Мой телохранитель хочет меня убить

      После папиных слов день проходил не так, как обычно. Меня душило скверное ощущение, будто за нами следят. Было совсем неспокойно в душе, да и о каком спокойствии могла идти речь, когда отец вот так вот внезапно заявляет, что его хотят убить?! Да мне теперь хотелось не отходить от него ни на минуту, беречь его и присматривать за ним, как за ребёнком. И я готова была сделать всё, что угодно, лишь бы защитить отца, сохранить его жизнь... Между нами было некое напряжение, пока мы прогуливались или разговаривали о чём-то вообще отвлечённом. Не знаю, ощущал ли это отец, но на меня это точно упало тяжёлым грузом. Но вскоре и сей день подошёл к своему логическому завершению. А мы с отцом подошли, наконец, к двери дома. К этому моменту уже начали сгущаться сумерки, которые теперь мне казались страшнее, чем всегда. В них теперь таилась опасность: кто-то прятался за кустом, деревом, домом — казалось, враги окружали повсюду, и это дико нервировало, вгоняло в безысходность от ощущения своего бессилия и невозможности ничего с этим сделать. Ведь что-то надвигалось, а я не знала, как встретиться с ним лицом к лицу. А главное, это может произойти в любой момент, что если я не буду готова?... — Пап, стой, — остановила я его, дернув за рукав. — Но почему же ты не нанял себе телохранителя, раз покушаются на твою жизнь? Он по-отцовски нежно на меня взглянул и убрал локон светлых волос за ухо (не люблю, когда так делают, я сразу представляю своё лицо и понимаю, что выгляжу не очень привлекательно). Улыбка на его лице было несколько туманной, неясной... — Ты поймёшь... когда будут собственные дети. — Но я хочу понять сейчас. Это важно! — С некоторым нетерпением ответила я, упорно смотря отцу в глаза и пытаясь увидеть в них ответ. Но ответ и так был очевиден — он просто любит меня. Однако я хотела услышать это от него самого, или что-то в этом роде. — Твоя жизнь мне дороже, — вздохнув, произнёс он. — Но как же твоя, ты мне нужен! И... и... — Лэй, со мной всё будет в порядке, поняла меня? Я неуверенно кивнула. Отец, улыбнувшись напоследок, ушёл в дом. А я осталась стоять на улице. Мне за себя не страшно...       Удивительно тихий вечер. Становилось всё темнее и темнее, очень лёгкий и пытающийся успокоить мир ветер слабо пытался развевать мои волосы. Я закрыла глаза и вдохнула порцию воздуха полной грудью. Несколько секунд спустя, я ощутила чьё-то присутствие совсем рядом со мной. Такое знакомое и немного тяжёлое, восхищающее и томное — не могу подобрать подходящие слова, ведь... ведь я знаю, кто пришёл. И одно его имя уже выражает всё, что нужно, оно уже говорит о многом, это уже целая история. — Как прошёл день? — Знакомый низкий голос, вызывающий мурашки, погрузился в моё ухо умиротворённо. Я снова закрыла глаза и ощутила прикосновение тёплой руки к моей. Данте стоял сзади и словно выжидал чего-то. Нет, не только моего ответа. Скорее, он даже не ждал его. Ему и мне нужна была тишина. Она всегда говорит больше, она глубиннее, искреннее, чем слова, хоть и томит, неистово томит приятной тайной, доступной только тем, кто в данный момент поймал её. Я не удержалась и повернулась к нему, прислонившись губами к уху. Полился шёпот слов. — Данте... Данте, мне страшно... — Не надо. Ты уже большая девочка, — он погладил меня по волосам. — Данте, помоги ему, прошу, — слёзы так и хотели брызнуть из глаз. Он ничего не ответил. Мы простояли так с минуту или чуть больше. — Пойдём, — шепнул он, поцеловав меня в макушку.       Свет на первом этаже уже был немного приглушён. Хоть вечер и переходил уже в ночь, но в нашем доме порядки были иные: яркий свет здесь являлся излишеством, да и к тому же отбой всегда в десять для всех (если только нет авральной работы), поэтому, чтобы переход в ночь не был резким, свет в доме делают приглушённым. Папины причуды, ничего не поделаешь. Зайдя внутрь и по-прежнему держась за руки, мы хотели, было, подняться наверх, но нас остановил громкий оклик из гостиной. Мы немедленно расцепили руки и обернулись. Хотя, думаю Элен, которая и позвала Данте, всё-таки успела заметить эту деталь, потому что её взгляд выражал крайнее удивление. — Эй, Данте, ты не поможешь? Элен — афроамериканка, мощная, крупная женщина с большим бюстом и громким, звучным голосом. Она главная по кухне — у неё там все ходят по струнке, а еда всегда отменного качества. — Конечно, что случилось? Он немного замешкался, но старался выглядеть уверенным. Элен подозрительно посмотрела на наши руки, расцепившиеся мгновение назад. Её глаза сузились, на лице появилась улыбка в стиле: "о, я, кажется, догадалась, в чём дело." Мне стало неловко. — Иди в подвал, там Ральф, э-э-э, немного застрял, — она скривилась, пытаясь подавить смех. Данте быстро зашагал к дверному проёму, где стояла Элен. — Да-да, поскорее, ему ещё нужно с машиной разобраться, — крикнула она вслед, но не пошла за ним, а направилась ко мне, интригующе улыбаясь. — Почему Ральф так поздно собирается чинить машину? — Попыталась я увести её на другую тему. — Он был занят до этого починкой водного агрегата, но не так давно застрял в нём. Ты меня не сбивай, деточка, — она сжала мои предплечья и вопросительно посмотрела в глаза. — Что? — Непонимающе отреагировала я. — Ну? И что это было? — Мягко спросила она; хитрость так и зудела в её голосе, взгляде, вопросе. — Что было что? — Да ладно, не притворяйся. Я всё видела, — она подмигнула и поводила по предплечьям ладонями. — И давно вы? — Элен, — смущённо опустила я взгляд в пол. Она приподняла мою голову за подбородок. — Какая скромница! Ну, ничего... А отец знает? — Уже догадался. — Ох-х, люблю такие интрижки в богатых домах, — радостно сказала она. Дело в том, что Элен раньше работала то ли в замке, то ли в аббатстве (не помню точно, как она выразилась), где проживали действительно большие семьи, к которым, к тому же, постоянно кто-то приходил, так что она совершенно естественным образом привыкла к различным заговорам, необычным любовным историям и тому подобное. И теперь ожидала похожее здесь. Но у нас людей не так уж много, так что ей, думаю, было скучновато. До сих пор. — Элен, я пойду, ладно? — Постаралась я улыбнуться, а затем спокойно ушла наверх, в свою комнату, где меня встретил Бяка, дружелюбно виляющий хвостом.

***

      Не знаю, сколько прошло времени, но за окном стало совсем темно, а мои глаза уже были не в силах ни на что смотреть, поэтому сон ещё быстрее овладел мной, лениво растёкшись по всему телу. Я резко вздрагиваю, приподнимаясь с постели, и, широко раскрыв глаза, вздыхаю от неожиданности. Но нежная и руководящая мной всегда рука Данте опускает голову обратно на подушку. — Чш-ш-ш... тихо, — он прикладывает палец к губам и улыбается как-то зловеще. Была в нём всё же какая-то дьявольская крупинка. Только сейчас понимаю от чего я проснулась: я вижу в руке Данте свечу, воск с которой стекает на мой живот горячими тянущимися каплями. Моё тело поначалу вздрагивает, но со временем привыкает к этим пыткам. Данте убирает на пол свечку, целует меня в губы, вцепившись обеими руками в мои запястья. Он спускается ниже, ниже, обходит вокруг зону живота, где покоится воск, спускается ниже, ещё ниже, и... тут я снова звучно вздыхаю, чуть раздвинув стыдливо ноги, и выгибаюсь; горячий воск только придаёт чувственности, скатываясь на ещё не задетую им часть живота. Данте великолепен, я снова в крепком плену; не могу осознанно пошевелиться, всё тело сковало незримыми цепями, разум отключился, сердце возбуждённо колотится, огонь свечи слегка подрагивает, будто тоже боится шевельнуться, чтобы не помешать тому, что сейчас происходит в комнате. А происходит полнейшее безумие, слияние душ через тела, прорыв сквозь все атмосферы в космос и стремление к необратимому, всеобъемлющему блаженству.