Мир, который уже спасен. Часть 2. Третья тетрадь.

      Неожиданно для себя Герман оробел перед закрытой дверью с надписью «Do not enter» — почему-то показалось, что за ней окажется стоматолог. Пришлось даже потрясти головой, чтобы сбросить наваждение и придать себе решительности. И только после этого он шагнул за порог и проорал:       -Где мой спектральный анализатор?!       Ответом ему оказалось мерное гудение термостата и доносящиеся из-за длинной многоярусной стойки со всевозможными колбами, пробирками, штативами и приборами неувядающие голоса «Битлз»:       You better run for your life if you can, little girl,       Hide your head in the sand, little girl,       Catch you with another man.       That's the end, ah, little girl.       Герман огляделся и снова почувствовал себя неуютно: за стеклянными дверцами железных шкафов, на лабораторном столе и на полках стояли большие цилиндрические банки с заспиртованными частями тела: вот человеческая рука, лишенная кожи, так что видны все хитросплетения нервов и сосудов, а вот изъеденная какой-то болезнью печень. На железном шкафу, опирающемся на высокие ножки, покоится коробка, в которой грудой навалены кости. И все это не считая бесчисленных банок и пробирок с приклеенными к ним подписанными ярлычками. Пахло тут тоже не особенно приятно: остро — формалином, послабее — фенолом и совсем немного резиной.       Судорожно сглотнув, Герман двинулся на поиски хозяина лаборатории, для чего ему пришлось обойти стоящий посередине длинный лабораторный стол со стеллажами и дистиллятором посередине. И когда искомый хозяин нашелся, все ругательства, которые были уже готовы обрушиться на голову похитителя спектральных анализаторов, застряли в горле.       За еще одним столом, придвинутым к стене, стоял очень высокий худой человек в белом халате. Шапочки, как в прошлый раз, на нем было, зато обнаружились слегка вьющиеся и абсолютно белые волосы. Стоя к Герману спиной и пританцовывая в такт музыке («Битлы» все еще распевали свое «Run for your life»), ученый пинцетом подцеплял из кюветы какую-то отвратительного вида бледно-розовую субстанцию, клал на предметное стекло и подсовывал полученный препарат под объектив электронного микроскопа, который тут же начинал транслировать на большом экране нечто пульсирующее и противно дергающееся, когда естествоиспытатель тыкал в него препаровальной иглой. Затем препарат менялся, а предыдущий отправлялся в другую кювету.       Всего кювет на столе было четыре. Кроме вышеперечисленных, уже по правую руку находились еще две: одна доверху наполненная разноцветными карамельками, а в другой покоился… человеческий мозг. Не отвлекаясь от своего занятия, ученый то и дело не глядя выхватывал из кучи одну конфетку и отправлял ее в рот. Герман судорожно сглотнул, испытав острый приступ тошноты.       Мелькнула шальная мысль уйти, пока его не обнаружили, но он тут же себя обругал — да что он, отрубленных рук не видел? Да даже если и не видел... Подумаешь, ему-то этот хмырь ничего не отрежет, не на того напал!       - Кррхххм! — Герман попытался внушительно откашляться, но предательское горло издало скорее сиплый хрип.       - В приемную! — рявкнул беловолосый, не оборачиваясь, — сколько раз повторять, по процедурному вопросу в приемную!       И тут Герман увидел свой спектральный анализатор. Он был, точно памятник на пьедестал, водружен на отдельную тумбу и работал — индикаторы на нем мигали.       - Это мое! — буркнул Герман, направившись к анализатору.       - Ммммм?..       Беловолосый, наконец, отвлекся от своим отвратительных опытов и обернулся, после чего немедленно расплылся в широчайшей улыбке:       - Не могу поверить, да неужели же Герман Андреевич! — говорил он по-английски и имя произнес с забавным акцентом, — да что ж вы так, без предупреждения-то?! Да мы же совсем не подготовились, а тут такой человек! Не то что мы, безродные сироты, ну право слово, что же вам предложить-то... ох, хотите конфетку?       С этими словами он не глядя протянул руку к столу, схватил первую попавшуюся кювету и сунул обалдевшему от словоизвержения Герману прямо под нос. В кювете студенисто подрагивал мозг. Герман попятился, врезался спиной в шкаф позади себя и… немедленно был осыпан потоком костей, завершающим аккордом которого оказался человеческий череп, пребольно стукнувший его по темени.       Ученого эта сцена нисколько не смутила, напротив, он просиял:       -Так вот же он!       Блум — а судя по всему это был он, — проворно протянул руку, схватил череп и умиленно проговорил:       - Ну, вот и встретились, родимые! Это Йосин, — он кивнул на мозг, — а я все думал, ну куда же его засунул?       Ученый задумчиво оттянул черепу нижнюю челюсть и отпустил, — та с хищным клацаньем захлопнулась.       Очень захотелось позорно сбежать из этого кошмара. Прямо сейчас и чем дальше, тем быстрее. Герман покосился на анализатор, кокетливо перемигивающийся индикаторами со стоящим напротив него термостатом, и несколько секунд даже всерьез раздумывал, а так ли уж нужен ему этот прибор. Но по здравом размышлении, решил, что все-таки нужен и даже уже открыл было рот, чтобы спокойно, веско, четко — по-взрослому, короче, предъявить свои права на анализатор, но ему снова не дали вставить и слова:       - А ведь как удачно зашли, ну просто как знали! — Герман вздрогнул, каким-то непонятным образом этот безумный человек оказался у него за спиной.       - Вот только сегодня хотел идти вас искать, Герман Андреевич, буквально вот только что про вас думал! Вы же в курсе, да вы наверняка в курсе, кому же в курсе-то быть, как не вам, верно же? Наш отдел берет сейчас кровь на анализ у всех сотрудников, общее исследование. Ну, к вам-то я дурака-практиканта посылать не стану, даже не думайте, вас уж я сам как положено препари... пардон, проанализирую!       Герман резко обернулся — Блум приближался к нему, медленно доставая из упаковки как-то невероятно огромный одноразовый шприц. Это оказалось последней каплей. Резко повернувшись на каблуках, Герман стремительно зашагал к выходу, бросив через плечо:       -Не думайте, что анализатор останется тут!       - Герман Андреевич, да куда же вы? — в голове Блума слышалось настолько искренне огорчение, что Герман вдруг осознал — над ним издеваются. Он задохнулся от этой мысли, сжал кулаки... но своего продвижения к двери не замедлил. Ничего, с этой гнидой белобрысой он еще разберется, еще покажет кто тут ху.       Схватив ручку двери, он со всей силы дернул... и понял, что тяжелая бронированная дверь заперта. Волосы на затылке буквально встали дыбом, а по спине пробежали мурашки от вкрадчивого приближающегося голоса:       - Я же вас, Герман Андреевич, теперь никуда не выпущу.       -Слышишь ты, крыса лабораторная, быстро открыл дверь! — чего больше было в этом выкрике — гнева или паники, не известно, и это, судя по всему, не укрылось от ученого. Он смерил непрошеного гостя прицельным взглядом из-под больших очков в тонкой металлической оправе, словно решая, как лучше того препарировать. «Вскрытие показало, что больной умер от вскрытия», — пронеслось в голове у Германа. При этом сознание работало на удивление ясно и четко. Например, он заметил, что его пленитель вовсе не седой, как показалось сначала, а очень светлый блондин или даже скорее альбинос — глаза его оказались тоже очень светлыми, серо-голубыми. Невольно припомнился эксцентричный ученый из старого фильма «Назад в будущее», впрочем, сходство с доктором Эмметом Брауном ограничивалось только цветом волос. Блум был очень высок, очень худ, лицо имел породистое и даже красивое, а вот возраст его определить на глаз не представлялось возможным — ученому могло быть и тридцать, и пятьдесят лет. Пожалуй, все дело было в глазах — не могли они принадлежать молодому человеку, никак не могли. Вот и сейчас, все лицо Блума выражало преувеличенное, слегка дурашливое огорчение, а взгляд оставался холодным, острым.       - Так что же, даже чаю не выпьете? — уточнил он.       И тут Герман ощутил какой-то отчаянный кураж.       -А вот и выпью! — заявил он.       Блум на мгновение прищурился, точно заново его обмеряя и оценивая, и тут же снова начал лучиться улыбкой.       - Вот и славненько, как раз чайник вскипел. Мы по-нашему, по-лабораторному из колбочек, не побрезгуете?       На память пришел тот вечер, а точнее ночь, когда Христофор проводил анализ вакцины, а Макс испытывает ее на своей и Германа крови. Та лаборатория была похожа на ту, где он сейчас находился, и тогда казалось, что рядом друзья. Сердце снова сдавило обидой.       Герман встряхнулся и сообразил, что так и не ответил на вопрос о чае. Зато поймал взгляд Блума — внимательный, умный и любопытный.       -Пускай из колбы, — разрешил Герман.       -Я безусловно знал, что вы не откажетесь! — возликовал ученый и, взяв двумя пальцами того за рукав, подвел к столу, где в коническом стеклянном сосуде, стоящем на спиртовке, уже закипала вода. Рядом обнаружилась еще одна колба поменьше с заваркой. Блум быстро разлил чай по мерным стаканам, один из которых придвинул Герману.       - А сахар? — нагло спросил Герман. Зачем он это спросил, он и сам бы не сказал — Герман не любил вкус сладкого чая и пил его без сахара.       - Увы, нет, — признался Блум и поставил на стол давешнюю кювету с конфетами, — карамельку?       Тот только фыркнул — еще не хватало, чтобы этот сумасшедший узнал о его тайной любви к конфетам, да и воспоминание об аналогичной кювете с мозгом, который почему-то зовут Йосей, вызывало приступ тошноты. Сам же ученый теперь сидел, подперев рукой щеку, и меланхолично размешивал чай скальпелем.       Чтобы скрыть растерянность, Герман отхлебнул из стакана — чай оказался на удивление неплохой, крепкий, — и вернулся к теме своего визита.       - Так я это... Мне анализатор нужен.       - Правда? — удивился ученый, — а зачем?       -Затем, что он мой! Я на нем работаю!       -Ну надо же, какое интересное совпадение. Я ведь тоже на нем работаю.       - Найдите себе свой и работайте!       - Вот я и нашел! — радостно согласился Блум, подливая заварки.       -А что, Орден у нас такой бедный, что на два анализатора у него денег нет? — язвительно поинтересовался Герман.       -Очень верно поставленный вопрос! Можно сказать, в самую суть предмета глядите, мистер Кайзер младший, — поднял длинный тонкий палец ученый, — я их о том же спрашивал. И знаете, что они мне подсунули?       -Что?       - А вот что! — хозяин лаборатории открыл ящик стола, пошуровал там и небрежно бросил на стол коробочку чуть больше смартфона. Герман узнал прибор и присвистнул — когда-то сам мечтал о такой компактной модели, вот только стоила она, как средней руки автомобиль.       - И что мне с этой приблудой делать? Йосе скормить?!       - А он что... ест? — невольно вырвалось у покосившегося на мозг в кювете Германа.       -Не знаю, я пока не занимался исследованиями в этой области. Но вот как раз и будет повод. Что думаете, Герман Андреевич?       Герман уже открыл было рот, чтобы не в самых вежливых выражениях сказать, что он думает об этом типе, его лаборатории и воровстве приборов, когда тот вдруг заметил:       - Кстати, вы слышали, что нет ни единого научного доказательства того, что вы... — он сделал паузу, — либо кто-то другой, действительно существуете в своем теле? И не являетесь вот таким мозгом в банке, — он кивнул на кювету с Йосей, — на который извне подают электромагнитные импульсы, в совершенстве имитирующие всю полноту наших ощущений и восприятия?       От такого неожиданного поворота разговора Герман закашлялся и пролил на себя остатки чая. Но тут до него дошло, что этот Блум далеко не такой ненормальный, каким хочет казаться, и сейчас его, Германа, проверяет. Ну что ж, получи.       - Слышал, — обронил он, — хотя, как по мне, теория симуляции лучше объясняет парадоксы вроде квантовой запутанности.       -Ооо, в таком случае, что вы скажете о… — но договорить ученому не дал разразившийся трелью в кармане телефон. Глянув на входящий номер, ученый скривился, но все-таки ответил, — слушаю… Нет, нет и еще раз нет! Я же сказал, что мне нужно еще немного времени…       На том конце разразились длинной речью, по мере которой белые брови Блума все больше сходились к переносице. Наконец он рявкнул, явно перебив говорившего:       -Это вам не принтер одинаковые копии печатать, это наука. Повторяю по буквам: НАУКА! И она не терпит этих ваших «срочно». Или вы оставляете меня в покое и даете нормально работать, или ищите себе другого биолога. Только вот, что я вам скажу: не найдете вы кого-то моего уровня, кто смог бы хотя бы приблизиться к решению создания живой материи. Нигде и никогда. А свою мистику про вселение в них этих ваших «разумных сущностей» можете засунуть себе в ж… жилетный карман! Что?.. Ах, сами справитесь? Ну-ну...       Бросив трубку, ученый фыркнул и бросил на Германа возмущенный взгляд:       - Нет, вы слыхали?! Это... Это какой-то позор! Эти бездарности, эти фарисеи от науки... Все, решено!       Он вскочил на ноги и прошелся вдоль стойки с заспиртованным кишечником.       Герман напряженно следил за этими движениями.       - Решено! Я закрываю лабораторию, разгоняю этих идиотов лаборантов, сжигаю все труды и уезжаю! Вы слышали?! — он требовательно уставился на Германа, — Я уезжаю на Лазурный берег! Буду отдыхать! Купаться! — Он бросил взгляд на молочно-белую кожу своей руки и с вызовом закончил, — загорать!!       - Зачем же на Лазурный берег? — усмехнулся Герман, — Тут прямо над нами неплохие пляжи.       - М-да? — Блум удивленно на него уставился, — никогда об этом не думал. -Вот только что-то сомневаюсь, что они вас выпустят, — несмотря на то, что по-английски «вы» и «ты» звучат одинаково, мысленно Герман обращался именно на «вы» и сам удивился этому факту — обычно он «тыкал» всем без разбора.       Ученый резко обернулся к нему и уставился таким пронзительным взглядом, что чай попал не в то горло.       - С чего это вы взяли, что меня не выпустят?       -А что, были случаи? — вопросом на вопрос ответил тот и, поскучнев добавил, — кроме моих… спутников, в смысле.       - Спутников? — приподнял бровь биолог, — о чем вы, Герман Андреевич?       -Ну, я сюда не один пришел, — его собеседник покрутил в руках пустой стакан из-под чая, — со мной еще двое были, а потом их отпустили, но они Ордену, видимо, не нужны оказались…       -Мда?.. Кстати, вот мы с вами так замечательно пьем чай, а ведь я даже не представился. Какая бестактность с моей стороны, — на подвижном лице ученого отразился такой трагизм, что Герман не на шутку испугался, не станет ли тот прямо сейчас вырывать свои белоснежные волосы от огорчения, — позвольте мне исправить эту оплошность. Профессор Альбен Эдвард Блум к вашим услугам. Не «АльбИн», а Альбен, через букву Е и с ударением на А, прошу это запомнить.       -Ну, типа, очень приятно, — тут Герман вспомнил, что запросы на новое оборудование, которые он, еще работая во «Фримене», получал с настойчивой регулярностью, были как раз подписаны именем А.Э. Блум. Так значит, они приходили отсюда, из подземного города! Знал бы он тогда...       -А уж как мне приятно, Герман Андреевич! — душевно заверил ученый, — вы, как я успел заметить, хотя бы разбираетесь в предмете, который изучаете. В отличие от этих бездарей и дилетантов, которые требуют от меня за неделю сделать переворот в биологии, а сами, как любое начальство во все времена, способны только бумажки перекладывать, да собирать пасьянсы на компьютере!       Герман не очень понял, каким образом Альбен Блум определил уровень его компетенции, однако ухватился за последнюю фразу:       -Мне отец говорил, что задача создания живой материи из неживой сейчас в приоритете. Но я думал, это так, фантазии. Вы всерьез над этим работаете?       -Представьте себе, Герман Андреевич, представьте себе, — развел руками профессор, — эти бездари, эти шарлатаны возомнили себя творцами и хотят сами создавать живые организмы. А это даже не мой профиль. Я нейрофизиолог, а не средневековый алхимик, чтобы творить гомункулюсов! Но они, видите ли, уверены, что только я смогу сделать этих… существ разумными.       Альбен вскочил со своего места, едва не опрокинув стоящие на столе мерные стаканы с остатками чая, и забегал по лаборатории, эмоционально жестикулируя:       -Я девять лет возглавлял кафедру в Оксфорде, но отказался от нее в пользу работы в Ордене!Как же, тут такие перспективы, такое оборудование, такие возможности! Их наука шагнула намного дальше, чем кто-либо из нас может представить, и именно Орден решает, что из этих открытий давать человечеству. Вы бы не согласились на такое? — и, не дожидаясь ответа, продолжил сокрушаться, — и все было замечательно. Я изучал скрытые возможности головного мозга человека и — Йося не даст соврать — многого достиг. Вот вы, например, знали, что мы не осознаем и десяти процентов того, что фиксирует наш глаз, но мозг по каким-то причинам блокирует эту информацию? И я даже почти понял, каким образом снять этот блок, однако мне не дали продолжать работу, а приказали в срочном порядке заняться работой над созданием органической материи, только потому, что кучке ненормальных вздумалось переиграть Творца! Более того, из-за этих дилетантов я вынужден сократить работу и над своим основным проектом — изучением феномена наследственной памяти! Среди них, кстати, и ваш отец, уж простите за нелестные слова в его адрес.       Герман сидел на табурете, заваленный словами и информацией, как недавно костями из опрокинутой коробки, и не знал, что на все это сказать и как вообще реагировать. К счастью, ситуацию спас сигнал зуммера от одного из приборов.       -Пора проверять нашего подопытного, — уже совсем другим тоном сообщил Альбен Блум, — как он там, родимый?       Ученый включил мониторы камер наблюдения, что располагались прямо напротив стола для чаепития. Герман бросил на них беглый взгляд, опасаясь увидеть каких-нибудь монстров, но увидел другое:       -Чингачгук??       -Что? — не понял биолог, с пулеметной скоростью что-то печатающий на компьютере, — ах, вы о подопытном номер 32-5? По моим данным его зовут Руслан Валентинович Загорский, тридцать четыре года. Неужто он вам знаком?       -Я же сам видел, как он уходил месяц назад! — Герман вскочил с места и бросился к монитору.       -Это исключено, — отмел Альбен, — подопытный находится тут вот уже сорок один день и никуда не выходил.       Камера наблюдения была черно-белая, картинка позволяла увидеть только то, что Руслан неподвижно лежит на кушетке с надетой на голову непонятной конструкцией с датчиками. Глаза его были закрыты, лицо сосредоточено и спокойно.       -Почему он… такой?       -Сейчас подопытный 32-5 погружен в трансовое состояние — это, видите ли, необходимо для моих исследований в области...       -Да плевал я на ваши исследования! — перебил его Герман, — немедленно ведите меня к нему!       -С какой целью, позвольте узнать? — по-птичьи склонил голову на бок Альбен Блум.       -С целью забрать его из вашего концлагеря!       -Да Бог с вами, Герман Андреевич, какой концлагерь? Так, пару раз взяли кровь на анализ. Хотя я бы, конечно, не отказался поставить ряд экспериментов на открытом мозге, но увы, таких санкций у меня нет. Кстати, когда он проснется, вы сможете поговорить с ним по громкой связи. Хотите?       Сперва Герман открыл рот, чтобы согласиться, но потом решительно отмел предложение:       -Ну, нет уж. Откуда я знаю, что это будет реальный разговор, а не смоделированный на компьютере? Ведите меня к нему, я сказал!       -На здоровьице, — ничуть не смутился ученый, — идемте.       Оказалось, что в противоположном конце лаборатории есть еще одна дверь, которую Герман сперва не заметил. Туда-то они и направились. Перед уходом Альбен выключил часть приборов и бросил:       -Йося, дождись меня, я скоро.       За дверью оказался небольшой коридор, который вскоре привел в полутемную комнату с обширной стеклянной стеной, за которой оказалось то самое помещение, где держали Руслана. Он по-прежнему неподвижно лежал, только на сей раз губы его шевелились, будто он что-то говорил. Создавалось ощущение, что он читает нараспев какие-то стихи на незнакомом гортанном языке.       -Я что, через стекло должен говорить? К нему меня пустил! — рявкнул Герман.       -А это никак невозможно, — развел руками биолог, — там, видите ли, особый микроклимат и стерильность. Войдя, вы это нарушите.       -Да плевал я на стерильность! Мне собственный отец сказал, что его отпустили, я сам это видел, а теперь он тут.       -Ну, кто ж его отпустит, — удивился Альбен, усаживаясь верхом на один из стоящих тут стульев, — 32-5 — ценный объект, один из двух наших успешных экспериментов по клонированию.       -Чего? Клонированию? — вытаращился Герман, — Чингачгук что, чей-то клон?       -И-мен-но! — профессор обрадовался так, словно студент-двоечник на экзамене неожиданно дал ему правильный ответ, — именно! Мы, видите ли, много экспериментировали с клонированием, в том числе и с восстановлением представителей древних народов, останки которых находят во всяких там могильниках и курганах. Это, кстати, была инициатива вашего батюшки-археолога. Так что, возможно, прозвище, которое вы ему столь метко дали, не так уж далеко от истины. Впрочем, я не знаю, чей именно он клон, этими исследованиями занимается другая лаборатория, я же как нейрофизиолог лишь наблюдаю за поведением подопытного, а также помогаю ему разбудить наследственную память. И заметьте, мне даже не позволили вживить ему электроды, чтобы получить более полную информацию о функционировании его мозга, — последнее он произнес обличительно, — а ведь это невероятно интересно — узнать картину высшей нервной деятельности человека времен неолита.       Герман прорычал адрес, куда нужно засунуть эти электроды, и пообещал себе, что переварит информацию по поводу происхождения Руслана потом — слишком уж ошеломительной она оказалась, а не верить эксцентричному профессору у него не было никаких оснований. Герман сказал другое:       -Отец говорил мне, что на нем испытывали лекарство от вируса, — он уже не знал, кто ему врет, а кто говорит правду.       -Что? Лекарство? Помилуйте, Герман Андреевич, нет никакого лекарства. Да и вируса по сути тоже нет — так, побочный продукт экспериментов по созданию живой материи. Вздор, одним словом.