cold in my professions, warm in my friendships

Джон сидит ночью поздно, сумрак и холод окружают военную палатку, укрывающую солдат от ночного холода. На усыпанных веснушками щеках мелькают огоньки пламени, то ли от свечи, то ли от сияющих глаз. Но поймешь сразу — так весь Лоуренс искрится и светится. В руках перо, в мыслях — Александр Гамильтон, снова выжигает дешевым дымом все сознание Джека, прожигает насквозь, оставляя следы. «Тебя не вытравить из моей головы» — как бы между прочим думает Джон. Любовь эта больная въелась в кровь и отравила разум, будто можно еще сильнее любить, чем Лоуренс любит. Гамильтон сидит рядом и за Джоном наблюдает. Тихо, с улыбкой, ласково-ласково. И что-то до приторной ухмылки наглое есть в этом его взгляде. Он эту любовь видит и отвечает в полной мере взаимностью — ты только скажи, Джон, я тебе весь мир отдам. Но Джон-то молчит. Оттого и краснеет, оттого так страшно сидеть рядышком с другом и слышать его дыхание. Того и глядишь обернешься, не в силах оторвать взгляд, и вся Америка узнает, как сильно ты его любишь. Александр красив. Красивей всяких портретов, фотографий и воспоминаний. Красивей слов и песен. Самый прекрасный. Даже смешно. Гамильтон в ссоре срывается, посылает Джона куда подальше, и когда Джек отвечает: «Идиот, нам по пути», обещает больше ни слова ему не сказать, но всегда возвращается первый и смотрит так виновато: «Ты же знаешь, как нужен мне. Ты же знаешь, как я люблю тебя». А Лоуренс в который раз смотрит с укоризной, но обнимает и непременно прощает. На Александра невозможно злиться, он слишком глупый маленький мальчик, совсем не понимает, что творит. Эссе пишет, военные стратегии, но сам такой наивный и глупый. Вашингтон снова ставит их работать вместе. И слухи расползаются по лагерю, и шепот слышен за спинами, а Джон все равно ликует, а Александр все равно смеется. Им ведь все равно, что про них подумают, пока они вместе, им ничего не страшно. Хоть на расстрел, хоть в воду, хоть в огонь — если вместе, их ничем не напугать и ничем их любовь, запрещенную, скрытную, не потушить. Эта любовь — кислотный ливень, гром, ураган, сокрушительной силы ядовитый мрак. Ее даже смерть победить не сможет. Не сможет ведь? Ни за что не сможет. Когда по утрам так ласково держатся за руки, встречая новый рассвет, оставляя десятки сонных поцелуев и тихих слов. Когда парни сидят вечером за бедным ужином, и так незаметно Лоуренс берет Гамильтона за руку и держит крепко-крепко. –Я умру за тебя, я отдам тебе все звезды, я посвящу тебе все стихи и свою смерть. — шепчет Джон, глядя в родные карие глаза. Тогда смерть не сможет не сможет победить их. И слышатся крики, оглушительные взрывы — на их ночное пристанище напали британцы. И только сильнее сжимают ладони влюблённые, только храбрее дают отпор. Смерть смотрит в карие глаза, как секунду назад смотрел возлюбленный. И снова кислотный ливень, гром, сокрушительной силы ядовитый мрак, освещаемый лишь красными вспышками орудий — и Джек чувствует дежавю. Когда он впервые увидел Александра, в его душе происходило примерно тоже. Небеса упадут, прольется кровь, мир сойдет с ума и перевернется, но Джон и Александр все будут держаться за руки. Встречая рассвет и на расстреле, они не отпустят ладони друг друга. Кто-то видел их; и теперь весь лагерь все знает. Как будто они были в комнате, в которой это происходит, как будто они знают, что творится в свободолюбивых душах двух этих парней, теперь всеми осужденных. Да пусть хоть весь мир ополчится против них, они все равно будут держаться за руки. –Моя любовь, сегодня нам придется умереть. Легкомысленно проговорит Александр, зная, что им положена казнь, если слух дойдет до Вашингтона. Лоуренс не откажется от своих чувств. Его зеленые глаза наполняют горячие слезы, и он отвечает, улыбаясь: –Ради тебя я готов умереть. И все же так это оставлять нельзя. Вашингтон запретил дуэли Александру, ну и что же с того? –Эй, Ли! Недостаточно тебе врагов? — звонко спрашивает Лоуренс, бросая белую перчатку, и вот он уже стоит на следующее утро, направляя револьвер на Чарльза. Десять шагов, выстрел! , и оба солдата стреляют. Ли ранен — последнее, что видит Джон перед тем, как его глаза закроются. Гамильтон кричит, подбегает к нему, поднимает бездыханное тело, но Джек всего этого не знает. Он не убит. Дышит слабо, тихо, и часто-часто, закрывая рукой рану на животе. Ли первый раз попал. И теперь смерть смотрит в изумрудные глаза, пусть те и закрыты. «И если упадёшь, я буду на руках нести» — Александр берет возлюбленного на руки, рассвет встает над секундным полем боя. Месть совершена. Осталась лишь кровь и любовь, что все так же горит. –Джек, ты красив, как последний выстрел. — шепчет Александр, прижимая к себе слабую фигурку Джона, а тот неслышно смеется и проговаривает, еле дыша: –Не бойся, мой милый, от пули умирают быстро, я не буду долго мучиться. Гамильтон знает эти шутки. Не так сильно Джон ранен. Знает, и потому еще сильнее прижимает Лоуренса к себе. И все так же держит за руку. «Держаться за руки, встречая рассвет — держаться за руки во время расстрела» –Я люблю тебя, Джек. Все будет хорошо. Лоуренс улыбается и закрывает глаза, обессиленный. Он Александру верит.