cold in my professions, warm in my friendships

Джон всегда мечтал остаться на ночь у кого-нибудь из друзей. Его не оставляли мысли о том, как часами напролёт они с Лафайетом, Маллиганом и Гамильтоном могли бы играть в настольные игры за чаем и фильмом, обсуждать самые сокровенные и тайные уголки своих свободолюбивых душ, читать по ролям пьесы Шекспира и смеяться с самых глупых шуток. Отец всегда запрещал ему возвращаться домой позже девяти, куда уж там остаться на ночь? Мечты. Мечты такие несбыточные, что лучше забыть о них, выбросить из головы. Чепуха все это. Отец не верит в магию ночевок. Не знает этой совершенно особенной атмосферы, которую Джек знал только понаслышке. Так длилось месяц за месяцем, и Джек действительно постарался забыть об этой навязчивой, такой до мурашек и холода по плечам очаровательной мысли. Когда Лоуренсу исполнилось 16, он долго упрашивал матушку отпустить его к друзьям. Он уже совсем взрослый! Взрослый достаточно, чтобы провести вдали от дома хоть одну ночь. Мать не была против. Никогда не была против. Но она слишком зависела от отца. Не спросить его она не могла, а отец Джона, конечно, сурово отрезал и запретил даже думать об этом. Так что парню снова ничего не осталось, кроме как извиниться перед друзьями, мол, мне жаль, ребят, меня снова не отпустят, посидите без меня. Только с вас фотографии! И делал вид, что вовсе ему не печально и не завидно. Это была не черная зависть. Зависть тихая, кроткая. Зависть вперемешку с радостью за друзей и с надеждой на то, что однажды и он окажется в их кругу. И троица из Герка, Алекса и Жильбера старалась встречаться без Джона пореже, его одиночество было им невыносимо. И когда Лоуренс в очередной раз только развел руками на предложение собраться, все трое переглянулись. И у них родился план. План, который они поклялись выполнить во что бы то ни стало. Сделать сюрприз Джону на его 16 день рождения. Вот, что придумали сделать Маллиган и Лафайет: Александр, как мастер переговоров, позвонит матери Лоуренса и, очаруя ее своим ораторским мастерством, уговорит отпустить Джона в тайне от отца. Мать, простая, но любящая, конечно же согласится. И тогда вечером, когда старший Лоуренс по своему вечно четкому графику ляжет спать, троица друзей подойдет к дому Джона и скандально тихо «похитит» его. Матушка заранее соберет нужные Джеку вещи и тогда останется только не позволить парню лечь спать в одиночестве и печали, а под чутким прикрытием матери передать Лоуренса в руки его верных товарищей. И, проведя волшебную ночь и отметив, как следует, Джон благополучно вернётся утром домой. Его матушка заранее позаботится о том, чтобы у ее мужа не сработал будильник утром, так что когда старший Лоуренс проснется, Джек будет уже в своей комнате, будто никуда он и не уходил. Блестящий план, надежный, — единогласно решили друзья и приступили к его выполнению. Будто под руководством каких-то неизведанных сказочных сил, все прошло идеально. Джон, удивленный, растроганный, еще не совсем поверивший в произошедшее, попрощался с матерью и тут же закидал ребят вопросами. Парни ответили далеко не на все, только то и дело загадочно переглядывались и улыбались. Фонари, освещающие мирно спящие улицы Нью-Йорка, тихий ветер, шелестящий в увядающей листве стареющих деревьев, приглушенный смех. Друзей накрыл такой силы восторг, что, будто движимые одним порывом внезапного адреналина, они сорвались с места и бросились бегом. Геркулес взял за руку Жильбера, тот с улыбкой протянул ладонь Александру, а Гамильтон в свою очередь мягко схватил за руку Джона, лицо которого тут же вспыхнуло румянцем. Вся эта процессия в два счета достигла дома Александра. Ночевку решили провести именно у него, места на всех хватит. Ворвавшись в прихожую, квартет наконец смог выдохнуть и разразиться тихим смехом. Неужели они действительно это сделали? Вот так взяли и похитили Джона в его день рождения? И вот, на часах полдвенадцатого, и друзья в полном составе стоят в прихожей у Гамильтона и смеются. Звучит, как чудесный сон. — Как вы это сделали? Не представляю… — растерянно проговорил счастливый Джек. — А ты и не представляй. — расплылся в улыбке Герк. — Не думай об этом и все, ладно? — Давайте скорее, я ужасно хочу чая. — Лафайет скинул пальто и потянул друзей на кухню. — Это что… торт? — У тебя же день рождения вроде, нет? — улыбнулся Лаф, хитро посмотрев на друга. — Ну, да, но… — Выбрали твой любимый. — гордо выпрямился Алекс. — Вообще-то я им говорил, что твой любимый — Наполеон, но эти болваны все-таки взяли шоколадный, так что… — разочарованно протараторил Лафайет. — Я и тот, и тот люблю одинаково. — тепло улыбаясь, перебил Джон, не зная, как отблагодарить друзей. — Так, все! Садитесь, я попробую найти кружки. — Гамильтон заметался по кухне. Когда все четверо уселись за столом, свечи были зажжены, а свет погашен, на часах уже было двенадцать. И друзья, затаив дыхание, ждали, когда Лоуренс, загадав желание, задует свечи. Джон окинул глазами всех сидящих за столом и глубоко вдохнув, загадал всего лишь одно: чтобы друзья всегда оставались рядом. Без них он, должно быть, давно уже отчаялся бы. Свечи потушены, Алекс включил свет и друзья весело смеются, поздравляют Джона, обнимаются неразборчиво. Комната наполняется запахом воска, шоколада и чая и это тепло обволакивает, заставляя души чувствовать себя, как дома. И уже не важно, шоколадный торт или Наполеон, его одинаково быстро бы съели и вот, с кружками заново налитого чая, вся компания переместилась в комнату. — Спорим, я выиграю в «уно»? — нагло подтолкнул Герка локтем Лаф. — Ну уж нет, не на этот раз! — со смехом возразил тот. — Ребят, смиритесь, все же знают, кто выиграет. — намекнул на себя Алекс, но Герк и Жильбер хором разрушили его хвастовство: — Да, Джон! Лоуренс рассмеялся. — Я даже не умею играть… — Вот и отлично, новичкам везёт! — улыбнулся Герк. — К тому же, ты именник, было бы странно, если бы ты не выиграл! Час за часом, подростки совершенно не хотели спать. Сыграв миллион раз в уно (Джон действительно лидировал!), ещё больше — в мафию (Геркулес устал возмущаться тому, что он вечно был мирным жителем), и выпив, кажется, по двадцатой кружке чая, подростки чувствовали, чтт вечеринка должна была бы подойти к концу, но тут Александр включил музыку. В мальчиках будто открылось второе дыхание и вот, три часа ночи, Жильбер встаёт и приглашает Геркулеса на танец. Тот не отказывается, и они неловко танцуют в приглушенном свете гирлянд. — Джон? Позволишь? Лоуренс поднимает глаза. Гамильтон протягивает ему руку и Джек чувствует, как быстро бьется сердце. Неужели это действительно происходит? Кажется, это лучший день рождения в его жизни. Парень протягивает руку Алексу и тот обнимает Джека. Дыхание сбивается, а песня все никак не кончается и только недопитый чай в кружках, седой свет фонарей за закрытыми шторами и затаенные влюбленные взгляды. — С днем рождения, Джеки. — шепчет Александр, обнимая ласково-ласково. Лоуренс жмурится. — Спасибо. — выдыхает дрожащими губами. Джону 16. Теперь все будет иначе. Наконец глаза у всех слипаются, чая больше не хочется, а счёт в играх давно уже потерян. Александр залезает на кровать и зовёт Джона сесть рядом. Громкие шутки переходят в тихие признания в сокровенном. Так вот каково это — тот самый момент ночевок, когда хочется все секреты рассказать? Лоуренс вдыхает глубоко. Хочется признаться Александру, но слова путаются в голове и совершенно ничего не ясно. Только гирлянды в зрачках отражаются приглушенным, тихим, влюблённым в жизнь счастьем. Все четверо, обнимая подушки, держась за руки, сонно раскрывая души, болтают о боли и любви. Джон слушает музыку, все ещё играющую из телефона Алекса, сознание мутится и он, сам того не замечая, кладёт голову на плечо Гамильтону. Тот прерывисто вдыхает и поднимает полный паники и восторга взгляд на Жильбера и Герка. Те заговорщически переглядываются и, тихо желая спокойной ночи, уходят в другую комнату. Джон засыпает, а Александр накрывает его пледом. Совсем скоро утро. Первое утро, когда Джону 16. Теперь все будет иначе. — Я тебя люблю. — шепчет Гамильтон, ласково глядя на спящего друга. Тот, конечно, его не слышит. Может, так даже и лучше? Достаточно Лоуренсу побед сегодня. Утром все будет иначе.