***
Следующим днём занятия проходили в тишине. Ворон изредка прерывался на короткие колкие фразы, тонко указывая на ошибки, я же не могла начать разговор, стыдясь собственной гордыни. Левая ладонь болела так, что держать оружие в ней было невозможно вовсе, а любое движение вызывало кратковременный импульс боли, отвлекая от сражения. Место ранения опухло, сильно покраснело и, казалось, загноилось, несмотря на нанесённую тем же вечером мазь, которую любезно предоставил пожилой слуга. И даже выпитая настойка не помогала облегчить страдания. Так, в общем счёте, я пропустила более пяти десятков ударов за три часа, за что получила выговор и хмурый взгляд – пришлось покорно опустить голову и извиниться. Окделлы не извиняются. Уж точно не перед врагами рода. Наказание за самовольный побег герцог так и не вынес, видимо, счёл правильным ожидание дуэли и оглашение "приговора" после неё. Поражение было бы унизительнее и страшнее любого из возможных наказаний. В Ноха я явилась ровно к назначенному времени, хоть и добиралась пешим шагом – уверена, Эстебан засмеял бы и моего скакуна. Полное обмундирование позволяло скрыть полученное ранение, но не боль от него – улыбку я держала на лице с трудом. – Мы думали, вы уже не придёте, – улыбнулся самодовольно Колиньяр. Из тени руин показались две другие, уже знакомые мне, фигуры. – Мне не в привычку опоздания, но и приходить раньше – не в моих интересах. – У герцога Окделла есть зубки? – рассмеялся толстяк. – Я-то думал, что Первый Маршал их все повыбивал уже. – Думается, на тренировках они вовсе не фехтованием занимаются, – поддержал второй, разразившись смехом. – А вас, полагается, ни одна женщина вниманием не одаряет, раз вы обсуждаете лишь мужеложство? – Губы сошлись в насмешливой, довольной улыбке, полной какого-то чуждого презрения и нахальства. Ричарду бы не понравился подобный ответ. Но я не мужчина, мне не так мерзко на душе от подобных разговоров, потому позволяю себе высказаться в ответ. – Почему же? Нас хотя бы видят с дамами, вас же все обсуждают лишь как наложника Алвы, – Эстебан уверенно шагнул в мою сторону, оскалившись, подобно цепному псу на дикого зайца за забором. – Всё верно, Человека Чести лишь обсуждают, а "навозника" в открытую видят с крайне сомнительного нрава женщинами. Ни одна достойная дама никогда не удостоит вас своим вниманием. – А вот оскалился и заяц. – Вы там, где и положено. В грязи, Колиньяр, и оттуда никогда не выберетесь. Скрежет металла осквернил заброшенное аббатство – мы с Эстебаном одновременно обнажили шпаги. Его дружки, чуть помедлив, присоединились, постепенно обходя меня с двух сторон, заключая в своеобразное кольцо. У ржавого забора взметнулась мелкая птица. Ветер бил по камням, обращая их остатки в бледный песок. Первым удар нанёс толстяк, пытаясь застигнуть врасплох со спины, но я следила за каждым его движением и прислушивалась к шагам – благо, выжженая пустая земля прекрасно отражала стук каблуков, потому вовремя заблокировала удар, оттеснив противника на время. Следующий шаг был предсказуем – Эстебан и худощавый юноша напали вместе, когда я открылась для удара, но подобный ход мы прорабатывали с эром, и я знала точно, что нужно делать. Избежав удара, поспешно развернулась и, уверенно перехватив оружие брюнета, нанесла укол точно в грудь, не настолько глубокий, чтобы быть смертельным, но достаточно болезненный. Мальчишка отшатнулся, схватившись за рану. С Эстебаном было куда сложнее – боец из него сильный, не такой, конечно, как эр Рокэ, но достаточно, чтобы выбиваться из сил от его ударов и резких выпадов. Контратаковав во время очередного его удара, попыталась схватить его лезвие, но Колиньяру уже был известен этот ход, и он обратил его против меня – то было фальшивое движение, отвлекающий манёвр, который я не сумела разгадать вовремя – он видел, что у меня повреждена левая рука, и умело этим воспользовался. Юноша быстро изменил позицию, вырвав свою шпагу, осаднив недавнюю рану сквозь перчатку, и нанёс укол. Хотела уклониться, но резкая боль в руке, едва не до крика, заставила дёрнуться, подставляясь под удар – вражеское орудие пронзило правое плечо. Но победу в дуэли юный Колиньяр праздновать не спешил. С широко распахнутыми глазами он смотрел на лезвие моей шпаги, упирающееся в его горло, точно в артерию, несмотря на пронзённую, истекающую кровью, руку. – Вы проиграли, Эстебан. – Я удивилась спокойствию своего тона. Холодный взгляд серых глаз впился в мелкую ссадину на его коже. – Или мне стоит продолжить? – Эстебан, – зашептал испуганно толстяк. – Он ранен, мы можем закончить начатое, – прорычал раненый в грудь юноша. Колиньяр молчал. Взгляд его дрожал, трусливо, гнусно, как у последнего мерзавца, который за свою жизнь готов продать и друзей, и Честь. Губы его нехотя тронула слабая улыбка. – В этот раз вам повезло, герцог Окделл, – медленно, растягивая каждое слово, начал проигравший, – Алва действительно способен обучить искусству фехтования даже такое ничтожество как вы. – Моя рука дрогнула, углубляя рану на мужской шее, безмолвно напоминая о себе. – Но в следующий раз мы будем сражаться до смерти. – Как вам угодно, – согласилась я, моля Создателя покончить с этим скорее. Эстебан резко вырвал свою шпагу, забрызгав и без того грязные земли кровью, и неряшливо вытер о свой платок. – Идёмте. Карлосу нужен лекарь. Впрочем, – полный ненависти взгляд остановился на мне, – возможно победа всё же за нами. Герцогу Окделлу ещё нужно зализать раны. Успеет ли он?***
До дома Алвы я добралась лишь к обеду. Тяжело дыша, истекая кровью, и больше не скрывая этого от посторонних глаз, завалилась через задний двор, опираясь на стену, стараясь не запачкать её кровью и при том не упасть от бессилия на пол. Краски сливались воедино – картинка перед глазами расплывалась. К лицу хлынул жар. Тело пробивала мелкая дрожь. Дышать получалось через раз. Как бы я не пыталась сосредоточиться, собраться, паника накатывала волнами, погружая в свой ураган спасительное течение мысли. – Норт! Пепе! Лука! – крикнула я вглубь помещения, понимая, что самостоятельно не смогу добраться до своей комнаты. Впереди появился силуэт, тёмный, расплывчатый, высокий – не паж, и не горничная. – Помогите, – сорвался шёпот с губ, – мне нужно в комнату. Игла, прочная нить, алкоголь. – Слова, короткие, по делу, больше напоминали больной бред, но выбора не было. – Я не хочу, чтобы о том узнал монсеньор, – голос мой дрожал, нещадно, глупо, но это была, пожалуй, наименьшая моя проблема. Подошедший мужчина – это, пожалуй, единственное, в чём я была уверена – подхватил меня под левую руку, мягко положил свободную ладонь на талию, притянув к себе, и направился по коридору дальше. Взглянуть на спасителя сил не было. Мы не пошли к лестнице. Он занёс меня в гостевую комнату на первом этаже, усадил на кровать и вручил бокал с холодной водой. – Выпейте. – Голос, который я смогла бы узнать из многих. Глаза в ужасе распахнулись, поднявшись к лицу эра. Голова загудела от потока мыслей, но я лишь поморщилась от колкой боли. – Эр Рокэ! – Сидите ровно, – выдохнул Ворон, отступив к столу, постепенно вынимая от туда всё необходимое, – если ваша рана раскроется сильнее, вы можете истечь кровью. – Не найдя обеззараживающее средство, он обратился к подоспевшим слугам, послав за ним в кабинет. Бросив быстрый взгляд на моё бледное лицо, Алва невольно усмехнулся чему-то. – Выпейте, это уменьшит боль. Без лишних вопросов я попыталась поднять бокал, но движение отдало болью в плече, заставив тихо ойкнуть. – Надеюсь на ваше понимание, – спокойно произнёс монсеньор над самым ухом, заставляя приподнять голову. Он мягко перенял бокал из моих пальцев, после чего, заметив моё смущение, улыбнулся ярче прежнего и поднёс его к искусанным губам, приподнимая, давая делать размеренные глотки. Холодная вода со сладковатым привкусом разлилась по горлу, расслабляя, позволяя прикрыть глаза в спокойствии. – Снимите рубашку, – голос его оставался безразличным, но в глазах читалась строгость. – Монсеньор, – засомневалась я, понимая, что не смогу этого сделать, – я справлюсь сам. – Это приказ, герцог Окделл, – Ворон стоял в шаге от меня, не отводя взгляд, смачивая тонкую иглу, явно не для шитья, каким-то алкогольным напитком, который был доставлен умелым слугой. – Я не могу. – Вам помочь? – Нет, я не могу, поверьте, прошу. – Что же, полагаю, вам есть что скрывать? Я невольно кивнула, закусывая губу не то от боли, не то от волнения. – Монсеньор, я... не уверен, что стоит. Это недоразумение, которое никак не отразится на вас. Всё, что вам стоит знать – я верен вам в оставшиеся три года, я – ваш оруженосец, что бы не говорили другие. На лице Первого Маршала появилась мягкая улыбка, а в сапфирах глаз заблестели озорные огоньки. – Что же, видимо вы упрямы так же, как ваш отец, – обнажив белоснежные зубы, Ворон заглянул точно в мои глаза, стараясь уловить каждую сменяющуюся в бурном водовороте эмоцию, – Айрис Окделл. Сначала нахлынула паника, яркой болью отзываясь в висках, тугим узлом скручиваясь в теле. Дыхание замерло. Это конец. Меня отправят домой. Ричард, прошу, прости меня. Я не справилась со своей ролью. Я не смогла убить Рокэ Алву. Взгляд пустых испуганных глаз невольно упал на шпагу на собственном поясе. Пальцы дрогнули в мимолётной судороге. На лице появилась печальная полуулыбка. Даже с этим не справилась. Как бы я не врала самой себе, я не могу убить его. Лишь откладываю неизбежное – собственное разочарование. Моя цель незыблема и тверда, но вот душа оказалась слишком слабой. Впрочем, как и тело. Плечи медленно опустились. Сине-чёрный колет давил в области груди, увеличивая боль от раны. Я прикрыла глаза, позволив себе опустить уставшую голову на напряжённой шее. Слёз не было, но сердце сжалось от отчаяния. – Видимо, вы правы, монсеньор. – Взгляда не посмела поднять, да и сил больше не осталось ни на что – я с трудом сидела ровно, ощущая, как по груди постепенно к бёдрам стекают кровавые следы. – Позвольте лишь узнать, как давно вы раскрыли обман? – Возможно, леди не поверит, – он спокойно опустился на край постели рядом, медленно расстёгивая пуговицы моего одеяния, – но в День Фабиана. Вероятно, для других вы действительно походили на брата, но тот взгляд стальных глаз я запомнил на века. У вашего брата слишком мягкое сердце, его эмоции легче прочесть, ваши же чаще не отражаются на лице, а скрываются в глубине очей. – Звучит романтично, – горько усмехнулась, откидывая голову в сторону, обнажая бледную шею, – почему же, зная об обмане, вы всё же решились взять меня? – А почему Ворон делает что-либо? – ответил Маршал вопросом на вопрос. Плавным движением он осторожно стянул тёмное одеяние, отбросив его в сторону. – Вы не возражаете? – Теплота его пальцев ощущалась даже сквозь хлопок. Он мягко коснулся плеча, провёл ниже, по линии ключиц, замирая у верхней пуговицы. Я отрицательно покачала головой. – Разве у меня есть выбор? – Пожалуй. – Что будет дальше? – мой голос непривычно дрогнул. Веки медленно разомкнулись, словно нехотя, и я взглянула на собеседника с тоской. Его лицо оставалось спокойным, без лишних эмоций; уголки губ чуть приподняты, ресницы опущены. – О чём вы? – без особого участия уточнил герцог, приспуская белую, пропитавшуюся алыми пятнами, ткань до плеч, открывая себе вид на тёмную рану. – Мне здесь не место. Девушка не может быть оруженосцем, даже Первого Маршала Талига. – Раздался мой томный вдох. – Вы отправите меня в родовые земли, как и планировалось? Выбросите за ненадобностью? Чести во мне, пусть и немного, но хватит на то, чтобы покорно уйти. – Клятву мне дали именно вы, а не Ричард. И каким бы именем вы себя не назвали в тот день, клятва связала вас и меня. – Значит, вы не имеете противоречий? – удивлённо пробормотала прежде, чем холодная жидкость обожгла открытую плоть, вызывая адскую боль и судорогу во всём теле. – Закатные твари! Как же больно! – Терпите, я постараюсь закончить скорее. – Вы можете подуть? Щипит жутко! – Подуть? – На рану, – шипела я, жмурясь и сжимая пальцами простыни, – кх, прошу вас! Поток прохладного воздуха прошёлся по плечу, коснулся ключиц и остановился на ране. Эр, несмотря на сомнительное деяние, всё же исполнил мою просьбу, осторожно, мягко, непринуждённо. Он прекратил, лишь когда мои плечи медленно, расслабленно опустились, а изо рта вырвался блаженный выдох. – Брат в детстве часто делал это, когда матушка обрабатывала ссадины. Не знаю почему, но от того легче становится. – Смущённый румянец на щеках появился ненароком, но стыдится этого я не собиралась, глядя на мужчину перед собой спокойно, с добротой и теплом в серебре глаз. Было в нём что-то иное, отличное от слухов. Пугающе прекрасное. – Что же, в Надоре все столь трепетно относятся к родным? – Да, а в Кэнналоа всё иначе? – Не сказал бы, но и отрицать не стану. Возможно, есть и подобные вашей семьи. Алва охотно отвечал на мои вопросы, отвлекая разговором от боли, медленно проталкивая стерильную иглу сквозь здоровые ткани. Я ощущала каждое его движение, но остановить не смела – он и так согласился помочь, не вызвал лекаря, не позвал слуг, которым, я уверена, доверял уж побольше моего. Возможно, его намерения вовсе не от доброты душевной, но почему-то мне хотелось в тот момент ему поверить и просто на миг позабыть о спорах и обидах. – Ваша семья... они не были добры к вам? – Скорее, они были справедливы и умеренно строги. – Умеренно? – Почему вы поехали в Лаик? – проигнорировав мой, задал свой вопрос Ворон, заканчивая, обрабатывая узел на плече. – Я всегда хотела повидать столицу, – равнодушно произнёс собственный голос, вызывая насмешливую улыбку на маршаловских губах. – Двадцать шестая ложь, – напомнил мужчина, бережно стягивая перчатку с повреждённой во время тренировок ладони. Ах, наказание, верно. Двадцать шесть ударов плетью. Меня никогда прежде не били. Будет больно. Я медленно отвела взгляд, отдавая конечность во власть Алвы. – Всё дело в Ричарде. Вы правы, мы с ним отличаемся, сильно, если знать в лицо или хоть раз лицезреть за беседой. Я действительно хотела увидеть столицу, давно, ещё в то время, когда отец был жив. Но после его смерти я перестала мечтать о подобных глупостях и занялась обучением рядом с Ричардом, как старшая из дочерей. Мы все понимали, что Дик рано или поздно уедет на обучение, попадёт под чужое влияние, в чужое подчинение, и отдалится от нас. В случае его отъезда на долгое время я бы возглавила управление домом под началом матушки. Я этого никогда не желала. Мы были очень близки с Ричардом. И я, казалось, единственная замечала, что он не хотел покидать родных земель. А он лишь качал головой на мои просьбы поговорить с матушкой. В день отъезда я совершила отчаянный ход – изменила наши роли, отдав Надор ему, а себе оставив Лаик. Я и не заметила, как быстро пролетело время. Когда же подняла взгляд на монсеньора, осознала, что тепло его пальцев уже исчезло, оставив после себя лишь приятное покалывание и повязку на левой ладони, плотно прилегающую к телу. – Вы столь открыты рядом с врагом рода, – улыбнулся загадочно Алва, приподнявшись, чтобы встать, но я не позволила ему этого сделать, слабо обхватив чёрную перчатку своими дрожащими пальцами. – Прошу, останьтесь. Враг или нет – вы всё же мой монсеньор, это деловой подход. – Приятно слышать, – кивнул мужчина, усаживаясь рядом, но чуть дальше, – что же, раз вы желаете, чтобы я остался, позвольте узнать: на то есть причина? – Мне бы хотелось немного поговорить, отвлечься от боли, пока не засну, – без всякого смущения произнесла я, удивляясь собственной уверенности в словах, – если у монсеньора, конечно, найдётся время. – Хорошо. Расскажете, как прошла сегодняшняя дуэль? – Он действительно остался рядом, не увиливал от ответов, поддерживал разговор, и, что больше удивляло, не отводил взгляд от наскучившей собеседницы. – Их было трое. Действовали они точно, как вы и предполагали – пытались взять числом, окружая, нападая с разных сторон. Одного мне удалось ранить. После на меня напал Эстебан, младший из Колиньяров, он является хорошим бойцом, умеющим просчитывать ходы противника наперёд. Мы разменялись ударами: он нанёс это, – я робко коснулась своего плеча, – я же остановила шпагу у его горла. – Подняв взгляд на Ворона, поспешила объясниться. – При нас не было секундантов, я отказалась изначально. Потому убийство на подобной дуэли... могло бы закончиться крайне плохо. – Хорошо, что вы это понимаете. Что же, полагается, Колиньяр принял поражение? – Временно. Когда-нибудь мы встретимся вновь, – качнула головой, прикрыв глаза, – и тогда я выиграю без единой травмы. – Подобное рвение похвально, но вам всё же стоит отдохнуть. Вы не способны держать шпагу, и не будете иметь такой возможности ещё около недели, а может и больше. – Как только боль спадёт, я вернусь к тренировкам. – Будете вновь махать мечом во дворе, горцуя перед воздухом? Не знаю уж, почему, но я искренне рассмеялась, откинувшись на спину, позабыв и об обнажённых плечах, и о манерах. – Так, вы наблюдали тогда? – Веки слиплись от усталости, но я уверена – тогда герцог улыбался, как довольный кот, что заигрался с серой мышкой. – Забавное зрелище, признаю, но не достойное оруженосца. – А что ж ещё остаётся, если вы готовы заниматься своим оруженосцем лишь тогда, когда сами захотите того? – Моя улыбка была мягкой, не довольной, но тёплой, родной. С Вороном, оказалось, довольно просто и приятно разговаривать. – Что ж, можете считать, что вам не повезло, так как мне стало интересно, что может выйти, если Окделла станет обучать подобный мне. Ваш стиль поначалу отличался, сильно – яростный, прямой, сейчас же вы стали копировать мою манеру ведения боя. И я не говорю, что это плохо, отнюдь. Вам подходит больше. Не поймите неправильно, ничего не имею против девушек, готовых сражаться за себя и свою цель, но им явно не подходит классическое фехтование, где противники до упрямого безумства дерутся наравне, пытаясь соревноваться в выносливости. Девушка с мечом похожа на хрупкую бабочку – изящную, лёгкую, вы возьмёте противника грацией, умом и ловкостью. Его голос доносился словно издалека. Я лежала на мягкой постели, чуть на боку, спокойно вдыхая винный аромат с нотками трав, исходящий от герцога, понимая, что проваливаюсь в сон. – Спасибо вам, эр Рокэ, – шептали губы без моего желания, – что вы совсем другой. Отличный ото всех, и в том прекрасный. Служить вам – это Честь для меня. Его ответ исчез в заглушившей всё тишине безмолвного сна, но лёгкое прикосновение ко лбу – тёплые пальцы осторожно убрали спадающую чёлку на ещё горячий лоб – и оставшийся невесомый поцелуй отчётливо отпечатались в сознании.***
Проснулась я посреди ночи – точное время узнать не могла, часов в гостевой комнате, к моему сожалению, не было – от резкой боли в плече, до крика. Полагаю, обезболивающее прекратило своё действие, и адреналин от сражения так же бесследно исчез. На шум примчался слуга, напуганный, но уверенный в своих действиях. Получив приказ от хозяина он быстро приступил к обработке раны, дав мне лекарство, отчего-то пахнущее лавандой. Его касания были холодными, грубыми, отстранёнными – он просто выполнял свою работу. А я невольно вспоминала прикосновения Алвы, такие тёплые и приятные. Сон пришёл ко мне быстрее, чем ожидалось – лекарство подействовало, думалось мне. Открыть глаза вновь удалось лишь около полудня следующего дня. Усталость и слабость окутали всё тело, но приподняться на локтях всё же удалось через силу. Плечо несщадно ныло, напоминая о себе. Ладонь неприятно тянула при каждом движении. – Вам нужно принять лекарство, – пробормотал слуга, появившись на пороге. Робко переняла бокал, поднеся к губам, и сделала несколько неуверенных глотков, жмурясь каждый раз от горечи на языке. – Монсеньор у себя? – уточнила я, отдав опустевшую чашу юноше. – Нет, на рассвете он покинул дом. Вернётся не скоро. Что-то передать? – Нет, но можете отправить письмо? В Надор. – Если господин позволит... – Конечно, я понимаю. – Хорошо, тогда можете отдать письмо мне, как закончите, я распоряжусь сообщить господину. Поклонившись, юноша исчез, прикрыв за собой дверь. Взгляд упал на желтоватый лист, мирно лежащий на столе, запястье, скованное болью, резко опустилось совсем рядом, едва не задев изящную чернильницу. Перо дрогнуло меж пальцев, проведя кривую линию в углу. Затем на бумаге появилась ещё одна, затем ещё, и ещё, постепенно обращаясь в неровный, но всё же чистый текст: Дорогая Айрис, пишу, сообщая о том, что всё закончилось хорошо, несмотря на ваши опасения. Первый Маршал относится ко мне хорошо, после дуэли он помог оправиться от ран. Не стоит волноваться, я помню о своей цели, и никогда не забуду. Но всё же не могу быть уверенным в собственных силах. Я постараюсь быть осторожнее в своих следующих действиях, и прошу не волноваться впредь. Надеюсь, Наль передал вам деньги. Хватит ли на семена? Желаю узнать в следующем вашем ответе. С уважением, Ричард. Я отложила перо в сторону, откинувшись на спинку стула и прикрыв напряжённые глаза – руку сводило судорогой, даже подобное небольшое письмо далось мне с трудом. – Почему же он не прогнал меня? – Вопрос утонул в тишине пустой комнаты, нарушаемой разве что моим тяжёлым дыханием и... песней? Мелодия мне не была знакома, но очаровывала с первых нот – лихая, дерзкая, витьеватая. То была не лютня, и не флейта – инструмент не знакомый, да при том звонкий. Я и не заметила, как медленно поднялась на ноги, оставив письмо на столе, как прошла, придерживаясь о стену, к лестнице, как осторожно ступала по ступеням, каждый раз замирая, стоило мелодии прекратить свой ход, прерваться на несколько секунд, и вновь возобновляла шаг вслед за ней. Голос музыканта я узнала сразу и оттого ещё больше возжелала увидеть его самого. Мелодия привела меня к небольшой комнате в левом крыле, от которой веяло теплом и уютом. У камина в углу комнаты расположился Алва, облачённый в чёрную расстёгнутую рубашку и лёгкие штаны, в руках он держал причудливый инструмент, отдалённо похожий на лютню – также со струнами, но при том не похожий ни на что. Пламя весело плясало в камине, отражаясь в глубоких глазах Маршала, играя красками на лакированном дереве в его изящных пальцах. Перед Вороном стоял бокал с вином и наполовину пустой графин. Слуга соврал. – Я разбудил тебя, – произнёс Маршал, прерывая ритмичный звон струн под пальцами, поднимая взгляд на неожиданную гостью, – прошу прощения. Завороженный взгляд отвести не удалось – я наблюдала за каждым движением его тонкой фигуры – за дрожью пальцев, за дыханием и медленным покачиванием ступни. Сделав глубокий вдох, покачала головой в задумчивости. – Нет, вы тут ни при чём. – Присаживайся, – уверенным жестом мужчина указал на соседнее кресло, ближе к камину, – можешь налить себе вина, и мне заодно. – Я не пью. – Видимо, вы позабыли о том, когда отправились с кузеном в таверну. – Усмешка отчётливо читалась в его словах, хоть тон и показался серьёзнее. – Тогда он пытался помочь, да и отказывать было бы невежливо. – Предположу, что вежливость в моём отношении не ценнее потерянного талла? – Вы ошибаетесь, просто кузена я знаю давно, и могу предположить, что... – Не волнуйтесь, я и пальцем не притронусь к вам, Айрис. – Струны вновь запели под его пальцами чудесную мелодию. – Нет, я не о том, – губы дрогнули в слабой улыбке, и я тронулась к камину, разлила вино по бокалам, но к своему Ворон так и не притронулся, в то время как мне пришлось сделать один глоток, чтобы успокоиться, – я не могу быть уверенной в своих действиях будучи под опьянением. Наль бы никогда не стал порочить моё имя или тело, даже в таком состоянии, что же до вас... Я могу не сдержаться, сморозить какую-то глупость или вовсе позволить лишнее, будь то прикосновение, объятие или... поцелуй, спровоцировав вас. – Айрис, – во время своей пылкой и одновременно с тем скованной речи я и не заметила, как звон струн стих, а Ворон уставился на меня, некоторое время не отводя взгляда, – я настолько ужасен в ваших глазах? Чудовище, ведомое плотскими утехами? Жаждущее лишь тела рядом с собой? – Нет, только вот, слухи... – Слухи часто обманчивы. Если вам станет легче, я лишь отвечал взаимностью на желания своих партнёров, не более. Отказать было бы, – он усмехнулся, поднеся к губам свой бокал, – весьма невежливо. – Прошу прощения, эр Рокэ, – прошептала я, стыдливо пряча голову в плечи, делая очередной глоток. Разум постепенно расслаблялся, а боль, раньше сковывающая тело мгновениями, отступала, оставляя после себя лишь приятное покалывание. – Я же просил... – Эр Рокэ, нас никто не услышит. Что бы вы не говорили, вы – человек Чести, по своей природе. – Как вам угодно, – устало выдохнул мужчина, отодвигая бокал в сторону, после мягко касаясь струн. Мелодия вновь заиграла в стенах этой комнаты, а огонь в камине весело затрещал ей в такт. Песня не знакомая, но такая родная из-за бархатистого голоса герцога, приятная слуху, тёплая, обволакивающая, расслабляющая... Я нервно моргнула, когда всё затихло, и обнаружила, что бокал в моих руках совсем опустел. – Такая чудесная... песня, – медленно прошептала я, прильнув к собственной ладони, ощущая, как пылают щёки, – о чём она? – Я думал вам-то она известна, – рассмеялся Рокэ, пригубив немного вина, и вновь начал перебирать струны, – хоть на гитаре она и звучит иначе. – Четверых Один Призвал, – пробормотала я, – что-то от Людей Чести, о Ветрах... и чём-то там ещё. – Ваш кузен прав, вы совершенно не умеете пить. – Вы повторяетесь. – Возможно. – А ещё вы прекрасно поёте, но почему-то скрываете это. – Не скрываю, но и слушателей не ищу. – А ваши партнёры, как бы, слышали их? – Мои песни? – В целом, и ваш голос, – я уже не понимала, о чём говорю. И действия свои боле не контролировала, поддавшись минутному порыву и сделав несколько шагов к монсеньору, усевшись на подлокотнике его кресла, совсем рядом, мягко переняв гитару из его рук. – Такая... удобная. В Кэнналоа искуссные мастера. Пальцы скользнули по струнам сверху, на грифе, зажали точно на том же месте, где совсем недавно покоились воронские, в то время как пальцы правой руки стали перебирать их ниже. Мелодичным голосом я никогда не отличалась, потому рта не посмела открыть, но всё же наслаждалась плавно сменяющимися нотами, которые казались мне довольно складными в своей симфонии. – У вас талант. – Голос его оставался спокоен и уверен, взгляд осмыслен, хоть и выпил он явно побольше моего. – Вы раньше играли? – Лишь на лютне, и то... самую малость. – Может, вам стоит пересмотреть свои... – Цели? – грустно усмехнулась я, мягко перенимая из его рук бокал, залпом выпивая половину и, покачнувшись, упираясь ладонью в его плечо, чтобы не упасть на пол. – Нет, я стану мечом брата... и защитю... защищу... буду защищать его. – Полагаю, с вас хватит, – рассмеялся Алва, убирая бокал подальше, чтобы достать его я уже не смогла. Озорной блеск в сапфирах пугал и завораживал одновременно – я не могла разобрать, что же у него на уме. – Вы уже отослали письмо в дом? – В Надор? – Ладонь невольно скользнула к чёрным прядям, начав накручивать их на пальцы, осторожно перебирая, наслаждаясь шелковистой структурой. – Нет, оно на столе... осталось. – Отправьте по утру, если, конечно, сможете встать с кровати. – Эр Рокэ, вы гоните меня прочь? Его пальцы потянулись к струнам, но я робко переняла их, убирая от камина гитару, усаживаясь на коленях монсеньора, укладывая руки на своих бёдрах. Взгляды наши встретились: его – насмешливый, заинтересованный, очаровывающий, и мой – опьянённый, зачарованный, податливый. – Нет, я не прогоняю вас, но считаю, что сейчас вам стоит вернуться в родные земли, на полгода, а то и на год. – Почему? – До нашей встречи ко мне прибыл гонец, сообщив, что я должен явиться к королю. – Вы отказали? – мой голос становился всё тише, слабее. – Верно, у меня нет желания сейчас ехать к Его Величеству. Как вы видите, мне хочется провести этот вечер у камина, в обществе гитары. – Мне тоже уйти? – Останьтесь, – практически прошептал герцог, качнув головой, словно отбрасывая надоедливую мысль, – возможно, это наша последняя встреча, Айрис. – Что происходит, эр Рокэ? – Война начинается. Шептались о том ранее, но сейчас, полагаю, Его Величество готовит официальный приказ о начале военных действий. – Вы уезжаете? – Завтра на рассвете – на Совет, после чего король отправит меня на поле боя. Вы же отправитесь домой, как только придёте в себя. – Оруженосец должен сопровождать своего герцога! – возмутилась я. Капля трезвости отозвалась в рассудке, обращаясь в нечто большее. – Я не желаю, чтобы вы видели ужасы войны, Айрис. Девушке не следует... – Я поеду с вами! – уверенно прервала его я, впившись пальцами в подлокотники его кресла. – Вы пьяны, на утро вы забудете этот разговор. – Не забуду, клянусь Честью. – Честь, – усмехнулся Ворон, положив ладонь поверх моей, – Честь для меня – пустой звук, и вам это известно. – Известно, но для меня Честь превыше собственной жизни. Ричард меня не поймёт, Матушка тоже – они скорее поступятся Честью Окделлов, на время, потребуют моего возвращения, посчитав, что я погибну по своей же глупости. – И будут правы. – Если я и погибну, то лишь, – оборвала мысль на полуслове, понимая, что последующее будет ложью, что бы не сказала – "лишь защитив вас" или "лишь после вашей смерти". Честь семьи я верну, лишь погубив собственного эра, запятнав своё имя, нет, даже не так, имя брата. Если же переживу войну, вернусь с победой, то отстою свою собственную Честь в глазах общественности, но упаду в глазах Матушки и брата. Ричард бы поехал, исполнил бы свой долг, обыграв всё, как смерть в бою. И вернулся бы, победителем в любом случае. А я не могу... Почему? Не хочу. Не желаю смерти Ворона. Как бы того не отрицала, я не смогу его убить. – Я не погибну. Я вернусь с вами, отслужу оставшиеся года и лишь потом отправлюсь в дом родной, к семье, с победой и Честью. Улыбка легла на спокойное лицо эра, заставляя уголки его губ приподняться, обнажая ряд белоснежных зубов. Алва положил руку на мою щёку, то ли проверяя, не брежу ли я в жаре, то ли убеждаясь в ином, провёл тёплыми пальцами ниже, к шее, отодвигая неровно обстриженные пряди золотистых волос в сторону. – Если вы того желаете, я не смею вас останавливать. В комнате на несколько минут повисло молчание, неловкое, томное. Лишь слабое пламя на разогретых обуглившихся дровах медленно трещало в камине. Мы не сводили взгляда друг с друга, но и положение не меняли, хоть оно и могло показаться постыдным, грубым и неудобным. Я не выдержала первой, качнула головой, прикрывая усташиеся глаза и с тяжестью вздохнула. – Эр Рокэ, вы помните про мой долг? – Конечно. – Я выплачу его сразу, как мы вернёмся с войны. – Я не буду вас торопить. – Эр Рокэ, – тихо позвала я, опустив голову, прильнув к его обнажённой, такой горячей, приятной к ощущению, груди, уткнувшись лбом в плечо, выдыхая, – я прошу вас, не щадите меня. Война – это страшно, больно, опасно. Я не хочу, чтобы вы держали меня в стороне всё время за ненадобностью. Я должна пройти это. Должна почувствовать этот страх на собственной шкуре. – Чтобы у вас после случился очередной приступ? Вам так понравился мой подход? – Возможно, – я не смела его обнять, хоть того и невероятно желала, не смела коснуться его губ, хоть и жаждала почувствовать сладкую горечь от испитого им вина, его вкус. – Я справлюсь с приступами. – Вы будете спать в казармах с солдатами, мужчинами. – Слова его пытались переубедить меня, прогнать мысль о походе прочь, но моя цель оставалась незыблема и тверда. – Меня это не страшит. У меня есть особый корсет для груди. Нужно лишь затянуть его пораньше и не снимать. – Еды и воды будет не хватать. – Чувство голода меня не пугает. – Остановок на сон будет непозволительно мало, бóльшую часть пути мы проведём на лошадях. К слову, ваш конь не подойдёт, он совершенно не вынослив. Возьмёте моего. – Только не Моро. – Почему же? Вы уже удержались на нём без седла. – Он слишком похож на вас, неукротим и неуправляем. – Верно. Хорошо, дам вам кобылу, она мягка и вовсе не строптива. – Вы согласны взять меня с собой? – Будто бы вы откажетесь от своей решимости, если я откажу. – Верно, я всё равно вернусь к вам. – И я буду этому рад, – его голос перешёл на шёпот, почти неслышимый, глухой, смирившийся.***
На следующий день вся Оллария уже знала о начашейся войне с бириссцами, окупировавшими Варасту. Бирисские вожди, подобно саранче, совершали быстрые набеги на близлежащие деревни, оставляя после себя лишь пепел пожаров и голодных обескровленных путников, что теперь вынуждены были блуждать по дорогам и степям в поисках спасения. Единственным спасением для них и надеждой для потерявшего посевные земли Талига являлся Первый Маршал, ныне получивший полномочия Проэмперадора Варасты. Люди Чести всё просчитали, сбросив тяжкий груз ответственности на его плечи – если он проиграет, не сумев избавиться от напасти до зимы – а на то ему давалось всего семь месяцев, – лишится головы. Впрочем, Маршал и сам был не против принять очередной вызов, броский и опасный, раз согласился на эту заведомо проигрышную в глазах иных сослужицев аферу. Моё письмо было отправлено в тот же день, только слегка дополнено напоминанием о том, что я уже не ребёнок и знаю, на что иду, отправляясь вслед за своим эром. Ко двору прибыл Наль, сообщая, что эр Август желает встречи, но я была явно не в том состоянии, чтобы отвечать ему взаимностью, потому вынуждена была отказать, написав очередное письмо рукой кузена. В своём ответе я сообщала о том, что понимаю суть желаемого им разговора – о предстоящей войне, заведомо проигранной Олларами. Эр Август, зная или не зная о нашем с братом плане, так или иначе попытался бы убедить меня остаться здесь, в Талиге, посчитав, что Ворон проиграет сражение, утянув и меня с собой в могилу. Сообщала и то, что понимаю, как кансильер рискует, пытаясь связаться со мной, и выражала благодарность в том. Но не сообщила я о самом главном – я знала, что Рокэ Алва обязательно выиграет сражение. На поле боя он совсем иной, беспощадный, холодный, там он боле не может играть чужими жизнями, словно марионетками в театре, возвышая одних, бросая в бездну других. Так, по крайней мере, мне казалось до момента, пока не убедилась в обратном лично. Практически месяц мы провели в Тронко, собирая силы, подготавливая оружие и припасы, просчитывая ходы противника. Там я познакомилась с Оскаром Феншо-Тримейном, молодым генералом, возрастом всего в двадцать шесть лет. Забавный парнишка, чуткий и смелый, он восхищался Вороном, хоть и мог открыто оспаривать его идеи и решения со мной, считая, что некоторые из них неверны. К остальным же подчинённым Алвы я не испытывала подобной симпатии, не сходясь во взглядах. Взрослые, сильные, статные, серьёзные, наученные жизнью – они не походили на моих знакомых, они пугали, и даже не своими достижениями на поле битв, а чем-то... иным. Аурой, манерой общения, взглядом – я знала, что ничего хорошего не найду в разговорах с ними и, боле того, страшилась раскрыться. Потому мой круг общения ограничивался Феншо и вынужденными собеседниками, к которым приходилось находить подход по приказу Проэмперадора. Когда же переправа была готова, шествие двинулось вдоль кургана вслед за адунами, нелепо заявившими о своём намерении вступить в подчинение Первому Маршалу. Их разговор я почти не помню – жар сводил с ума, да и особого интереса таможенники у меня не вызывали, знаю лишь, что видели они противника и чудом пережили нападение, а теперь они и их пёс должны были куда-то нас привести. Шли мы не первый день, не одну ночь. Уже порядком утомились, а бесцеремонно скачущие по горам бириссцы, небольшой отряд, продолжали наблюдать со стороны, подходя всё ближе и ближе. Ночами мы останавливались, недолго спали, поднимались на ноги и продолжали путь. Вот и сейчас остановка вновь настигла нас глубокой ночью. – Сколько можно тянуть? – бурчал Феншо. Он ни раз пытался убедить Алву изменить план, хотя бы выловить разведчиков и узнать об их отрядах что-то большее, чем неуверенная информация от таможенников, но раз за разом получал отказ. Я медленно повернула голову в его сторону. – Думаю, Маршал знает, что делает, тебе не о чем волноваться. – Не о чем волноваться? – горько усмехнулся юноша, бросив беглый взгляд на маячивших неподалёку бириссцев. – Пойми, Ричард, я восхищался Алвой таким, каким он был пять, десять лет назад, когда он так упрямо рвался в бой, порой упраздняя правила, не видя никаких преград на своём пути, свершая неожиданные ходы раз за разом, каждый из которых оборачивался победой. Он посылал командиров с их правилами к Леворукому, вытягивая армию и всех нас из грязи! А сейчас? Посмотри, он морит нас! Солдаты устали от ожидания, так они и вовсе сорвутся, струсят, как только бириссцы решатся напасть. Алва ведёт нас на смерть. И сам погибнет, если мы сейчас не начнём действовать! Оскар стиснул зубы и устало потёр переносицу, наклоняясь чуть вперёд. Видно было, как сильно он напряжён. – Я не уверен, не знаю. Ворон чего-то выжидает, это ясно, как день, но чего именно – вопрос, стоящий внимания. Я не был на Совете, я не могу знать всех тонкостей плана... – Ты не был, зато я был. И Алву просто загнали в угол, заставив пойти на это безумие. И теперь он растерялся, испугался, он не делает того, что нужно! – Феншо, тише, – попыталась успокоить его я, заметив любопытные взгляды проходящих мимо солдат, – не надо так громко. Я понимаю твоё рвение, но оно неоправдано. – Заметила стиснутые кулаки, побледневшее лицо, напряжённые плечи и чуть наклонила голову на бок. – Ты ведь не собираешься уйти без ведома Маршала? – Разумеется, нет! Я поговорю с Проэмперадором, и он должен меня отпустить! – Он откажет. – Закатные твари, Дик, если он не разрешит, я возьму триста человек и отправлюсь за пленными сам, после бросив их точно к ногам Ворона! Тогда он прекратит это бесполезное шествие и обратит внимание на то, что действительно того стоит! Ты идёшь со мной? – Я – оруженосец Маршала, я не могу... Не хочу – было бы вернее. Ворон всегда делал лишь то, что хотел, а победа в этой войне, как и в любой прочей, одна из самых желанных им вещей. Он не стал бы трусить, не стал бы делать того, что привело бы нас в тупик, в болото, из которого выбраться самостоятельно мы бы уже не смогли. – Не трусь! Это наш шанс, – одёрнул меня Феншо, кивнув на палатку Маршала, из которой тот, собственно, и показался, попрощавшись с Вейзелем – полковником, которого привёз с собой, и томоженниками. Он уверенно подтолкнул меня в спину, довольно улыбнувшись, а я последовала за ним, хоть и, признаться, хотела занять в этом споре иную позицию, но не поддержать его я просто не могла – ему нужна была я. – Рад вас видеть, генерал, Ричард. – Встретил эр Рокэ нас довольно любезно, но на хорошее завершение разговора я уже не расчитывала, нервно сглотнув. – Господин Первый Маршал, я прошу вас уделить мне несколько минут для важного разговора. – Охотно, – кивнул Алва, взглядом встретившись с моим неуверенным, на что пришлось качнуть головой, как бы утверждая, что я здесь не при чём. – Мои люди устали от этой прогулки, – начал было Феншо, но его голос, вопреки и его, и моим ожиданиям, дрогнул. – Мы уже обсуждали это, – спокойно напомнил герцог, – трижды. – Четырежды, – Феншо совсем охрип. – Тем хуже для вас – вы наредкость непонятливы, а это, учтите, дурное качество для генерала. Хотя перевязь мало что меняет... – Жители Варасты ждут нас! Они надеятся лишь на нас, так как уже потеряли всё, что могли! Пока мы идём вниз по реке, они теряют последнее, что у них осталось – свои жизни! – Голос Оскара дрожал, яростный взгляд впивался в холодное, не выражающее ничего, лицо Маршала. – Наш долг – помочь этим людям. – Вы заблуждаетесь, – стойко принял удар Ворон, продолжая смотреть точно в глаза собеседнику, – Мой долг – поставить бириссцев на место, а ваш – подчиняться моим приказам. Завтра мы продолжим движение вдоль реки. – И к осени упремся в Барсовы Врата? – встрепенулся Оскар. – Оскар! – окрикнула его я, схватив за плечо, пытаясь оттащить в сторону, но юноша оттолкнул меня, грубо цокнув языком, словно я лишь мешалась под ногами. – Раньше. А теперь можете быть свободны, оба. – Монсеньор! Я не желаю ставить интересы Талига в зависимость от вашей прихоти. Я требую, чтобы вы немедленно повернули в сторону Бакры, и я требую начать охоту на вражеских разведчиков! – Вы не можете ничего требовать, Феншо-Тримейн. Вы не Король, не забеременевшая девица и даже не глава какого-нибудь замшелого дома, как мой оруженосец. Оставьте ваши требования при себе и отправляйтесь отдыхать, мы отбываем через пять часов. – Мы только и делаем, что отдыхаем! Если вы струсили, то я сделаю всё сам. Я возьму три сотни человек и переловлю разбойников, после чего авангард повернет к горам. Я повернулась к Маршалу: он оставался спокоен и, в отличие от своего собеседника, не срывался почти на крик, не выказывал ни единой лишней эмоции, просчитывая каждое своё действие, каждое слово. Ловушка. Феншо, вы угодили в ловушку. – Оскар Феншо, – он и не думал повысить голос, и от того по спине пробежал холодок, хоть ночь и была абсолютно безветрена, – если вы нарушите приказ, я расстреляю вас перед строем, и на этом вашим подвигам придёт конец. Вы меня поняли? – Да, сударь, – поклонился Феншо, – я вас понял. – Ваше счастье, если это так. Ричард, вы всё услышали? – Я, – замешкалась, встретившись взглядом с опустошённым и полным ярости Оскаром, – да, монсеньор. – Прекрасно, теперь можете быть свободны. Феншо развернулся и быстрым шагом стал удаляться прочь, я же последовала за ним, понимая, что он не остановится сам. – Оскар! Не смей, Маршал не шутил! Он расстреляет тебя, – почти прорычала я, сжав его запястье с такой силой, что на утро появились бы синяки. – Дик, почему ты не оспорил его! Ты же тоже понимаешь, что Ворон прячется, боится, не рискует! – Это ты рискуешь, а он – выжидает! – Чего? Нашей смерти? Тогда он точно дождётся. – Пылкий взгляд утопал в моём, разбиваясь об острую сталь, смягчаясь, распадаясь мелкими, но всё же горячими искрами. Феншо заметно смягчился, вырвал руку и опустил взгляд в землю. – Прости, Дик, я не вижу иного выхода. Если Ворон примет мои действия за оскорбление, то так тому и быть, но иначе войну нам не выиграть. – Оскар... – Будь осторожен, Дикон. Прошу, не совершай глупостей. – Оскар! Но Феншо меня уже не слушал, направившись в свою палатку, а я лишь надеялась, что его порыв к действию временный, и на утро генерал придёт в себя. Как же я ошибалась. Оскар исчез под утро. Я места себе не находила, и это было заметно, казалось, даже больше, чем само исчезновение генерала. Алва либо не замечал этого, либо просто выказывал своё равнодушие к его поступку, пока не понадобится иное. И это пугало. Но мы продолжали путь, ровно так же, как и раньше, вдоль реки. А Феншо всё не возвращался. Не вернулся он и к закату следующего дня. Мне не с кем было обсудить его побег, да и подставлять юношу перед герцогом хотелось, пожалуй, меньше всего, потому под покровом ночи я вскочила в седло, спрятала под одеждой флягу с водой и карту, украденную из палаты Эмиля Савиньяка – одного из приближённых Алвы, – с отмеченными на ней передвижениями бириссцев. С ней у меня было явно больше шансов отыскать Феншо, чем без, учитывая абсолютное незнание местности. Сона – отданная под моё управление на время кобыла из маршаловской конюшни – стремительно промчалась через лес, свернув к овражным степям. Место опасное, слишком идеально подходящее для засад, потому я надеялась найти здесь Феншо, спешившись, поведя кобылу следом. На карте эти места не были никак отмечены, но от того легче не становилось. Ночной ветер с Запада приносил прохладу и запах... костра. Пожар? Я бы уже увидела пламя и чёрный густой дым над песками и горами. Кострище на перевале? Уже скорее. Вопрос только в том, кто тот перевал устроил. Я убрала карту в сумку, прикреплённую к седлу, и медленно направилась против ветра, стараясь заранее разглядеть возможную засаду меж скал. Лошадь покорно следовала за мной, не издавая лишних звуков. По мере того, как я пробиралась сквозь проёмы в скалах, всё ярче ощущался дымный запах, а позже появились и голоса. Незнакомые, гласящие на чужом языке. Я замерла у большой арки, ведущей к скрытой по другую сторону леса степной поляне, так удобно расположенной – помнится, на карте не было отметок здесь, и я быстро сделала одну первым, что попалось под руку – собственной каплей крови, пущенной с помощью кинжала. Передо мной, на поляне той, простирался ряд палаток, неаккуратных столбов с лошадьми, костров, усаженных неопрятными обросшими седунами, как звали бириссцев адуаны. Карта отправилась назад, в седло, и я развернула было лошадь, чтобы направиться назад, в лагерь, но не смогла пошевелиться – всего один упущенный шорох, осторожный, нетревожный, и у моего горла остановился бирисский изогнутый меч. Я отпустила поводья и резко наклонилась назад, затылком ударив противника куда-то на уровне груди, развернулась, схватив за локоть, и резко дёрнула его в сторону, выбивая суставы из их положений – и не такое узнаешь в библиотеке, – тут же отбежав в сторону. – Сона, пошла! Хлопок по крупу привёл кобылу в чувства. Я ловко запрыгнула в седло, натянув поводья, и помчалась прочь по тому же пути, что привел меня сюда. Добраться до лагеря. Скорее. Место. Нужно показать Маршалу место. В панике я позабыла об осторожности – выскочив из ловушки горного хребта, поскакала не вдоль него, а от, к лесу, в надежде, что его густая крона сумеет меня защитить. Но в тёмной листве, плотным одеялом укрывшей лес, опасности было не меньше. "Барские" стрелки. От нескольких стрел мне удалось увернуться, но две всё же настигли, выбив из седла, болью отозвавшись в голени и оссаднившем боку. Топот копыт отдалялся – кобыла исполнила приказ, исчезнув во мраке ночи, но я тому была почему-то рада. Карта с ней. Есть шанс, что её найдут раньше, чем Феншо угодит в эту ловушку. А вот я уже не уйду. Надо мной замерло несколько силуэтов, наставив оружие. И добрыми их намерения явно не были.