под развевающимся испанским флагом в форте. Корабль приближался так спокойно, и его люди не заметили ловушку, пока не стало слишком поздно». — «Держу пари, Чонгук хорошо посмеялся над этим», — засмеялась Йеджи. — «Ах, испанцы слишком глупы…» Дверь, соединяющая церковь, с силой распахнулась, и в монастырь вошла высокая, стройная женщина, за которой следовала более низкая. Вторую звали Мария, но кто же Нарака была первая? Рюджин поднялась на ноги при первом же шуме и уже схватилась за рукоять меча. Её поза была боевой. Высокая женщина подошла к ним властной походкой, а Мария что-то ныла ей и дёргала за рукав. У них было определённое сходство. Женщина расположилась перед Рюджин на безопасном расстоянии и сложила руки. Йеджи различала, когда у кого-то была хорошая осанка, а у этой женщины она была внушительной, как галеон. — «Так вот с кем тебе пришлось иметь дело, Мария», — проговорила она на, Йеджи была удивлена, ломаном английском. Она одарила Йеджи презрительным взглядом. — «Жаль, что она не умерла». — «О чём…?» — начала Рюджин, выпрямившись. — «Кто эта женщина, Мария?» — Йеджи оборвала её. Мария открыла рот, но женщина опередила её: — «Её сестра, Хуана. Ваши — такие имбецилы, что они подумали, что я врач, как и моя сестра, и позволили мне сопровождать её», — небольшая улыбка триумфа. — «Я хочу, чтобы ты знала, что моя сестра и я не благодарны за то, что эта Лиа сделала для неё». — «Ты хочешь умереть…?» — тихо спросила Рюджин, делая пару шагов вперед, но Йеджи поймала её и заставила сесть. Рюджин смотрела на неё в замешательстве. — «Подожди», — сказала Йеджи на корейском. — «Это интересно», — затем сказала Хуане на испанском: — «Ты не очень-то ценишь свою жизнь, раз пришла вот так и говоришь такие вещи своим захватчикам». — «До тех пор, пока вы, грязные захватчики», — ответила Хуана, не обращая внимания на испуганный взгляд сестры, — «знаете, что никто не благодарит вас за всё, что вы делаете, стоит рисковать жизнью. Ах, вы спасаете достоинство моей сестры от одного из своих, и хотите, чтобы вас отблагодарили!» — «Тот, кто хотел принудить твою сестру, был не человеком Рюджин», — холодно ответила Йеджи, — «а Моргана или ему подобных. Лиа…» — «Среди вас нет никаких «видов», — прервала её Хуана. — «Вы все сбились с Божьего пути, воруете и убиваете хороших людей». Йеджи была откровенно удивлена. Ни один испанский горожанин никогда прежде не перебивал её так дерзко, без видимого страха закончить воем от боли. — «Лиа», — спокойно настаивала Йеджи, — «рисковала своей жизнью, чтобы спасти твою сестру. Она действительно рисковала своей жизнью, скрестив мечи с тем парнем, не знаю, если ты это понимаешь. Я не знаю, понимаешь ли ты это». — «Я уверена, что она хотела ликовать, видя, как моя сестра восхваляет её», — отмахнулась Хуана, бросив косой взгляд на Марию, которая оставила попытки остановить её и теперь крепко сжимала своё платье, бледная, как пергамент. — «Ммм, ну, нет», — ответила Йеджи, покачивая головой. — «Я не думаю, что Лиа когда-либо говорила с ней снова. Возможно ли это, Рюджин?» Рюджин, пристально наблюдающая за обменом мнениями, моргнула и пробормотала: — «Ахм, да, мне так кажется». — «Видишь?» — Йеджи продолжила. — «Лиа спасла её, потому что в экипаже Рюджин, в нашем экипаже, мы не позволяем варварства. Хотя, если ты будешь продолжать испытывать свою удачу, возможно, мы сделаем исключение», — закончила Йеджи мягким, почти ласковым тоном. Хуана впервые заколебалась, но затем вернулась к обвинению: — «У меня нет причин верить грязным словам пирата. Вы все одинаковы — лживы, жестоки, не уважаете нашу землю». — «Ваша земля?» — огрызнулась Йеджи. — «Это не ваша земля. Ваша земля в Европе, в том проклятом клочке земли, который вы все называете Испанией. Новый Свет принадлежит индейцам, тем, кого ваш народ убил и поработил более ста лет назад. Ты родилась здесь, Хуана?» Хуана моргнула от неожиданного вопроса. — «Я не доставлю вам удовольствия, отвечая вам», — сказала она, холодная, как айсберг. Её атмосфера галеона никуда не исчезла, что-то, что Йеджи пришлось признать. — «Я полагаю, что ответ положительный», — с улыбкой сказала Йеджи. Цвет кожи Марии и Хуаны был таким, какой получается от помеси смуглого индейца и бледного испанца. — «Твой предок заставил первую же увиденную им индианку родить ему детей, и вот как вы здесь оказались. Скажи мне, какая разница между твоим предком и человеком, который хотел принудить твою сестру?» Хуана резко втянула воздух; её грудь вздымалась от возмущения, и Йеджи радовалась этому. Но, что за галеон, Хуана нашла, что ответить: — «Я нисколько не виновата в том, что сделали мои предки, как и моя сестра. Наши родители встретились и поженились по собственной воле», — по какой-то причине Хуана нахмурилась ещё больше, когда она это сказала. — «Какой смысл обвинять меня в чём-то, чего я не совершала? Ты, однако, несёшь большой крест на себе за то, что ворвалась в этот мирный город». Как возмущенно звучала эта женщина. И как хорошо она умела отвечать; рана и нога Йеджи пульсировали от жаркого спора. Раздражение нарастало. — «Я ни к чему не принуждала», — отрицала Йеджи. — «Всё может быть твоим, если у тебя хватит смелости взять это, и это единственный закон, который имеет значение. Панама ждала меня, моей руки и руки моих людей». — «И чем же это отличается, Люси», — спокойно ответила Хуана, — «от того, что делали мои предки?» Вопрос был как пощечина для Йеджи. Она провела языком по своему золотому зубу. — «Великий Колумб и его люди открыли Новый Свет, и они решили взять всё, что смогут», — продолжала Хуана, видя, что Йеджи не отвечает. — «Почему бы и нет? У них были средства, как ты сказала. Оружие, порох, ум, Бог — они использовали это против индейцев, и победил сильнейший. То же самое, что и ты…» — «Это не то же самое!» — пылко отказывалась Йеджи, возмущённая тем, что они осмелились сравнивать её с испанцами. — «Я беру то, что украли ваши. Я краду у них, потому что вы этого не заслуживаете!» — «Это не имеет значения», — проговорив это, Хуана покачала головой. — «Ты вторгаешься на эту землю и убиваешь её защитников. Тех, кто называет её домом. А потом ты крадешь у них, оставляя их обездоленными. Нет никакой разницы между пиратами и испанцами, Люси. Нет никакой разницы между тобой и испанским солдатом». — «Довольно!» — огрызнулась Йеджи, поднимаясь на ноги с помощью костылей. Её нога и голова пульсировали в ритме с её недовольным сердцем. — «Молчать! Ты не знаешь, о чём говоришь!» Рюджин тоже встала и держала её за одну руку, свирепо глядя на Хуану и Марию. Последняя снова начала плакать. В глазах Хуаны промелькнул страх, но, Будда, какая глупая женщина, она осмелилась добавить: — «Это мой дом, и ты разрушила его из-за жадности. Случалось ли такое в твоей стране, в её стране?» — в конце она указала на Рюджин. — «Чужак вторгался на твою землю без уважительной причины?» Йеджи резко вдохнула. Китайская династия Цин вторглась в Корею в 1636 году, устав от неповиновения Чосона. Цин уничтожили корейскую армию, и с тех пор Корея была данником Китая. Йеджи читала об этом, а Джису рассказала ей больше. Именно династия Цин была виновата в том, что Йеджи выросла в такой бедной семье, а также в том, что семья Джису, не имея возможности платить требуемую дань, навсегда впала в немилость. Войска династии Цин вырезали сотни невинных людей и насильно увели сотни корейских женщин. Это они виноваты в том, что родители Рюджин были вынуждены стать браконьерами. — «Нет», — прошептала Йеджи. — «Я не такая, как они», — верно? Она нападала на людей, чьи дома были ограблены… но это были не те люди, которые грабили. Они просто жили там; это был единственный дом, который она когда-либо знала. Так же, как корейцы жили на своей родине, когда люди с другой земли пришли с кровью и огнем. — «Йеджи?» — позвала Рюджин, хотя голос звучал отдалённо. У Йеджи раскалывалась голова, словно её били молотком. Удар молотка за ударом, бах, бах, бах… и ухмылка Хуаны зажгла порох гнева. Она в мгновение ока приготовила пистолет. Костыль с грохотом упал на землю. Мария и Хуана вскрикнули и обняли друг друга, когда пистолет Йеджи направился на них. Рюджин что-то воскликнула, но всё, о чём могла думать Йеджи, это о том, что никто не сможет сравнить её с китайцами и выйти невредимой. Она не была такой. Она не была такой, как эти проклятые Цин и их армии. На её предплечье легла рука, которую Йеджи стряхнула одним ударом. Она взвела курок пистолета, её пальцы задержались на рукоятке. Сёстры-испанки прикрывали друг друга, выкрикивая мольбы на испанском, лица их были искажены в ужасе. Снова рука схватила её за предплечье, сильнее. Йеджи рявкнула — «Что ты делаешь?» — «Какого черта ты делаешь?» — воскликнула Рюджин. — «Она оскорбила меня», — резко ответила Йеджи. — «Она оскорбила меня, эта сука». — «И это единственная причина, по которой ты собираешься убить её?» — ответила Рюджин. — «Если хочешь, я отрежу ей уши или выпорю, но убивать их — это слишком. Ты это знаешь». — «Рюджин», — медленно проговорила Йеджи, глядя на неё. — «Нет», — Рюджин с вызовом подняла подбородок. — «Что это, Йеджи? Ты никогда не убивала невинных из-за простых слов. Так мне сказала Джису, и я не думаю, что она лжёт». Это были не просто слова. Эта женщина осмелилась сравнить Йеджи с испанцами, с вторгшимися китайцами. Она поставила Йеджи в один ряд с подобными людьми. Неприемлемо. Неприемлемо! Внезапно глаза Йеджи встретились с глазами Марии. В этих больших глазах Йеджи видела чистый ужас. В этих чертах лица, принадлежавших женщине, которая сыграла большую роль в спасении её жизни, бушует страх. Неужели именно такими видели китайские солдаты корейских крестьян десятилетия назад? Глаза дикие, умоляющие, их жизнь угасала, когда они проходили мимо них с мечами? Она не могла вынести этого взгляда. Йеджи фыркнула и опустила пистолет, переведя взгляд на Рюджин, и была встревожена тем, что Рюджин смотрела на неё так, как бы смотрела на незнакомца. Йеджи снова фыркнула, повернулась и, прихрамывая, вошла в помещение. Были слышны только её шаги и икота Марии. Внешний страх человека, который посвятил себя уходу за Йеджи, когда она могла бы промолчать и не показывать себя выдающимся врачом. Она могла бы остаться в стороне и позволить Йеджи умереть, ведь Джису сказала, что Йеджи действительно стало лучше, когда она попала в руки Марии. Йеджи наставила на того человека пистолет. Отвращение и ощущение того, что она, да, чудовище из рода Моргана, одновременно набросились на неё, и она съёжилась под этим невидимым грузом.<*>
В комнате царила угнетающая атмосфера. Рюджин с осторожностью закрыла за собой дверь. На краю кровати сидела Йеджи, массируя виски. Казалось, она тонет под невидимым грузом. Рюджин не хотела её успокаивать. Она не узнала Йеджи в той женщине с гневным голосом, которая ставила под угрозу жизнь Марии и её сестры. — «Ну и способ облажаться», — вздохнула Йеджи, прозвучав устало. — «Йеджи, мне это не понравилось», — Рюджин не боялась быть честной в этом деле. — «Я знаю», — признала Йеджи. — «Я потеряла контроль. Но та женщина сказала некоторые вещи… Скажи мне», — и она посмотрела на Рюджин, — «если бы тебя там не было, как ты думаешь, я бы их застрелила?» Рюджин не хотела в это верить, но гнев творил с людьми ужасные вещи. Разве не из-за гнева, вызванного уязвленной гордостью, они с Йеджи на протяжении многих лет враждовали? Но она должна была быть честной. — «Возможно», — согласилась она после недолгих раздумий, — «но я думаю, ты бы вовремя поняла глупость, которую собиралась совершить». Плечи Йеджи опустились. Она покачала головой и закрыла глаза. — «Спасибо», — слабо сказала она. — «Можешь принести мне немного воды?» Рюджин кивнула и снова вышла из комнаты.<*>
Йеджи спала. К её щекам вернулось немного прежнего цвета, но не так много, как следовало бы. И прошло всего десять минут, прежде чем ей понадобился отдых. Потом пришли Хуана и Мария… Рюджин была не из тех, кто размышляет над ситуацией, но то, как Йеджи вышла из себя в конце, демонстрируя, что проиграла спор… она не могла удержаться от мысли, как плохо она себя повела. Капитан знала с первого момента своего отплытия, что она выбрала путь, который принесет ей негативную карму, но её это никогда не волновало. Воровать было неплохим занятием, и убивать других пиратов, безусловно, не было подлостью, но разрушать жизни сотен жителей деревни, тех, кого Рюджин оставила в живых, но которым не на что было рассчитывать, обрекая боги знают скольких на жестокость голода… Это были другие воды. Но, как бы то ни было. Этого было недостаточно, чтобы Рюджин сожалела о прожитых годах. Она не убивала этих людей своими руками, поэтому доводы Хуаны не задевали её за живое. Впрочем, то же самое нельзя было сказать о Йеджи. Тот пытливый вопрос, который она бросила Рюджин о том, верит ли она, что та могла убить Марию и Хуану только из-за нескольких слов, поведал Рюджин о том, что Йеджи переосмыслила некоторые решения. Словно груз какого-то понимания, которого Рюджин не понимала, упал на неё, как якорь. Её мысли были заняты видением настоящего. Йеджи, доведенная до ослабленного состояния, ослепшая на один глаз и с одной ногой, поврежденной, возможно, навсегда. Сердце Рюджин сжалось от презрения к самой себе. Всё, что произошло после отплытия с острова Ваче, всё, что выпало на долю Йеджи и её, произошло по их собственной воле. Никто не заставлял их приходить сюда. Рюджин могла вынести всё, что угодно, всё, кроме потери Йеджи. И Рюджин граничила с этой чудовищной возможностью, убедив её отправиться с ней. — «Мне не следовало уговаривать тебя пойти со мной», — тихо сказала Рюджин, опираясь подбородком на большие пальцы, а локтями на ноги. Когда Йеджи ответила, она была почти поражена. — «Это было твоё лучшее решение», — устало сказала она. — «Это конец света, Рюджин, и я горжусь тем, что…» — она перевела дыхание — «… сопровождала тебя в этом», — медленная улыбка показала Рюджин её маленькие ямочки. — «Дорогая». — «Я думала, ты спишь», — пробормотала Рюджин, приходя в себя, потому что слова Йеджи стерли всё из её головы и оставили только сокровенное тепло, которое только Йеджи могла разжечь в ней. Это была та Йеджи, которую она знала. Та, что уничтожала тебя, если ты с ней путался, та, которая в остальном была политической. — «Скоро», — ответила Йеджи, звучавшая всё более сонно. — «Иди, возьми себе что-нибудь поесть. Наён сказала мне, что не видела, чтобы ты много кушала», — упрекнула она. — «Иди. Ты же знаешь, я люблю твои пухленькие щёчки». — «Как прикажете мой капитан», — засмеялась Рюджин, вставая. Она оставила поцелуй на лбу Йеджи, надеясь, что это принесет хоть какую-то пользу. Она пошла за едой, намереваясь вернуться с ней. Она не хотела иметь ничего общего с праздниками — праздник Рюджин заключался в том, чтобы быть с Йеджи.<*>
Мария была похожа на оленя, готового прыгнуть при малейшем шуме. Она избегала смотреть Йеджи в глаза и ничего не говорила с тех пор, как вошла в комнату. Когда она, как обычно, пальпировала ногу Йеджи, её пальцы дрожали. Йеджи старалась не обращать на это внимания. Страх охватил испанку, когда она осознала, что находится в нескольких метрах, или даже меньше, от того, кто накануне наставил на неё пистолет. Удивительно было то, что она пришла как ни в чём не бывало… хотя, конечно, у неё не было другого выбора. Будет ли толк от извинений? Гордость Йеджи не имела к этому никаких претензий. На самом деле, казалось, что ей хотелось — эти извинения, которые прогонят ощущение, что я чудовище? Я всегда это знала. Так почему же сейчас я ненавижу это чувство? Нараки! — «Мария». Испанка, стоявшая спиной к Йеджи, ахнула и обернулась. Она смотрела в пол, как будто это была самая интересная вещь в мире. — «Да?» — «Я освобождаю тебя от твоих обязанностей», — сказала Йеджи как можно менее напряженным голосом. Испанка моргнула, глядя в пол, и развела руками. — «Я… я бы хотела продолжать приходить», — ответила Мария, настороженно. «Она думает, что это ложь или бессердечная шутка», — Йеджи вздохнула. Она могла бы заявить, что вода сухая, и Мария согласилась бы. Но разве все они не были бы беспомощны в присутствии чудовища? Что может сделать овца, кроме как склонить голову перед волком? — «Как пожелаешь», — тогда Йеджи ответила. Мария вернулась к своей задаче, которая заключалась в разглаживании мужской одежды, которую Йеджи надевала в эти дни, и тогда Йеджи добавила: — «Извини». Испанка в очередной раз вздрогнула, обернулась и уткнулась взглядом в стол. Она набралась храбрости и недоуменно нахмурилась. — «Ммм?» — «Мне жаль, что я почти застрелила тебя и твою сестру», — уточнила Йеджи, удивленная тем, что ей не пришлось вытаскивать из себя слова. — «Вы меня разозлили. Но…» — она не собиралась признавать, что она была такой же, как испанка, потому что это была ложь. — «Но для этого не было причин». Мария соизволила мельком взглянуть ей в глаза. — «Не волнуйся, Йеджи», — ответила она, отводя при этом глаза. Большего Йеджи и не ожидала. Она не заслуживала этого. — «Йеджи», — бывший капитан смаковала своё имя. — «Только корейцы называют меня Йеджи. Остальные зовут меня Люси, уверена, ты это знаешь». — «Мне очень жаль!» — -воскликнула Мария, глаза выпучились от паники. — «Извините, мисс Люси! Нет…» — «Всё в порядке», — прервала её Йеджи, неопределённо махнув рукой. — «Зови меня Йеджи. Ты заслужила это. Ты спасла мне жизнь. Спасибо тебе. Правда, спасибо». Йеджи знала, что безнадёжно пытается восстановить непоправимый ущерб. Ответ Марии прозвучал спокойно. — «Хорошо, Йеджи», — и она вернулась к работе. Она была искренней или нет? Йеджи заставила себя в это поверить, хотя какая-то часть её души смеялась над этой доверчивостью.<*>
Неспешно прошла ещё неделя, и наконец пришёл приказ отступать из города. Большинство оставшихся пиратов жили на окраинах, поскольку в панамских казармах было мало места, а раненые оккупировали другие немногочисленные места. Йеджи была благодарна, что у неё сильные руки, ведь она смирилась с мыслью, что долгое время, возможно, всю жизнь, будет ходить с помощью костылей и трости. — «Ты раздробила кости правой ноги», — сообщила ей Наён своим обычным спокойным тоном. — «Это было чудо, что мы с Марией (в основном я) сумели зафиксировать их должным образом, чтобы избежать ампутации. А тебе повезло, что ты сломала только левую лодыжку». «Калека и одноглазая», — думала Йеджи, пока Рюджин помогала ей пройти через церковь. — «Но жива. Это победа. Надеюсь, ты будешь мучиться там, внизу, Сок-Ныль, зная это», — Йеджи повидала достаточно увечий, чтобы бесконечно не сетовать на свои собственные, однако она не могла отрицать, что жаждет вернуть свой глаз и здоровые кости. Она также не могла отрицать, что в последнее время чувствовала, что это было наказанием за… нет, глупые плаксивые мысли. — «Святая Нирвана», — отметила Йеджи, поражённая, когда ступила на улицу. — «Я зашла слишком далеко». Пепел покрывал тротуары, а перед Йеджи открывался прекрасный вид на море, так как от домов, которые обычно заслоняли этот вид, остались только фундаменты, а может, даже и этого не было; только пепел, горы пепла, так много, что ветер был не в силах унести всё это. Тут и там возвышались каменные колонны, похожие на части скелета мертвеца. Ничто не двигалось. Птицам негде было приземлиться, чайки кружили над берегом, недоумевая, почему там нет людей, чтобы накормить их рыбьими потрохами. Мышам негде было разбежаться по норам. Они и другие падальщики могли бы пировать пеплом, если бы это было так. — «Я перестаралась — это преуменьшение», — ответила Рюджин. Она выдохнула смех через нос. — «Я должна была заподозрить, что тебе нравится всё взрывать, с тех пор как мы взорвали тот корабль». Несмотря на то, что в этот раз Йеджи чуть не погибла, она заметила, что улыбается словам Рюджин. Это было забавно, что уж тут говорить. Они были в числе последних, кто присоединился к небольшой колонне пиратов, толпившихся в окрестностях. Они покинули обломки того, что когда-то было городом Панамой, и отправились в ту же саванну, в которую пробились с боем. Йеджи, взобравшись на холм, оглянулась назад. Вдали небо заволокло дымом, а помпезные дома были превращены в груды пепла и почерневшего камня. У Йеджи было ощущение, что город погиб навсегда. А вместе с ним и единственный дом тысяч жителей деревни. Дом Марии, а вместе с ним и мирная жизнь, которую она вела до этого момента. Йеджи внесла свой вклад в это несчастье. Её раздражало то, что она чувствовала себя немного виноватой в этом. Она почувствовала, как её нежно взяли за руку. — «Йеджи?» — позвала Рюджин. — «Нам лучше не опаздывать». «Соён», — подумала Йеджи, — «неужели они наконец-то убили тебя?», — зачем она спрашивала, если они это сделали? Было жаль, что она не имела возможности кремировать её тело, по крайней мере. Йеджи пробормотала молитву за своего друга и наставника, почесала глаз над пылающей повязкой и позволила Рюджин помочь ей идти. Йеджи представляла себя покидающей город с чувством триумфа, с широкой, довольной улыбкой от того, что ударила по Испанской империи там, где было больнее всего. Вместо этого она уходила с ощущением, что сотни невинных жизней лежат на её плечах, топят её и изнуряют. За её спиной — уничтоженный город, населённый пеплом. Только пепел. Всего лишь пепел для всего и всех. И ничего больше.