Смотрящий за ведьмой

Команда рушилась на глазах. Стены незыблемого, как прежде казалось, замка «Stray» осыпались на землю мелким сухим песком, рискуя погрести под собой всех без разбора – и союзников, и неприятелей. Флаг еще не был спущен, но шток уже опасно накренился, грозя обрушить хлипкие остроконечные башенки замка, выглядящие пустыми и заброшенными. Руководство предпочло отстраниться, наблюдая за деструктивным процессом со стороны, – и вся тяжесть происходящего опустилась на плечи Бан Чана. Впервые он чувствовал себя настолько растерянным. В воздухе витало напряжение, немного спавшее после того, как стало известно, что внутреннее расследование, касающееся предполагаемой вины агента «Бастет» в смерти Го Юна, закончилось так толком и не начавшись. Крис преувеличенно бодрым тоном поздравил Минхо, но в ответ получил лишь кислую улыбку ведьмы и фальшивый смех ее «смотрящего». Ли вел себя так, будто ему было плевать на выдвинутые в его адрес обвинения и шушуканья сотрудников, трусливо замолкающих при виде лунной сирены. Для себя Крис так и не решил, во что ему верить. Доказательств, подтверждающих ту или иную часть вины Минхо, не существовало в природе, но тоненький червячок мерзкого подозрения шептал ему на ухо: «Ты знаешь, Темная сестра могла сделать это. Могла вселиться в разум того «гифта» и заставить прирезать Го Юна, как свинью. Тебе это известно, как никому другому. Вспомни ваши давние постельные разговоры с Минхо – он никогда не был чужд идеи вендетты. Он – лунная сирена. Его повелительница, Селена, обладает множеством лиц, и одно из них – воплощение тьмы и ужаса. Он сделал это. Он убил Го Юна. Минхо отомстил за Хенджина. Ты не докажешь его вины, даже если захочешь. Но ведь... ты никогда этого и не пожелаешь, правда? Да ему и просить тебя не нужно. Признайся, ты все еще хочешь Минхо. Все еще хочешь его себе и примешь, если он вернется, на любых условиях. Слабак!» Минхо глядел на Бан Чана огромными спокойными глазами оленя-цветка и тот знал – Ли в курсе его подозрений. Крис мог бесконечно практиковать самообман, но истина состояла в том, что шепчущий червячок разумности говорил правду, ни солгав не единым словом: «Бастет» был для него неприкасаем. Дикая кошка готова была принять любое его решение, и Бан Чан раз за разом, снова и снова, выбирал Минхо, в уплату чего тот оставался ему верным соратником. Но даже так «Бастет» не принадлежал Чану. Кот приходил и уходил прочь; а когда решил остаться, то выбрал вовсе не Криса. Иногда, засиживаясь допоздна в рабочем кабинете, Бан Чану мерещились прикосновения горячих пальцев, треплющих его кудри, и голос, сетующий на то, что он снова потерял счет времени. Но когда Крис оборачивался, то за спиной не видел ничего, кроме ночного городского пейзажа, раскинувшегося за окном, и огромной желтой луны, гуляющей по небосводу. Еще несколько лет назад по вечерам его ждали дома сытный ужин и согретая телом Минхо постель. Но все, что он получал сейчас, возвращаясь в пустое жилище, так это переполненное хранилище автоответчика и смятые записки с просьбами перезвонить. И тем не менее Бан по-прежнему не спешил запереть заветную дверь. Вот только ворох проблем, раздирающих его разум голодным зверем, увеличился. Новости сыпались на Кристофера как из рога изобилия, каждая неприятнее другой, и, впервые за долгое время, он почувствовал, что взгляды команды обращены не к нему; что парни не ждут его помощи или решений, а сосредоточены на самих себе, своих проблемах и чувствах. Нечто отстраненное, чужое возникло между ними всеми преградой, отделив друг от друга; и он не мог понять, что именно. Вероятнее всего – личное, ставшее в какой-то момент ценнее профессионального. И больше всего Бан Чана поразило то, что к этому молчаливому собранию присоединилась и его верная правая рука – Со Чанбин. На памяти Криса, зам впервые занял не привычное место за столом подле него, а подсел к Феликсу. Казалось – что тут такого? Строгого протокола, диктующего четкую рассадку участников собраний, не существовало, да и поведение «смотрящего» легко расценивалось как проявление заботы о подопечной ведьме, пережившей травмирующий эпизод. Вот только обыкновенно сосредоточенный Чанбин совершенно не интересовался дискуссией – все его внимание было безраздельно отдано островной сирене, что никак не походило на формальное исполнение должностных инструкций. Что-то важное произошло между «Торином» и «Вала»; пока еще неброское и незаметное случайному взгляду, – но интуиция не подводила Бан Чана. Должно быть, боевая связка «Торин-Вала» наконец-то сблизилась, сумев преодолеть непонимание. Чего еще можно было желать? Для команды такой прогресс сулил исключительно позитивный итог, в этом не было никаких сомнений; да и Со через некоторое время обязательно вернулся бы к привычной выдержанности. И все же какое-то неясное, темное чувство, раздирающее сердце на части, не давало Крису покоя; нечто похожее на зависть. Или тоску. По мнению самого Бан Чана, оно вполне могло быть и тем и другим. Впрочем, новость, которую принес Хенджин, заставила команду очнуться. Вопреки ожиданиям, Хван спокойно согласился с тем фактом, что именно он являлся основным информатором по делу Го Юна. - Да, и что не так? – заявил «гифт», нервно перебирая пальцами по столешнице. - Чушь несешь, Джинни! Подумай, как следует, что здесь не так. А потом скажешь. «Гифт» шумно выдохнул. Если Хван и пытался скрыть раздражение, вызванное словами командира, то получилось у него из рук вон плохо. - Ты должен был прежде всего сообщить мне, – отчеканил Бан Чан. – Джинни, ты – член моей команды, и я не собираюсь стоять перед советом «JYP», как побитая собака, и утираться от ведра говна, которое мне вылили на голову. Справедливо вылили, кстати говоря. Вот только мне хотелось бы знать, где я просчитался. В чем? Откуда у тебя вообще такие связи?! – выпалил Крис. За всплеском эмоций он прятал растерянность и страх – не за себя, конечно, а за репутацию команды. «Репутация…», размышлял он. «Потерять ее очень легко, а вот восстановить… Что же ты творишь, Джинни?» Меньше всего ему хотелось представлять, с помощью каких способов Хван мог получил информацию о местонахождении Го Юна. И еще меньше, признать то, что где-то в глубине «Рыбки» по-прежнему жил Сисси, привыкший оплачивать телом чашку риса и глоток воды. Стал бы он раздумывать, получи возможность отомстить, натравив на Го Юна сирену, с самого начала выказывающую лояльность к проститутке из печально известного борделя? Кто знает. На все попытки Бан Чана копнуть поглубже, Хенджин молчал как рыба, иронично оправдывая кодовое имя. - За свои ошибки я понесу соответствующее наказание… - Я не об этом, Джинни. - А я говорю именно об этом. Я прекрасно понимаю, что из-за моих решений и проволочек пострадал другой член команды, – голос Хвана дрогнул. Крис поморщился. - Джинни. Хватит. - Рапорт будет лежать на твоем столе к вечеру. А после того как ты его изучишь, – внесешь решение о степени дисциплинарного наказания, – Хван показательно избегал жалостливого взгляда островной сирены. – Не ты ли, командир, сломал не одну сотню копий, стремясь научить меня нести ответственность за свои поступки? - Что я должен решать, господи… – Бан Чан устало потер лоб ладонью. – Джинни, мы тщательно разберем произошедшее… - Само собой. - Не перебивай меня, пожалуйста, – строго оборвал «гифта» Крис. Хвана нередко заносило несмотря на то, что его пребывание в рядах организации исчислялось годами. Не помогали даже выговоры и курсы этики, которые он посещал на пару с Джисоном. Характер Хенджина сложился особенным образом в силу травмирующих событий; и в конечном счете с эмоционально нестабильной натурой «гифта» пришлось смириться даже руководству организации – пользы юноша приносил больше, чем вреда, невзирая на сомнительный бэкграунд. Слишком уж точно он поражал выбранные цели, превратившись в одного из лучших стрелков за всю историю существования «JYP». Во время стрельбы Хван перевоплощался в свою полную противоположность, будто смотрелся в кривое зеркало, демонстрируя поразительную выдержку и терпение. Но как только он выпускал винтовку из рук, то мгновенно становится собой прежним – таким, каким предстал и на собрании, строптивым и капризным. Вот только на этот раз обычно снисходительный к характеру «гифта» Бан Чан не стал игнорировать неуместные выпады юноши. Ситуация не располагала к поблажкам. – Все-таки мы присутствуем на официальном собрании, а не в кафешке, – напомнил Крис холодным тоном. Хенджин оскорбленно поджал губы и Бан Чан, осознав собственный промах, с досадой крякнул. Кафешка и в самом деле была. Только часом раньше, в помещении тесного ресторанчика, в котором работники офиса нередко проводили обеденные перерывы. Крис заметил сидящих за столиком Хвана и Феликса, пока размышлял, застыв перед стеклянной витриной – стоит ли ему взять обед из трех стандартных блюд и кофе навынос или сделать заказ позже, позвонив из личного кабинета. Все решилось само собой. Хенджин и Феликс тихо переговаривались между собой, расположившись за дальним столиком. Не поджимай их время, оставшееся до собрания, скорее всего, коллеги просто махнули бы куда-то в город для беседы, но в создавшихся условиях решили выбрать лучший из возможных вариантов и поговорить с глазу на глаз в ближайшем кафе. Хван склонил голову так низко, что длинные, выкрашенные в бледно-розовый цвет пряди волос полностью закрывали его лицо. Нависнув над чашкой с нетронутым кофе, он скороговоркой выплескивал из себя слова, не отваживаясь взглянуть на сирену. Феликс внимал ему, успокаивающе поглаживая запястье коллеги крохотной ладошкой. Его миндальное латте, налитое в фигурный высокий стакан, стремительно остывало, но Ли и не вспомнил о напитке. Бан Чану даже не нужно было напрягать слух, чтобы понять, о чем беседуют его подчиненные и, стараясь не привлекать к себе нежелательного внимания, он покинул кафе, оставив Хенджина тет-а-тет с ведьмой. Поговорить им было о чем. Ранним утром Феликс, в сопровождении Чанбина посетил больницу. Тщательный осмотр сирены не выявил значительных травм, кроме парочки ушибов и царапин. Однако врач, следуя инструкции, касающейся агентов, переживших нападение вне «поля», настоятельно рекомендовала юноше посетить штатного психолога. Первой реакцией ведьмы стал категорический отказ. Но когда Чанбин мягко погладил плечи сирены и сказал: «Мы обязательно придем», Енбок вспыхнул и, немного поколебавшись, согласился. По мнению медработника, именно искреннее участие «смотрящего» стало тем ключевым фактором, который подтолкнул ведьму к принятию положительного решения. - Какие миленькие, – сказала доктор Сон медсестре, после того как за утренними посетителями закрылась дверь. – Давно я не видела Со Чанбина в похожем настроении. Даже не припомню… а видела ли вообще? Прямо рыцарь-медведь и принцесса! - От такой принцессы и огрести можно запросто, – скептично цыкнула медсестра. - А вот это уже личная головная боль замкомандующего Со, – резонно заметила врач. – Кто следующий по записи? - Хван Хенджин. - О!.. - Но он двадцать минут назад отменил визит, – поспешила сообщить медсестра. - Понимаю… - Как все у него сложно. - Ему предстоит непростой разговор с командующим Баном. - Вы еще не сообщили ему? - Нет. Агент «Рыбка» пообещал лично переговорить со своей командой. Я дала ему неделю форы. Не сообщит он – это сделаю я. Других вариантов у нас нет. Хотя, если признать, я уже должна была доложить о происходящем. Но… он так просил… – врач задумчиво покачала головой. – И пусть это ничего не даст, но мне жаль Хван Хенджина. Одной недели вполне хватит для проведения дополнительных исследований. Меньше всего я хочу допустить возможность статистической ошибки, однако… - Однако результат, скорее всего, не изменится? - Увы. Будем готовиться к худшему. - Как жаль… - Да. Думаю, что именно сегодня все и произойдет, – поднявшись из-за стола, доктор подошла к широкому окну, занимающему половины стены, и расстроенно ахнула: – До перерыва еще целый час, что за кошмар такой?.. Эх, покурить бы… - Кажется, агент Хван все для себя уже решил… – коллега не отпускала болезненную тему. - Рано или поздно подобное происходит со всеми «гифтами». Но жизнь не заканчивается, уверяю тебя. После всего того, что агенту Хвану пришлось пройти… кто знает, может, перед ним просто открывается новая дверь? Может, там его ждет что-то лучшее? – врач раздвинула пластины жалюзи тонкими пальцами и заглянула в образовавшийся проем. – Хотя признаю, мальчик еще слишком юн для того, чтобы понимать это. Сейчас ему кажется, что его мир рухнул и нет никаких надежд. - И все же, почему он отменил визит? – удивилась медсестра, открывая закладку электронного журнала посещений. Курсор скользнул по строке, вычеркивая фамилию «Хван». - Тянул время, полагаю. Не могу его обвинять. А Ли Феликс, которого агент Хван встретил в зале ожидания, стал эдакой лакмусовой бумажкой в его ситуации, – ответила врач, наблюдая за тем, как по гравийной подъездной дорожке шагают люди: один человек – коренастый, широкоплечий; второй – повыше и худощавый как птичка; и третий – высокий, облаченный в неброскую куртку цвета хаки юноша, в котором легко узнавался агент Хван. – Слухами земля полнится, – доктор Сон опустила жалюзи, сухо щелкнув пластмассовой ламелью. – Ты ведь слышала, что произошло с заказчиком нападения на агента «Вала»? - Да. Такой кошмар… - Вот тебе и ответ. - Ужас просто. Господи, я вообще не понимаю, как такого человека держали в нашей организации? - Вопрос на миллион баксов, – хмыкнула врач. – Так же, как и то, что агент «Рыбка» решит делать дальше. Тяни не тяни, а вечно избегать разговора не выйдет. - Наверное, – медсестра закрыла вкладку журнала посещений. – В любом случае наша работа сделана. Доктор Сон оказалась полностью права. Для Хенджина экстренное собрание стало возможностью одним махом разрубить гордиев узел, стягивающий его горло петлей на протяжении нескольких месяцев. На этот раз излюбленный защитный механизм «гифта», являющийся не чем иным, как примитивной попыткой проигнорировать проблему вне зависимости от степени ее серьезности, не сработал. Довольно долгое время Хенджин действительно не чувствовал изменений, происходящих с его телом. Снижение способностей никаким образом себя не проявляло – «гифт» старательно исполнял обязанности командного снайпера, не допуская и мысли о том, что вскоре его жизнь совершит новый, нежданный крутой поворот. Затем юноша начал ощущать первые признаки недомогания, которые поначалу списывал на усталость и скуку, а чуть позже – на профессиональное выгорание. Разве мог он допустить возможность потери способностей? Конечно, нет. Если подобные мысли и приходили «гифту» в голову, то он стремительно отгонял их, окунаясь в шоппинг-пробег или прячась в темных выставочных залах художественных галерей от испытующего взгляда Минхо. Не зная истинной причины беспокойства коллеги, «Бастет» чувствовал подвох нутром. Опасаясь разоблачения, Хенджин все чаще начал отказываться от посиделок в авторских кафе, затащить в которые его раньше не представляло большого труда. Минхо подозрительно щурил кошачьи глаза, но молчал, ведя партию в поддавки, угодную Хенджину. И только когда игра в самообман переросла в прямую угрозу жизни и безопасности коллег, Хвану пришлось признать жестокую правду: он «слеп», стремительно теряя способности, данные ему волей трагического случая. - Такое случается чаще, чем может показаться, агент Хван, – сказала врач, проведя первые из ряда исследовательских тестов, выявляющих потерю способностей. – Вы же «гифт», а не ведьма, должны понимать. Кто-то лишается сил раньше, кто-то позже. А у многих они даже толком и не развиваются. Приходилось слышать о теории «заимствования»? - Нет. Что это? – без особого интереса спросил Хенджин. Жизнь, которую он с таким трудом выстраивал день за днем, вопреки злым языкам и ежедневному нашествию внутренних демонов, рушилась на глазах. Из глаз «гифта» медленно утекала сила, способная разглядеть полупрозрачную пылинку через игольное ушко, и меньше всего юношу в этот момент интересовали научные изыскания, не способные вернуть ему утерянную мощь. - Вообще-то, у меня другая специализация, – доктор Сон с невозмутимым видом поправила очки, скользящие по высокой переносице – дело рук одного из лучших пластических хирургов Сеула. – Но при нашей работе полезно расширять кругозор. - Угу, – вяло кивнул Хван. - Если говорить кратко, то речь идет о теории, согласно которой способности «гифтов» – это что-то типа спортивного вымпела, передающегося от одного носителя к другому. Хенджин изумленно посмотрел на врача: - Как это? - Возможно, эти способности никогда и не должны были вам принадлежать. Может быть, просто кто-то не получил их в тот момент… По неизвестной причине. Смерть, болезнь, стечение обстоятельств… сказать сложно, это ведь только теория. Но существует и другая. В какой-то мере она дублирует первую. - И о чем она говорит? - О том, что никаких способностей «гифтов» не существует. - Что за ерунда? – изумился Хван. - Понимаете, агент, в то время как силы ведьм наследуемы поколениями, любая способность, доставшаяся «гифтам», сваливается на них, то есть – на вас, «одаренных», буквально ниоткуда, – с жаром заговорила врач. – Но ведь в природе такого не бывает. Где-то убыло, а где-то прибыло. Закон равновесия. - Так себе закон. - Ну, что есть, то есть. - А если подробнее? - Другая концепция предусматривает вероятность того, что свои способности «гифты»… – врач выдержала театральную паузу, прежде чем продолжила говорить, – … не поверите, но так утверждают сторонники теории… попросту украли у ведьм. Хван громко фыркнул: - Класс! Час от часу нелегче. Мы еще и воры. - Мм, не совсем. Просто ведьмы – их настоящие хозяева. Но опять же, по каким-то обстоятельствам, они свои умения не получили. И тогда способность просто нашла себе нового хозяина. На время. Это всего лишь теория… – легкое пожатие плеч должно было убедить слабеющего «гифта» не чувствовать вины за происходящее с ним, но психолог-консультант из доктора Сон получился несравненно худшим, нежели диагност. – Но она бы объяснила то, что происходит с вами. - То, что я ее не заслужил, да? – с горечью спросил Хенджин. - То, что вы просто перехватили ее у кого-то. Возможно, у того, к кому она, вероятнее всего, сейчас и уходит. Но ответ может быть и другим. - Каким же? - То, что она всегда принадлежала вам, но так произошло, что вы теряете ее раньше других, вот и все. - Как бы там ни было… звучит хреново при любом варианте. - Хенджин, послушайте меня, – доверительно понизила голос врач. – Вы – это не только способности «гифта». Вы – это, прежде всего, вы сами. Ваш опыт, ваши интересы, вкусы, друзья, горести и радости, мечты и планы. Вот что обязательно нужно понять. Как и то, что ни команда, ни организация вас не бросят. - Я ничего не стою без моей силы, – безрадостно проговорил Хенджин, глядя в окно. Весна медленно вступала в права, путешествуя по Сеулу. Через пару недель улицы города обещали покрыться розовой сахарной пудрой, лепестками вишни, влившись в цветение корейской сливы, а на северную границу страны вовсю тянулись длинные косяки перелетных птиц, возвращающихся домой с зимних каникул. Вот только этот март сулил стать одним из самых безрадостных месяцев в жизни «гифта». - Неправда. Сила у вас есть, уж поверьте мне. - Если бы… - Не будем рубить сплеча, хорошо? Мы проведем несколько специальных «гифт»-тестов, сделаем замеры и только после того, как получим повторяющиеся результаты, сможем поставить точный диагноз. Но если все подтвердится… Хенджин, согласно протоколу, мне придется сообщить о произошедшем руководству. И, прежде всего, вашему прямому начальнику – командиру Бан Чану. - Если дела обстоят так, как я думаю… – Хван вздохнул, – то я хотел бы сам ему рассказать. И всей команде. - Хорошо. Думаю, я могу дать небольшую фору. Если она потребуется, конечно, – улыбнулась врач, лелея, вопреки принципам и законам логики, надежду на лучший итог для агента «Рыбки». Но, увы, обещанная фора все-таки понадобилась Хенджину. - Я выслушаю тебя, хен, – Хван поднялся из-за стола, прервав совещание. Он мысленно поблагодарил вселенную за то, что Чонин в эту минуту пересдавал очередной заваленный зачет, по причине чего и отсутствовал на собрании. «Гифт» оглядел непонимающие лица коллег и грустно улыбнулся. – Только сначала выслушай меня. Все вы, хорошо? Не вижу никакого смысла ходить вокруг да около. По-любому сегодня-завтра на стол к директору ляжет официальное врачебное заключение. Все тайное становится явным. - О чем ты? – непонимающе нахмурился Кристофер. - Мне нужно сказать пару слов. Можно, Бан-хен? – Хван не стал дожидаться позволения разрушить привычный ход беседы. – Ликси! – сирена вздрогнула всем телом, услышав обращенный к ней зов. – Я хотел бы еще раз перед тобой извиниться, Ликси, – Хенджин надсадно покашлял, прочищая горло. - Перестань, Джинни, мы же все уже решили, – смутился Енбок, нервно вцепившись в руку своего «смотрящего». – Разве нет? - Нет. Я виноват. Мы оба с тобой понимаем это. - Я так не считаю. - Спасибо за твою доброту, но правду она не смягчит. Мы знаем, почему с тобой случилось то, что случилось. Что послужило этому причиной и кто, – Хван быстро заморгал. Время для слез было выбрано неверно. – Поэтому – прости меня, пожалуйста. Меньше всего на свете я желал, чтобы ты пострадал. - Это не так… Джинни, ты совсем не виноват, – Енбок яростно затряс головой, не соглашаясь с «гифтом», но тот уже потерял интерес к островной сирене. Хенджин взирал на другого коллегу – на Хана, недоуменно хлопающего черными круглыми глазами-пуговками, до смешного напоминающими беличьи. - Чего? – ощерился Джисон. Он нервно затряс ногой, пуская короткую дрожь по всему телу, и Минхо, занимающий неизменное место рядом с ним, как на собрании, так и в жизни, успокаивающе положил ладонь на колено юноши. – Че ты так смотришь на меня, а? - Джисон, – обратился к Хану «гифт», и тот испуганно прищурился, пытаясь сообразить, что за нелепую сцену разыгрывает его заклятый приятель. – На самом деле, я никогда не думал, что ты навязываешься Минхо-хену. Клянусь. Мне только хотелось позлить тебя… и… наверное, я просто завидовал тебе, – признался юноша. – Немного. Совсем чуть-чуть. Не думай ничего такого, ладно? – смутившись, Хенджин потер одну ладонь о другую, вытирая выступившую на коже влагу. – Ты… Сони, извини меня. - Да ничего, – сдавленно пискнул Джисон. - Минхо-хен… – позвал Хенджин лунную сирену. Встретившись взглядом с ответным вопросительным взглядом ведьмы, «гифт» бесстрашно опустился в центр бархатного омута кошачьих глаз. Интуиция не подвела «Бастет». Знал ли хен? Чувствовал ли? Слышал ли внутренний крик мальчика, навсегда застрявшего в темнице сумрачного прошлого? Скорее всего – да. Но на этот раз парнишка не окликнул кота, и тот предпочел соблюсти уважительную дистанцию. Может, мальчику стоило снова позвать зверя на помощь. Теперь сложно было сказать наверняка. – Спасибо тебе за все, – взгляд сирены затуманился. – Вряд ли мне удастся полностью отблагодарить тебя за помощь. Слова это просто слова, набор букв… Но ты однажды сказал мне, что иногда достаточно только их. Ресницы «Бастет» мелко затрепетали, и Хенджин с иронично ослепляющей ясностью осознал: да, лунный кот пришел бы ему на подмогу, но, вероятнее всего, протянул руку помощи в последний раз, предоставив «гифту» возможность повзрослеть, приняв трудное, но важное решение самостоятельно. - Что происходит? – гаркнул Чанбин. Казалось, что из всех присутствующих на собрании лишь он один упускает главную мысль разговора. День, по его мнению, не слишком задался. С самого утра упрямился Феликс, не желающий отправляться на медицинский осмотр, да с такой яростью, что едва не зашвырял «смотрящего» крохотными шариками гоблинского огня. Через час сирена остыла и, извинившись за срыв, уселась на переднее сидение «Белоснежки», не забыв ввернуть едкое замечание, касающееся компенсаторных личностных механизмов. «Большое, громкое и, дай бог, многообещающее», проворчал Ли, пристегивая ремень безопасности. Чанбин вел автомобиль почти не дыша, искоса поглядывая на партнера, но задремавший Енбок просидел всю дорогу тихо как мышка, а прибыв на место прошел все необходимые процедуры медицинского осмотра без лишних слов и возражений. «Что это было вообще?», недоумению Со не было предела. «После вчерашнего-то… Устал, видимо…», Чанбин осторожно коснулся сирены и тут же почувствовал, как за его руку поспешно хватаются маленькие пальчики Ли. Так они и слонялись по отделению, сцепившись руками – пока Чанбину не приспичило в сортир. Енбок отпустил ладонь «смотрящего» с такой острой тоской в глазах, что тот всерьез призадумался над возможностью сходить в штаны, лишь бы только его ведьма не расстраивалась. Вернувшись из туалета, предварительно отдраив ладони до сияющей белизны, Со первым делом потрепал сирену по взлохмаченной макушке. «Минхо Боки не иначе как «кошатностью» заразил», подумал Чанбин. От улыбки ведьмы на его душе стало горячо, как от кружки медовухи. - Идем дальше? – спросил Со. - Ага, – Феликс деловито ухватился за полу куртки «смотрящего». «Не орать. Главное – не орать вслух», попытался уговорить себя Чанбин, обхватывая ладонью аккуратно слепленные пальчики сирены. Покидая кабинет офтальмолога, они, к своему удивлению, столкнулись нос к носу с Хенджином, шарахнувшимся от пары ведьма-«смотрящий» как от огня. Впрочем, причина такого поведения «гифта» была ясна как день. Коротко извинившись перед Со, Хван утащил сирену в направлении кафешки, в которой сластены головного офиса «JYP» частенько баловались десертами. Беседа коллег длилась недолго, но этого времени вполне хватило для того, чтобы слухи о беспардонном характере агента Хвана вспыхнули с новой силой, прокатившись по компании волной горячих сплетен. «Какой бесстыжий все-таки!», шипели длинные языки. «Еще и сирену едва не угрохал! Я, конечно, в курсе его злоключений, но, может, ему стоит поискать для себя какое-то другое место? Или, на худой конец, перевестись в региональное отделение?» Читая ленту анонимных сообщений в рабочем чате, Чанбин скрипел челюстью, всерьез рискуя сломать парочку зубов. Следующим багом дня стал Бан Чан, зависший древней оперативкой возле центральной витрины кафе. Сынмин вел себя как обычно, то есть – холодно-отстраненно, с каждым днем все больше напоминая дохлую рыбу, и видом, и поведением. Джисону, кажется, и вовсе не хотелось находиться нигде, кроме как в постели с Минхо – растекшись по столу сонной лужей, «гифт» поминутно тяжело вздыхал, срываясь на широкие сладкие зевки. На «Бастет» Чанбин смотреть не стал; и так понимал, что увидит взгляд голодных глаз, жадно рассматривающих черты лица любовника. А теперь под свет софитов главной сцены вышел и Хенджин. - Я должен объявить о том, что с этого дня не являюсь частью команды «Stray», – дрожащим голосом заявил Хван. Тишина, воцарившаяся в переговорной, стала почти осязаемой. - Ну и какого хуя? – кисло поинтересовался Со. «Гифт» выдавил слабую усмешку, скользнувшую по губам юркой змейкой. Он оглядел собравшихся за столом коллег: замершего соляным столбом Бан Чана, под глазами которого залегли многодневные синяки – выспаться бы ему хоть раз; Сынмина, неизменно витающего в облаках – того и гляди позабудет, как возвратиться на землю; Джисона, в чьих огромных круглых глазах-плошках читалось, как в зеркале, отражение Минхо, и произнес: - Я больше не вижу целей, хен. Я бесполезен для вас, вот и все.

***

- Наша команда разваливается на части, прямо у меня на глазах, Минни. Это ведь правда происходит? Это не шутки? – спросил Бан Чан. Он крепко сжимал в руке бумажный стаканчик с американо, рискуя расплющить картон и забрызгать остывающим кофе выцветшую от времени деревянную столешницу. Битый час он сидел в библиотеке и безуспешно пытался вызвать норну на задушевный разговор, за которым скрывалось желание приподнять завесу тайны и заглянуть в образ возможного будущего их команды. Но ответ ведьмы оставался неизменным: грядущее столь туманно по своей сути, что говорить о нем не имеет никакого смысла – вердикт, который Крис желал слышать меньше всего. - Нет, не шутки, – откликнулся Сынмин, маячащий у библиотечного окна. Он внес в бумажный реестр финальный штрих – диссертацию, написанную в 50-х годах двадцатого века, тема которой звучала, как «Об использовании и нейтрализации наиболее известных групп минеральных и органических ядов», сверился с электронным списком литературы в планшете, удовлетворенно вздохнул и только после этого протянул руку к стоящей на подоконнике чашке и глотнул изумрудный настой, украшенный лепестками сакуры. Маленькая приятная награда за тяжкий труд. В первые дни работы норна предпочитала заряжаться энергией с помощью стаканчика эспрессо – напиток не давал ей заснуть и погрузиться в океан неясных видений, половина из которых звучала на языках, которых он не понимал. Но однажды, вернувшись из деловой поездки в Японию, Минхо привез Сынмину небольшой шелковый мешочек, в котором скрывался купаж из зеленых листьев и цветков японской вишни, и с того дня Ким оказался не в силах противостоять терпкому напитку, разбавленному горькими нотками послевкусия. Самой лунной сирене сенча не нравился. «Бастет» предпочитал изысканные смешанные сорта чая, изобилующие фруктовыми оттенками вкуса или кусочками сухофруктов, скрывая за деланным равнодушием душу сладкоежки, но Сынмина устраивала ненавязчивая горечь чая. Так он чувствовал вкус ярче и отчетливее, цепляясь за пределы ускользающей реальности. - Мне кажется, что я нахожусь посреди кошмарного сна. - Нет, это не сон, – Ким прошелся придирчивым взглядом по реестру, заполненному мелким аккуратным почерком. Оставшись довольным увиденным, Сынмин поправил накрахмаленный воротничок белой рубашки – неизменной части его рабочего костюма. - Джинни… твою мать, как же так? Как?! Я ничего не замечал… – Бан Чан обхватил голову ладонями. Отставленный на край стола стаканчик с недопитым кофе опасно качнулся. – Какого хрена медики не сообщили? - Не о чем было тогда сообщать, – отозвался Сынмин. – Никто ни в чем не был уверен на тот момент. Говори тише, пожалуйста. - Даже ты?! - Будущее туманно, – уклонилась от прямого ответа норна. - А он? Почему он сам молчал? - Разве не по той же причине? - Даже Минхо, кажется, ничего не знал… и Чонин… – забормотал Кристофер. – Ну, с Нинни-то тут все понятно. Джинни и под страхом смерти не скажет ничего такого, что расстроит Чонина, но Минхо… Я не понимаю. Они ведь близки с Хенджином! Да и с Феликсом сошлись в последнее время… А, может, они знали? Или дело во мне? В этом вся проблема, да, Минни? Во мне? Вот так доверие! – Бан пододвинул стаканчик с кофе ближе к краю стола. - Упадет же, – заметил Ким. - А? Да… И правда… – Крис отдернул руку, будто обжегшись. - Мне сильно не понравится, если ты зальешь кофе пол или стол. Про книги так вообще молчу. Не дай бог. - Я и не собирался, – Бан Чан гневно сверкнул глазами. - Если помнишь, я позволил посетителям распивать кофе в библиотеке с тем условием, что с ним будут обращаться очень осторожно. Исключений я ни для кого не делал. - Извини. Ты прав. Просто я… все мысли сейчас о другом, – закипающая ярость схлынула жаркой волной, и Крис почувствовал себя раздосадованным оттого, что непозволительно легко поддался эмоциям. В гневе он немногим уступал Чанбину. - О чем же? - Ты шутишь? – вскинулся Бан. Норна покачала головой: - Вовсе нет, – Сынмин опустил ладонь на книгу, верхнюю из возвышающейся на подоконнике стопки, и обвел пальцем золотящиеся под электрическим светом буквы заголовка. – Ты удивишься, хен, но мир не вертится вокруг твоей персоны, каким бы ценным агентом ты ни являлся, – ведьма вскинула на собеседника взгляд, и Кристофер вздрогнул, настолько неожиданным оказалось для него неодобрение, прочитанное в глазах норны. – И команда – это не замена твоей оставшейся в Австралии семье. Да, отношения, установившиеся между членами нашей маленькой коммуны, душевнее, чем у простых коллег. И даже доверительнее дружеских. Но все мы – отдельные личности, а не отражение чьих-то желаний или представлений. И чем скорее ты это поймешь, тем быстрее примешь те немногие вещи, которые невозможно изменить. Бан Чан оторопел. Собрание команды подошло к концу около часа назад. В обычное время члены опергруппы расходились по домам или по кабинетам (в зависимости от обстоятельств) не раньше, чем минут через двадцать-тридцать после завершения дебатов – переходя на личные, никоим образом не касающиеся рабочих моментов вопросы. Обсуждали все: новый сезон «Очень странных дел», камбэк национальной женской группы, дичайшие наряды недавно прошедшего Met Gala, представленные непотопляемым семейством Кардашьян, очередного поклонника Саны и проект строительства озерного домика, в который Минхо вкладывал все свои силы и финансы. Случалось, что вечернее совещание плавно перетекало в посиделки в ресторанчике корейской кухни, и если это происходило не в пятницу (день, завершающий трудовую неделю), то следующее утро у совершеннолетних членов команды начиналось с трагических стонов и похмельного напитка. Неловко скрывающий свою зависть Чонин весь день напролет потешался над хенами, и те, вяло огрызаясь, обещали припомнить мальчишке все шуточки до единой, напоив до полуобморока в первый день его девятнадцатилетия. Но сегодняшняя планерка закончилась совершенно иначе, оставив после себя привкус тревоги и разочарования. Первым конференц-зал покинул Хенджин, отговорившись очередным сеансом психотерапии и необходимостью явиться в больницу для проведения финальных тестов, выявляющих степень угасания его «гифт»-способности. На контакт он не шел. Некрасиво огрызнувшись на Бан Чана, Хван растворился в полуденном смоге городского воздуха. Следующим исчез Феликс, поддерживаемый под локоть рукой Чанбина. А затем и Джисон, опаздывающий на физиотерапию, назначенную после полученной во время недавнего рейда на «Рынок» травмы. Минхо, исполняющий роль личного водителя Хана, коротко кивнул Крису и заторопился вслед за своим «смотрящим». Поспешная атака на противника обернулась растяжением связок стопы и восстановительным курсом, выведшим «гифта» из активных фаз операций на месяц. Лечение шло Хану на пользу: за три недели физиотерапии он заметно округлился в боках усилиями кулинара-Минхо, избавился от темных синяков под глазами, вызванных недостатком сна, и вернул скулам здоровый юношеский румянец. «Бастет» тоже сел дома вместе со своим «смотрящим», тратя накопившиеся за несколько лет отгулы. Являясь на собрания команды, он источал не привычный вычурный аромат винтажной туалетной воды Van Cleef, а дразнящий обонятельные рецепторы запах тушеных овощей и жареного мяса. Когда ушел Сынмин, удалившись в свое тихое королевство-библиотеку, за границы которого в последнее время редко высовывался, Бан Чан даже и не заметил. Но пораженный шокирующими новостями и отчуждением, пропитавшим команду, отправился вслед за норной – единственным членом «Stray» пребывающим в пределах офиса и, что немаловажно, способного не просто выслушать своего командира, но и дать ему парочку мудрых советов. Вот только бесстрастный Ким решил добавить острого перцу в общий салат. - Боюсь, что новости на сегодняшний день еще не закончились, – обронила ведьма. - Сынмин. - Кажется, теперь моя очередь, – по губам норны пробежала улыбка – редкое явление в последние дни. - Ким Сынмин… - Пока я еще способен понимать и чувствовать твои эмоции, хен… хочу признаться. - Минни… – Крис замер, окаменев в плечах. – Что это значит? Эмоции? Ты о чем вообще? – липкое подозрение зашевелилось в сердце юноши. Слишком рано было делать выводы, ориентируясь на поведение норны, чересчур поспешно принимать решения, несмотря на странности, все чаще проявляющиеся в характере ведьмы. Но все же… предположения могли оказаться верными. И тогда очередной Кубик Рубика сложился бы. - Хен, ты еще не забыл наш разговор в тот день, когда позвал меня к себе? - Что именно? Мы много что обсуждали. - Верность. Мы рассуждали о верности, – намекнула ведьма. - Да… я помню. - Говоря о себе, хочу напомнить и о других. Мы еще вернемся к этой теме. Прежде всего, я хотел бы сказать о том, что ребята будут верны тебе так же, как и я. Несмотря ни на что. Тебе еще представится возможность убедиться в моей правоте, – норна тихонько покачивалась, убаюкивая собеседника глубокими бархатистыми вибрациями голоса. Не знай Банчан о том, что Сынмин родился норной, а не сиреной, заподозрил бы неладное. – Если ты спросишь опять… если позовешь парней в команду, создав ее с нуля, по-новой… они поддержат тебя. Тебя, а не кого-то другого. Ни организацию, ни руководство. Даже родственников они не будут слушать… В том числе и Хенджин, – взгляд норны подернулся мутной дымкой. – Так что не злись. Цени такие моменты. Дай Джинни немного времени. Поддержи его. Поговори с ним. Убеди его в том, что он не бесполезен. Ему страшно сейчас. Очень страшно. Хенджину предстоит многое о себе понять и многое обдумать. Впереди у него длинный путь. Но поверь, ваши судьбы неразрывно переплетены между собой. Как и жизненный путь Чанбина. И Феликса. И Минхо. Минхо, он… Вероятно, он связан с тобой во много крат сильнее, чем может показаться. - О чем ты сейчас, Минни?.. – прошептал Бан Чан. Внезапно ему почудилось, что на библиотеку опустилась зима с ее ледяными ветрами и стужей; так в помещении стало холодно и зябко, несмотря на расцветающую за окном весеннюю эйфорию. - Я верил в то, что у меня будет больше времени, чтобы провести его с тобой, с командой… с моей семьей, в конце концов. Я прекрасно понимал, к чему все идет. Оно бы и не изменилось. Но правда… – ведьма прикрыла веки, убаюканная звучанием своего голоса, обладающего удивительно мягким и мелодичным тоном для беспристрастного глашатая судьбы – норны. – Я надеялся на то, что время будет тянуться бесконечно. И ошибался, – Сынмин открыл глаза. Навалившись бедром о низкий подоконник, Ким развернулся к окну, в которое настойчиво стучалась юная весна, и бросил на улицу затухающий взгляд. «Пора было возвращаться, но я не успел оглянуться, как наступило лето», – произнес он. – «Быть вместе с вами было слишком здорово…» Бан Чан молчал, внимая Сынмину. Он не перебивал норну ни единым словом, но даже если бы и попытался возразить, ввязавшись в бесполезный спор, то нисколько не изменил главного – жестокую реальность, в которую его зашвырнул злосчастный во всех отношениях вторник. Команда покидала Криса, даже оставаясь вместе с ним. - Месяцев через восемь… самое большое – год, я уйду в отшельничество, хен, – сказал Ким. Прикоснувшись рукой к оконному стеклу, нагретому теплыми лучами мартовского солнца, он наслаждался отголосками слабеющих эмоций, бережно укладывая их в сундук, хранящий личные воспоминания. – Решил сообщить об этом, пока я еще способен разделить твои печали как человек, способный чувствовать. - Понимаю… – отозвался глухим эхом Бан Чан. Глаза больно защипало. Воздух библиотеки звенел, пряча среди вековых талмудов и высоких этажерок невысказанные вслух переживания. Изящные пылинки гарцевали в солнечном свете, то кланяясь в менуэте, то погружаясь в безумие тарантеллы, а, выбившись из сил, опускались на обложки книг, смешивая воедино воображаемое и реальное. – Теперь я понимаю.

***

Родись Сынмин у жены старшего сына семьи – и все богатства, принадлежащие клану Ким, достались бы ему по праву. Но матерью мальчика была единственная дочь из трех детей-представителей главной ветви, появившаяся на свет вслед за братьями, и участь ее ребенка была предрешена задолго до появления на свет. Сынмин не считался наследником рода, довольствуясь ролью сына побочной ветви. Он не имел права распоряжаться фамильной печатью и претендовать на огромные земельные наделы, принадлежащие клану, и только схожее с жалостью снисхождение, проявленное дедом, не позволило его родителям остаться без крова. Чертовы устои рисковали уничтожить ни в чем не повинного человека только потому, что она имела несчастье родиться женщиной в стране, насквозь пропитанной мужским шовинизмом. Поэтому вердикт акушерки, взявшей на руки орущего, покрасневшего от натуги младенца, стал в некоторой мере спасением как для ребенка, так и для его родителей. Норна. На первых порах жизни ведьмы-дети всех видов развивались, внешне будучи неотличимы от обычных людей. На головах малышей не росли причудливые рожки, выдававшие тайну их происхождения с потрохами, а за ушами не виднелись рыбьи жабры. Они точно так же плакали навзрыд, требовали внимания и кормления, а со временем учились говорить, считать и писать. Ведьмы вливались в человеческое сообщество, пытаясь стать его полноценными участниками и, чаще всего, у них это неплохо получалось. Колдунью, не прибегнувшую к прямому использованию силы, было практически невозможно обнаружить в толпе «неодаренных» людей. Со временем исследовательские институты всерьез принялись за разработку методов, способных помочь идентифицировать ведьм, находящихся в «состоянии покоя», как это называлось в ставшем печально известном законе «О ведьмах» – сумбурном своде правил и советов, первом из рода документов, регулирующих деятельность колдуний. Через несколько лет закон дополнили пункты, касающиеся «гифтов», но дилемму они не решили – ни на одном из представителей «одаренных», естественных или заимствованных, не было метки, которая помогла бы обнаружить его. От ученых умов ускользало главное – понимание того, что мало-мальски натренированная ведьма способна легко скрыть следы своего энергетического поля, а энергия «гифтов» отличалась нестабильностью. Но с норной дело обстояло иначе. И в первую очередь благодаря врожденному «комплексу оживления». Не одна акушерка, бывало, едва не выпускала новорожденного ребенка из рук, когда младенец, еще даже не успевший сделать первый вдох, начинал сверлить ее осознанным внимательным взглядом. Ребенок хмурился, ожидая традиционного болезненного шлепка по ягодицам, и недовольно кряхтел, пугая врачей до чертиков. Некоторых из акушерок приходилось долго отпаивать рисовым чаем, кого-то – отправлять в незапланированной отпуск. Но случалось и такое, что особенно впечатлительный медперсонал покидал родильное отделение и более туда не возвращался – настолько сильным становилось потрясение от встречи с новорожденной прорицательницей. В глазах ведьм кто-то читал приговор, а кто-то видел надежду. Каждый находил что-то близкое своему сердцу, но забыть взгляд новорожденный норны было крайне сложно. Так же, как и попытаться скрыть сам факт ее рождения. Если сельские жители, чурающиеся публичности, еще могли поспособствовать анонимности, то большой город не предоставлял подобной возможности. Перед прорицательницами преклонялись, как перед существами, познавшими законы вселенной, но при этом старались держаться от них подальше. Норны пугали людей. Они маячили перед взглядами обывателей беспристрастными судьями, выносящими приговор, и никогда не шли на сделки с просителями, умоляющими рассказать о том, как можно исправить грядущее. Толпы гадалок обещали поведать всю правду без прикрас, а шаманы сулили помощь, способную обмануть судьбу. По мнению же норн, будущего как такового не существовало. Важнее настоящего, из которого складывались грядущие события, не имелось ничего на свете, но мало кто понимал тонкость и эфемерность подобной концепции. Течение бытия было зыбко и в то же время неизменно – сложная схема для простых людей, которую норны при всем желании не могли донести до разума обывателей. Собственное будущее всегда находилось в руках человечества, но лень, зависть и жадность становились непреодолимыми преградами в осознании своей главенствующей роли в планах судьбы. Казалось, что своеобразная философия норн не оставляет никаких шансов на спасение, но это было не так. Если бы Сынмин мог объяснить течение своих мыслей, то назвал бы их, как «Подложить соломки под жопу, падающую на каменный уступ». И по большей части такая тактика срабатывала. Правда, для того, чтобы понять ее суть, а затем научиться верно распоряжаться полученными видениями и знаниями, юноше понадобилось немало времени. Но Ким Сынмин был старательной норной. «Сова» обещал стать одним из сильнейших прорицателей в Азии и с гордостью нес на своих плечах это звание, намереваясь соответствовать ему даже тогда, когда эмоциональный спектр полностью выпадет из его системы ценностей. Однажды Сынмину пришлось сделать очень важный выбор, сложный во всех отношениях. Приход к «отшельничеству» рано или поздно ждал каждую норну. Свое «обращение» Ким увидел задолго до того, как переступил порог головного офиса «JYP», придя не в организацию, но ожидая создания новой команды, его прибежища на все годы жизни. Впервые столкнувшись в коридоре учебного корпуса с Бан Чаном, он смотрел на него, как на будущего командующего, за которым намеревался следовать до самой смерти, а взглянув на местную знаменитость, лунную сирену, назвавшуюся именем древнеегипетской богини, окунулся в океан беззаветной любви, умело притворяющейся холодным равнодушием. Но было ли так изначально? Всегда ли нежданная в роду норна слыла на зависть публике рассудительной и спокойной? Порой Сынмин с удивлением рассматривал свои детские фото, с которых на него глядел мальчишка, хохочущий во все горло. Но нет, это действительно был он – окруженный любовью родителей и смехом, словно взрывающимися новогодними хлопушками, выпускающими в воздух цветные конфетти. Ничего не происходило за одно мгновенье. Сезоны сменяли друг друга, следуя положенной очередности, тело стремительно взрослело, набирая силу, а границы города неудержимо расширялись, захватывая новые территории, прежде носившие названия старых деревенек. И также происходило и с норной клана Ким – постепенно, незаметно для посторонних взглядов и, казалось, даже для него самого. Все текло, все изменялось. Поначалу Сынмин не чувствовал себя особенным, приближающимся к критической точке своего предназначения. Он проводил время со школьными приятелями, бегая на бейсбольные матчи; получал первые любовные записки и отвечал на них; а вечерами корпел над учебниками, приглядываясь к списку лучших университетов Кореи. Такая жизнь устраивала его, несмотря на то, что Ким прекрасно понимал свои дальнейшие перспективы – превращение в бесстрастный инструмент прорицания. Но все эти события в воображении юной норны рисовались такой далекой и туманной перспективой, что она просто жила настоящим, дышала приторным воздухом дедушкиного поместья и наслаждалась летними днями. Пока одной лунной июльской ночью ведьме не приснился сон. Сон о сирене, горько оплакивающей погибшего возлюбленного. И когда Сынмин распахнул мокрые от слез глаза, то почувствовал, насколько сильно его тронула скорбь ведьмы, как она заставила встрепенуться спокойное к чужим страданиям сердце норны; и понял, что хочет помочь незнакомцу. Печальная «песня» сирены, не желающей принимать смерть любовника, стала призрачным маяком, зовущим норну к себе. И Ким последовал на призыв. Он не мог остаться равнодушным к такой силе чувств, еще не произошедших в реальности, но настолько мощных и всеобъемлющих, что при первой встрече с Минхо прорицательнице не составило большого труда узнать в сирене ту самую ведьму из летнего сна. Ли пребывал в неведении, не зная, что именно он послужил причиной для появления прорицательницы в команде «Stray». И пусть Ким испытывал к лунной сирене огромное уважение и сострадание, – чувство, удерживающее от падения в отрешенность, но этот маленький секрет норна решила оставить при себе. Хотя иногда Сынмину казалось, что он читает в умных глубоких глазах «Бастет» молчаливое понимание. С ведьмами все было возможно. Сообщив родителям о решении посвятить жизнь и талант одной из ведущих организаций Кореи, юноша готовился противостоять горячим спорам. Менять свой выбор он не намеревался, но меньше всего хотел столкнуться с мамиными слезами и тягостным молчанием отца. Дед принял решение внука в штыки, закатив страшный скандал. По заранее продуманному плану старика, потомок побочной клановой ветви должен был со временем вступить в должность старейшины провинции. Дед Сынмина считал, что работа на благо жителей уезда и родового поместья была единственной возможностью распорядиться силами семейной норны с умом и пользой. Мнением же самой ведьмы никто не интересовался. Патриарх семьи пребывал в полной уверенности, что внук не посмеет ему отказать. Долгие годы Сынмин плыл по течению, соглашаясь с любыми словами пращура, – лишь бы его родителей не вышвырнули на улицу, лишив связей и помощи. Каникулы норна проводила в дедовском поместье, которое со временем должно было перейти в собственность старшего дяди – огромной усадьбе, стоявшей на высоком зеленом холме. Высокомерно нависая над деревней, имение Ким всем видом подчеркивало тот факт, что его владельцы ставят себя выше обычных людей, милостиво разрешая изредка прикоснуться к величию древнего клана. Сынмин частенько засиживался с книгой в руках, прячась от солнца в тени раскидистых ветвей старых яблонь, знававших еще его прадедушку. Половина садовых деревьев давно не плодоносила и служила своеобразным напоминанием о хозяевах поместья, сумевших волшебным образом найти общий язык с японскими захватчиками, не только не разрушившими усадьбу, но и позволившими оставить ее за собой представителям клана Ким. Дедушке понадобилось приложить немало стараний, чтобы память о позорном сотрудничестве с японцами исчезла со страниц фамильных хроник. Кто же мог знать, что в роду появится норна, от которой не удастся сокрыть ни одну семейную тайну, какой бы грязной она ни была. Впрочем, полностью осуждать предка Сынмин не мог. Действия старика спасли не только его семью и родовое поместье, но и деревню, входившую во владения клана. Соседним же селам повезло гораздо меньше. Из пятнадцати окружных деревенек остались лишь две. До конца дней прадед Ким жил с чувством вины, восстанавливая разрушенные села, но воскресить отданных в жертву людей ему было не под силу. Так они и жили вместе, боясь и ненавидя друг друга, пестуя чувство стыда и обиды, помноженные на гордость. К старшим внукам клана Ким жители деревни относились с опаской. Наследники главной ветви отличались избалованностью, присущей любимцам семьи, в чьих руках со временем должно было сосредоточиться богатство рода. Средний сын клана долгие годы оставался бездетным. Не оправившись от потрясения, вызванного выкидышем на раннем сроке, его покинула первая жена, и несколько лет мужчина провел в одиночестве, посвятив себя работе. Там он и познакомился с невзрачной, как мышка, стажеркой – студенткой из Киото, и через год тихо женился на ней. А еще через девять месяцев она родила ему двух мальчиков-близнецов, отодвинувших Сынмина в праве кланового наследования еще на несколько пунктов вниз. Впрочем, ведьму совершенно не интересовали призрачные возможности стать главой клана. Ни одно из смутных видений не сулило норне в будущем ни детей, ни свадьбы; и Сынмин безропотно погружался в мир чужих фантазий, прячась среди яблоневых деревьев с томиком английской прозы. Его все устраивало. Таким, каким было. Школа, немногочисленные друзья, поход на бейсбольные матчи, первый поцелуй с одноклассницей, случившийся в кабинете прикладной математики, длинные каникулы, родители и их небольшой, но уютный дом, пропахший жареной курочкой – ароматом маминого коронного блюда, от которого даже у сурового деда не находилось сил отказаться. Месяцы лениво перетекали один в другой, различаясь только названиями и цветом листвы, и порой даже всеведущей норне начинало казаться, что такая жизнь будет длиться целую вечность. Ну или, по крайней мере, пока она сама не ляжет в могилу от старости. Но в середине жаркого лета, маячившим предвестьем шестнадцатой осени, все переменилось в душе прежде покорной ведьмы. Оказалось, что у сына единственной в роду дочери есть характер, и какой! Напряженный разговор, больше напоминающий шантаж, перетекший в сделку, закрепил обещание главы клана поддерживать свою дочь и возможных детей, рожденных ею в браке, до конца дней патриарха; после чего женщине выделялся зимний дом, высотой в два этажа, три автомобиля, двадцать пять гектаров земли и наследуемое детьми право голоса на семейном собрании. Также за детьми побочной ветви сохранялась клановая фамилия и земельный надел с домом. То, что нынешний глава рода, как и последующий, получал взамен своим обязательством перед матерью Сынмина, дед и внук оставили в тайне, в которую были посвящены только старший сын главной ветви клана и юрист семьи. Довольно долгое время о соглашении между дедом и внуком не знала даже мать Сынмина. На все расспросы норна отвечала слабой улыбкой. Поначалу Ким беспокоился о том, что мать начнет возражать против его решений и примется отговаривать от тщательно расписанного по пунктам плана. Отец, средней руки бизнесмен из соседнего города, милостиво принятый главой клана в семью, права голоса на собраниях рода не имел. Патриарх воспринимал мужчину как блажь дочери, приложение, прилипшее к женщине на многие годы только благородя тому, что ее чувства оказались сильнее долга. К удивлению норны, ничего похожего не произошло – может оттого что родители готовились к подобному исходу с первых дней жизни своего сына, а может потому что мамин живот округлялся не по дням, а по часам. Поздняя беременность стала лучиком света, разбавившим тихую печаль дома. «Второй листопадничек», так называл Сынмин свою младшую сестру. Она появилась на свет в начале сентября, разделив месяц рождения со старшим братом, и с первых дней жизни внесла в семью смех и радость. Теперь норне было уже не так горько оставлять родителей, зная, что каждая минута становится непроходимой преградой между ними, как между материями бытия. Пока сестра еще обитала в царстве девятимесячного сна, Сынмин частенько слушал ее дыхание, приложив голову к огромному маминому животу, и на обеспокоенные вопросы женщины отвечал с улыбкой: – Все хорошо. Она спит. Она родится полностью здоровым обычным человеком. - Я рада, что вам удастся познакомиться и провести друг с другом какое-то время, – мать перебирала пальцами крупные завитки волос, прикрывающие уши сына каштановыми волнами. - Я был случайностью, – мальчик млел в ласковых маминых руках, с наслаждением впитывая тепло, рожденное безусловной любовью. - Не говори так, Минни! Больше всего на свете я хочу, чтобы ты оставался со мной как можно дольше, – женщина печально вздохнула. – Но, увы… это невозможно. Я не настолько сильна, чтобы идти против воли вселенной. Я ценю каждый день, который ты провел со мной и отцом. Никто никогда не сможет заменить тебя собой. Никто, – мать обхватила лицо сына ладонями. – Я уважаю твое решение. Как я могу поступить иначе? День, в который ты родился, стал самым счастливым в моей жизни. И самым грустным. Потому что я понимала, что наша встреча будет короткой. Я знала, что не захочу отпускать тебя… Но я должна. - Мам… - Скажи мне только, почему именно «JYP»? Почему не какая-то другая организация? Ни сельский совет, ни мэрия? Ты мог бы попробовать себя даже в «Голубом» доме. В будущем, конечно. - Кое-кто… Кое-кто стал этому причиной, – глухо ответил Ким, вспоминая горестный плач незнакомой лунной сирены. Застывшая камнем фигура у гроба и тускло поблескивающее на пальце обручальное кольцо. Огромная толпа, пришедшая попрощаться с коллегой. Слова соболезнования. Сочувствующие похлопывания по плечу. Пустой дом. Позабытая на кухонном столе чашка с недопитым кофе. И призрак погибшего возлюбленного, ставший единственной отрадой для осиротевшей ведьмы. Завораживающая в печальной красоте картина, которую норна желала переписать с нуля. - Девушка? – загорелись глаза женщины. - Нее, мам, какая девушка? Ну что ты в самом деле… – отмахнулся Сынмин. С последней подружкой он расстался месяц назад, тихо и спокойно. Ярких чувств просто не было, и Ким посчитал такого рода отношения, состоящие из редких вылазок в кино и миссионерской позы в постели, пустой тратой времени для обоих. Выигрыш партии в нарды и очередной денежный приз, пополняющий личный счет матери, приносил ему больше удовольствия, чем краткий миг оргазма. Особой разницы между вагиной и собственной правой ладонью, понимающей его потребности куда лучше, чем эгоистичная дама сердца, он не нашел. Гораздо приятнее было наблюдать за парадом эмоций на физиономии старейшины, проигрывающем гектары плодородной земли. В такие минуты Ким чувствовал себя по-настоящему живым. Посоперничать с радостью, принесенной выигрышем, могла лишь победа любимой бейсбольной команды и одинокий вечер, проведенный в караоке. А впереди его ждали несколько лет учебы в специализированном учреждении и работа в коллективе, носящем странное имя «Stray», частью которого он собирался стать. - Парень? – женщина постаралась сдержать удивление. - Это не то что ты думаешь! – проворчал юноша. - А что я должна думать? - Просто… нет, это правда не то, чем кажется со стороны. - Хм. - Он… Я впервые ощутил такие сильные чувства. Мам, на минуту я позабыл, как дышать. Такая любовь и такое… горе. - Чувства? В смысле? Что это значит? - Он – ведьма. И он потерял кое-кого. Точнее, потеряет. Любимого человека. - О, мне так жаль, сынок! – пальцы на секунду замерли, прервав ласку. - Ничего еще не произошло. Но случится, если я не помогу ему. - Подожди, Минни, но разве норны перекраивают судьбы? Мне казалось, ты сам говорил о том, что прорицательницы исповедуют принцип невмешательства. - Н-не совсем так… - То есть, ты обманывал? - Нет. - Не понимаю тебя… - Это сложно. - Да, я вижу, – тихо рассмеялась мать Сынмина. – И все-таки? Я хотела бы понять. - Скажем… скажем так: судьба – это дорога. Она может быть прямой или, напротив, извилистой. На пути могут повстречаться заброшенные кафешки, шикарные мотели или… ничего – просто бесконечная пустыня, которую ты наполняешь событиями. Нет точного ландшафта, у каждого человека он свой и зависит лишь от собственных сил и воображения. Я объясняю понятно? - Не очень. - Прости. - Скажи только: все, что ты видишь, оно произойдет со стопроцентной вероятностью? Или есть шанс побороться? – прошептала мать. - Я немногое вижу пока что, но… искренне считаю, что четкого будущего не существует. Одно событие влияет на другое. Не будет его, – и цепочка преобразится. Пока что я не могу понять только одного: возможно ли, изменяя действия и поступки, достигнуть нового конечного результата, или же он останется прежним, несмотря ни на что. Норны тоже не могут ответить на извечный вопрос философии: управляем ли мы своей судьбой, или это она делает с нами. Ты знала, что норны создали личное мировое сообщество? - Нет… - Я тоже до недавнего времени. В нем состоят даже «отшельники». - Вот как? Любопытно. - Я думаю, что если бы наше будущее было однозначно предрешено и не имелось возможности его изменить или как-то повлиять на мировые события, то в подобном сообществе не нуждались бы. Мне в него пока что путь закрыт. Но я хотел бы знать, что за вопросы решаются его членами. Все это… не так уж неоднозначно, мам. - Ого! Как интересно, – откликнулась женщина. – И на все эти размышления тебя натолкнула та ведьма, чей голос ты слышал? - Отчасти. - Если ты пришел к подобным выводам, то, думаю, у нее есть шанс побороться с судьбой. - Я хочу попытаться помочь. - Если твоя цель – оказать помощь от всего сердца, значит, ты выбрал правильный путь. Меньше всего я желаю наблюдать за тем, как мой сын работает на усладу жирных стариканов, не думающих ни о чем, кроме денег и чести клана. Тошно делается! - Мам, да ты бунтарка! – гортанно рассмеялся Сынмин. - Ой, да прям! – шутливо отмахнулась женщина, польщенная словами сына. – Я счастлива, что ты не станешь частью этого представления. Мы с отцом не слишком-то хороший пример для тебя, Минни… - Я думаю, что будущее нашей ветви будет гораздо лучезарнее, чем может показаться со стороны, – лукаво улыбнулся Ким. Норна накрыла ладонью выпуклый живот женщины: - Она проснулась, – сказала ведьма. – И ей не терпится поскорее явиться на свет.

***

Эмоции покидали Сынмина. Они неспешно утрачивали интенсивность, затухая слабеющим на ветру пламенем свечи. Даже будучи представителем побочной ветви рода, от которого требовалось немногое – соответствовать гордости клана; Ким с детства привык к сдержанному тону бесед и высокомерию, которыми измерялись излишне яркие, по мнению старейшин, чувства. Он давно приспособился к тому, чтобы смех звучал не слишком громко, а печаль не становилась бременем. А интересы и увлечения и вовсе стоило держать при себе, дабы не раздражать стариков. И Сынмин научился такой нехитрой науке. В некотором смысле она даже помогла ему справиться с начальными стадиями «ухода», удержав от неверных решений, принятых слишком поспешно. Оттого Ким очень хорошо понимал Хвана. Точка, берущая начало от безобидного самообмана, тянулась до самой финальной базы – и пусть преобразования Сынмина не происходили столь же спешно, как с Хенджином, но отрицать реальность, в конце концов, стало попросту невозможно. Любые комедии стали казаться скучными, а прежде любимые развлекательные шоу – глупыми; и только книги, рассказывающие надрывные истории, бейсбольные матчи, бушующие восторгом толпы, и долгие разговоры с Минхо – вулканом, тлеющим под снегами, – не позволяли норне скатиться в вязкую топь тоски. Яркие эмоции уже не приносили радости – они утомляли интенсивностью переживаний, от которых хотелось спрятаться, укрывшись в сводах стен старой библиотеки. Насыщенность чувств исчезала неторопливо, капля за каплей. По расчетам Сынмина, времени до «ухода» у него оставалось предостаточно. Хенджину в этом плане повезло гораздо меньше. Но жизнь не останавливалась ни для одного агента, ни для другого. Перед Хваном открывались новые, манящие грандиозностью перспективы, о которых он ранее даже и не дерзал помыслить. Для Джинни все только начиналось, хотя сам он считал, что годен лишь для того, чтобы оказаться выкинутым на помойку. Работы предстояло очень много, линия жизни Хвана состояла из сплошных взлетов и падений, но конечный результат обещал стать на зависть соперникам блестящим. Имел Ким представление и о своих возможностях. Большинство прорицательниц, чувствующих приближение «ухода», с головой бросались в центр любых событий, пытаясь надолго запечатлеть их в памяти. Почти у каждой норны за плечами значились поступки, за которые обычного человека давно присудили бы отбывать срок в центральной тюрьме: наркотики, драки, азартные игры, месяцы беспробудного группового секса, среди которого гэнг-бэнг был далеко не самым отчаянным развлечением, или миллионы вон, пущенные с легкой руки на материальные ценности, к которым ведьма охладевала спустя сутки. В погоне за эмоциями норны решались на жуткие вещи, обсуждать которые было не принято даже в уличных бандах. Ведьмы, находящиеся на излете человечности, внушали людям ужас, мало похожий на священный, и некоторые прорицательницы заканчивали жизнь самоубийством, запоздало осознавая весь кошмар сотворенных действий. И все же далеко не каждая норна отдавалась во власть диких фантазий, которые намеревалась в будущем перебирать дрожащими пальцами, как Кощей золото, пытаясь припомнить вкус эмоций. Было немало тех, кто проводил свое время с семьей и детьми. Случалось, что прорицательницы возводили больницы и библиотеки, курируя постройку зданий от первого заложенного камня до последнего кирпичика. Кто-то отдавался путешествиям, изучая малоисследованные уголки земного шара. А другие, такие как Ким Сынмин, просто жили. Сынмин не желал погружаться в развращающий душу гедонизм – все равно со временем события прошлого и пережитые эмоции утеряли бы первоначальный сакральный смысл. Ким хорошо помнил причину, по которой сделал свой выбор. Команда. Именно она стала его главным ориентиром в грядущем штиле бесстрастности. Ради нее, ради людей, составляющих маленькую ячейку общества под названием «Strаy», он отказался от места старейшины и огромного дома на окраине деревни, попрощавшись с родителями и маленькой сестренкой. Услышав в коридоре учебки оглушительный хохот Джисона, еще не будучи знаком с «гифтом», Ким понял: – Ах, это ты!.. Ты – тот самый потерянный возлюбленный… А подняв глаза на вошедшего в переговорную комнату Феликса, маленькую, ошеломленную долгим перелетом и личной трагедией сирену, осознал: – Теперь вся команда в сборе. Последний кусочек мозаики занял положенное место. Сынмин поставил перед собой цель сохранить оперативную группу, избегая отчаянных методов Бан Чана, рискующего однажды наломать дров, поддавшись приступу гнева. Принимая во внимание скрытую боль каждого, он собирался следовать своей интуиции. В полное «отшельничество» норна планировала вступить с командой на руках. Да, сильно повзрослевшей; да, во многом изменившейся, но сформированной из тех же самых людей, которых видела в грезах-предсказаниях. На меньшее Ким был не согласен.

***

Команда рушилась на глазах. Стены незыблемого, как прежде казалось, замка «Stray» осыпались на землю мелким сухим песком, рискуя погрести под собой всех без разбора – и союзников и неприятелей. Флаг еще не был спущен, но шток уже опасно накренился, грозя обрушить хлипкие остроконечные башенки замка, выглядящие пустыми и заброшенными. Руководство предпочло отстраниться, наблюдая за деструктивным процессом со стороны, – и вся тяжесть происходящего опустилась на плечи Бан Чана. - Сынмин… – Крис чувствовал себя раздавленной скорлупой ореха, попавшей под колеса многотонного трака. – Не думал я… - Решил сдаться? – норна гневно сверкнула глазами. – И все? Это – вес твоих слов? Таково решение? Для этого ты создавал команду и собирал людей? Ты так отчаянно хотел собрать именно этих парней в свою команду, чтобы… чтобы что?! - Что?.. - Хен, – норна вздохнула. – Посмотрим правде в лицо. - Ты, наверное, позабыл уточнить «посмотрим неприглядной правде в лицо». А давай! Скажи мне что-нибудь, великая норна, – съязвил Бан. - Тебе не к лицу ироничный тон, – заметила ведьма. – Рассмотрим происходящее по пунктам. Начнем с Хенджина. Не перебивай меня, пожалуйста. Не сейчас, хорошо? – грудная клетка Бан Чана выгнулась крутым колесом, и Ким предостерегающе выставил перед собой ладонь, предвосхищая возражения командующего группой. – Позволь мне договорить. Отдохни немного. Совсем необязательно каждый раз брать на себя все целиком. Порой стоит попросить помощи. А иногда и совета. В этом нет ничего постыдного. - Разве я его не прошу? – проворчал Крис. - Интересная манера обращаться с просьбой, – критически оценил способности командира Ким. – Перед тобой поставлены непростые задачи, хен. Хватаясь за все нитки без разбора, ты не распутаешь клубок, а только затянешь узлы еще крепче. Такой способ решения дел нам не подходит. Поэтому… начнем поэтапно. Для начала – наладь контакт с Чанбином. - А что с нашим общением не так? – растерялся Бан Чан. - Думаю, ты знаешь, что именно. - Мне показалось, что у него… то есть, у них с Феликсом все довольно неплохо складывается, даже несмотря на недавние события. - Так и есть. - Я хотел бы поговорить с Енбоком… - Пока не нужно, – отрезал Ким. - Чего? – удивился Бан Чан. – Это еще почему? Ты же понимаешь, что он обязан отчитаться о произошедшем? Что ему придется пройти допрос и приготовить рапорт? - Само собой. Должностные инструкции одинаковы для всех. Но речь идет вовсе не о той наставнической беседе, которую ты рвешься с ним провести. Занятно… хен, ты называешь Феликса частью семьи, так? Но когда ты вообще в последний раз встречался с ним в месте, не связанном с работой? Очевидно, никогда. Крис молчал, ошеломленный выдвинутыми норной обвинениями. - Но сейчас тебе и правда не нужно вмешиваться в хрупкие отношения, наладившиеся между Феликсом и Чанбином. Потому что есть серьезный риск разрушить их одним случайным словом. Оставь это Чанбину. Отношения ведьмы и ее «смотрящего» не та сфера, в которую ты можешь вмешиваться. Знаю, что ты, как и Джинни, считаешь себя виновным в случившемся с Феликсом. На каждом из нас есть доля вины. И на мне тоже. На тебе, как на стратеге и командире, а на мне как на прорицателе, – Бан Чан не решился возразить Сынмину. Да и что он мог сказать? – Урок мне будет. Я не сумел разглядеть видения, рожденного больным воображением Го Юна. Мне есть над чем работать. - Минни… - Погоди, хен. Позволь мне договорить. Бан Чан болезненно поморщился. - В общем, дай им немного времени, – предложила ведьма. – Беспокойство не равно навязчивости. Я сам не всегда могу верно распознать оттенки чувств, но мне и не совестно. Я ведь норна, – Сынмину стоило немалых усилий подобрать нужные слова. Командир выглядел сердитым, но вступать в перепалку с ведьмой не спешил. Неплохой знак. – Но, знаешь, как говорят: «со стороны всегда виднее». Феликс похож на вазочку из каленого стекла. Кидай его, швыряй, – все нипочем. Но стоит попасть на «слабый» угол, и он рассыплется вдребезги. Ваза не в твоих руках, хен, – недвусмысленно намекнул Ким. – Пусть Чанбин делает свое дело. Образно говоря, – ведьма устало улыбнулась. Эмоциональная встряска порядком утомила ее. Переживания истощили неглубокий запас чувств Сынмина, навевая сон. - Образно… ты выглядишь вымотанным, Минни. - Вынужден с тобой согласиться, – процедила ведьма сквозь зубы. – Но пока я не раскрою тебе все, о чем хотел рассказать, не смогу отдохнуть. - Мы можем продолжить наш разговор позже, – предложил Крис. - Нет, хен, – коснувшись накрахмаленного воротничка рубашки, норна рассеянно покрутила в пальцах выпуклую пуговицу-камею, заменившую галстук – небольшой экстравагантный штрих в образе прорицательницы. – Я скажу все, что собирался. - Минни… хорошо. Я внимательно слушаю тебя. Сынмин тяжело навалился назад. В спину ему больно врезался край высокого подоконника, обманчиво небрежно слепленного из нескольких пород хвойных деревьев – лиственницы и сибирского кедра. Один только дюйм изделия тянул не меньше, чем на пару тысяч долларов. - Поговорим о Хенджине. Стоило только норне произнести имя экс-«гифта», и на лицо Бан Чана набежала густая тень. - С этим я еще разберусь… - Да не с чем там разбираться, хен, – покачала головой ведьма. Крис напрягся, неприятно пораженный реакцией норны. - Не понял. Что ты хочешь этим сказать? - Что потеря «способности» Джинни – дело решенное, – норна ковырнула ногтем край извилистой трещинки, рассекший угол подоконника натрое, – почти завершившееся. Он сегодня немного смалодушничал, но кто его в этом обвинит? Бан Чан едва не задохнулся: - Это что еще за вердикт такой, Минни, а? - Я приговоры не выношу, – подчеркнул Ким. – Я смотрю правде в лицо. Но это не финал. Это не последний шанс. - Значит, все решено… – пробормотал Крис, уронив голову на грудь. - Ты меня совсем не слушаешь, хен! – повысила голос норна. Бан Чан, пристыженный тоном ведьмы, осекся. - Я слушаю тебя, Минни. - Хорошо бы так оно и было, – смягчился Ким. – Хен! – ведьма с осторожностью подбирала слова. – Мы знали, что это произойдет. Дело оставалось только за временем. Приговор, вынесенный Хвану собственным телом, потряс оперативную группу. Судьба Хенджина, утратившего силу, благодаря которой он занимал место в команде, грозила повторить участь точно таких же агентов-«гифтов», когда-то лишившихся способностей – ранний выход на пенсию и дальнейшее существование на гражданке. «JYP» предоставлял бывшим сотрудникам-«гифтам» солидное ежемесячное пособие по инвалидности (подчеркивая именно такую уничижительную формулировку), оплачивал больничные счета, в том случае, если заболевание носило профессиональный характер, и дарил шанс устроиться в офис или на должность преподавателя. Некоторые экс-агенты хватались за предоставленную возможность снова поработать в системе, но подавляющая часть «пенсионеров» навсегда покидала организацию. Причины у каждого имелись свои. Пока одни мечтали вычеркнуть из памяти гибель товарищей по команде, висящую на душе тяжким грузом, вторые плыли по течению, не особенно задумываясь над завтрашним днем. Отдельные личности сбивались в кружок, собираясь в тематическом кафе только для того, чтобы предаться воспоминаниям о минувших днях, в то время как другие наотрез отказывались встречаться с бывшими товарищами, безжалостно блокируя недавних коллег на всех соцплощадках. Но несмотря на все различия, существовавшие между бывшими коллегами, кое-что их объединяло. Большая часть полевых агентов-«гифтов» покидала организацию в довольно преклонном возрасте – нередко с густо посеребренными сединой висками. Молодежь среди отставников встречалась нечасто, а каждый подобный уход на пенсию уподоблялся грому среди ясного неба, вызывая неподдельную растерянность членов оперативных групп и руководителей отделений. Разница состояла лишь в том, что Хенджин не был каким-то сторонним «гифтом», незнакомцем, на которого команда «Stray» взирала с вежливым равнодушием. Это был Джинни, их агент и снайпер. Их «Рыбка», затерявшаяся среди мощных течений и не ведающая, куда ей теперь плыть. – Признаюсь, – проговорил Сынмин. – Все случилось слишком быстро. Но я не хотел бы, хен, чтобы ты опускал руки, думая о Джинни. Для этого нет никаких причин, – перед взглядом норны мелькнули картины прошлого: первый выстрел Хенджина, еще не успевшего занять должность агента, не самое приятное знакомство с Хан Джисоном, соперничающим с ним за внимание «Бастет» (безуспешно, конечно), неуверенный смех и примерка комплекта зимней формы, удивительным образом подчеркивающей телосложение юноши. Картины, которым пришлось разлететься на мелкие осколки, словно разбитому зеркалу. Но в каждом фрагменте стекла ведьма читала знаки – туманные намеки на возможное будущее бывшего «гифта». Для Сисси и «Рыбки» все уже закончилось, но для Хван Хенджина открывался новый мир, в котором ему предстояло найти свое место. Осталось только сделать шаг в правильно выбранном направлении. – Я знаю, что в это трудно поверить, но жизнь Хенджина не заканчивается из-за того, что ему не повезло так рано утерять «гифт»-способности. В глубине глаз Бан Чана вспыхнул огонек слабой надежды. Юноша вгляделся в лицо норны, пытаясь распознать малейшие следы притворства. Но нет, ничего похожего на обман не было. Взгляд ведьмы сиял мягким светом надежды, и ободренный такой поддержкой Крис еле слышно вздохнул. - Что это значит? Можно подробности? - Особых подробностей пока нет, но от тебя требуется участие. - Конечно! – горячо заявил Бан Чан. – Само собой! - Встреться с ним лично, с глазу на глаз. Успокой Джинни. Скажи, что его роль в команде не окончена. Есть человек, который нуждается в нем сильнее всех. Ради него Джинни должен будет пройти длинный путь и вернуться в команду обновленным. - Чонин… – Крису не стоило большого труда догадаться о том, кто способен взять на себя роль ориентира в мире Хенджина. - Их отношения тоже изменятся, – попытался объяснить Сынмин. – Это неизбежно. Но Джинни такой человек… ему нужна цель. Нам ли не знать? – норна светло улыбнулась. – Просто теперь его целью будет не мишень. - «Смотрящий»! – ахнул командующий «Stray». - Ты же не думал всерьез, что звание опекуна-«смотрящего» закреплено за тобой навечно? – хитро усмехнулся Ким. – Какое-то время ты еще будешь занимать эту должность. Но однажды тебе придется ее освободить, передав Джинни. Не сегодня, и не завтра… Пройдет немало лет, ведь Хенджину понадобится пройти обучение, а до того потребуется многое изменить в себе самом. Есть место… которое поможет ему. - Что за место? – командующему при исполнении не полагалось проявлять праздного любопытства, но простой человеческий интерес встал выше правил. - Секрет. - Что?! - Пока секрет, – загадочно улыбнулась норна. – Не беспокойся. Скоро ты обо всем узнаешь. - Кажется, не быть мне «смотрящим». Ни-ког-да. Не мое это. Да, Минни? – отозвался Бан Чан. Ким отвел глаза в сторону. К щекотливой теме, именуемой не иначе как «Ли Минхо», им обоим еще предстояло вернуться. Кое в чем, впрочем, Бан Чан оказался прав. На роду у него не было написано стать «смотрящим», как не гляди – ни «Бастет», ни любой другой ведьмы. Сплошной белый лист. Достоинства Кристофера, как командующего оперативной группой, «Stray» состояли в ином. Впрочем, разговор с Минхо маячил неизбежной границей, пересечь которую его бывший любовник не решался даже сейчас, спустя столько лет после разрыва. Ли был открыт Бан Чану, но тот иронично считал, что дело состоит совершенно иначе. - У тебя впереди непростые времена. У тебя и команды. И ведьм… Крис плотно сжал челюсть. - Чипирование?.. - Боюсь, что так. - Значит, ему быть? - Точно сказать не могу, – норна ни словом не лгала. Сколько она ни пыталась заглянуть в ближайшее будущее, задаваясь вопросом об исходе прений, затрагивающих проблему чипирования, но ни одно из видений не показало четкой картины. В некотором смысле это дарило надежду, которой ведьма пожелала поделиться с Бан Чаном. – Чаша весов еще колеблется. Пока что… Крис молчал, сосредоточенно рассматривая линии на внутренней стороне ладоней. Ответов среди мелких извилистых черточек, рассекающих тонкую кожу на неровные сектора, он, конечно, не находил. - От чего зависит итоговое решение? - От людей, конечно. От кого же еще? На сегодняшний момент большинство людей склонно согласиться с чипированием… Но это не значит, что все решено! – поспешил добавить Ким, уловил, как тускнеет свет надежды в глазах командира. – Мы не должны опускать руки. Ты знал, что Пак Джи Ен, так же, как и трое руководителей ведущих организаций в стране, категорически против внедрения чипирования? Бан Чан улыбнулся: - Я догадывался. - Большего я сейчас не вижу… но настрой они имеют серьезный и готовы бороться до конца. Так что не спеши пока с созданием новой команды. Уловив прямой намек, Крис стыдливо вспыхнул щеками, а затем густо покраснел. - Должен ли я удивляться тому, что ты знаешь об этом? - Ты слишком очевиден, – пожав плечами, норна выглянула в окно. За стеклом веселилась девочка-весна и Ким подумал о том, какими глазами он будет разглядывать буйство красок природы в следующем году. Станет ли ему вообще интересно вылезать из берлоги-библиотеки. «Поживем-увидим». Далеко не на все вопросы находились мгновенные ответы. Некоторых из них требовалось подождать. - Ах, вот оно как… - Угу, – приникнув носом к стеклу, Сынмин зажмурился. Яркий солнечный зайчик, бойкий желтый наглец, скакнул на ресницы норны, взмахнув длинным хвостом, но, посчитав, что лицо прорицательницы слишком скучное место для игр, соскочил вниз, лихо проскакал по каменному полу и замер. - А что насчет тебя, Минни? Ты молчишь о себе на протяжении всего разговора. А тема, тем временем, настолько важная, что я и сам не знаю, как к ней подступиться… – осторожность, с которой говорил Крис, почти ранила. – Когда ты почувствовал? Как это произошло? Сколько у тебя времени до того, как ты… а ты… что ты будешь делать? Вопросы градом обрушились на ведьму. Едва слышно рассмеявшись, Ким обернулся на Бан Чана. - Сколько всего сразу! – произнес Сынмин и резко замолчал, не зная, с чего ему стоит начать рассказ. С первых воспоминаний о будущем, окутавших его еще в утробе матери? Или, может быть, с того дня, когда победа любимой бейсбольной команды показалась непривычно пресной? Или лучше было считать, что путь норны, как таковой, взял свое начало летним днем, испив знаний из послеобеденного сна? А, может, важнейшим моментом стала встреча с Феликсом, финальным штрихом их команды? Сам Ким считал, что пробуждение первых признаков «отшельничества» началось задолго до того, как он переступил порог штаб-квартиры «JYP» – жаркой июльской ночью, подарившей ему невероятные по интенсивности ощущения: эхо чужих эмоций, долетевшее до дремлющего сознания провидицы. Но об этом видении Сынмин предпочел умолчать. Даже ему, норне, было невероятно сложно предугадать возможную реакцию Бан Чана на такого рода информацию. Одно становилось совершенно неотделимо от другого. Воспоминания переплелись между собой настолько плотно, что уже не казались разрозненными фрагментами, а составляли пеструю картину, в которой самый мелкий кусочек был не менее важен, чем другой. Норна почувствовала груз тяжелой усталости, легшей на ее плечи. Ресницы ведьмы слипались, как если бы их сбрызнули сонным молоком. Беседа начала по-настоящему утомлять Сынмина. - Все уже случилось… – заторможено промолвила ведьма. – Все произошло… почти… - И что теперь? – Бан Чан внимательно наблюдал за притихшей норной. – Что же будет дальше? - Дальше я немного подремлю, – сказал Сынмин, еле сдерживая зевок. Живое общение изнуряло его с каждым днем все сильнее и сильнее. Но Ким намеревался держаться; по крайней мере до тех пор, пока «отшельничество» полностью не сломило бы его нервную систему. Дел у норны было невпроворот. Так стоило ли распыляться на ненужные объяснения, половина из которых выглядели как банальные оправдания? Стены давили на ведьму, нависая тяжелыми сводами, а вопросы Бан Чана становились слишком очевидными и скучными. Ким одернул себя. «Конечно, стоит! Ради этого я здесь и нахожусь. Зачем же еще?» Ведьма отодвинулась от окна, подошла к столу, за которым расположился погруженный в невеселые мысли Бан Чан, и уселась рядом, дружески пихнув коллегу коленом. - Мне все тяжелее объяснить тебе главное… не потому, что я не хочу или не могу, нет! – Сынмин попытался как можно яснее донести до коллеги мысли, сбившиеся в сумбурный комок. – Под таким углом я вижу мир отныне. Но это совершенно не означает, что я оставляю тебя и команду. У нас у всех впереди очень много дел. Увы, не обо всем я могу рассказать и далеко не всё четко вижу. Но я хочу, чтобы ты знал. Клятва, которую я дал тебе три года назад… - Слушаю тебя, Минни, – откликнулся Бан Чан. - Я принес ее от всего сердца и не собираюсь нарушать или забрать свои слова обратно, – Сынмин ободряюще похлопал Криса по плечу. Каждое движение давалось ведьме с большим трудом, но она стоически переносила неудобства, причиняемые ее телу трансформирующейся нервной системой. – Я – норна оперативной группы «Stray». Раз и навсегда! – Ким горделиво выпрямил спину, и Бан Чан, откликнувшись на излучаемый ведьмой настрой, широко расправил плечи. – И что бы ни случилось, каким бы тяжелым ни стало мое «отшельничество», так оно и будет! Это я могу тебе гарантировать. Я всегда буду норной нашей команды. До самого конца. Бан Чан прикрыл глаза, стараясь укротить бурлящий внутри него вихрь эмоций. - Хен, – норна тронула юношу за руку. – Считай, что я даю тебе вторичную клятву. Я пришел сюда не для того, чтобы уходить, а за тем, чтобы остаться. - Это… это хорошо. Они оба замолчали. С улицы в библиотеку залетали дерзкие трели воробьиного чириканья, разгоняя рой тревожных мыслей крохотными мазками упоения, и, прислушиваясь к песне, юноши замерли, устремив взгляды в окно. Каждый переживал свою боль, не в силах донести ее до другого. Сынмин с вялым изумлением понимал, что даже самые простые слова даются ему с невероятной сложностью и кажутся пустыми и бесполезными. А Кристофер не мог уложить в голове очередность решений, которые собирался принять, опасаясь того, что один неверный шаг с его стороны окончательно погубит команду. Ему не хватало ворчания верной правой руки Со Чанбина и мягкого увещевательного голоса «Бастет». Ему смертельно, до щемящей боли в сердце не хватало Минхо. Сынмин скосил на Бан Чана взгляд и произнес: - В этом году ранняя весна. Смотри, хен, слива в парке почти расцвела. А ведь по прогнозам обещали заморозки. Соврали, конечно. - Да, – Крис моргнул, отгоняя видение давней весны, в которую он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете, несмотря на тяжесть вступительных экзаменов и непреходящую бессонницу. – Да, – сказал он. – Весна в этом году ранняя. Даже удивительно насколько.