Незачёт

Не то чтобы у Вадима были конкретные ожидания. Ну, не мечтал он, что его встретят у порога на коленях, в черном латексе и с поводком в зубах. Или в каком-нибудь томном халатике в пол, приятно приоткрытом на груди. По всем этим фотографиям и видео он понял, что Алтан — не заложник одного амплуа, у него вариантов — масса, как карт в рукаве у шулера. Но вот какую из карт он решит разыграть... это было интересно. «А, вот какую», — подумал он, когда снял пальто и прошел из прихожей в комнату. Хороший мальчик, домашний, почти невинный, в круглых очках. Не осознающий своей привлекательности. Свечи разве что выбивались из антуража. Вадим мельком оглядел комнату, а потом, долго и оценивающе, — её хозяина. Боже, если у него под этими пидорскими брючками не прячется какая-нибудь радость фетишиста, сетка или кружево — вообще не стоило всё это затевать. — Добрый вечер, — Вадим решил подыграть сюжету, научный руководитель он или где. — Работаете над текстом? Похвально. Уже есть какие-нибудь успехи? Он поставил перед Алтаном на стол бутылку вина и выжидающе склонил голову. Ситуация вырисовывалась совершенно порнографическая, в лучших традициях жанра. В следующий раз нужно будет одеться водопроводчиком. — Добрый вечер. О, спасибо, — Алтан посмотрел на бутылку, а потом и на гостя с вежливым равнодушием. — Пока особых успехов не замечено, изучаю литературу. Даже не знаю, с чего начать, такое количество правок во введении сильно демотивирует. Ну сочиню я что-нибудь, а вы всё снова с нуля перепишете, и в чём смысл? — Смысл в том, что в правки нужно вникать, а не вносить их механически, и тогда в следующий раз ваш текст будет на порядок качественнее, — пояснил Вадим с таким видом, будто втолковывал трёхлетке, почему нельзя совать пальцы в розетку. Макбук Алтан оставил, поднялся с места и потянулся снять бокалы с полки. Из ящика выудил штопор, торжественно протянул Вадиму, но в последний момент с жеманной улыбкой отдёрнул руку: — Ванная слева. — Благодарю. Очень своевременно. Ванная была под стать остальной квартире: что-то на дизайнерском, простому человеку не разобрать. Но эффектно, не без этого: Вадим, пока мыл руки, слегка подзалип на интерьер. Он бы в таком склепе жить не смог, но Дагбаев в него вписывался так, будто его самого пририсовали к интерьеру ещё на стадии проекта, а потом сделали на заказ. Он вернулся и уже чистыми руками взялся за штопор, чтобы открыть вино. Нет уж, если играть, то играть до конца. — Кроме того, если бы я счёл ваш текст безнадежным, я бы не стал его править вовсе. Знайте на будущее: если на конференции к вашему докладу не задают ни одного вопроса, это значит, что публика не впечатлена. Вопросы, правки, дискуссии, возражения — в академической среде это мерило интереса к вам и вашей работе. Ай да Вадим Николаич, ай да сукин сын. Одновременно и педагогическое внушение насчёт будущей конференции сделал, и невзначай обозначил уровень собственной заинтересованности. Он разлил вино по бокалам и протянул один Алтану, хитро улыбнувшись. — Ах вот оно что, — Алтан понятливо закивал, будто на лекции сидел записывал. Бокал взял, разумеется, таким образом, чтобы столкнуться с ним пальцами. — Вы мне простите, я в этом деле неопытный совсем. Приходится разжёвывать вот такие не самые очевидные моменты. Он дотянулся до колонки и крутанул пальцем податливый кружок, усмиряя высокие нотки голоса солистки Portishead. Совсем на минимуме оставил, так, чтобы лишь едва различимо было на фоне. — Но вы меня сейчас, тем не менее, обидели, — Алтан поболтал вино в бокале, посмотрел сквозь него на свечку. Надулся даже не наигранно, а вполне себе правдоподобно. — Я думал, что уже дал понять: к деталям я внимателен, и если уж за что-то и берусь, то прилагаю исключительное усердие. — Одного усердия в данном случае мало. Нужен ещё опыт, которого у вас нет. Но это поправимо, со временем он появится. Вы на верном пути, — чужой обидой Вадим вообще не впечатлился, но позволил себе сесть без приглашения прямо напротив, чтобы удобнее было играть в гляделки. Алтан хмыкнул и призывно поднял бокал, глядя на Вадима теперь прямо. — За что пьём? — Пьём за вас. За ваше феноменальное усердие, талант и горячую преданность науке. Бокалы соприкоснулись самыми краешками. Вадим пригубил вино, гадая, наебал его консультант или нет. Самое изысканное, мол, ваша дама непременно оценит. Бла-бла-бла. — У вас красивый дом, — корчить из себя галантного интеллигента было на удивление просто, уж больно к нему маска приросла. Хотя драконья натура так и подначивала его завершить комплимент какой-нибудь скабрезностью. — Рад, наконец, лицезреть место, где вы производите свой, м-м, контент. Он мне доставил немало приятных минут в последние дни. Алтану потребовалось значительное усилие, чтобы проглотить вино не поперхнувшись. Одно дело — пролистывать сотни комментариев от восторженных девочек, которые в силу возраста и моды на миловидных азиатов не могли не возбуждаться от его выкрутасов перед камерой. И совсем другое — слышать такое от мужчины, перед которым Алтан сам превращался в такую вот трепещущую девочку. В том, что под приятными минутами имелась в виду дрочка на его оголённый торс, он не имел ни малейшего сомнения. — Высшая награда для криэйтора — знать, что его труды не были напрасными, — невозмутимо ответил Алтан, медленно моргнув. — Если вам это будет интересно, могу показать, как это делается. Может, даже доверю камеру вашим рукам, попроизводим немного контента вместе. Затянувшись, он выпустил ментоловый пар носом, а опустевший быстрее, чем следовало, бокал придвинул обратно к бутылке: ухаживайте, мол, и дальше. Интересно, сколько ему потребуется выжлекать, чтобы проиграть в эти поддавки. Немного контента... с каким удовольствием Вадим сейчас произвел бы немного контента того плана, который из социальных сетей удаляют специально обученные нейросети. Он подлил Дагбаеву ещё вина и слегка вальяжно откинулся на спинку стула. Чужая территория уверенности не умаляла. Вадим смаковал вино, открыто пожирал Алтана взглядом: очки ему чертовски шли, немыслимым образом добавляя и невинности, и развязности. И глаза ещё... то ли косметика, то ли тени удачно ложились, делая их выразительнее. Первое было вероятнее. Приятно, когда ради тебя так... стараются. — Не могу сказать, что привык держать в руках камеру, но не могу и не поддержать творческую инициативу своего студента, — Вадим улыбнулся, слегка обнажив клыки. — Спасибо за лестное предложение. Как-нибудь — обязательно. А сейчас мне бы хотелось поближе познакомиться с вашими идеями по поводу доклада. С чего планируете начать работу с эмпирическим материалом? Вадим отодвинулся от стола поманил Алтана двумя пальцами — к себе на колени для начала, очень уж хотелось от слов перейти к делу. — Да, я заметил, что не привыкли, — если не знать контекста, можно было и не заметить ехидцы в голосе Алтана. Вино добавляло в первую очередь смелости, поэтому он с большим удовольствием продолжал глушить его, подзабив на аристократичность, будто это был компот. Он неторопливо поднялся на ноги, вместе с бокалом направился к Вадиму Николаевичу, но совсем приближаться не стал — замер в двух шагах, оперевшись задницей о столешницу. Вадим Николаевич был из тех людей, кто заходит в помещение и сразу становится в нём главным. Вот и сейчас он смотрел в ответ так, будто Алтан обязан был слушаться одного его взгляда, одного лишь жеста. Ну что ж, у них ещё столько времени до рассвета, да и не спасует ведь он из-за того, что Алтан покажет свой строптивый нрав? — С эмпирическим материалом… — Алтан принял задумчивый вид, как бы с удивлением посмотрел на бокал и торжествующе продемонстрировал Вадиму Николаевичу, прежде чем осушить до дна. — Ну, вот. Уже начал работу. А какой эмпирический материал предложите вы? Ему показалось, что Вадим Николаевич подался в его сторону — а может, и не показалось, но он в любом случае в тот же момент отвернулся и направился к окну, оставив бокал на столе и спрятав руки в карманы. Не прокатило. Внутри себя Вадим удивился так, как если бы солнце вдруг взошло на западе, но виду не подал. — Эмпирический материал должен быть детерминирован целью и задачами исследования, которые мы с вами во введении уже поставили, — с академического языка он не сбился, даже провожая взглядом расслабленный, с лёгким прогибом силуэт. — Мне есть что вам предложить. Другой вопрос, согласитесь ли вы на мое предложение или предпочтёте вести исследование самостоятельно. Во втором случае никакой ответственности за результат я не могу нести. Он допил вино, вновь наполнил оба бокала и медленно встал со стула. Подошёл к окну, встав от Алтана ровно на том расстоянии, которое принято считать неприличным. — Красивый вид, — видит бог, вид был самый обычный, да и смотрел Вадим не в окно вовсе, — особенно, должно быть, на рассвете. Так что, не хотите ознакомиться с тем материалом, что я для вас подготовил? Алтан поморщился. Два бокала за десять минут на пустой желудок — он был уже в той кондиции, когда этим неповторимым метафорам (а так завуалированно вещать о плотском нужно было ещё поучиться) с радостью предпочёл бы свою святую троицу. Выпороть. Вылизать. Выебать. Вот ведь въелось же, будто повторённая не одну сотню раз мантра. Но приходилось пока играть по правилам. — В смысле — не хочу? — Алтан повернулся к нему лицом, взялся не за бокал, но за руку, его держащую, и пригубил, не опуская взгляда. — Я ж сказал, что хочу. Мы просто методы исследования не проговорили. И не прописали. Без них так-то и не поймёшь, как к материалу подступиться. Ну или поймёшь, но выйдет, что подступаться следовало с другой стороны, и научные изыскания… в любом случае пойдут медленнее. По вам сужу, если что, я-то просто смиренно жду руководства. Будь Вадим чуть слабее духом, он бы дрогнул. Прямо сейчас, под этим вот прямым, деловым, совершенно невинным взглядом. Только чуть поплывшие интонации Алтана выдавали. Быстро же он напивается. Для храбрости, что ли? — Узкоспециализированные методы нам не пригодятся, — сказал Вадим, отвечая на невинный этот взгляд своим, строгим и неуловимо педагогическим, — а если в процессе вы захотите их применить, просто дополните абзац про методологию постфактум. Пока можно заявить метод анализа и синтеза, компаративный метод, идиографический. Названия методов Вадим произносил таким тоном, будто отвечал на вопрос «что бы вы со мной сделали, Вадим Николаевич?». До работниц секса по телефону в 90-ые, пожалуй, не дотягивал, но интонацию держал многозначительную. Это была хорошая тренировка воли — не дотрагивайся до него, не дотрагивайся, так собакам кладут прямо на нос сахарную косточку и говорят: нельзя. Кто сказал и почему нельзя, Вадим не понимал до конца, — в правила игры они попали оба, как две мухи в липкую паутину, можно же было просто потрахаться, да... но не так интересно. Вадим ждал не первого шага, но сигнала. Того самого «можно», после которого кость уже хрустит в зубах. Вот ведь вопрос, кто кого дрессирует... — Жаль, — пожал плечами Алтан и огладил двумя пальцами чужую кисть, прежде чем отпустить. — Но признаю, тут моя вина. Не пропускай я ваших пар, мы бы сейчас уже дошли и до узкоспециализированных вещей. Впрочем, нет смысла жалеть об упущенных возможностях. Данность такова, что исследования мне в новинку, так что без разницы, с чего начинать. Алкоголь и помогал, и мешал: из-за двусмысленности произносимого в голову пришла тупейшая шутка про анализ, по аналогии с многочленами. Алтан сдержался, ограничившись лукавым взглядом. Вадим Николаевич был похож на вампира, который не может преступить порог без приглашения хозяина. Что вполне оправдано, он и на своей территории действовал осторожно, по крайней мере поначалу. — Расскажете про идиографический метод? — Алтан взглядом и кивком указал на диван за спиной Вадима Николаевича. — Первый раз про него слышу. Эффективный? — Идиографический метод направлен на исследование объекта или события как индивидуального и неповторимого, — Вадим проследил направление взгляда и сухо кивнул в ответ. — Эффективен в исследованиях вроде нашего. В данном случае мы не проводим историческую параллель между двумя историческими событиями, а лишь отмечаем, как они воспринимались современниками и какие схожие черты этого восприятия отразились в документах эпохи. Приглашение переместиться на диван он расценил как ещё не согласие, но его обещание. Потому, закончив речь, осушил бокал и поставил его на стол, проходя от окна к дивану, и расположился там с комфортом, но не слишком вальяжно, как подобает гостю. Терпение, тем временем, кончалось. Он почти физически чувствовал, как срывается один защитный механизм за другим, как головой начинают управлять совсем другие потребности, отличные от академических. Внешне это выражалось разве что в лёгкой нервозности, — он постукивал пальцами по колену, отбивая случайный ритм, и следил пристальным взглядом за каждым движением Дагбаева. — Ну, поделитесь же со мной своими соображениями на эту тему. Я должен знать, в какую сторону вас направить. Воспринимать каскад абстрактных терминов и отвечать на том же уровне Алтан уже был не в силах. Он опустился на диван специально дальше, чем хотели они оба — не прямо, а чуть боком, поджав под себя ногу. Медленно расстегнул две пуговицы на рубашке и остановился, заметив, как потемнели небесно-голубые глаза, невинно похлопал ресницами в ответ: мне всего лишь стало душно, Вадим Николаевич, о чём это вы подумали? — Я думаю, что индивидуальные и неповторимые объекты, — о, какой интересный потолок, — надлежит исследовать самым что ни на есть тщательным образом, буквально вдоль и поперёк. Алтан медленно, задумчиво провёл пальцами по своей непривычно гладкой руке, задрав рукав. Это уже, наверное, был перебор, волос там и так было всего ничего, но они с мастером увлеклись, решили сделать всё и полностью. — По крайней мере, это то, с чего я бы начал, пользуясь вашим столь пристальным интересом к моей работе. Уже после этого можно прибегать к анализу, — он с улыбкой закусил костяшку указательного пальца, явно пережидая желание прыснуть, — что-нибудь синтезировать, там, если вы понимаете, о чём я. — На действия без разрешения тоже нужно разрешение, я так считаю, — улыбку Вадим не поддержал. Этим можно было бы любоваться со стороны, как произведением искусства. Со стороны — да, любоваться, наслаждаться, распахивать глаза и восхищённо округлять губы. Но участвовать для Вадима было худшей пыткой из всех. Не сорвись, не перегни палку, прибереги грубость до лучших времён, да, в чужой монастырь со своим уставом не ходят — вот и он на чужой территории осторожничал, мысленно нарезая и сужая раз за разом круги вокруг Алтана. А тот, будто понимая, откровенно пользуясь ситуацией, красовался. И говорил ерунду. Уже слегка пьяноватый, в той самой стадии, беззаботно-привлекательной, когда о последствиях своих действий не думаешь вовсе. Вадиму для этого требовалось гораздо больше алкоголя, но настроение он словил. — Разрешения ждёте? — хмыкнул Алтан. — Разрешаю. Нет, крышу Вадиму не сорвало. Тем он и отличался от дрессированной собаки, что, услышав желанное «можно» не ринулся вгрызаться в кость, а выждал немного. Самую малость. Потом, всё так же не допуская на лицо даже тени улыбки, придвинулся поближе и, потянув Дагбаева за талию, усадил его к себе на колени. Потом стянул с него очки, аккуратно сложил их дужки и убрал подальше, на край дивана, чтобы ненароком не сломать. А потом сделал то, что нужно было сделать с самого начала: схватил за горло и рывком опрокинул на диван, прижав затылком и спиной к его подушкам. — Возможно, этот подход кажется вам, в силу вашего возраста, слегка консервативным. Устаревшим. Но поверьте, в нём есть свой резон. — Со… гласен, — прохрипел Алтан, цепляясь за его руку и шею в ответ. По телу прошлись мурашки. — И стоп-слово… нужно. — О, теперь ты про стоп-слово вспомнил, — Вадим так резко перешёл из одного режима в другой, что сам удивился. Последние нервные клетки сдали свои полномочия, Дагбаев довыёбывался, разбудил дракона — ну, пусть теперь и огребает, хули. — Поздновато. Ну ладно, вот тебе стоп-слово: демилитаризация. И только попробуй с первого раза не выговорить, хер я остановлюсь. Одной рукой было совершено неудобно расстёгивать дурацкие мелкие пуговицы на рубашке — со всеми Вадим справился, но последнюю дёрнул слишком сильно — та повисла на нитке. Пофиг. Этот торс он уже видел на фото, но не мог отказать себе в удовольствии рассмотреть всё — и судорожно вздымающуюся от дыхания грудь, и мелкие тёмные соски, и россыпь крохотных родинок на животе, тут и там. Зато вот расстегивать на себе брюки Вадим умел одной левой — жизнь заставила научиться. Отпустил горло, почувствовав, как дёрнулся под ладонью кадык, и потянул за волосы на себя. — Меньше пиздежа, больше дела. Только так наука и куётся, сечёшь? Реальность снова переплюнула воображение. О таких вещах стоило договариваться на берегу, а без этого впору отбиваться и звать на помощь. Наверное. Отбиваться Алтан и не думал, в голове были полторы мысли и те тупые: вот было бы забавно, если бы он эту рубашку порвал, она стоила как половина его зарплаты… Неужели всё это происходит на самом деле… Алтан кашлянул-усмехнулся, бросил мутный взгляд исподлобья: пьяному море по колено и всё такое. Скидок за неопытность Вадим Николаевич не давал, это Алтан уже понял — поэтому, закусив резинку трусов, кое-как потянул их вниз, морщась от того, как натянулись волосы в чужом кулаке. Помог себе руками, но в рот брать не стал — дразняще-медленно провёл языком снизу вверх, а в конце куснул за живот через одежду. Вадим покачал головой. Ну, напрашивался Дагбаев, откровенно так напрашивался, развязывая Вадиму руки и убивая остатки совести. Быстро он оправился от первой атаки — словно и атакованным себя не чувствовал. Нет, если бы он заткнулся, если бы стал шёлковым, то Вадим, так и быть, поумерил бы пыл, стал бы понежнее в ответ. Может, даже расщедрился бы на какую-нибудь изощренную ласку. Но взгляд Алтана сочился лукавством, и движение языка по члену было дразнящим, а не робко-неумелым. Ещё и за живот тяпнул, мелкая сучка. Вадим молча перехватил его волосы, чтобы поудобнее на кулак намотать, второй рукой приспустил и брюки, и трусы, а потом насадил Алтана ртом на член, не дав даже вздохнуть. Не до упора, так, примерно до середины. И поморщился сразу: — Зубы-то прибери. И глаза не закрывай. Люблю, когда на меня смотрят. Невзирая на просьбу-приказ, Алтан зажмурился — от спазма на внешних уголках глаз выступила влага — но перетерпел, с бараньим упрямством перетерпел, надеясь, что «прибрать зубы» у него удалось. Он же взрослый, а ещё он быстро учится. И ему этого очень хотелось. Хотелось-хотелось, настаивал опьянённый рассудок, хоть ему и стало резко не по себе. Алтан отстранился, чтобы отдышаться и прокашляться, но рука почти сразу грубо подтащила его обратно. Он подавился сильнее, вздрогнул всем телом и всё-таки распахнул глаза — поглядел зло, с вызовом, но не удержался: простонал обиженно, почти жалобно. И впился в отместку ногтями в бёдра, с чувством царапая кожу, раз уж не осталось другого стоп-слова. Вадим зашипел и прежде, чем сообразил, что собирается сделать, шлёпнул ладонью по впившимся в кожу пальцам. Не со всей дури, но приложив определенное усилие. Вот так тело отреагировало на то, что знало лучше и дольше всего — на боль. Вадима мгновенно обожгло не стыдом, но чем-то на него похожим. Маленьких бить нельзя, даже если они ебанутые на всю голову. Но мизансцена-то была идиотская: он в сползающих брюках, Дагбаев с лицом лица, обиженный и кривящий губы, кашляющий и хватающийся за горло. Господи, да у него что — никогда мужика нормального не было?.. Очень может быть, что и не было, вдруг понял Вадим, и мысль эта была такая кристально ясная, такая объясняющая всё и вся, что на секунду он застыл с распахнутыми глазами, а потом — взглянул на Алтана совсем по-другому, с сочувственной насмешкой. Или с насмешливым сочувствием. Вспомнился этот похабнейший мем с просторов интернета, с фотографией, на которой хомячок пытался запихнуть себе за щеку целый банан. — Не умеешь — не берись, — процедил Вадим и застегнулся так поспешно, будто его с чужой женой застукали. — Нет, серьёзно, о таких вещах вообще-то заранее предупреждают. — А никто и не спрашивал, — прошипел Алтан, так же поспешно вытирая рот. Внутренности обожгло ядрёной смесью из стыда и отчаяния, так, что аж глаза зачесались. Перестарался, что ли, со взрослостью? До жути захотелось схватить его за руки, задержать, оправдаться как-то — но гордость не позволила. Не спрашивал... да Вадим на тотализаторе поставил бы всю свою преподскую зарплату за год, что у такой цацы, как Дагбаев, любовники по принципу трусов «неделька» — новый на каждый день. И флиртовал, и напрашивался, и тогда на кафедре вёл себя как человек искушённый. Знающий, что может и чего хочет. Если и хочет, то не может. Как выяснилось. Есть такая категория студентов, которые на экзамен приходят с абсолютно пустой головой, но при этом корчат из себя готовых и знающих больше преподавателя. Идиотские завышенные ожидания. И свои, и чужие. Алтан выпрямился, чудом выдерживая прямой взгляд и изо всех сил стараясь не казаться растерянным. — И что, — холодно, — вы бы не пришли, если бы я сказал, что трахаться не умею? — Пришёл бы, — ответил Вадим мрачно, едва не огрызаясь, — просто начал бы с другого. На этом можно было бы пожелать Алтану хорошего вечера, развернуться и уйти, но Вадим, вернув себе строгий и прилично одетый вид, со вздохом опустился на край дивана и похлопал ладонью рядом с собой: садись, мол. Сам с собой он рассудил так: оно ведь и неплохо… неучёного всегда можно под себя научить, чистый лист — он ведь так и ждёт того, чтобы стать наполненным. Чёрт, да с ним и без резинки можно было бы, и без долгих прелюдий, ну так, острых ощущений ради! Алтан помешкал, прикидывая, как бы так разместиться на двухместном диване, чтобы выдержать нужное расстояние. С двойным умыслом: продемонстрировать, что его вся эта ситуация крайне задела, и не дать услышать, как громко колотится сердце и как мелко подрагивает всё тело. Впрочем, чтобы это всё скрыть, впору было отодвигаться на пару метров. Дико бесило, что Вадим Николаевич мастерски захватывал пространство, в котором обосновывался — опустившись на свой диван, в своей квартире, Алтан чувствовал себя так, будто бы он здесь на самом деле был в гостях и сесть мог исключительно с чужого дозволения, а в противном случае так и стоял бы как истукан. — С чего? — уточнил он требовательно и немного торопливо. Вдруг ещё не поздно было исправиться. Пьяный, огорошенный и разочарованный, Алтан был готов сделать что скажут, хотя решимость его и выветривалась с каждой проходящей секундой. Вадим задумчиво почесал в затылке. — Ну, с чего-нибудь лайтового, — он скривился, произнося молодёжное словечко. С волками жить — по-волчьи выть. — Но так как у меня нет второго шанса произвести первое впечатление, у нас теперь всего два варианта. Или забываем эту нашу небольшую неудачу и начинаем сначала, или забываем вообще про всё и дальше функционируем исключительно в академическом пространстве. Если бы Вадиму выпало решать за двоих, он выбрал бы, пожалуй, первое ради завершения гештальта — не любил выпускать из рук едва надкушенный бутерброд. Но после случившегося решать предстояло Алтану, как потерпевшей стороне — хоть и потерпевшей в основном по собственной глупости. Вадим смерил его взглядом, прикидывая, насколько нелепая попытка секса успела перерасти в психологическую травму — Алтан выглядел слегка затравленным и недовольным, а значит, представлял собой бомбу замедленного действия. Вот и гадай теперь, какой проводок перерезать первым, чтобы не подорваться ко всем собачьим чертям. Алтан не отвечал и методично расковыривал трещинку в эко-коже до размеров нормальной такой дырочки. — В следующий раз встречаемся у вас, — заявил он наконец, не глядя на собеседника. — И никаких «хер я остановлюсь», про культуру согласия слышали вообще? Хотелось это надменно сказать, с вызовом, но получилось как-то совсем наоборот. То ли в вине было дело, то ли в колючем комке в горле, который всё никак не хотел сглатываться. И это его еще вовремя отпустили. — Ну чё-т такое слышал, — показушно скривился Вадим. — Культура согласия — это когда говорят не просто «да», а «да, спасибо»? Чёрт знает почему ему захотелось вдруг поиграть в альфа-самца, который получает то, что хочет. Ситуация располагала, что ли. Никогда он никого не брал силой и почти безошибочно взглядом выцеплял из толпы тех, кто не падает в обморок от шлепка по жопе или руки на горле. С Алтаном он ошибся так крупно, что впору было посыпать голову пеплом. — А как так получилось, что ты, — он смерил Алтана долгим взглядом с ног до головы, полагая, что это будет достаточно красноречиво, — девственник? Тебя что, до начала учебного года в замке держали? Ноготь провалился под обивку. Алтан резко потянулся вперёд, к журнальному столику, за своим вейпом; мир чуть поплыл — и он разве что каким-то чудом не растянулся на полу, у ног своего недолюбовника. Плюхнулся обратно, затянулся зло, до горечи на языке. И выплюнул ему в лицо вместе с плотным облачком пара: — Я не девственник… — не выдержал, прокашлялся, — просто… с мху… жиками ещё не трахался. Представьте себе… В моем поколении это уже не считается чем-то зазорным. Облачко пара пахло чем-то приторно-фруктовым. Вадим поморщился. И хотел было съязвить про миллениалов, изобретающих сексуальную революцию, но хриплый кашель Алтана и его резко побледневшее лицо охоту отбили — гос-спо-ди, подумал Вадим, доиграются когда-нибудь со своими псевдосигаретами, смузи и осознанным потреблением. — Давай-ка полегче, — попросил он, укладывая ладонь Алтану между лопаток. Похлопал, потом погладил, потом привалил его к себе за плечо хозяйским жестом и чмокнул в шёлковую макушку. Не девственник, значит... ну да, теперь-то всё вставало на свои места. Не с того Алтан начал, ой не с того, эдак можно себе всю охоту отбить и навсегда запереться в скучном лагере гетеросексуалов. — Как скажете, — смиренно ответил Алтан. Наверное, в какой-нибудь параллельной реальности он успешно прошел «вступительный экзамен» и заваливался уже на «четвертой базе» — ведь, продолжи они в том же духе, ему было бы мучительно больно. Вместо этого сейчас можно было состроить оскорблённую невинность — или просто приходить в себя и ластиться, щекоча дыханием шею, вдыхая аромат чужого то ли одеколона, то ли лосьона для бритья. Разумеется, Алтан выбрал второе. «Всегда б ты такой сговорчивый был», — подумал Вадим. Вечер определённо пошёл по пизде, но какой-то особенной досады он не испытывал. Скорее уж готов был посмеяться и над Алтаном, и над собой. Отступил от собственного принципа, но так толком и не потрахался, ещё и заработал репутацию ёбыря-террориста. Чем не анекдот? — Ладно, поеду я, — сказал он, погладив Алтана по плечу. — Не скучай. По поводу доклада потом поговорим. Прежде, чем встать с дивана, притянул к себе поцеловать, ласково и без напора почти, в знак того, что за облом зла не держит. Скользнул рукой по щеке, поправил змеящиеся волосы, простонал в поцелуй слегка наигранно: вот, мол, такую красоту оставляю на самообеспечение, как жить, куда деваться. Алтан демонстративно поджал губы — в знак того, что хоть и нельзя было представить для случившегося фиаско лучшей развязки, такое положение дел его всё же не устраивало. Но возражать не стал — уже спа́ла та степень опьянения, которая подбивает творить не самые рациональные вещи и воспоминания о которой наутро вызывают лишь сожаление. — Так себе окончание каникул, — пожаловался Алтан в пустоту, из упрямства провожая Вадима Николаевича к двери только взглядом. — Дайте угадаю: сейчас у вас начнётся по четыре пары в день, и это ваше «потом» наступит от силы через неделю. — Где-то так, — хмыкнул Вадим уже из прихожей. Расписанием на второй семестр его ещё не порадовали, и нагрузка должна была быть меньше, чем в первом, но не мог он сейчас с полной уверенностью утверждать, что «для тебя, душа моя, свободен в любое время». — Но если возникнут конкретные вопросы и предложения, всегда можешь мне написать. Он потоптался в прихожей, поправляя воротник пальто, подождал, не выйдет ли Алтан всё-таки проводить, но не дождался и вышел вон, негромко хлопнув дверью. И, выйдя на улицу, прямо на крыльце дома закурил, игнорируя значок с перечеркнутой сигаретой.