cold in my professions, warm in my friendships

Джон перезаряжает револьвер, вытирает тыльной стороной ладони лоб, поднимает голову и щурится от палящего солнца. Время близится к ночи, но в такие тёплые летние вечера, как этот, закаты бывают очень поздними. Что ж, тем лучше – не придётся всё время идти домой в темноте. Устало вздыхая, парень думает о том, как непростительно сильно он устаёт в последнее время. Мысли заняты философией свободы и работой, Лоуренс день за днём тешит в голове идею равенства для всех - не только для белых. Смотреть на рабство, и ничего не предпринимать, было невыносимо. Однако, сам того не замечая, помимо высоких духовностей революции, Джон уже давно думал о том, о чем думать было запрещено вовсе. Он никогда не признается себе в этом, но в голове вот уже второй месяц стоят чужие карие глаза и эти волосы цвета вороньего крыла, эта улыбка, этот звонкий голос, который не раз произносил речи, которым хотелось аплодировать. Пыль от дороги, шелест деревьев, разговоры прохожих, длинные от заката тени. Путь до дома теперь по негласной традиции был для Джона временем, когда мысли целиком и полностью становились заняты Им. Александр Гамильтон с ноги ворвался в жизнь Лоуренса и разнёс к чертям всё внутри его юной свободолюбивой души. Боже, это что, румянец на твоих щеках, Джон? Ты, должно быть, так забавно выглядишь, когда идёшь, залитый солнцем, и улыбаешься своим мыслям, влюблённый до мурашек. Необычное чувство. Ты никогда не ощущал подобного раньше. "Это неправильно". Да разве не плевать? Ты любишь. Ты ведь любишь его, Лоуренс. "Да." – отвечаешь ты сам себе, и твои глаза блестят, щеки горят, и тебе становится всё равно, что скажет тебе отец.

***

Солнце скрылось за горизонтом, стало холодно и теперь хотелось только поскорее добраться до дома. Поёжившись, Джек ускорил шаг. Завтрашний день едва ли будет проще сегодняшнего. В голову промозглым ветром проникают мрачные мысли, подобно темнеющим на ночном небе облакам. Лоуренс им не сопротивляется, он смирился с ежедневной вечерней хандрой, когда усталость всё-таки берёт верх над энтузиазмом. Внезапно на чуть заметно дрожащие от холода плечи ложится чей-то камзол. Джон вздрагивает и оборачивается, слышит смех знакомого голоса. —Александр, ты меня напугал.. — Лоуренс отворачивается, в попытке скрыть в сумерках своё предательски краснеющее лицо. Гамильтон усмехается и едва дотрагиваясь, обнимает Джона за плечи. —Извини, пугать тебя не входило в мои планы. — весело оправдывается он, пытаясь поймать взгляд Лоуренса. —Ты так одиноко шёл здесь, да к тому же, похоже, здорово замёрз, так что я никак не мог тебя не догнать. —Что ты вообще забыл в этой части города?.. Джон не слишком ждёт ответа на этот вопрос. —Тебя выслеживаю — ехидно улыбается в ответ Гамильтон и Лоуренс не может понять - это он серьёзно, или нет. —Уже поздно, шёл бы домой.. — говорит Джон, как можно незаметнее пытаясь сильнее закутаться в камзол того, кем были заняты его мысли еще четверть часа назад. —Ну не бросать же тебя здесь одного, на улицах Нью-Йорка нынче опасно. —Ты считаешь меня совсем беспомощным! —Вовсе нет, но мне кажется, вдвоём идти куда приятней, ведь так? Лоуренс хмурится и упрямо отводит взгляд. —Да брось, ты сам так рвался проводить меня на прошлой неделе. — Александр заглядывает в глаза другу, хитро улыбается —Был дождь, и ты промок бы до нитки, если бы не моё пальто! —Твоя правда, и поэтому я у тебя в долгу, Джон. Какое-то время парни идут молча. Лоуренс пытается совладать с лихорадочной паникой, ударившей в голову криком смущения и отразившейся бабочками в животе. Гамильтон его замешательство замечал, и ему это даже нравилось – Джон был просто очарователен сейчас, в этих сумерках. Часы на башне пробили одиннадцать раз, огни окон стали постепенно потухать. Александр бросил взгляд на Джека, но тот продолжал старательно прятать глаза за кудряшками. "Трусишка" – пронеслось в голове у Гамильтона и он улыбнулся. Отвернувшись от друга, Алекс опустил ладонь, которую до этого держал в кармане, и осторожно дотронулся ею до руки Джона. Лицо Лоуренса окончательно вспыхнуло, он чуть было не одёрнул руку – так сильно его удивил этот жест внимания. И всё же он позволил Александру взять себя за ладонь. Они не посмели поднять глаза друг на друга, боясь разрушить это мгновение, "carpe diem" — шептала ночь, и они оба повиновались. Казалось, воздух перестал быть холодным, ветер - пронизывающим, и темнота улиц перестала казаться нагнетающей и мрачной. Внезапно весь мир стал уютным и комфортным, внезапно всё вокруг окрасилось совершенно другими цветами. Парни шли, не отпуская ладони друг друга, и оба чувствовали, как где-то внутри расцветают давно забытые ощущения любви и мимолётного счастья. Магия этих секунд не могла прерваться даже когда, когда Лоуренс остановился перед одним из домов и осторожно выпустил руку Гамильтона. "Это мой" — хотел было сказать Джон, указывая на дом, но Алекс и так всё понял. Они стояли, освещённые только светом свечей из окон домов и слабыми лучами восходящей луны, и не хотели прощаться. Лоуренс снял с плечей камзол и протянул его владельцу. Александр аккуратно принял его из рук друга и задержал взгляд на Джоне. —Спасибо, что.. проводил. — потупил взгляд Лоуренс, и теперь-то Гамильтон заметил, как веснушки закрывает румянец. —Постарайся больше не ходить так поздно. — спокойно попросил парень, пытаясь убедить самого себя, что это чувство внутри него - не больше, чем забота о лучшем друге. Джон кивнул. Что-то останавливало его, он совсем не хотел расставаться с Александром. Дома его снова ждут разборки с отцом, объяснения перед матерью, а здесь.. здесь он чувствовал, что живёт свободно, и свобода эта была цветущей и кроткой любовью глубоко внутри него. —Пиши мне чаще. Хорошо?.. — тихо произнёс Лоуренс. —Обещаю. — улыбается в ответ Гамильтон, подавляя в себе желание обнять стоящего перед ним человека и больше никогда не выпускать: письма - это так чертовски мало! Джон поднимает на него глаза и расплывается в улыбке. —Доброй ночи, Александр. — шепчет на прощание парень и скрывается за дверью дома. Гамильтон стоит перед закрывшейся дверью, ночной ветер, отчего-то снова ставший холодным, треплет его волосы. Ночь принимает Александра в свои одинокие объятия, и парень нехотя пускается в далёкий путь домой, где его ждёт привычная серость и красноречивая бедность повседневности. Где он будет сидеть в полупустой комнате на окраине города, теша себя воспоминаниями о взгляде, который Джон бросил ему на прощание. Лоуренса встречает укоризненный взгляд служанки, расстроенный голос матери, строгое замечание отца, но ему всё равно, всё равно, он не помня себя от восторга врывается к себе в комнату на втором этаже, падает на кровать и прижимает к груди ладони. "Ты ведь и не догадываешься, как сильно я тебя люблю" — думает каждый, и обоим становится плевать, что завтрашний день едва ли будет проще сегодняшнего.