Вставать рано вошло у Терезы в привычку с момента, как та переехала в Розален. Стало совершенно обыденным заправлять постель либо под несмелые первые лучи солнца, если это лето, либо на ощупь искать выключатель в густых сумерках, если то зима. И всё это в одинаково пустой тишине, которую изредка прерывало мяуканье Хауса.
Но это утро отличалось от сотен предыдущих. Абсолютно всем.
Тереза открыла глаза не потому, что прозвенел её будильник, стоящий обычно на прикроватной тумбочке, а из-за громких криков петуха за небольшим, покрытым слоем пыли окошком. Сначала, даже не сообразив, где находится, она подскочила на кровати и с усилием стала тереть глаза, словно малознакомая обстановка вокруг могла трансформироваться в её уже привычную родную спальню.
Однако запах отсыревшего дерева, ударивший в нос ещё до того, как Тереза успела сфокусироваться на маленькой комнатушке, в которой только и была кровать, да небольшой столик с отломанной ножкой, говорил об обратном.
Вчерашние события, постепенно выстроившись в ровную линию, возвращались в виде воспоминаний, каждое из которых отзывалось головной болью. Тереза готова была принять тот факт, что сошла с ума, потому что из всех логических заключений, которые можно было выдвинуть, самым правдоподобным она посчитала перемещение в прошлое.
Когда девушка, не обращая внимания на плотную толпу людей на рынке, с огромной книгой в руках, вновь нашла Паулу, та всерьёз обеспокоилась, хоть виду и не подала. Как показалось самой Терезе, женщина с небывалой скоростью свернула небольшой ларёк с вишней и, подхватив её под руку, повела по совершенно иным улицам, где ей ещё не приходилось бывать.
Мощёные обычным серым камнем улицы сменились на узкие проходы между домами, коих в том месте было немерено, а сами домики из раза в раз становились всё менее презентабельными на вид. По сравнению с тем, что Тереза успела увидеть на рынке, эта часть города выглядела намного беднее, однако находилась не очень далеко.
Этвуд пропустила меж пальцев тёмные пряди спутавшихся волос в попытке привести их хоть немного в порядок. Накануне из них можно было выудить целые комки засохшей грязи, которая делала красивый коричневый цвет похожим на грязное месиво.
Однако вчера, как только они остановились около одного из типичных домиков с покосившейся в правую сторону красной крышей, Паула отправила её полностью вымыться, всучив деревянный ковш, благодаря которому Тереза успешно заработала себе занозу.
— А где душ или ванна? — Тереза не сдавалась.
— Скажешь тоже, мы ведь не знать и не богачи. Обычно я пользуюсь баней, но недавно в ней произошёл пожар из-за неисправной печи, — Паула всё подталкивала Терезу на задний двор, — никто там на тебя не посмотрит. Забор достаточно высокий, да и по соседству у меня живут только старики, так что ты их не заинтересуешь. Воду возьмёшь в бочке, там она чистая, дождевая. Пока печь не сделают, остаётся только мыться на улице.
Она была словно в тумане, настолько густом, что даже голос Паулы казался ей очень тихим и далёким. Идея того, что ей придётся раздеться на глазах у пары — тройки пожилых людей, не вызывала радостных чувств, а только подстегнуло её ещё больше захотеть вернуться на цветочное поле и не возвращаться оттуда. Словно в один момент там перед ней возникнет фея-крёстная и вернёт обратно в её мир.
— Ох, не спи на ходу. Ты очень плохо выглядишь. Давай я отнесу книгу в дом, пока ты не отмоешься.
Паула уже было потянулась своими тонкими жилистыми пальцами к чёрному переплёту, но Тереза будто именно в этот момент вышла из транса и отскочила от неё, как от опасного, пожирающего всё вокруг пламени.
— Не надо! Она побудет со мной.
Единственная вещь, прибывшая из её мира вместе с ней, не должна была достаться никому.
Вспоминая вчерашний день, Тереза с большой досадой поморщилась и потёрла ноющий с самой первой минуты её пробуждения бок. Кровать, на которой она, не помня себя, уснула, больше была похожа на твёрдую деревяшку. Если бы вчера она не была на грани срыва, притупляющего ощущение неудобства, то Тереза в жизни не смогла бы пробыть в этой постели более пяти минут.
К ней снова вернулось отчаяние. Оно просачивалось сквозь каждую скрипящую от одного шага половицу, пустые каменные стены, которые вот-вот притянутся друг к другу и задавят вместе с тем бедную Этвуд.
Выходить она не спешила. Наоборот, единственным её желанием было забиться в самый грязный, забытый Богом угол и лежать там до самой смерти в полном одиночестве.
За неплотно прикрытой дверью с отломанной ручкой послышался неровный топот, который означал, что скоро Терезе всё же придётся выйти из своего убежища.
— Ох, ты уже встала. Думала, что придётся будить тебя силой.
Паула по-хозяйски стала осматривать комнатушку, будто проверяя, всё ли на месте, что изначально глупо: красть здесь было попросту нечего. От простодушного вида женщины губы сомкнулись в белую линию, выдавая сомнения их обладательницы.
Тереза чувствовала себя беспокойно рядом с каждой травинкой в этом месте, всё ещё ища опровержения своей теории про перемещение во времени. Но по короткому вчерашнему разговору с женщиной, при котором Тереза практически спала стоя, стало ясно, что даже слово «лампа» ей было незнакомо.
И в какой-то момент Тереза поняла, что как бы сильно она не хотела уличить окружающий мир во лжи, стоит допустить безумную мысль о том, что происходящее оказалось правдой. Слишком много «но» о которые с звенящим дребезгом разбивался здравый смысл.
А если предположить, что это действительно произошло, то продолжать вторить одно и то же, закидывая здешних жителей непонятными им словами, означало подвергнуть себя опасности и лишнему вниманию.
— Я проснулась совсем недавно. А с какого же времени Вы на ногах?
— Я встаю очень рано. Люблю утреннюю суету, когда остальные дремлют, — Паула хихикнула и приложила руку ко лбу Терезы, проверяя на жар, — ты выглядишь намного бодрее. Я уверена, что дело в том, что ты вчера хорошенько освежилась.
— Вода была ледяной.
— Ледяная вода — для хвори беда! — вскинув указательный палец вверх, хихикнула ещё раз Паула.
В комнате с приходом Паулы вроде стало уютнее. Удручающая картина никуда не делась, но трещащая колготá выгоняла пагубно действующий застой. Эта женщина с туго повязанным чёрным платочком была словно свежеиспечённой сдобой, вокруг которой витали сладкий аромат и тёплая дымка пара.
— Я и правда чувствую себя лучше. У меня был сложный день вчера, и, кажется, я Вам даже нагрубила, — пробормотала Тереза, сминая застиранную до дыр простынь, свисавшую с кровати, — Вы говорили что-то про работу. Идти надо прямо сейчас?
— Во-первых, давай не будем говорить «Вы» не такой уж и старой женщине, — с укором пролепетала Паула, присаживаясь с ней рядом. Кровать противно заскрипела, как, собственно, и всё в этом доме, — мне всего пятьдесят девять лет, и я прекрасно себя чувствую. Конечно, спина у меня частенько ноет, но ведь это не значит, что я похожа на развалину.
Тереза удивлённо вскинула бровь, вновь возвращаясь к сплетённому из глубоких и тонких морщинок лицу и дряблой худой шеи. Всё-таки выглядела Паула намного старше того возраста, который назвала.
— А во-вторых, сегодня ты только постоишь со мной, попривыкнешь к людям, к рынку. А ты энергичная, я погляжу. Готова сразу вскочить за прилавок?
— Не сидеть же мне в четырёх стенах.
Стенах, будь они неладны.
— Вот! От лежания да сиденья хворь прибавляется, — кивнула Паула и одобряюще потрясла Терезу за плечо, — думала не тревожить тебя, но не могу не предложить. Хочешь сходить со мной в церковь? Может, так тебе станет легче. К тому же у нас отличные пасторы, которые всегда помогут добрым словом и советом.
Паула запнулась, и Терезе показалось, что её глаза блеснули печалью. Но женщина сразу же отвернулась и приложила руку то ли ко рту, то ли к носу.
— Тяжко-то тебе без дома. Не представляю, что вы все там пережили. Сердце кровью обливается, когда думаю, сколько же людей там погибло.
Тереза неловко кивнула, соглашаясь со словами Паулы, хотя понятия не имела, о чём та говорит. Но определённо это нашло отклик в душе новой знакомой, так как голос её звучал непривычно низко.
Тереза оторвалась от разглядывания маленького зелёного росточка, который пророс прямо из крупной щели в полу.
— Раньше никогда не посещала ничего подобного. Разве в церковь можно прийти за компанию с кем-то? — рассеяно заметила она, пока в сознании сплетались тонкими нитями простые и грозные формы готических храмов, окружённых стеклянными небоскрёбами.
— Думаю, тебя с радостью примут. Ты сможешь обрести крепкую опору в виде членов культа Стен. Мы рады любому, кто готов искренне молиться за их крепость.
С улицы донёсся звук проезжающей мимо повозки вместе со стуком лошадиных копыт по влажной земле. Отдалённо можно было слышать голоса редких прохожих, которые неспешно шли вдоль городских домов.
Это был далеко не Розален. На первый взгляд без единого сходства с этим городом, называющимся Тростом. Однако он точно так же стягивал с себя сонную пелену и медленно оживал вместе с его жителями.
Тереза сразу сообразила, что то, о чём говорила Паула, не было привычной для неё церковью с высокими потолками, строгим минимализмом и поющим затяжные молитвы хором.
— Культ Стен? Впервые о таком слышу, — не решаясь лгать Пауле, проговорила Этвуд, ловя каждое удивлённое движение её глубоко посаженных, скрывающихся за складками морщин глаз.
— Ну, ты, конечно, даёшь! Наверное, ты жила в совсем отдалённой от городов деревушке. Мы проповедуем истину, которую, увы, многие упускают из виду, — перестав вслушиваться в щебетание птиц за окном, Тереза тут же окаменела.
— Да вы что? Где-то я уже это слышала, — она инстинктивно отодвинулась.
Очень похоже на то, что совсем недавно ей талдычила странная библиотекарша. Теперь девушка не могла воспринимать подобное спокойно, будто перед глазами сразу же загорался красный сигнал светофора.
— Бог подарил нам высокие Стены, ставшие нашим спасением. А после разгневался на нас, его смиренных рабов, которые начали забывать об их истинном предназначении. Чтобы Роза и Сина оставались непоколебимыми, мы вынуждены с особым усердием молиться также и за тех, кто порочит их имя.
Этвуд не выдержала и, обречённо прикрыв глаза, попробовала уложить в голове тот ворох информации, которую кусочками сообщала ей Паула. Женщина терпеливо сидела рядом, осторожно накрыв своей тёплой ладонью её в знак поддержки.
Пока Тереза искала, к чему можно было бы придраться, чтобы уличить Паулу в корыстных намерениях, женщина давала без опасений читать себя, словно открытую книгу, чем не могла не внушать доверия.
— Даже не знаю. Для меня всё здесь в новинку. Я привыкла к… — Тереза замешкалась, делая вид, что засмотрелась на раскидистое дерево вишни, которое своими ветвями упиралось в окошко, и сообразила, — … к своей деревне, где ни о чём подобном и не слышали.
— Ты, наверное, и Стен-то вблизи раньше не видела. Наш пастор частенько берет у гарнизона пропуск, чтобы дать возможность прихожанам лучше рассмотреть Розу. Признаться, когда вижу её вблизи, чувствую такой страх, что ноги сами подкашиваются.
Новые детали, которые прояснила для Терезы женщина, заставили её моментально передумать. Этвуд хотелось еще раз посмотреть на те самые огромные, сомкнутые в крепкое кольцо Стены, от которых её отгоняли солдаты.
— Мне стало очень интересно. Думаю, что мне не помешает отвлечься от бардака, который творится в мыслях.
— Вот и правильно! Тебе в миг полегчает, когда ты поймёшь, насколько на самом деле близка к тебе истина.
А тогда в библиотеке она услышала совершенно противоположное.
Город, по которому приходилось идти, поменялся до неузнаваемости, превратившись в тихое место, пребывающее в безмятежном сне. Даже по широкой мостовой, которая возвышалась над прозрачной гладью озера, шло лишь два-три человека, которые даже и не думали смотреть куда-либо кроме как себе под ноги, перескакивая через небольшие ямы.
Всё время Этвуд цеплялась взглядом, а потом подолгу рассматривала любую новую деталь, лишь только та появлялась на горизонте. Внимание привлекли несколько зданий, больше и выше обычных домов. Они выглядели так, что про них можно было сказать «не к месту».
Слишком длинное и огороженное железным забором, что ясно давало понять о важности строения. На крыше развевался флаг. Желая следовать за прохладным ветром, он так и норовил сорваться с места и улететь. На нём, если прищуриться и вглядеться, можно было заметить зелёное изображение коня.
— А где сама церковь? Неужели нам так далеко идти?
Действительно, Этвуд по своей наивности искала глазами нечто отдалённо напоминающее то, что привыкла годами видеть, будучи у себя… в будущем? Непонятно, как правильно назвать ту ситуацию, в которую она успела угодить. Теперь Тереза тратила немало сил только на то, чтобы сдерживать дрожь от каждого звука, доносившегося до её слуха.
— Мы почти пришли. Вон, — Паула небрежно махнула вперёд, где мирно стоял каменный домик, — там у нас обычно проходят собрания. Тебе не стоит переживать об этом. Да, наша вера сейчас столкнулась с многими притеснениями со стороны местных аристократов и нехваткой денег, так как большая часть финансов уходит на военных. Но мы от этого только укрепляемся в том, что правы. Однажды все поймут, что в жизни главное — просто верить.
— Звучит так, что об этом хочется всерьёз задуматься.
Конечно, Терезу мало интересовала фанатичная вера в груду камней. Настораживало лишь то, что церковь была именно «Стен». Религия, посвященная творению Бога, о самом котором упоминалось намного реже.
Но сама суть была воспринята ею довольно серьёзно, что она даже на секунду остановилась, переставая обращать внимание на внешние особенности города. У неё нет других вариантов, кроме как верить в то, что каким-то образом удастся найти хоть тоненькие ниточки, по которым можно будет разобраться в нынешнем беспределе.
— Заходи скорее, а то мы и так опаздываем. Не хотелось бы ничего пропустить.
На удивление Терезы, внутри не было той тесноты, которая прижилась в доме Паулы. Несмотря на то, что перед собой она увидела человек пятнадцать, помещение выглядело весьма просторным и представляло из себя одну комнату без кухни или спальни. Скорее всего, этот дом строился специально для таких мероприятий, чтобы вмещать в себя достаточное количество прихожан.
Когда присутствующие отвлеклись от оживлённого разговора между собой и разом взглянули на только что прибывших, внизу живота Терезы стянулся неприятный узел.
Взгляды острыми стрелами пробивали хрупкую оболочку мнимого спокойствия.
Паула словно поддалась скользнувшему сквозняку из открытой двери и растворилась среди одинаковых незнакомцев, оставляя Терезу в нерешительности стоять на пороге. Девушка пыталась не обращать внимания на сковывающие движения взгляды.
— Проходи, не стесняйся. Здесь все свои, так сказать, — Паула отвлеклась от разговора с высоким мужчиной, который то и дело потирал густую седую бороду, и помахала ей, — всех новеньких мы принимаем тепло.
— Верно сказано, — в разговор включилась ещё одна женщина с круглыми щеками, — садись рядом со мной. Я здесь давнишняя. Никто тебя и пальцем не тронет.
Присев на неудобный табурет, на котором приходилось всё время ёрзать, чтобы успокоить боль в косточках, Тереза заметила человека, сильно выделяющегося среди остальных.
Черная длинная ряса мешковато смотрелась на молодом мужчине, даже парне, и выделяла золотые цепи с тремя медальонами, на которых были изображены женские силуэты в профиль. Рыжие волосы, торчащие строго вверх, должно быть, были самой яркой вещью в этом помещении. И даже лимонное платье с нелепыми швами из толстых ниток рядом сидящей женщины с ними не конкурировало.
Парень разговаривал с одним из прихожан, чинно заведя руки, держащие маленькую корзинку за спину.
— Это священник? — с любопытством глядя на незнакомую женщину, спросила Тереза.
— Пастор Антуан. Прекрасный человек, посланный нам Богом.
— А что он делает?
— Собирает пожертвования с прихода. Зарплаты у священников совсем ничтожные, многие за чертой бедности, а их труд несоизмерим ни с одним другим.
Слова, летевшие с большой скоростью из её уст, доходили до Терезы с запозданием. Девушка долгое время рассматривала деревянные полки, прибитые к стенам, заполненные многочисленными книгами, неаккуратно лежащими высокой стопкой. В голове появилась навязчивая мысль, что среди них могла затеряться одна из подобных той, с которой Тереза попала в новом для неё мире.
«И поэтому у него на шее золотые украшения? Хорошая же здесь бедность», — подумала Тереза, когда Антуан вышел в центр комнаты.
— Дорогие прихожане! Начну с того, что я безмерно рад, что вы нашли время на то, чтобы воздать молитвы за наши небывало крепкие Стены, что ограждают своим величием нас от проклятых тварей. Любое искреннее слово способно поддержать их в нелёгкой борьбе со злом.
От громкого звонкого голоса, который был словно сплетён из гордости и неизмеримого пафоса, воспринимающегося нелепо на фоне всеобщей простоты, замерло буквально всё. Оживлённые диалоги затихли оборванными фразами в воздухе в ожидании своего часа.
За окном ожила улица: женские, мужские, детские возгласы то и дело доносились до чуткого слуха Терезы. Девушка всё никак не могла ощутить то спокойствие, о котором, не замолкая, говорил пастор Антуан, держащийся рукой за один из трех медальонов. Лучи утреннего солнца играли на нём, заставляя блестеть.
От того, что и спросить было не у кого, Терезе делалось дурно. Духота давила со всех сторон. Её не могла развеять тонкая струйка свежего воздуха, которая лишь теребила переднюю прядь волос девушки, закидывая её прямо на лицо.
Этвуд недоумевала: проповедь сейчас шла или служба. Она вновь возвращалась к мыслям о неудобном месте для сидения. Пару раз прихожане, игнорируя тот факт, что пастор не подавал никаких знаков, вскидывали руки над головой и в унисон тяжёлым хором многих голосов начинали вторить различные короткие речи, похожие на молитвы.
В третий раз Тереза попыталась повторить их движения, но почему-то именно в этот раз вместо поднятия рук все встали, образовывая круг.
Антуан, ожидающий конца молитвы, посмотрел на неё с плохо скрываемой улыбкой, больше походившей на насмешку.
Стало еще более неловко, чем раньше. Совсем молодой парень смотрел на неё так, будто маленький ребёнок впервые решил повторить что-то за взрослыми.
Поэтому, когда все дружно поднялись со своих мест, Тереза подскочила одной из первых, предвкушая выход в более свободную, не стягивающую невидимыми верёвками до боли в горле атмосферу.
Девушка, как отмечалось многими её знакомыми, была очень наблюдательным человеком, который мог делать самые смелые выводы из того, что не представляло на первый взгляд никакой ценности. Не всегда, конечно, она была права. Порой зацикливалась на совершенно ненужных вещах, но не имела привычки останавливаться.
А в новом месте её внимание ко всему, что двигалось или неподвижно стояло на месте, в разы усиливалось. Словно, если она на секунду потеряет бдительность, из-за тёмного угла выскочит нечто враждебное и без жалости кинет её одну в бурлящий другой жизнью мир. А потом с дикой насмешкой посмотрит на неё, третьи сутки пытающуюся не свихнуться окончательно.
— Мы чтим не подвластные ни одной живой душе Стены, за которыми скрывается опасная для нас болезнь — язва, дарованная нам Господом, чтобы люди осознали, насколько они ничтожны перед гневом Божьим.
Скользя взглядом по проезжающим мимо гнедым лошадям, то и дело потряхивающим головами, отгоняя тем самым стайки крупных мух и слепней, Тереза всё чаще стала натыкаться на полные жгучего недовольства глаза прохожих. Люди, держа за спиной хворост или ведя за руку чумазых детей, не упускали возможности ткнуть пальцем в сторону падкого на высокопарные речи пастора.
— Культ Стен не пользуется радушием окружающих, — негромко заметила Тереза, замолкая, потому что Антуан вполоборота стал наблюдать за ней.
— Многие считают нас сумасшедшими и не поддерживают идеи церкви. Но с недавнего времени даже правительство высоко оценило наши труды и впустило в свои ряды одного из наших пасторов, — шепнула Паула, а потом, сокрушённо охнув, прикрыла рот рукой.
Видимо, разговаривать во время речей Антуана было вещью в корне неправильной. Так что тревожить лишний раз и без того взбудораженную женщину Тереза больше не решилась.
Вскоре они действительно подошли к закрывающим собой солнце Стенам, уходящим далеко за пределы привычного небесного полотна. Пастору достаточно было пригладить растрепавшийся при ходьбе рыжий «ёжик» торчащий строго вверх, и показать солдатам мятую бумажку с большим масляным пятном по центру, чтобы их пропустили без лишних споров.
Однако ближе, чем на пару метров даже сам пастор Антуан не решался подойти и зорко наблюдал за тем, чтобы и остальные держались на расстоянии от причины их незаурядной прогулки. Выждав некоторое время, пока цепочка людей растеклась, образовав вокруг него полукруг, пастор вскинул руки к небу. Так сначала показалось Терезе, но потом до неё дошло, что он жадно вглядывался именно в застывший каменный водопад, шедший прямиком с небосвода.
— Признаю: когда смотришь на них вблизи, то и в Бога поверить можно.
Восхищённо стоять с открытым ртом и смотреть на то, как птицы, которые летают на уровне лишь половины Стены, круто изменяли маршрут, взмывая вверх, дабы перелететь препятствие, долго не получилось из-за мешающего заунывного пения молитвы.
— Хоть бы ненадолго прикоснуться, — в предвкушении облизывая губы, прошептала Тереза.
Перед ней, считай, находилось чудо света. И ни гигантские леса Фореста, ни небывалой красоты «кристальные пещеры» под Ротвудом не могли сравниться с тем, что видела сейчас Тереза. И это «что-то» завораживало, манило к себе, словно кто-то сзади толкал её вперёд.
Пока пастор отвлёкся, закрыв глаза и, наверное, пытаясь выстоять очередь на аудиенцию с Господом в его райской обители, Тереза в один прыжок сократила расстояние между Розой и собой.
Без каких-либо раздумий, открытая ладонь с силой врезалась в холодное изваяние, и Этвуд застыла в беспокойстве.
Это всё-таки правдоподобная декорация, которая с минуты на минуту обрушится на неё. Однако ни один кирпичик не двинулся с места, оставаясь безучастным к любым манипуляциям девушки.
— Дура! Ты что творишь?!
В плечо сквозь жёсткую ткань платья врезались острые ногти, которые по ощущениям вонзились в плоть, достигая выпирающих ключиц.
Пастор Антуан пребывал в ярости, и оттого его лицо окрасилось в цвет вишни, которой торговала Паула в своём ларьке. Удивительно, что этот же человек толковал о кротости и смирении — главных спутников человеческой души, спустившейся на Землю, дабы укрепиться в истинной вере.
— Хотела взглянуть поближе. Прошу прощения, просто пыталась убедиться, что Стены действительно крепкие, — оправдываясь, Тереза отходила всё дальше назад, при этом пытаясь вырваться из стальной хватки пастора. Внезапно в мозгу что-то щёлкнуло, и она добавила, вскидывая руки над собой, — воздадим же вместе прерванную мольбу о помощи Господу… я почти выучила, нет?
Слабая попытка вывернуться из неприятной ситуации, что могла с лёгкостью привести за собой серьёзные последствия. Из небольшой будки, похожей на сторожевую, заинтересованно выглянула фигура в военной форме.
— Ты смеешь глумиться над нашей верой, хотя совершила страшный грех! — надменно процедил Антуан и грубо тряхнул её. Терезе показалось, что короткий огненно-рыжий ёжик на его голове сейчас должен закрутиться в барашка от гнева.
— Пастор, да что же это такое! Можно Вас на минутку? — из неоткуда вдруг возникла Паула и заставила священника ослабить хватку, чем не преминула быстро воспользоваться Тереза.
Эти двое о чём-то оживлённо разговаривали, при этом пастор с каждой секундой выпускал из ушей всё больше пара. Этвуд непроизвольно согнула руку в кулак и тут же, сдавленно шикнув, уставилась на ладошку, исписанную линиями жизни.
Между указательным и средним пальцем застыл едва различимый кровяной шарик, ставший вскоре с молодую горошину, которую слишком рано сорвали с витиеватого растения.
— Будто стёклышком порезалась, — задумчиво прошептала она и осмотрелась в попытках отыскать возможную причину. Стена выглядела абсолютно гладкой.
Все пялились на неё бессовестно и слишком откровенно, словно предмет их воздыхания нечеловеческих размеров разом испарился. Нечасто, должно быть, среди них возникают желающие перечить наказам проповедника.
— Данный инцидент не помешает нам закончить молитву, — хмуро бросил Антуан, даже не взглянув в её сторону, хотя стоял очень близко. Тереза не могла точно утверждать, что ей не послышалось тихое, скрытое за тяжёлым вздохом, — вот же дьявол.
Вытерев руку о длинный подол бордового платья, которое ей вчера любезно предложила Паула, Тереза мысленно приняла решение хотя бы сделать вид, что действительно с трепетом относится к развернувшейся вокруг неё молитве.
Но, вознося руки к небу, она лишь пыталась скрыть за порозовевшими ладонями солнце, что усердно пекло голову. Забавно, она одна осознаёт, что Бог не мог бегать в строительной каске и проверять прочность фундамента.
— Задержись, пожалуйста, — после заключительного наставления Антуан сам подошёл к Терезе, только теперь в более спокойном состоянии, — извиняться я не стану, но всё-таки проясню: могло показаться, что я был груб в отношении тебя, однако это не так, — он быстро перелистнул половину своей тонкой книжки с задумчивым видом и, как ни в чём не бывало, добавил, — я груб ко всем. Не удивляйся, в мои обязанности входит защита святынь от таких дурёх, как ты.
Жилистая высокая фигура замерла в ожидании ответной реакции.
Но от такой речи Тереза и сама превратилась в каменную статую посреди улицы, поражаясь плещущей через край надменности. Какие, к чертям, добрые и понимающие пасторы?
— Паула сказала, что ты жила за Стеной Мария. Соболезновать тоже не буду. Небось, наслушалась уже.
— Чего ещё делать не будешь? — едко спросила Тереза, желая поумерить пыл собеседника.
— Я предпочитаю на «Вы». Всё-таки положение обязывает, — Тереза ещё больше впала в ступор, пока Антуан потуже затягивал на узкой талии пояс, — тебе интересно, чего я ещё не буду делать? Говорить, что это было неожиданно, — он пожал плечами и запрокинул голову, чтобы дойти взглядом до верха Стены. Немного помолчал и заговорил с некоторой обречённостью в голосе, — мир потонул в алчности и пороках. Удивляюсь, что Господь милостиво терпел столько лет.
— Не особо он и милостив.
Антуан, не сдержавшись, прыснул, прикрывая рот рукой. И тут же вновь похолодел. Пристально осмотрел её с ног до головы, как-будто увидел в первый раз.
— В каком же именно городе ты проживала?
По спине прошёлся холодок, заставляющий замедлиться ток крови по венам. От простого вопроса Этвуд напряглась, сливаясь с холодным серым камнем. Антуан не переставал изучать взглядом каждое изменение на женском лице, и ей показалось, что он изначально подошёл именно за этим.
— Я родилась в маленькой деревне и редко выбиралась в город. Мне тяжело вспоминать об этом, находясь… здесь, — полуприкрытые ресницы слегка задрожали, а с губ сорвался истеричный всхлип.
Тереза изо всех сил демонстрировала отчаяние, понимая, что каждое слово сейчас нужно произносить с осторожностью.
— Конечно, твоя скорбь оправдана. Как получилось так, что у тебя нет жилья? Разве правительство не выделило бараки беженцам? — он склонил голову вбок, словно хотел уличить её в чём-то постыдном.
— На всех мест не хватает. Не думали об этом? — исподлобья смотря на Антуана, спросила Тереза. Что-то не давало ей покоя. Всё больше чувствовалось, что он изначально подошёл, чтобы задать ей эти вопросы. — Но если верить Вам, Бог добр?
— Ему не чужда жестокость, — мрачно ответил пастор и вновь слишком внимательно посмотрел на неё.
В миндалевидных карих глазах загорелась и в тот же миг потухла недобрая искорка.
Образ священника ему совершенно не подходил, но он будто нарочно пытался задрать длинный нос с горбинкой ещё выше и говорить ещё строже. Но вот беда! Россыпь светлых веснушек на щеках и слегка оттопыренные розовые уши создавали комичный контраст.
— Вы узнали это когда с ним болтали?
— На меня он время находит, — криво усмехнулся Антуан, — к Стенам больше не приближайся. Хоть Паула за тебя и поручилась, и я, конечно, обязан попытаться подарить тебе душевное успокоение от пережитых тягот, но, будь добра, веди себя аккуратнее.
Понимающе кивнув, Тереза поспешила попрощаться с пастором, который, в свою очередь, о чём-то крепко задумался и даже не поднял на неё глаз.
Разговор с ним странно отразился на состоянии Этвуд. На девушку, словно с ясного неба, упал обломок огромной Стены и разбился точнёхонько о её ничего не понимающую голову. Это был слишком сложный для её понимания мир, в который её впихнули без длинных инструкций и пояснений.
Тереза убивалась по этому поводу, сидя в душной комнатке и в который раз перелистывая пустые страницы книги. Её она решила сунуть в единственное место, где та могла находиться хоть и в мнимой, но безопасности.
Девушка подняла жёсткий матрас, прожжённый в нескольких местах сигаретными окурками. В самой кровати, сколоченной из пары дубовых досок, с которых сыпалась на пол труха и вместе с пылью витала в воздухе, Тереза нашла весьма крупный зазор между пластами дерева. Туда с лёгкостью проваливалась даже такая толстая книга. Если опустить матрас и застелить должным образом кровать, ни у кого даже в мыслях не будет, что под ней что-то есть.
— Так дело не пойдёт, — вымученно посмотрев в окно, протянула Тереза и тряхнула головой, отгоняя от лица облачко серой пыли, — нужно что-то делать, иначе меня сочтут за сумасшедшую.
***
Кисловатый аромат вишни в последнее время Тереза чувствовала настолько часто, что вскоре начала замечать его всюду. Он не вымывался из некогда непослушных волос, что теперь были собраны в высокий небрежный пучок, давая шанс гуляющему по рынку ветру приятно охладить вытянутую шею.
Когда в очередной раз она отпустила покупателя с несколькими горстями спелых ягод, ссыпанных в плетённую корзинку, Тереза взглянула на свои руки: липкий вишнёвый сок, так же как и запах, впитался в кожу с нелепыми розовыми пятнами.
— Три года назад Бронированный титан пробил брешь во внешней Стене в Шиганшине, — механически проговаривала из раза в раз Тереза, пока стояла, склонившись над ящиками полных бордовых вишен, — уцелевшие люди скрылись за Стеной Роза, а те, кто не успели, были съедены титанами, заполонившими города и сёла.
Этвуд внезапно нахмурилась, из-за чего лоб прорезали широкие морщины. Она подняла опустевший лоток, дабы заменить его на другой.
— Ну не могу я. Даже Стены готова принять. И чьё-то вторжение может, было. Но этот бред с титанами выше моих сил. Очевидно же, что они просто пугают народ своими сказками.
Тяжёлый деревянный ящик с грохотом опустился на прилавок, на секунду заставляя прохожих, скрывающихся в тени домов от палящего солнца, взглянуть в её сторону.
Поморщившись, Тереза слегка оттянула липнущее к вспотевшему телу платье, достающее ей до пят и походившее больше на ночную рубашку. Она не знала, как можно привыкнуть к грубой, необработанной толком ткани после той, которую носила более двадцати лет.
— Вспомнить бы хоть что-то, — сетовала на себя Тереза и постучала влажной ладонью по лбу, — подумать только, я в полной заднице, потому что не захотела читать! Если завтра мне понадобиться посчитать площадь призмы, пиши пропало.
По вечерам, которые весь город ждал с нетерпением, Тереза жадно ловила любую возможность завязать непринуждённую беседу с Паулой, однако вовремя тормозила себя, когда чувствовала, что выглядит нелепо в глазах женщины.
Больше всего ей нравилось сидеть у окна в тесной кухоньки с закоптившейся печью в углу, занимавшей большую часть помещения, и смотреть на уютный зеленеющий садик, который, собственно, и кормил одинокую пожилую женщину.
— Жаль, что твоя вишня ютится только на одном маленьком рынке, — осторожно начала Тереза, пока крутила под тонкой струйкой воды железную тарелку, — почему ты не пробовала продавать её и в другие места?
— Я ведь торгую не солью, чтобы мой товар был диковинкой. Так или иначе, вишней никого не удивишь, — Паула бегло смахнула со стола остатки ужина. Непривычно пресного, скудного и пустого. Это лишний раз возвращало девушку к удручающим мыслям.
— Но ведь должны быть места, где она не растёт.
— Я никогда таким не интересовалась, но слышала, что в Утопии очень холодный климат. Но туда никакие вишни не доедут.
— А соль нынче дорогая? Ни разу не видела, чтобы ты ею пользовалась, — проходя по острым зубчикам вилки тряпкой, продолжала Тереза и в подтверждение своих слов взглянула на полку с парой разноцветных баночек.
— А ты ела сегодня солёный суп? Нельзя видеть то, чего нет, — усмехнулась женщина и отодвинула низкий табурет, — в самом деле, откуда бы у простой женщины такое богатство? Если бы вдруг объявился влиятельный ухажёр в смешной шляпе и начищенными до блеска ботинками. Тогда другое дело!
— Ты бы попросила у него соли, а не расшитые золотыми нитями платья и драгоценности? — прыснула Тереза, заправляя за ухо мокрыми руками прядь волос.
— А мне многого и не надо. На что мне эти нитки? Разве что продать их и купить ещё кур да петуха.
— Кстати об этом. Вчера я насчитала семь куриц, а сегодня только шесть. Ты решила приготовить наваристый бульон?
— Размечталась, тоже мне! — Паула сняла чёрный платок, и на её плечо упала тугая иссиня-черная коса. — Отдала несушку взамен на ремонт бани. Чёрт бы побрал Гейта с его расценками.
— То есть он оценил свою работу в одну курицу? — Тереза обернулась, посмотрев на поникшую женщину, и насмешка, появившаяся на её лице, исчезла вместе с разводами на холодной железной посуде.
— Это была одна из моих лучших несушек. У самих подохли все куры, так они у других воруют, дармоеды! — ворчала Паула и с усердием оттирала засохшую кашу от стола.
— И они тоже дорогие?
— После падения Марии любое мясо стало не по карману обычным людям. Ну да ничего! Большая сыть брюху вредит, — заметив отпечаток грусти, выступивший на молодом лице, Паула сдавленно усмехнулась, — а ты, наверное, рядом с лесом жила, раз тебя так печалит эта новость?
— Конечно, мы часто охотились, — не колеблясь, соврала Тереза и вернулась к мытью посуды.
Ни о каких других странах, помимо той, которая расположилась в пределах Стен, никто не знал. Но Тереза была преисполнена уверенности, что они должны быть. Хотя бы потому, что если ей не изменяла память, какой-то там король в книге воевал с другими государствами. Или нет. Или её мозг начал самостоятельно строить новые сюжеты.
Мысленно считая количество людей, столпившихся возле только что открытого ларька с подсолнухами, скрытых от солнца плотной тканью, служащей навесом, Тереза горько усмехнулась. Снова вспомнились сотни чистых листов, обёрнутых в чёрный переплёт.
— Добрый день. Нам, пожалуйста, пару горстей вишни.
Пять, шесть. Шесть человек стояло у того прилавка и тянуло руки к цветам с плотными венками ярко-жёлтых лепестков.
Этвуд, не до конца вышедшая из собственных мыслей, почувствовала приятную прохладу. Подошедший покупатель заслонил собой припекающее солнце.
Опираясь вымазанными в бордовом соке локтями на край прилавка, Тереза кивнула и без особого интереса подняла голову.
Зачерпнутые рукой твёрдые плоды выпали из согнутой ладони и, отскочив от деревянных ящиков, как попрыгунчики, рассыпались по земле, тут же смешиваясь с грязью.
Кто-то сбоку торопливо зашуршал мешками, чтобы в те не попали слегка помятые ягоды.
Тереза замерла на месте, не обратив на это внимание, с поднятой головой и открытым от удивления ртом. За шиворот некогда жаркого платья будто насыпали снега, и Тереза сильно поджала губы, чтобы те не выдавали её волнения.
Покупатель, который неподвижно стоял перед ней, словно статуя, смотрел на неё свысока. В прямом смысле этого слова, так как её растрепавшийся пучок едва ли мог достать мужчине до горбинки его носа.
— Эрвин… Смит? — Тереза едва ли смогла выдавить из себя два слова.
Точная копия рисунка, который когда-то она скептически рассматривала в книге. Каждая деталь портрета словно отделилась от бумаги и воплотилась в одном человеке.
Теперь вместо серых поплывших разводов Тереза смотрела в голубые глаза, точно ожившие льдинки.
Мужчина явно не ожидал, что девушка начнёт разговор, и одёрнул коричневую куртку с нашивкой на груди. Мельком опустил голову, глянув на своего спутника.
Тереза, не помня себя, так же взглянула на второго, стоящего у прилавка мужчину.
Ростом тот был даже немного ниже неё, с копной чёрных волос и узкими серыми глазами. Чёлка липла к его лбу из-за жары, но мужчина словно не замечал этого и спокойно стоял с внушительного размера сумками в руках.
— Верно, это я.
Наверное, они подумали, что Тереза слыла слабоумной. Так как вот уже несколько раз её взгляд бегал с одного на второго, а голова то поднималась, то опускалась.
Мужчины непонимающе переглянулись, а второй, незнакомый ей, как только словил на себе женский взор, настойчиво кивнул в сторону наполненных доверху ящиков.
Растерянная Тереза помотала головой и глубоко вздохнула, возвращаясь в реальность.
— Точно! Извините, совсем задумалась.
Стараясь не смотреть на её покупателей, мирно ожидавших свой товар в тишине, девушка принялась крутиться возле прилавка, цепляясь подолом платья за деревянные засечки.
— Двенадцатый или тринадцатый… одиннадцатый, что ли, — бормотала под нос Тереза, еле удерживаясь на ногах.
Она до конца не понимала, почему один взгляд на светловолосого мужчину заставлял её так нервничать. Словно заевшая пластинка, в мозгах крутилась одна мысль: «Совсем как на портрете в книге». Тереза даже успела вспомнить крошившуюся с него при неосторожном касании краску.
Держа в руках маленький мешочек, Этвуд наткнулась глазами на рисунок с перекрещенным синим и белым крылом.
Подумать только, в такое пекло они оба одеты в куртки и плотно облегающие тело штаны, будто перепутали время года.
— Вам нехорошо? — учтиво спросил Эрвин, не скрывая нотки беспокойства и неловкости.
Тереза слишком долго гипнотизировала выделяющиеся на коричневой коже нашивки.
— Эрвин Смит, Вы тринадцатый командир…
Ни один из мужчин не спешил продолжать фразу, оставляя Терезу в замешательстве. Ещё секунда и, должно быть, она начнёт злиться.
— Разведкорпуса? — наконец подсказал ей Эрвин и лучезарно улыбнулся.
— Его самого, — бесцветно произнесла Тереза и уставилась на свои ногти, ставшие тёмно-красными.
Теперь она припоминает, что пока бесцельно листала книгу, это слово часто мелькало там. Странно, что она его забыла. Они-то кажется, и занимаются разведкой территорий за пределами высокой клеткой.
— Я как-то особенно Вас заинтересовал? — с лёгкой усмешкой на губах произнёс он, нарушая затянувшуюся паузу.
Знал бы он, что и Этвуд задавалась тем же вопросом.
Неловкая беседа, искусственно созданная Терезой, ей же и самой, прекращалась. Не в силах ответить на поставленный вопрос, она нервно усмехнулась и смяла шуршащую ткань мешка. Удивительно, что тот не порвался.
Слишком много «удивительного» на обычном рынке.
— И вы за Стеной бываете? — по-глупому спросила она, не зная, как иначе поступить.
— Мы торопимся, — а вот второй мужчина не хотел заводить разговоров с незнакомцами и пялился на мешок в её руках, как на последний кусок хлеба.
— И титанов видели?
Спутник Эрвина многозначительно посмотрел на него, выражая своё немое возмущение, но тот не обратил на это внимание.
— Это наша работа, — кивнул он и даже как-то по-военному выпрямился.
— И что? Прямо живые? — Тереза буквально ощущала, как начинает белеть. Слова летели быстрее её мыслей. — И они такие большие и… бегают? И что они там делают, кричат? Они кричат?
— Я не имею права обсуждать такие вещи с гражданскими, — Тереза истерически хмыкнула, отчего его широкая белёсая бровь поползла вверх, — Вам не о чем беспокоиться.
Этвуд, всё ещё держа навесу тканевый мешок, опустила голову и вымученно прошептала:
— Ну точно: либо я, либо они чокнутые.
Тереза с усилием потёрла двумя пальцами переносицу и потрясла перед собой мешком.
Мужчина, что был пониже, облегченно вздохнул и, достав из кармана платок, протер вспотевший лоб. Он был особенно недоволен их затянувшейся остановкой, всячески демонстрируя это своим усталым видом. Угрюмый покупатель быстро потянулся к мешку, будто к фляге с водой в пустыне.
Совершенно случайно взгляд девушки упал на суетливую толпу людей, которые всё ещё стояли около прилавка с подсолнухами.
Среди разнообразия лиц, которым пестрил рынок, широко распахнутые глаза замерли лишь на одном.
Мешок выскользнул из рук Терезы за секунду до того, как оказался у покупателя. Вишня уже во второй раз угодила прямиком в грязь, которую ежеминутно месили своими сапогами посетители рынка. Мужчина моментально сдвинул брови, превращая их в единую линию, и набрал было воздуха, чтобы, наконец, озвучить своё возмущение.
— За прилавком последите! — прямо глядя ему в глаза, выпалила Тереза.
Она, не отводя глаз от нужного ей человека, чуть ли не перепрыгнула через деревянные ящики, задевая плечом стоящего в оцепенении черноволосого мужчину. Такой наглости он, поди, не ожидал.
— Что?
— Я туда-обратно!
Этвуд, расталкивая попадающихся на пути людей, быстрым шагом приближалась к неспешно идущей вдоль ларьков фигуре. Скрюченной, немного сгорбившейся фигуре, которая крутила в руках крупный жёлтый подсолнух.
По какому-то странному совпадению она остановилась и обернулась.
Морщинистое лицо, обрамлённое жёлтым ситцевым платком, смотрело на неё с ни в чём неповинным видом.
Библиотекарша.
Точно она. Тереза могла спутать, не узнать кого угодно, но не её чёрные, близко посаженные глазёнки.
— Ну всё, ей точно конец! — Этвуд рванула, переходя на лёгкий бег.
А старушка, не лыком шитая, круто развернулась, прихватила за пазуху подсолнух и так же ускорила в несколько раз шаг. Не похоже было, что она ещё недавно задыхалась от приступов.
— А ну стоять!
Библиотекарша будто специально петляла вокруг наиболее густых скоплений людей и проезжающих скрипящих телег с лошадьми, то и дело останавливающихся посреди дороги.
Но Терезе сейчас хоть стену ставь — проломит, не задумываясь.
Она стремительно сокращала расстояние между ними, следя за жёлтым платком, неосторожно мелькающим на улице.
Пару раз ей вслед что-то ожесточённо кричали, желая не самого лучшего будущего. Ещё немного, совсем чуть-чуть и Тереза наконец-то сможет выбраться из творившегося вокруг кошмара.
Протянутая рука ухватилась за чёрное бесформенное платье, которое при беге лишилось туго обвязанного вокруг талии пояса, и с силой дёрнула его назад.
От резкого торможения старушка не выдержала и, выбрасывая из рук подсолнух, упала наземь спиной вниз.
Пальцы посинели от каменной хватки, не слабея ни на секунду. У неё нет шансов уйти, оставив Терезу без ответов.
— Набегалась, бабуля, — запыхавшаяся Тереза согнулась в коленях и тяжело задышала. — рассказывай.
— Что? О чём ты, милочка? — испуганно пролепетала она и, прокряхтев, поднялась на ноги.
Тереза поморщилась, будто сунула в рот целый лимон.
Ни с чем несравнимое:
Милочка.
Только из старушечьих уст можно было услышать его. Настолько елейно и отвратительно невинно.
— Я вообще не настроена на шутки. А ну быстро признавайся, что случилось? — прошипела, подобно змее Тереза. — Как я сюда попала?
— Понятия не имею, о чём ты…
Библиотекарша, ничем не отличающаяся от здешних жителей, запричитала и попыталась вырваться.
— А убегала ты потому, что костьми поскрипеть захотелось на старости лет, м? — вновь злило всё, что летало, ползало, ходило и стояло вокруг неё. — Думаешь, что я шучу? Меня будут искать, а когда найдут, то…
— И хорошо, если найдут, — брякнула старушка и тут же умолкла, предчувствуя приближающуюся бурю, — только отпусти. Ты меня спутала с кем-то.
— Ты за кого меня принимаешь?! — не сдержавшись, Тереза взяла её за грудки и стала трясти. — Что это за место? Почему я здесь? Что вообще творится вокруг?! Где Брайан?!
Она была полностью сосредоточена на старушке и не замечала ничего подле себя. И поэтому для Терезы было неожиданностью, когда что-то ухватило её за плечо и в один момент развернуло на сто восемьдесят градусов.
Над ней навис высокий, тучного вида мужчина с гладко прилизанными, блестящими от геля сероватыми волосами. У него были крупные черты лица, окромя маленького, несоразмерного, с мясистыми губами носа и широкая щётка усов.
И тоже в форме. Военных, как теперь казалось Терезе, на один рынок было слишком много.
На груди немного смятая нашивка в виде единорога. Такой же флаг она видела несколько дней назад.
Смотрел незнакомец на неё властно, хоть и ничего не делал, но одним своим грузным видом навевал беспокойство.
— Помогите! Я тут пришла, а меня… — всхлипнула старушка и развела руками, указывая на грязную одежду.
Незнакомец нахмурился и посмотрел на озлобленную Терезу, всё так же не отнимавшую руку от края чёрного платья.
— Разберёмся, — его басовитый голос не вписывался в окружающую обстановку. Говорил слишком резко и по-военному кратко.
— Да уж, пожалуйста, — начала Тереза и опять зло стрельнула глазами в дрожащую от страха старушку, — я только закончу с этой шарлатанкой, и везите её куда хотите.
— Куда везите?! Я ж просто за семечками вышла. А меня куда?
— Куда вам и место! — вскипела, точно чайник, Тереза и вновь дёрнула подол на себя. — Вы мне всё расскажете. Абсолютно всё!
— Отвечайте чётко на мои вопросы, — отрезал незнакомец, и обе спорящие притихли. — зачем Вы издевались над пожилой женщиной?
— А чего это Вы так вопрос задаёте? Я не садистка! — завозмущалась Тереза. — Эта бабулька знатно так подпортила мне жизнь.
— Да что ж я сделала, милочка?
— А то Вы не знаете?!
— Я сказал: тихо!
Терезу, точно тряпичную куклу, чуть не сбили с ног. Мужчина медленно сдавливал руку: область плеча невыносимо горела.
— А Вы не лезьте! — не стесняясь, вскрикнула Этвуд и дёрнула плечом. — Вы вообще кто, чтобы командовать?!
— А по форме не видно?
— А у меня есть дела поважнее, чем на вашу куртку пялиться!
Извернувшись так, что даже незнакомец этого не ожидал, ей удалось высвободиться из цепкой хватки военного.
Старуха дрожала, будто сейчас стояла глубокая зима. Ещё немного, и можно будет различить стук её гнилых зубов.
— Думайте, на кого огрызаетесь!
На правом боку, почти на линии паха, болталась кожаная кобура, отяжелевшая наверняка под весом какого-нибудь оружия. И Тереза вполне резонно решила, что она может и попридержать свой взрывной характер.
— Извините.
— Что она Вам сделала?
— Да слишком много она сделала, чтобы начать перечислять!
— То есть ответить не можете? Надеюсь, осознаёте, что напали на человека средь бела дня?
Опустив взгляд, можно было увидеть старушку, утирающую грязным подолом слёзы.
Гнев, который не позволял мыслям сплестись в более-менее достоверную картину, быстро отступал, оставляя за собой огромный ворох непонимания.
— Да, правда, я ничегошеньки не знаю. Что ты, милочка, злишься?
— Неправда…! — дрожа от обиды, Тереза выпустила из рук кусок грубой ткани. — Вы ведь в тот раз…
— Довольно! Женщина! Идите своей дорогой. Вас больше не потревожат. А Вы, — Тереза с опаской глянула на незнакомца, — пройдёмте со мной для выяснения обстоятельств.
— Да что ж такую девчонку-то, — снова захлопотала старушка и бережно, но осторожно оправила её белый рукав рубашки, — сразу по допросам её. Небось, спутала меня с кем-то вот и всё. Напугала она меня, конечно, но чего уж с молодёжи взять.
— Идите своей дорогой, — неожиданно жёстко повторил мужчина.
Библиотекарша вмиг нагнулась, подхватив изгвазданный в грязи подсолнух, который теперь можно было только выкинуть. И слишком стремительно для её почтенного возраста удалилась, скрывшись за поворотом.
— Нет… а как же, — губы непроизвольно задрожали, — нельзя же её вот так…
— Ты на ни в чём неповинного человека напала. Будем разбираться.
Тереза обессиленно топнула ногой и упрямо сжала до побеления костяшек кулаки.
Несколько раз её успешно миновала участь быть пойманной местными солдатами, а всё равно попалась. И если бы это хоть к какому-то результату привело, так нет. Тереза снова осталась одна, без ответов на тысячу вопросов.
А вот эта бабуля в жёлтом платке вовсе не походила на библиотекаршу. Внешностью — ну вылитая она, а вот повадками… кроме «милочка» ничего, что бы указывало на их схожесть.
Её чёрные, словно угольки, глаза из-под слоя глубоких морщин смотрели на неё по-настоящему испуганно. Не было уверенности, что даже в розаленских фильмах так достоверно играли страх.
Это окончательно запутало Терезу и что-то разбило у неё внутри.
Она будто медленно сходила с ума, переставая отличать правду от лжи.
— Я стою за прилавком, и там остались люди. Буквально несколько минут, и я пойду, куда скажете.
Военный нахмурился, но всё-таки согласно кивнул. Апатичный вид Этвуд мог любого разжалобить.
Конечно, он пошёл прямиком за ней, не выпуская из виду.
Тереза поражённо отметила, что оба мужчины, Эрвин и хмурый-пониже стояли у её прилавка и, казалось, были преисполнены надежды дождаться её.
— Извините, что задержала, — она торопливо обошла ящики и выудила ещё один мешок.
Похоже, ей сегодня впервые придётся видеть недовольную Паулу, потому что на земле было разбросано вишни на приличную сумму.
— Вы куда-то очень торопливо убежали, — она услышала голос Эрвина, но смотреть на него не хотела.
— Знакомую увидела, — дрожащим голосом ответила Тереза и торопливо набрала полный мешок вишни.
Военный, арестовавший её (Тереза всё ещё не могла подобрать слово, которое бы отражало её положение), остался разговаривать с кем-то из торговцев неподалёку.
Дребезжание телег, шум, лошадиное ржание, разнородные голоса и восклицания — все это сливается в общий нестройный гам, из которого едва ли можно было выудить обрывчатые речи.
— … а эта. Да я её только несколько дней назад впервые увидел. На рынок вся такая взбалмошная припёрлась. Обкуренная или из ума выжившая. Что-то твердила про… про, да я даже слов таких не знаю. Вернуть, что ли её надо куда-то.
Внутри всё в один момент заледенело. Даже сердце стало биться в несколько раз реже. В груди возникло стягивающее неприятное чувство, не дающее ей пошевелить рукой.
—… про какой-то театр твердила. В общем, Вы её проверьте на наркотики-то.
— Я хотя бы не торгую испорченным товаром! — нарочно громко сказала она, чтобы заставить торговца замолчать. И не смогла узнать собственный голос.
И Эрвин, и мужчина рядом также услышали всё, что говорилось за их спинами. Они оба стояли со взглядами, полными пустоты. Такой бывает, когда тебе не нужно смотреть, но важно ощутить окружающую обстановку через другие органы чувств.
— У меня была плохая неделя, — а в голове добавила: «или скорее прошедшие две тысячи лет. Хотя почему прошедшие?». Девушка закусила губу и, сжав покрепче мешок, протянула его черноволосому мужчине, на которого смотреть было более чем неловко. Она дважды кинула товар практически ему под ноги, и, должно быть, он и правда подумал, что она издевалась, — Вам отдельное «извините». Я отняла у вас много времени.
Ответа не последовало, что неудивительно. Ответы в любом своём проявлении стали бессовестно игнорировать её.
Его серые глаза, ранее не блестевшие интересом, теперь внимательно смотрели на неё. Тереза не до конца понимала, пытается ли он найти в её лице что-то конкретное или просто решил уделить ей лишнюю минуту, но почему-то слабо улыбнулась, словно пыталась загладить неприятный инцидент.
— Закончили? Тогда не стойте просто так, — полицейский упёр руки в бока и подождал, пока Тереза на ватных ногах выйдет из-за прилавка.
Он указал ей на выход с рынка, плавно перетекающий в обычную, не слишком широкую улицу.
Может, оно и к лучшему. Сейчас Этвуд ещё не осознавала почему, но может так оно и надо. В конце концов, вырываться и убегать сейчас было просто бессмысленно.
— Офицер Хариссон, рад встрече, — сдержанно улыбнулся Эрвин и кивнул полицейскому, — тоже решили купить овощей? Или с Вашим высоким положением побаловали себя чем-то более изысканным?
— О, Смит, — безрадостно ответил он и оправил собственную форму, — что здесь делают разведчики?
— Разведчики тоже люди, и они могут периодически посещать рынок. А почему же Вы подозвали к себе эту девушку?
— Нарушила правила. Напала на обычную старушку.
Её возмущению не было предела. Вот так нагло обставить ситуацию в угоду себе, выставляя её невесть кем.
Распрямившись, Тереза хотела было вклиниться в диалог. И неважно, что была бы там лишней.
Если хуже некуда, так пусть хоть все знают, почему.
— И Военная Полиция теперь подобным занимается? — неожиданно серьёзно спросил Эрвин и ловко подпёр пальцами квадратный подбородок. — Не много ли чести для обычной гражданской? Отдать бы её Гарнизону, и делу конец.
— Именно этим я и займусь, — с раздражением ответил Хариссон и злобно зыркнул сначала на Терезу, затем на молчащего мужчину.
На противоположной стороне улицы заржал конь, перевернув переносной ларек с нитками и ленточками. Разноцветные катушки и круглые пуговицы взлетели на воздух красочным фейерверком, а люди рядом ошеломлённо заохали.
— Штаб Гарнизона в противоположной стороне, если что! — отодвинув от лица черную прядь, скандировал он. Даже не взглянул в сторону испуганно ржащей лошади, хозяин которой до сих пор не мог её успокоить.
Тереза вновь встретилась с ним взглядом и слегка нахмурилась. Его слова её немного напрягли, потому что звучали так, словно самого офицера упрекнули в чём-то.
— В любом случае, город не территория разведчиков, и решать что-либо вы здесь не в праве, — Харрисон хмыкнул и пригладил и без того очерчивающие череп волосы, — занимайтесь покупками и участвуйте в вылазках, а наши обязанности не отнимайте.
Тереза с замиранием сердца слушала перепалку, возникшую, собственно, из-за неё.
Ещё раз посмотрев на обоих покупателей, она в конец запуталась и в себе, и в окружающих её людях: пытались ли её поддержать? Или просто трое военных болтали между собой. И будь они в иной обстановке, ничего бы не поменялось.
— Не беспокойтесь. Я очень виновата, что отвлекла вас, — Тереза сделала паузу, унимая подступившую с новой силой дрожь, и добавила, — в самом деле, что может сделать полиция человеку,
которому нечего скрывать?
