ID работы: 12094909

Дом и родина

Слэш
NC-17
Завершён
109
автор
Размер:
59 страниц, 6 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
109 Нравится 23 Отзывы 25 В сборник Скачать

Глава 3

Настройки текста
Знакомство Дайнслейфа и Итэра длится меньше, чем хотелось бы Путешественнику. Он так и не получает ответов на свои вопросы. Дайнслейф исчезает в портале следом за Люмин, а Итэр ещё неделю не может прийти в себя после встречи с сестрой. Все они слышали о том, что произошло, старались поддержать его, но в последнее время Путешественника всё реже видели на улицах Мондштадта. Он готовился к поездке в Инадзуму. Одной скучной ночью в пустой таверне Кэйа спрашивает, видел ли Дилюк Итэра. Тот пытается припомнить, когда это было в последний раз, и не может. — А не мог он всё-таки пойти за этим типом? — спрашивает Дилюк, переворачивая табличку на двери. Таверна готовилась к закрытию. — За Дайнслейфом? Вряд ли. Итэр сказал, тот «как в Бездну канул». Дилюк возвращается и встает напротив. — Удивительно, что Вы не пошли за ним... Ваше Высочество. Кэйа дергается за барной стойкой. Он ждал этого разговора. — Почему ты ещё не сдал меня? Ему отвечают не сразу, и отчего-то это греет душу. Дилюк будто не может выбрать главную из десятков причин. — Потому что ты никогда не сдавал меня. — Всё-таки выбрал самый безопасный ответ. — И я верю, когда придет время, ты выберешь правильно. — А если ты ошибаешься? Что тогда? Дилюк склоняется прямо над ним, и Кэйа не отшатывается. Напротив, он всё время хочет придвинуться ближе. — Тогда скажи мне об этом сейчас. — Чтобы ты убил меня? Снова замешкался. Кэйа облизывает губы — во рту пересохло, хотя он только что пил вино. Теперь молчание у Дилюка другое, словно он не понимает, как можно спрашивать такое. Он не выбирает, что ответить: ответа не существует. Прошло столько лет, а Кэйа до сих пор читает его, как открытую книгу. Сходу различает скупые эмоции Дилюка — такими они стали лишь после его возвращения. — Да, глупый вопрос. — Кэйа делает новый глоток, чтобы расслабить напряженное горло. — Ты мог бы сделать это ещё тогда, но не стал. — Не начинай. — Дилюк почти рычит. — Я хочу закончить. Кружка отлетает от удара, остатки вина проливаются на стойку. Дилюк хватает Кэйю за грудки и заставляет встать, тянет на себя. — Дайнслейф поклялся тебе в верности, и ты разом забыл обо всех, кто и так был тебе верен? Обо всех, кто рядом? Кэйа приподнимает брови. Дилюк действительно сомневается в его верности? Или просто... ревнует? — Ты сейчас говоришь про себя. Не про Мондштадт. — Кэйа хватает руку на своем вороте, хочет немного сдвинуть её, но лишь чувствует напряжение в чужих пальцах. — Дайнслейф верен мне из-за титула, из-за своего долга. Другие... им всё равно. Они верят в меня не поэтому. И просто ужаснейше разочаруются, если всё узнают. Дилюк снова тянет его ворот на себя, будто желая встряхнуть Кэйю, образумить. Вместо этого они едва не сталкиваются лбами. В последний раз он был так близко в день смерти Крепуса. Ещё утром Дилюк обнимал Кэйю перед тем, как спуститься к завтраку, а вечером они скрестили мечи. — Теперь это ты говоришь про меня, а не про Мондштадт. Я всё знаю, и что с того? Ничего не изменилось. Разочаровался разве что в себе. — Осторожнее со словами, Дилюк... Это почти похоже на извинение. — Голос у Кэйи чуть хриплый: натянутый ворот сдавил горло. — «Ничего не изменилось»? Ты же не о... Они не могут понять, кто из них придвигается первым. Может, Дилюк хотел притянуть Кэйю к самой груди, удушающе сжать в тисках, а тот случайно задел губами его щеку. Может, это Кэйа наклонился вперед, чтобы его спровоцировать, а Дилюк поддался — не разобрать. Они впиваются друг другу в губы, и Кэйа хочет отпрянуть, но ему не позволяют. Тогда он сдается. Дилюк яростно прокусывает ему нижнюю губу, а Кэйа нарочно стукается с ним зубами. На кончике его языка — кровь. Вот бы кто-нибудь зашел в пустую таверну с табличкой «закрыто». Вот бы кто-нибудь слышал их разговор и всем растрепал: «Кэйа Альберих — предатель, а Дилюк Рагнвиндр — самый никудышный разведчик Мондштадта. Ах да, Вы бы ещё видели, что они творили друг с другом, ну точно бы поседели от ужаса». Пришел бы конец грязным секретам: об этом когда-то мечтали они оба. — Вот это ты напился, — говорит Дилюк, когда отстраняется, и между ними повисает неловкая тишина. Его ладонь касается щеки Кэйи, и тот льнет к ней. Он прощает ему и рану на губе, и издевку, потому что Дилюк смотрит на него взглядом, потемневшем от нежности. *** Они так давно рассорились, что Кэйа не может привыкнуть, каково это — не напрягаться каждый раз, когда видит Дилюка. Точнее, он всё ещё напрягается, но уже в приятном ожидании. Особенно, когда они остаются одни после закрытия. Что-то происходит. По-другому они это не называют, и, кажется, всех всё устраивает. Их обоих — снятое напряжение. Окружение тоже не жалуется. Джинн устраивает, что у Кэйи беспричинно улучшилось настроение; посетителей таверны — что господин Дилюк стал чаще выходить за стойку. По будням Полуночный герой часто патрулирует темные улицы в те же ночи, что и капитан кавалерии. По выходным Кэйа просыпается на винокурне. Наверное, друзья и знакомые что-то подозревают — тем сильнее, когда минует не один год, — но они ограничиваются сдержанными подколами. Их всеобщий друг Итэр так и не возвращается в Мондштадт, только шлет письма. Обычно почтой занимается Эмбер, но сегодня её направили на задание, и письмо попадает в руки к Кэйе. Итэр прислал в штаб ордена открытку из Натлана. Там написано, что следом он отправится в Снежную. Дайнслейф с ним. — Думаешь, Итэр встретит Люмин? Кэйа заговаривает об этом с Дилюком, когда в обед они встречаются в «Хорошем охотнике». Вопрос не застает врасплох — Дилюк от пьяных любителей болтовни и не такие фантастические размышления слышал. Кажется нереальным, что столько времени спустя близнецы наконец найдут друг друга. — Обязан. — Дилюк откидывается на спинку стула. Их разговор за дальним столиком не слышен другим посетителям. — Меня больше волнует, что будет потом. Пойдет ли он против сестры или встанет на её сторону? — Интересно... что будет с Тейватом, если Итэр присягнет Бездне на верность, — бормочет Кэйа, ковыряясь вилкой в рагу. — Только он сможет переубедить Люмин. — А если этого будет недостаточно... нас ждет невообразимый новый мир. Дилюк придвигается ближе и берет в руку нож. — Не спеши отказываться от старого. — Да, но если Люмин фактически отказалась от него... что остается Итэру? Кэйа отводит взгляд и делает вид, что сосредоточенно пилит чересчур жесткий кусок мяса. — Быть с ней, даже если она обречет себя на гнев Селестии и всего Тейвата, — Дилюк смотрит на него в упор. — Только так можно её вернуть. Пока Кэйа пытается поладить со столовыми приборами, нож Дилюка входит в его порцию мяса как по маслу, словно он точно знал, под каким углом и с какой силой его разрезать. Он продолжает кромсать мясо на мелкие, ровные кусочки, и Кэйа не выдерживает — пинает его ногой под столом: это за фарс. — Да тебе надо было ехать с Итэром, — говорит он Дилюку. — Хм. — Тот ненадолго замолкает, будто в самом деле представляет, как бы это было. — А мне казалось, я нужнее здесь. «И правда», с насмешкой думает он, но не говорит этого вслух. *** Дайнслейф является ночью, через портал в лесной чаще Вольфендома. Кэйа приходит на встречу после полуночи, как обычно. Воздух трещит от искр, пространство рвется тонкими полосками синевы и черноты, пока в нем не образуется фигура. Она возникает из темного водоворота, и сухая трава мнется под её сапогами. — Ваше Высочество. — Дайнслейф снова прикладывает кулак к груди. — Сумеречный меч. — Кэйа хочет просто кивнуть, но тело не слушается, и он снова повторяет жест Дайнслейфа. — Только не проси пойти с тобой. — Это мой долг. Вы ещё не передумали? — Нет. В Снежной мне делать нечего. — Итэр так не считает, — Дайнслейф отводит взгляд. Ночной ветер треплет полы его плаща. — Ему стало известно, что ещё жив последний потомок династии Затмения, сохранивший человеческий облик. Кэйа цепенеет. — Ты рассказал ему, кто я? Ты понимаешь, что это значит? — Обстоятельства... сложились так, что мне пришлось сознаться. Итэр понял, что наследник жив. Замечательно. Просто великолепно. И всё же... когда-то это должно было произойти. Ещё до того, как Итэр отправился в Снежную, стало ясно, что он подобрался слишком близко к правде. — Всё благодаря Люмин, да? Это так глупо, что она хочет возвести меня на трон, — Кэйа усмехается и качает головой. Камушек попадает под каблук сапога, и он безразлично отпинывает его. — Она бы справилась куда лучше. Я никогда не был лидером, лишь тенью или правой рукой. Другом, возлюбленным, утешением. Дайнслейфу необязательно знать. — Вам уготовано другое. — Пока никто не смог мне этого доказать. — Капюшон его походного плаща лезет в лицо. — И всё-таки Мондштадт послужил хорошим убежищем. — Мой меч всё ещё принадлежит Вам... но превыше всего — тому, во что я верю. Глаза Дайнслейфа темнеют, тень от листвы ложится на лицо. Кэйа пожимает плечами. — Ты же был против возрождения Каэнри'ах. Неужели передумал? — насмешливо спрашивает он. — Я был против методов ордена Бездны. Теперь всё изменилось... Не знаю. Итэр убедил меня, что Люмин использует орден Бездны для достижения своих целей, а я уверен, что это они используют её. Но теперь, когда близнецы вернули себе силы, запечатанные богиней... войны Тейвата и Селестии не избежать. Я не в силах это предотвратить. — Значит, они станут нашими новыми богами? — У Кэйи едва не сводит скулы от смеха, от широкой улыбки во весь рот. — Или мы снова захотим их обыграть? А, Дайнслейф? Он молчит, а Кэйа шагает вперед — хочет рассмотреть поближе, потому что никогда не видел Дайнслейфа в таком смятении, — но его останавливает запах. Дайнслейф окутан шлейфом невесомого цветочного аромата. Кэйа узнает его не сразу, потому что не ощущал этот аромат долгие годы, но забыть его невозможно. Такой запах застывает навеки: и в памяти, и на кончиках цветочных лепестков, даже если они твердеют подобно камню вдали от родной земли. Интейват пахнет свежо и нежно. Он словно роса среди заснеженного солнечного луга. Давным-давно Итэр рассказывал, что за странный цветок нашел в Разломе. «Такой же цветок моя сестра носила в волосах». Верно, носит и сейчас, раз жаждет возродить землю, где они росли когда-то. Дайнслейфу лучше знать: он был с Люмин с самого начала её путешествия. И вот он присоединился к ней снова — не поэтому ли так переменился? — Она призвала тебя, — с укором бормочет Кэйа, и тот недовольно отшатывается. — Ты упрекал Итэра, что он не может выбрать сторону, а сам попался в ту же ловушку? Дайнслейф даже не меняется в лице. Он отвечает на каэнрийском: — Я не стану выбирать между домом и родиной. Между Люмин и Каэнри'ах, звучит между строк. Возможно, они примирились, и она убедила его, что с ней ему не придется выбирать. И это говорит Дайнслейф, некогда доказавший кровью в поединке, что он вправе возглавить королевскую гвардию; что лишь его плечи стерпят тяжесть этого долга? Кэйа глядит вдаль, в сторону Мондштадта с его густыми лесами и цветущими лугами. Не верится, что когда-то среди одуванчиковых полей зацветет интейват, но ему представляется запах пепла, гари и жженой травы. Он едва ли не явственнее, чем тот, что исходит от Дайнслейфа. *** Ночь сегодня светла и полна опасностей, слухов о грядущих гнусностях и подпольных сделках, а это значит, что Полуночный герой вступает в караул. И, конечно же, не обходится без последствий. Разбираться с ними у себя на квартире вынужден Кэйа. Едва он завязывает последний бинт на предплечье Дилюка, как тот грубо толкает его на кровать, отшвырнув в сторону аптечку. Лунный свет очерчивает края его силуэта. Приполз с задания к нему в комнаты, как раненный зверь, тенью залез через окно. Бывало, Кэйа и сам заявлялся весь потрепанный где-нибудь рядом с винокурней, дело привычное, но сегодня что-то не так. В последний раз он видел Дилюка таким злым, когда тот обнаружил и разворошил первый лагерь фатуи у подножья Драконьего хребта. Сказал, они такие мерзкие планы вынашивали, что и вспоминать тошно. Удивительно, как его ещё не тошнит от Кэйи. Дилюк что-то почувствовал, подметил: не разумом, а нутром. Вот, что по-настоящему тошно. Они возвращаются к заезженной городской поговорке про них: «братья, неразлучные как день и ночь», и снова чувствуют друг в друге малейшие перемены. Только этого сейчас не хватало. Он хватает Дилюка за волосы, но тот впивается ему в шею, кусает. Его не оттащить. — Yo muhe kundala, kuzi? «Подраться хочешь, силач?», спрашивает Кэйа на каэнрийском — сам не знает, зачем. Наверное, хочет посмотреть на реакцию. Понять, из-за чего Дилюк всполошился, из-за него или из-за наваждения после очередной уличной расправы. Обычно каэнрийского от Кэйи было не услышать: разве что иногда он ломано говорил на нем с Дайнслейфом в ночной тиши. Иногда Дилюк просил Кэйю вспомнить пару слов, потому что ему было интересно. Или это его заводило, но он не признавался. Когда он слышит завораживающе таинственную фразу, дыхание у Дилюка чуть сбивается, а это значит, что догадка хотя бы наполовину верна. Он осыпает щеки Кэйи новыми поцелуями, уже не такими яростными, и зачем-то целует его ладони. Немного воротит от такого жеста. Кэйа помнит, как в его детстве родной отец застал их с придворным слугой: в тени дворцовой аллеи тот поцеловал Кэйю в щеку. Они были совсем детьми, но отец приказал хорошенько выпороть его и слугу. Много лет спустя Кэйа стал бояться, что однажды Крепус застукает их с Дилюком вот так, и одной поркой тут уже не обойдется, но для Крепуса всё кончилось прежде, чем страх сбылся. Оказалось, это и не страх был вовсе, а так, детский пустяк: бояться надо было другого. Кары небесного порядка, например. Дилюк не его слуга. Даже Дайнслейф так не преклоняется, хотя он тоже не слуга, и всё же утверждает, что служит ему. «Мой меч Ваш». Его мысли с Каэнри'ах. Его сердце — с Люмин, но об этом он не говорит. Они с Дилюком тоже не произносят ни слова. Кэйа проводит пальцами по его лицу — не может понять, хочет ли притянуть его к себе или отпихнуть, — и замечает у скулы глубокий порез. Он прятался за прядями волос. — У тебя ещё рана. Дай я... — Ye zido shato... si, — хрипло говорит Дилюк с ужасным акцентом. «А у тебя это». Его пальцы касаются повязки на глазу Кэйи. — Ты никогда не показывал мне, что под ней. — И не собираюсь. Не хочу, чтобы ты ослеп от красоты. Кэйа бы спросил, какого дьявола ему понадобилось увидеть это именно сейчас, но он и так знает ответ. Дилюк наверняка в курсе его ночных встреч с Дайнслейфом, наверняка додумывает себе всё, что только можно. Видит в этом недоверие и тихо злится. Хочет хоть какого-то подтверждения, что с ним Кэйа более настоящий, чем с незнакомцем в темном плаще. Запястья Кэйи перехватывают и заводят над головой. Свободной рукой Дилюк касается его повязки. — Я хочу посмотреть, — предупреждает он. А все предыдущие годы не хотел, значит. Доверял, когда в юности Кэйа говорил, что под повязкой у него просто помутневшее глазное яблоко и уродливый шрам. Якобы он его очень стесняется и никому не хочет показывать. Дилюк делал жалостливое лицо и целовал его глазную повязку, а Кэйа шутил, что это зря, ведь он не стирал её уже неделю. В этот раз Дилюк не купился на шутку про скрытую ослепительную красоту. Не купится и на всё остальное. Его пальцы двигаются слишком медленно: касаются края ткани, нащупывают резинку. Кэйа недовольно напрягается в его хватке, но не сопротивляется взаправду. Наконец Дилюк стаскивает повязку. Он охает, разумеется. Склера у глаза Кэйи черная, покрыта мелкими синими капиллярами, и зрачок раздвоенный, тоже неестественно синий — такие глаза увидишь только у вестников Бездны или её магов. По векам тянутся трещины. Сквозь них проглядывает черная кожа, будто у хиличурлов. От удивления Дилюк ослабляет хватку на его запястьях, и Кэйа вырывается. Он опрокидывает его на спину и ласково хватает за горло. Дилюк кряхтит — наверное, свежая рана дала о себе знать. — Говорил же, ослепнешь. — Кэйа издевательски целует его чуть ниже подбородка: там, где очаровательно и быстро бьется жилка пульса. — С тобой всегда так. Смотришь, но не видишь. Слушаешь, но не слышишь. — Это... из-за твоего происхождения? След, как у Дайнслейфа? — Нет, что ты, я родился таким. Разве что потом меня немного приукрасили. В Каэнри'ах была очень популярна практика татуирования младенческих глаз. — Кэйа. — Глаз как глаз. Расстроился, что про него не сложишь рыцарскую поэму? — Я не расстроился, — Дилюк чересчур нежно касается ладонью руки на своем горле, и Кэйа отдергивает её. — А стоило бы. Вдруг я заразный? — Тогда я уже давно заразился. Он лезет целоваться прежде, чем Кэйа придумывает, что съязвить в ответ. Его снова вдавливают в матрас. Большой палец оглаживает трещины под его веком, губы задевают ресницы. Дилюк не дергается, когда на него смотрит нечеловеческий глаз. Кэйа позволяет совсем стянуть с его головы повязку, но зажмуривается так крепко, как может, пока под веками не начинают плясать цветные пятна. Все до единого — огненные. *** Самые страшные беды сваливаются на голову средь бела дня. Они не ждут своего часа, не приближаются шаг за шагом. Они приходят вместе со срочным письмом от гонца из Снежной, заставляют замолкнуть всех, кто собрался в кабинете Джинн и ждал послание. Она быстро срывает печать, отсылает гонца, и её взгляд спешит от строчки к строчке. Лицо бледнеет с каждой секундой. — Они смогли... — Джинн сжимает письмо дрожащими руками. Присутствующие ждут, когда она дочитает. — Путешественник воссоединился с сестрой, и они вернули себе силы, запечатанные богиней... Что?.. Кэйа становится за плечом Джинн, чтобы получше разглядеть текст, поверить своим глазам. Кли, которая очень просилась послушать письмо от братика почетного рыцаря, непонимающе вертит головой, и Альбедо прижимает её к себе. Эола, Лиза и Дилюк переглядываются. Они ожидали чего-то подобного, но... — Итэр и Люмин объединились с Царицей, чтобы освободить Тейват от ига богов Селестии... но те клеймом Небесного порядка подчинили себе чудовищ Бездны, как и архонтов, обратили эту армию против близнецов... Сердца Богов были украдены орденом Бездны, и сила ордена возросла многократно... Боги Селестии объявляют войну близнецам, Царице и всем непокорным в Тейвате... Письмо падает на стол. Лиза кладет руки на плечи Джинн, подхватывает письмо и вглядывается в строчки, как и Кэйа. — Война, значит? — бормочет он и вяло изображает удивление. — Как я и говорила, — Лиза усмехается так, как смеются только ведьмы хаоса. В её голосе нет радости. — Близнецы поняли, что Сердца Бога, Глаза Бога — лишь инструменты контроля, ниточки, которые кукловоды привязали к марионеткам. Итэр и Люмин хотят не обрезать нити, а уничтожить кукловодов. Она теребит Электро Глаз Бога на своей груди, отходит в угол кабинета, к Эоле. Дилюк дергается от её слов. — Я провел четыре года без Глаза Бога. На меня это никак не повлияло. — Только потому, что ты оставил его добровольно. Слышал бы ты истории людей, с которыми Итэр столкнулся во время инадзумской Охоты на Глаза Бога. Те, у кого их забирали насильно, теряли память и волю к жизни. — И как же они будут бороться с небесным порядком... — бормочет Альбедо. Кли жмется к его ноге и спрашивает, чем они могут помочь братику Итэру и сестренке Люмин, ведь наверняка им будет очень трудно сражаться против богов. Джинн продолжает читать. Вдруг её глаза округляются от ужаса, и она бросает письмо на стол. — Что с тобой? — Лиза тут же подбегает к Джинн, сжимает её ладонь. — Самым непокорным землям Тейвата покровительствует Барбатос, поэтому первый удар обращённого ордена Бездны... придется на Мондштадт, — с трудом выговаривает она, но железной хваткой сжимает руку Лизы в ответ. — Если это правда, то Итэр пытается выиграть для нас время. Эола, Кэйа, предупредите своих людей. Альбедо, подними планы эвакуации, ты должен... — Поздно, — перебивает Альбедо. Он смотрит в огромные окна прямо за её спиной. По ту сторону на улицах Мондштадта разом открывается с десяток неизвестных порталов. Они словно возникают из воздуха и разрывают ткань мироздания, позволяя тварям бездны вылезти наружу. Джинн бросается прочь из кабинета, приговаривая, что они должны защитить горожан. Лиза мчится за ней, Эола предлагает им стянуть силы ордена к собору Фавония, Альбедо подхватывает Кли на руки и уносит её куда-то. В опустевшем кабинете Кэйа так и смотрит вдаль, на порталы. Он не поворачивается к Дилюку. — Если нужно выбрать, выбирай сейчас, — говорит тот. Он пялится в окно так, будто хочет прожечь его взглядом, и Кэйа не сразу замечает, куда смотрит Дилюк. Прямо напротив окна — крыша здания, на которой тоже раскрывается портал, а оттуда возникает знакомая темная фигура. Дайнслейф замирает в ожидании и смотрит прямо в окно. На стене позади Дилюка висят мечи. Кэйа приближается к окну и ждет, что тот выхватит один из них, но Дилюк смотрит лишь на него — так же пристально, как и Дайнслейф. Кэйа широко распахивает окно. — Близнецы нашли способ очистить нас от проклятия Селестии, не лишая жизни! — кричит Дайнслейф на каэнрийском. Дилюк, наверное, разобрал бы только слово «Селестия». — Что? — Выше Высочество, прошу, идемте со мной! Пальцы хватаются за подоконник. Остаться или снова «предать»? Да предательство ли это?.. Грубая рука Дилюка задевает его плечо. В ней нет меча. — Иди, — бормочет Дилюк, — делай, что должен. Только вернись к... нам. — Он замолкает. — Ко мне. — Почему ты так легко... — Потому что я не сделал этого в прошлый раз. И пожалел. Вряд ли Дайнслейф их слышит, и уж точно не видит с крыши, с кем говорит Кэйа. Наверное, со стороны можно подумать, что он просто ошарашенно пялится в стену. Полжизни Кэйа ждал, что однажды родина призовет его, но надеялся, что она не нависнет угрозой над его новым домом. Если близнецы действительно раскрыли в себе запечатанные силы и нашли способ обратить проклятие, не убивая каэнрийцев... Он перехватывает руку Дилюка на своем плече, жмется к ней лбом, будто прося благословения — этого Дайнслейф тоже не видит за занавесью штор, — а потом Кэйа перепрыгивает через подоконник. Под ногами звенит черепица крыши. Он хватается за выступы, башенки и низкие карнизы, пока не подбирается ближе к Дайнслейфу. Тот указывает ему путь и по дороге спешно рассказывает о плане близнецов. Дилюк где-то там, остался позади. Что будет делать дальше — вспомнит свое капитанское прошлое в ордене и бросится в авангард? Найдет Барбару и поможет отстоять собор Фавония? Позаботится о тех, кто остался в таверне и на улицах города? Вот же бред. Кругом паника, горожане орут в страхе и бегут кто куда, в дома летят электрические и огненные сферы, само пространство трещит по швам, но Кэйа думает не о городе, а всего об одном человеке. Он сглатывает и старается нагнать Дайнслейфа. Они не допустят второй катастрофы.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.