Франция, чай (кофе), не Москва

Они снимают квартиру с видом на Эйфелеву башню. Небольшой уютный балкон с цветами, окна которого выходят на аутентичную парижскую улицу, кафе и рестораны. Гостиная-спальня с картинами, ванная с баночками из л’Окситана и большая двуспальная кровать с чёрным бельём. Как доктор прописал. В один из трёх дней они идут в Лувр. Шастают по многочисленным залам, восхищаясь богатым историческим прошлым. Антону нравится мраморная скульптура греческой богини Победы Ники Самофракийской, которая стоит даже не в холле, а в коридоре между этажами. — Вот знаешь, мне эта статуя напоминает больше о свободе, чем о победе, и, хоть это и прозвучит странно, наличие крыльев и отсутствие рук говорит о свободе ограниченной, — Арсений удивлённо глядит на него, потому что о таком он не задумывался, — Она как будто бы взлетела, свободная, но руки ей отрезали всё равно, подмяв под себя и дав иллюзию воли. Вроде бы ты можешь делать всё, что хочешь, а вроде бы и нет, потому что есть слишком много «но». Я так себя порой и чувствую, будто мне перекрыли кислород. Арсу больно от него такое слышать, поэтому он берёт Антона за руку и сильно сжимает, тянет к себе и целует костяшки. — Я понимаю, на самом деле. Ты не один теперь, Шаст. Мы как-нибудь справимся, — и смотрит этими своими бездонными голубыми глазами, в которых плещется нежность вперемешку с болью. — Будем оба взлетать без рук. Антон на слова улыбается и целомудренно целует в губы. Но в груди переворачивается всё и тянет от того, что и у Арсения так же. Может, они похожи ещё больше, чем он думает. Оттого и сложнее им будет вылезать из идентичных ям, ведь никто не вытянет, раз сидят оба. Будут оба взлетать без рук. После музея они перекусывают в Макдональдсе, хоть Арсений всеми правдами и неправдами пытается отговорить Антона от этой затеи, но «мак совсем рядом, Арс, искать ничего не надо и это бургер и картошечка, ну Арсений». Ну Арсений идёт за счастливым Шастуном. Когда-нибудь он променяет его на фаст-фуд. Французский мак кажется Шасту вкуснее, чем русский. Мороженое со взбитыми сливками — мелодия. Арсений ест только картошку, без соуса, но откусывает несколько раз от бургера Антона, морщась. В «Карфуре» они покупают белое сухое в маленьких бутылках, клубнику с голубикой и булки с шоколадом. Арс берёт какой-то салат. Довольные, на автобусе они добираются до Марсового поля и устраивают импровизированный пикник, садясь на голую траву. Включают услышанный недавно французский рэп, пьют вино прямо из горла, кормят друг друга с рук и целуются у подножия Эйфелевой башни. Рядом проходят продавцы идентичных миниатюрных башенок. Жители и гости города сидят в нескольких метрах, мирно переговариваясь. Вайбово, тепло, любимый человек рядом — что им ещё нужно? Сок от клубники течёт по челюсти Антона, и Арсений слизывает сладость языком. Уголки губ Арсения пачкаются в шоколаде, и Антон вытирает пятна большим пальцем, облизывая. Хочется разложить друг друга прямо здесь и сейчас, любить до потери сознания, но они спешно собираются и направляются в квартиру пешком. Антон впервые думает о том, что хотел бы попробовать быть снизу. Мысль пугает до чёртиков, одновременно привлекая, и он решает, что скажет об этом Арсению в квартире. Заняться любовью в столице любви. Хочется. Вечереет, башня зажигается огнями и мерцает, и Шаст притягивает к себе Арсения за шею, нежно целуя, зарываясь пальцами в его мягкие волосы. Этот поцелуй хочется запечатлеть навсегда, поэтому они просят первого прохожего их сфотографировать, и уже Арс тянется к Антону. Мужчина делает несколько фотографий и даже снимает видео, за что они сильно благодарны. Он отдаёт им телефон и уходит, пожелав хорошей ночи. Они оба смотрятся слишком красиво на фоне главной достопримечательности Парижа. Прижавшиеся друг к другу, сплетённые телами, губами и сердцами. Они занимаются любовью ночью, уставшие после насыщенного на эмоции дня. Радостные, счастливые и сытые. Не совсем насытившиеся только друг другом. Если раньше с другими людьми они называли процесс сексом и траханием, то друг с другом это только «занятие любовью». Их любовь — с открытым окном, под гул сигналящих машин и переговаривающихся прохожих. Они вваливаются в коридор, смеясь в приоткрытые рты друг друга и целуясь. Антон оттягивает нижнюю губу Арсения, зализывая и притягивая к себе, обнимая за шею и тычась языком в податливые губы. Он шагает следом за Арсом и припирает его к стенке, придерживая за затылок от удара головой, присасываясь к нему, как пиявка. Другой рукой лезет под одежду, проводя ей по боку, вызывая мурашки и дрожь. Арсений уходит от касания на несколько мгновений, потому что холодно, но после прижимается сам, подставляясь под поглаживания. Сам тянется к лицу Антона, поглаживая отросшую щетину большими пальцами. Колется. Они стоят так, пока не заканчивается воздух, и дышать только человеком перед собой становится слишком тяжело. Отрываются от губ друг друга, смотря в глаза. Там черти не то что пляшут — устраивают пожар похлеще Лондонского. — Я хочу тебя, — говорит Антон. — Я тоже, — сразу же отвечает Арсений. — Нет, ты не понял. Я хочу тебя. В себе. Он не договаривает, но, похоже, Арс понимает, потому что во взгляде вспыхивает удивление и беспокойство. — Ты уверен? — не отходя, голубые — в зелёные. Арсений полностью в Антоне. — Я уверен. Я хочу сделать это, пока мы здесь, — за их прогулку до дома он не передумал, желание лишь усилилось. — Хорошо, дай мне немного времени, — Арсений снимает с себя кроссовки и пальто. — Тебе времени? — Свыкнуться с мыслью. — Конечно. А ты об этом разве не думал? — Думал. Но не ожидал, что ты так сразу захочешь. Я первым быстро в душ тогда, — Арсений буквально бежит в ванную, целуя Шаста в лоб напоследок. Шастун улыбается, понимая, что он не один волнуется. Избавляется от обуви и верхней одежды, несёт коробку со сладким, купленную в ближайшей пекарне, на небольшую кухоньку. Ставит чайник и ждёт, смотря, как единственный высокий луч от башни играется с городом. Может быть, ему совершенно не одиноко светить вечером. Под окном туристы и парижане снуют туда-сюда, переговариваясь. Кто-то курит, разговаривает по телефону, выгуливает собак, кто-то вышел на пробежку. Пахнет едой, цветущими деревьями, сиренью и розами. Птицы летают по только им известному маршруту, переговариваясь между собой, садятся на подоконники и перила балконов в поисках пропитания. Жизнь кипит, и Антон от чего-то улыбается, вдруг ощущая, как он счастлив находиться здесь с Арсением. Только сейчас его накрывает осознанием того, насколько с ним хорошо и легко. Как они друг другу подходят. Антон отвлекается от своих мыслей, слыша шарканье по паркету и оборачивается, замечая Арса в халате. В том, что под ним ничего нет, Шаст и не сомневается. От этой мысли немного приливает в паху. — Арс? — Да? — Я счастлив. — Я тоже, — Арсений подходит к нему и крепко обнимает. Они топчутся на месте, покачиваясь. — Очень. Антону приходит в голову охуенная идея. Он разрывает объятия, берет телефон со стола и включает «je te laisserai des mots». — Потанцуем? — и тянет руку к Арсу. Не раздумывая ни секунды, но удивляясь до глубины души, тот вкладывает ладонь в чужую. Другую кладёт на талию. Это вообще не вальс, но они кружатся по кухне, Антон кружит Арса. Арсений прикрывает глаза, отдаваясь моменту и позволяя вести. Пока звучит тихая мелодия, переворачивающая всё внутри, они — полностью в друг друге. Этот танец вместе с поцелуем у Эйфелевой башни стóит потерянных ими лет. — Я так сильно люблю тебя, — Арсений открывает глаза. — Я так сильно хочу тебя, — произносят они одновременно и смеются. — Я тоже очень хочу. — Я тоже очень люблю. Синхронно. Опять. Хихикают. Антон целует Арса в нос и выпускает из объятий. Заваривает ему чай. Как оказалось, черничный, над чем они оба тупо хохочут. Просто так совпало. — На, я сейчас приду, — ставит перед Арсением эклеры и макаруны и уходит в ванную. Арс съедает один эклер и пьёт чай. Достаёт смазку, презервативы и влажные салфетки, кладя на тумбочку. Идёт на балкон курить. Нужно снять напряжение и перестать бояться. Ему банально страшно, что он сделает больно, не оправдает ожиданий, что Шасту не понравится и он бросит его. Он не замечает, как выкуривает три сигареты, замерзая. Понимает, когда Антон дотрагивается до плеча. — Ты чего? — Ничего. Пошли? — Арсений оборачивается и внимательно смотрит, ища в лице хоть какую-то тень сомнения. — Вот не пизди, — Антон тянет Арсения за собой, ведёт к кровати и сажает на неё, — Скажи мне. Он садится на корточки перед ним и берёт обе руки, подрагивающие от холода, в свои. — Страшно. — Мне тоже, Арс. Давай бояться вместе? — Давай, — Арсений улыбается уголками губ. Невидимые тиски отпускают Антона. — Я готовился. — Я знаю. — Но ты же поможешь мне? — Коне-ечно, родной, — так Попов его ещё не называл, и Антон расплывается в жесточайше широкой улыбке. Глаза улыбаются вместе с ним, рисуя морщинки. — Иди сюда. Он тянет Антона к себе, сажая на колени. — По шэн-хую сделаю, как ты, — глубоко целует и хватается пальцами за бока Шастуна. Арсений заваливает Антона на спину, переворачивая их. Выцеловывает лицо. Снимает футболку, опускаясь на шею и целуя там. Вылизывая кадык и подушечками пальцев гладя ключичные ямочки. Проходится ладонями по груди, задевая соски. Легонько нажимает на горошины, обводя вокруг, трёт и по очереди опускается ртом и языком. Антон под ним тихо стонет и прогибается. Арс тянет за резинку боксёров, спуская вниз. Шаст помогает, снимая окончательно, пока Попов избавляется от халата. — А ты чего вообще в одежде припёрся? — А что, голым надо было? — Да. — Пизда. Арсений упирает руки в бока и закатывает глаза. С привставшим членом это смотрится нелепо. Антон смеётся. Как будто сам сейчас выглядит многим лучше. — Ты что, обидевся? — Антон видит, что Арс насупился. — Нет, — лицо сучье. — Пидора ответ, — ловит за руку, потому что тот вообще порывается уйти с кровати. — Да шучу я, не дёргайся, блять. — Антон ложится, чутка раздвинув ноги. Указывает кивком на себя. — Вот он я, бери. Пиздец. Длинные ноги Шастуна выглядят неебически красиво. Бёдра — аппетитно. Не раздумывая, Арсений поднимается с колен и выцеловывает внутреннюю часть ляжек. Ставит по засосу на обеих ногах, пометив территорию. Поднимается к тазу и лижет выпирающие подвздошные косточки. Антон пахнет лавандовым гелем для душа и собственной смазкой. Носом Арс чертит дорожку до стоящего члена, вдыхая запах. Он целует головку, пускает слюну и берёт в рот, вылизывая, захватывает на половину, руками хватаясь за бёдра. Антон тяжело дышит, зарывается рукой в волосы и прижимает ближе. Арс заглатывает почти что до основания, стонет с членом во рту, и вибрация проходится по телу Антона волной. Шаст мычит в ответ, прогибаясь. Он раздвигает ноги шире. — С-скажи что-нибудь по-французски. — Je m’appelle Arseniy. J’ai trent-, — приходится оторваться от минета, ну что он за человек такой. — Ты серьезно? О своей семье рассказать не хочешь? — А чё ты хочешь, чтобы я сказал? Я был занят, вообще-то. — Что угодно, но чтобы там эта рычащая «р» была. — T’es très beau, ravissant, incroyable, le meilleur- Антон стонет. Интересно. — Ебать. Хватит. Что ты сказал? — Гадости про тебя. — Так и знал. Шаст тянется за смазкой и даёт в руки Арсению. — Точно? — Да. Не медли, а то я скоро кончу без твоего члена в заднице. — Как мы заговорили-то, — Арсений сверкает глазами. Арс кладёт подушку под поясницу и выдавливает лубрикант. Смазывает вход и постепенно входит двумя пальцами. Разводит их внутри, высовывает и вставляет обратно. — Ты такой молодец, так хорошо принимаешь мои пальцы в себе, — шепчет, как в бреду, и Антон выгибается и от слов, и от ощущений. Когда Арсений добавляет третий, он снова хватает губами член Антона. Насаживается ртом одновременно с движениями пальцев. Методично трахает. Шаста мелко потрясывает, он постанывает, хватаясь лихорадочно за простынь. — Дава-а-а-й, — выхрипывает он. Арс отрывается от члена и вытаскивает пальцы из Антона. Резко становится пусто. Шаст распахивает глаза. Арсений надевает презерватив, выдавливает ещё больше смазки себе на член, размазывая по всей длине. Смотрит в лицо Антона. — Готов? — Давай наездника? Господи ёпт твою мать. Яйца поджимаются. Член буквально может лопнуть от напряжения и скопившейся жидкости. Арс рычит и слезает с Антона, плюхаясь на спину. Тот садится сверху, перекидывая ноги через него. — Пиздец, что ты со мной делаешь, — хрипло выдыхает Арсений. — Убиваю тебя, — он тянется рукой к члену, направляя его в себя. Картина сидящего на нём Шастуна, закусывающего губу, постепенно вводящего его член и медленно двигающегося вверх-вниз срывает нахуй все тормоза. Член входит до упора. Арсений полностью в Антоне. — Сука-а-а-а, — они стонут одновременно. Арс хватает Антона за бёдра, вырывая глухой стон, начинает толкаться, подмахивая. Вытрахивает из Антона все мысли. Шастун упирается руками в грудь Попова в попытках удержаться, угол проникновения немного меняется, и он ногтями царапает плечи мужчины. Арсений быстро вбивается в Антона, пытаясь попасть в то же место. Трогает основание своего члена, ягодицы Антона и место, где они соединяются. Как пазлики. Как же, блять, охуенно. Антон так сильно бёдрами сжимает бока Арсения. Так громко стонет. — Давай, давай, давай, ты так хоrошо сжимаешь меня своими бёдrами, хоrош, хоrоший, мой мальчик, — Арсу даже не нужно ничего говорить, он сам всё понимает, произнося «р» по-французски, поэтому Антон кончает с криком, упав ему на грудь. Арсений стонет следом, дотрахивая в несколько движений и спускает в презерватив. Шаст лежит на нём, не шевелясь и не произнося ни звука. Лишь грудь вздымается от громких вдохов. Кудряхи мокрые, губы припухшие, на лбу испарина, глаза закрытые. Он красивый после оргазма. И до тоже. — Ты такой красивый, — Арсений целует его в висок, вытирая пот пальцами. — Приподнимись, пожалуйста, Антох, а то совсем неприятно будет потом. — М-м? — он мычит, обхватывая Арсения трясущимися руками. — Встань чутка, давай. Антон скатывается с Арса, простонав, когда член с чпоком выходит из него до конца. Арсений снимает резинку и выкидывает в недалеко стоящую мусорку. Хочет вытереть Антона салфетками, но тот протестует, говоря, что пойдёт в душ. — Ты не дойдёшь. — Ты мне поможешь. Естественно, он помогает, не давая въебаться в проходы и упасть. Ждёт, пока Антон помоется. Они вместе заваливаются на кровать. Арсений укрывает их и вопросительно заглядывает в глаза, ложась лицом к нему. — Всё хорошо, — понимает взгляд Шастун, — Я в порядке. — Я рад. Ты самый лучший. Не болит? — Чуть-чуть. Почти приятно. — Хочешь, помажу этим твоим кремом, чтобы завтра ещё больше не болело? — от такой заботы Арсения хочется замурчать. — Да не надо. Заебись всё. Давай спать, — Антон зевает. — Давай, — Арс целует его мягко и тягуче, — Завтра я тебя вылижу. — Многообещающе. Жду с нетерпением, — Антон закрывает глаза. — Bonne nuit. — Bonne nuit, chéri. — И знаешь, «я люблю тебя» звучит намного красивее, чем «je t’aime». — Действительно, Арс, красивее. Я тебе кохаю, — удивляет Антон выбором языка, проваливаясь в сон. — І я, — Арсений перекидывает ногу через Шастуна.

*

Всё-таки надо было помазаться вчера кремом. Не то что сильно болит, жить можно, но ходить не особо. Однако мышцы тянет приятно. Арс наутро всё равно мажет. И вылизывает. В обратной последовательности.