Мир, который уже спасен. Часть 2. Третья тетрадь.

      Кайзер старший сдержал обещание. Уже сидя на своем рабочем месте в просторной, набитом суперсовременной техникой лаборатории с прозрачным стенами, Герман увидел, как прошли по направлению к лифту Макс и Руслан в сопровождении одного из людей в местной серой форме и… Мореля. Они были снова одеты в свои куртки и несли порядком опустевшие рюкзаки, в которых брали с собой необходимые в походе вещи. Судя по выражению лиц, шли они не под конвоем — оба улыбались и что-то оживленно обсуждали с тем, кого еще недавно Макс называл не просто своим врагом, а убийцей. Выходит, врал?..       Затем Руслан повернулся и, увидев Германа, небрежно махнул рукой, Макс же лишь бросил на него беглый взгляд и продолжил неслышимый за стеной, но явно интересующий его больше Германа разговор.       Это неожиданно причинило такую боль, что горло свело спазмом. Возможно, дело в том, что он сочли предательством согласие работать тут, но почему ни один, ни другой даже не попытались поговорить с ним и выяснить, что же стало причиной этого согласия? Они просто прошли мимо, всеми видом показывая, что им все равно.       Ну что ж, этого и следовало ожидать: все уверения в дружбе, совместные операции по раскрытию страшных мировых заговоров, игры с погоней за тетрадями и даже дурацкие видения о средневековье были ложью. Герман опять выдал желаемое за действительное. Ему всегда хотелось иметь друзей, и он их себе выдумал, как маленький. Но отец прав, пора уже взрослеть, а во взрослой жизни не бывает воображаемых друзей. Да и зачем ему кто-то, если есть наконец возможность продолжать начатую десять лет назад работу.       Вот только остается сделать последнее, чтобы порвать все нити, связывающие его с прошлым, большую часть которого он себе навоображал. Герман выхватил телефон. Заряд был практически на нуле — сеть здесь не ловила, поэтому не было нужды и в поддержании аккумулятора, но того, что еще оставалось, хватит, чтобы отправить отцу переснятые страницы третьей тетради.       Герман открыл запароленный архив, нажал «выделить все» и уже было хотел отправить рукопись на отцовский номер, как вдруг будто наяву увидел перед собой приговоренного с сережкой-зеркальцем. Изможденный, с лучистыми и грустными глазами необычного сиреневого цвета — да, теперь он видел лицо, которое безуспешно пытался разглядеть в своих видениях, очень ясно.       -Не совершай этой ошибки! — низкий мягкий голос ввинчивается прямо в мозг.       -Пошел вон из моей головы! — рявкнул Герман. Может, он и внял бы предупреждению, но узник был, без сомнения, Максом, хоть и выглядел так, будто вышел прямиком из концлагеря, а ему Герман больше не верил. Ни ему, ни похожему на него видению. Палец решительно ткнул в кнопку «отправить». В сиреневых глазах отразилась боль, и наваждение исчезло...       Оказалось, что за то время, что Герман был в стороне от науки, появилось много новых наработок, и они сейчас очень помогали в исследовании, не говоря уже об отличной технике, работать на которой стало настоящим наслаждением. Вот Герман и окунулся с головой в любимую квантовую физику, заставив себя не думать обо всем, что было.       Пятеро ассистентов, которые достались ему вместе с лабораторией и оборудованием, оказались ребятами очень толковыми и необщительными. Германа они встретили со сдержанным удивлением, но ничего не сказали.       Сперва он по своему обыкновению порыкивал на них, но те лишь делали свою работу, и вскоре начало казаться, что ассистенты — лишь приложения к приборам, а до того, чтобы общаться с техникой, он, Герман, еще не докатился. Кстати, все пятеро оказались немцами (интересно, отец постарался или совпадение), что помогало не забывать язык, на котором он проговорил больше шести лет своей жизни.       Жилье тоже было на уровне — просторная квартира-студия с почти настоящими окнами и свежим воздухом, пахнущим то морем, то лесом, так что тут совершенно не было ощущения подземелья. Еду можно было заказывать через местную сеть бесплатно — выбор блюд оказался огромным. В квартире нашлось все необходимое для жизни: одежда (нужного размера и даже любимого Германом фасона), посуда, на случай, если он захочет что-то приготовить сам, мыльные принадлежности, бытовая техника, компьютер, книги и… даже скрипка со стопкой нот его любимых произведений. Последнее особенно растрогало — отец не забыл о его любви к этому инструменту. И теперь по вечерам Герман часами играл, разрабатывая пальцы и восстанавливая былую технику. Музыка помогала забыть все обиды, всю боль и одиночество.       Впрочем, подобные грустные мысли посещали все реже, даже курить почти не тянуло, хотелось только одного — продолжать работу. Тем более, что он продвинулся в исследованиях настолько далеко, что оставалось буквально ухватить нечто ускользающее, и тогда все осколки знаний соберутся, наконец, в прочную и абсолютно цельную картину.       Сколько это продолжалось, Герман не знал, он потерял счет времени. Только однажды, придя утром в лабораторию, чтобы закончить начатые накануне измерения, он не обнаружил прибора, с помощью которого эти самые измерения и делал. Вот только вчера вечером он стоял на столе и добросовестно обсчитывал данные, а сегодня его нет.       -Где мой спектральный анализатор?! — проорал Герман и внезапно почувствовал, что корка льда, которой было сковано его сознание, пошла трещинами. Ассистенты, которые только что пришли, растерянно запереглядывались, но явно тоже были удивлены исчезновением не самого мелкого по весу и габаритам предмета, и только один, маленький юркий Матиас сказал:       -Я видел, как его Блум уносил.       -Что за Блум?! Куда уносил?! — Герман надвинулся на него, тот попятился и, кажется, потерял дар речи.       -Это нейрофизиолог наш, начальник всего департамента. Светило, гений, но редкая сволочь и на всю голову ушибленный, - добавил другой ассистент, кажется его звали Тиль, и красноречиво покрутил пальцем у виска.       -И он не из наших, — вставил Матиас, поежившись, — просто лучший в своем деле, вот его и...       -Светило?! Гений?! А я так, погулять вышел?! — перебил его Герман, даже не осознавая, что сейчас из него выплескивались все эмоции, что долгое время были запрятаны глубоко на задворки сознания, — какому-то светилу, значит, мой спектральный анализатор нужнее?!       -Я не знаю, герр Кайзер, — стушевался Тиль, а тихий Матиас заметил:       -Можно ведь выписать новый прибор, его быстро доставят…       -А мне не нужен новый! Мне нужен МОЙ! СПЕКТРАЛЬНЫЙ! АНАЛИЗАТОР! — и уже спокойнее спросил, — где искать этого вашего… светилу?       -Минус четвертый уровень, там департамент биологических исследований, а его лаборатории каждый покажет! — наперебой загомонили ассистенты, видимо, радуясь, что буря стихает.       Герман же выскочил из лаборатории шумно хлопнув за собой дверью. Он мчался к лифту, испытывая странную смесь гнева, возмущения и… радости, причем, причину последней ни за что не смог бы назвать, а между тем это было счастье от способности вновь испытать сильные эмоции. За последнее время Герман погрузился в рутинную работу и будто постоянно находился в состоянии полусна, а его жизнь напоминала ровную линию на экране осциллографа, но пропажа прибора, событие, в общем-то, незначительное, смогло сломать эту прямую, нарисовав на ней первый пик.       Очутившись на минус четвертом уровне, Герман увидел знакомый коридор с множеством дверей и сделанную из металла и пластика стойку с эмблемой Ордена, за которой сидела худая женщина неопределенных лет. А ведь он уже видел ее — целую вечность назад, когда они, трое путешественников, инкогнито бродили по этой подземной стране под названием Шангри-Ла. Воспоминания о Максе и Руслане расшевелили засевшую в сердце иглу, и та отдалась острой колючей болью: интересно, они хотя бы вспоминают о том, кто уже почти поверил в их дружбу? Вместе с этим вспомнился взрыв за одной из дверей и выскочивший из лаборатории перемазанный копотью человек в некогда белом халате и радостно провозгласивший об удачном эксперименте.       На этот раз женщина (Герман припомнил, что это не обычная вахтерша, а какое-то здешнее начальство, и даже фамилия всплыла в памяти — Грановская или Грановски) не только не стала останавливать Германа и требовать надеть халат, но и приветливо заулыбалась, а заметив, что тот неуверенно оглядывается, заботливо поинтересовалась по-английски:       -Мистер Кайзер, вы кого-то ищите?       -Где Блум?       При упоминании этой фамилии лицо миссис Грановски (или все-таки Грановской?) из приветливого стало кислым, как будто она проглотила сдобренный хинином лимон, впрочем, это выражение быстро сменилось хищным торжеством — видимо, от женщины не ускользнула мрачная решимость Германа. В таком настроении не станут искать человека, чтобы пригласить его на день рождения.       -Последняя дверь налево, — услужливо подсказала она и не очень уверенно добавила, — только он сказал, что его нельзя беспокоить ни при каких обстоятельствах.       На это Герман лаконично, но очень образно объяснил, что разыскиваемое научное светило должно сделать со своими пожеланиями, и решительно зашагал в указанном направлении по стерильно-белому коридору, освещенному имитирующими дневной свет лампами.