Смотрящий за ведьмой

«Возьми меня… забери меня… испей меня… сожри меня… стань мною… любовь моя… И вечность покорится нам…» - И вечность покорится нам… – Хан пошевелил губами, вспоминая клятву куаранны, которую Минхо прочитал ему несколько недель назад. Странный тогда случился день. Разгон, начавшийся с разнузданного секса, оставившего приятное послевкусие, коснулся потусторонних материй, чью глубину разум Джисона не мог постичь, но при этом отказывался остановиться, требуя новых подробностей. И сирене пришлось сдаться – посвятив возлюбленного в детали таинства. Что ж, Минхо не покривил душой, говоря Хану о том, что куаранна – обряд сложный, сплетенный из множества тонкостей (не зря он проводился в современной Корее крайне редко), которых не коснулись естественные, вызванные развитием цивилизации изменения. Но отдельные элементы древней свадебной церемонии были способны ввести в замешательство даже самого развязного человека двадцать первого столетия. «Смотрящему» и правда стоило как следует обдумать свои слова, прежде чем решиться на проведение обряда, нужно было взять тайм-аут и поразмышлять над тем, что куаранна из себя представляет и какие темные стороны скрывает. Но на деле Хан уже принял решение. И не в последующие после ночной беседы дни, и не позднее, а намного раньше – тогда, когда случайным образом (или с помощью руки провидения) наткнулся на ветку заброшенного форума и лениво кликнул тему старого чата. «Куаранна. Истинная ведьминская свадьба. На земле и за ее пределами». С того часа мысли о церемонии не шли из головы «смотрящего». Так же, как и реакция Минхо: не прямой отказ и не завуалированное согласие – коктейль, приготовленный из осторожности, робкой надежды и как будто светлой печали. Пара, решившаяся пройти куаранну и впрямь становилась единым целым, и Ли, урожденная ведьма, знакомый с колдовскими обрядами не понаслышке, относился к церемонии смертельно серьезно. - И-веч-ность-по-ко-ри-тся-нам, – по слогам повторил Джисон. – Ах… вечность. Ну конечно. М-да. Мысли его расплывались осенними дождевыми каплями, падающими на лобовое стекло автомобиля, в то время как на городских улицах бушевал поздний май. Часы пролетели остро заточенной стрелой, и вот уже остались позади и тихие домашние вечера, и долгие тягостные дни реабилитации, едва не сведшие Хана в могилу от скуки. Проводить сутки в кабинках физиотерапии оказалось невероятно унылым занятием, а час лечебной физкультуры, проходящий в окружении вековых старух и резиновых ковриков, доводил «гифта» почти до исступления. Ли хохотал во все горло, слушая рассказы Джисона об очередной «новенькой», в которой из свежего были разве что только сплетни. Пока «гифт» убивал время и нервы в больничном корпусе, сирена забегала в офис на предмет последних новостей, но вечерами возвращалась в коттедж, разрываясь между готовкой ужина, прополкой грядок и курированием строительства загородного домика у озера. Когда «смотрящий» достаточно окреп для того, чтобы совершать короткие прогулки, Минхо взялся за проведение воскресных пикников, в которых Джисон уловил свою прелесть – клетчатый плед, разложенный на земле, корзину с сэндвичами и безалкогольное шампанское. Портили пасторальную картину разве что ранняя побудка, наглые воробьи, норовящие утащить кусочек пышной булки, да назойливые мухи. Иногда к агентам заезжали гости, среди которых члены их семей занимали особое место. Бабушки с обеих сторон пары познакомились еще позапрошлой зимой, и пусть близкими подругами они не стали, но, испытывая взаимное уважение, часто обмениваясь звонками и рецептами домашних блюд. По субботам Минхо выбирался в огород, цепляя на макушку огромную соломенную шляпу, один только взгляд на которую вызывал гомерический хохот. Пока Ли сражался с буйной сорной травой, забивающей молодую поросль петрушки, Джисон дремал в кресле, выставленном на веранде, а котооборотни гонялись по саду за капустницами. Не позже двух часов дня пара обедала, а ближе к шести вечера устраивала полдник с горкой канапе и фруктами, и уютно молчала, наблюдая за склоняющимся к горизонту солнечным диском. Бывало, Хан засыпал прямо в кресле, уронив кружку с недопитым чаем на плед. Жидкость мгновенно пропитывала ткань сладкой влагой, после чего покрывало немедленно отправлялось в стиральную машину. Минхо подхватывал «смотрящего» на руки и уносил в комнату, а потом возвращался на веранду и, шутливо ворча, принимался за уборку. А на следующий день все повторялось. Понемногу Хан начал скучать по работе – по острым переживаниям оперативных выездов и пьянящему чувству победы после поимки очередного выходца с «Рынка». Даже по однообразным собраниям команды, и то начал скучать. С последним пунктом, правда, дело обстояло непросто. Вдогонку за травмой Джисона, ожиданием вынесения решения о чипировании «одаренных» (благородя чему в боевых корпусах начался отток живой силы, предпочитающей ошейнику увольнение в «никуда») и невеселыми новостями от Хенджина, потерявшего последние крохи дара к первой декаде мая (и перенесшим это известие чрезвычайно стоически), команде преподнес сюрприз и Сынмин. Для капитана «Stray» и Минхо раннее «отшельничество» Кима не стало новостью, но Джисон был по-настоящему потрясен этим событием. Переход норн на высочайший уровень силы, который они могли достичь, обычно состоялся не раньше сорокалетия ведьмы, а то и позже. Чаще всего случалось именно так, однако Ким Сынмин переступил границу «отшельничества» рекордно рано, приведя в растерянность даже руководителей «JYP». Но, кажется, не самого себя. «Отшельничество» низводило прямые контакты с людьми практически до нуля, звуки и краски внешнего мира вызывали у норн болезненное раздражение, а эмоции переставали оцениваться как нечто важное, превращаясь не более чем в досадный рудимент. Норна становилась идеальным инструментом познания и прорицания – холодным созерцателем, не ведающим добра и зла. Действуя с математической точностью, она давала наиболее близкие к реальности прогнозы, не отвлекаясь на будоражащие сердце чувства. Одна только мысль о том, что Сынмин вскоре превратится в бездушную машину для предсказаний, приводила Джисона в ужас. Едкий юмор приятеля, ставшего первой ведьмой, заговорившей с неопытным «гифтом»-студентом, отвергнутым завистливыми однокашниками, часто поддерживал Хана в минуты апатии. Теперь юноша чувствовал себя виноватым оттого, что, погрузившись в отношения с Минхо, частенько игнорировал приглашения норны пропустить по стаканчику соджу в ближайшем баре. Очевидно, Сынмин желал накопить воспоминания, которые в будущем стали бы его складом эмоций. Но драгоценное время было безвозвратно упущено, и отныне норну, все быстрее теряющую связь с обыденностью, подобные посиделки не интересовали. «Хороша ложка к обеду», сказала как-то бабушка Джисона в пылу ссоры с его отцом. Тогда речь шла, кажется, о том, чтобы завести второго ребенка, против чего мама в свое время не возражала. Но у отца было иное мнение. Когда же мужчина решил, что бюджет потянет прибавление семейства, возраст и здоровье жены не предоставили супругам выбора, кроме того, чтобы вложить все силы и достаток в единственного сына, лишившего их надежды увидеть внуков. Хан помнил бабушкины слова, но даже подумать не мог, что ему придется ощутить весь эффект от них на собственной шкуре. Второй раз он ошибаться не желал. Оттого решил действовать поступательно, так же, как и в ту ночь, когда обнимал пышные бедра лунной сирены, позволившей ступить за грань. - И вечность покорится нам, – повторил Джисон, возвращаясь в реальность, в которой ему предстояло расставание с заклятым другом, ставшим для него еще одним болезненным опытом. Почему-то в последнее время люди из его жизни уходили чаще, чем приходили в нее. «Какой печальный знак взросления», подумал Хан. Он опустил взгляд на книжицу-путеводитель по Международному аэропорту Инчхон, которую рассеяно сжимал в руках – подробный перечень полезных мест: капсульный отель Darakhyu, расположенный на первом и втором этажах пассажирского терминала, аптека (в ней Хан однажды покупал болеутоляющее), комната матери и ребенка, Duty Free (куда же без него?), улочка культуры Кореи и множество других точек, делающих пребывание пассажиров в главном воздушном порту страны комфортным. Инчхонский аэропорт по праву признавался лучшим в мире. Десятью минутами раньше Минхо отправился в ближайшее кафе за порцией бодрости, занеся в телефонные заметки и «заказ» Джисона – огромный стакан американо (а лучше два!), хот-дог с двойным кетчупом (сыра тоже побольше!) и клубничный чупа-чупс (размера XXXL). Хмыканье Ли, обращенное в адрес леденца, Хан предпочел проигнорировать. Каждый из них понимал без лишних подсказок, что лучший тренажер для языка «смотрящего» находился вовсе не на пластмассовой палочке, а в тесных джинсах ведьмы. - Жаль, что в этом кафе не подают хот-доги с двойной сосиской, – обронил Ли, взглянув на табло наручных часов. - Ой прошу тебя, хен! Иди в жопу! – отмахнулся Джисон. По его мнению, двойная порция сосисок пришлась бы очень кстати, не подразумевай Минхо пошлый подтекст заказа. Сытный завтрак давно провалился в желудок (процессия из провожающих толкалась в аэропорту с самого полудня), а в обед, прошедший в полной тишине (даже болтливый Чонин и тот отмалчивался большую часть времени) в горло не лез и кусок. Джисон уныло похлебал аэропортный кимчитиге и отставил миску в сторону, отговорившись остротой блюда, что соответствовало правде лишь наполовину. Уже через час желудок «смотрящего» взбунтовался, требуя новой порции пищи, и юноша намекающе толкнул сирену локтем. - Отель – этажом выше, – напомнил Ли. - Побойся бога, хен! Никаких приличий! - Это я к тому, если самолет опять задержат. А ты о чем подумал? – покидая зону ожидания, Минхо соблазнительно вильнул бедрами. - Прихвати еще порцию маленькой картошки, а? – крикнул Джисон в спину уходящей сирены. - Посмотрим. - Почему это?! - Потому, – передразнил любовника Ли. – Ты и одним хот-догом здесь все загадишь. Смотри, еще выгонят. И правильно сделают! - Да я и сам пойду, – пробурчал Хан. – Знать бы еще когда… – «смотрящий» попытался отыскать взглядом друзей, но сумел обнаружить только Чанбина, трущегося у входа в магазин Duty Free. Феликс ушел в туалет, а Чонин и Хенджин разгуливали по второму этажу аэропорта, наслаждаясь беседой. Их маленькая компания постепенно разбрелась кто куда. Не было только Сынмина, отказавшегося прощаться с Хваном, и Бан Чана, вызванного на экстренное совещание и простившегося с бывшим агентом чуть раньше. Рейс Хенджина в Пекин сильно запаздывал. На борту беспрестанно возникали мелкие технические проблемы, благодаря чему вылет дважды переносился. Но когда Хван в очередной раз направился к стойке регистрации, таща за собой чемодан, покрытый яркими наклейками, металлический голос системы оповещения проинформировал о том, что рейс произведет другой самолет и время ожидания продлится еще на час. - Да твою ж мать! – в сердцах воскликнул Хенджин, едва не швыряя сумку на пол. – И так мне с перекладными лететь, так еще и это? Ну неужели не найти какого-то нормального решения? - Хен, ты же не хочешь свалиться на землю? – спросил Чонин. – Ты еще обещал вернуться, помнишь? - Помню, – сдулся Хван. – Обратно поеду на лошадях. «На перекладных?», насторожился Джисон. «Какие еще перекладные, если ему надо в Пекин? Туда же есть прямые рейсы… Или потом еще куда-то? А куда именно? Почему он ничего не рассказывает? Он же говорил всем, что летит в Китай… попутешествовать, прийти в себя, все обдумать… Что, блин, вообще происходит?!» - Хен, – «смотрящий» подергал сирену за рукав куртки. Минхо наклонился, приблизив ухо к губам юноши. – Разве Хенджин летит не в Пекин? – Хан непроизвольно понизил голос до шепота. - Да, туда. - Тогда о каких пересадках идет речь, не понимаю? - Китай огромный. А за его границами лежат и другие страны, – туманно пояснил Ли. – Которые прекрасно подходят для того, чтобы многое переосмыслить, подумать… - Я в курсе, что земля немаленькая, – обиженно фыркнул Джисон. – Какая-то тень на плетень, ей-богу. Ну не хотите – не рассказывайте. Тоже мне… - Это не моя тайна. Прости, милый, но я и сам по большей части плутаю в догадках. Что-то услышал, что-то понял… Связал одно с другим, так сказать, – Минхо протянул руку, попытавшись примирительно потрепать Хана за пухлую щеку, но «гифт» склочно отвернулся. – Ну же, не сердись. - Ладно, проехали, – Джисон бросил короткий взгляд на Хенджина, подпирающего ногой чемодан. «Интересно, куда же он потом полетит? Что за тайны такие?», юноша бегло осмотрел багаж бывшего коллеги на предмет подсказок, которые могли бы помочь определить конечный пункт маршрута. Ничего. Только квадраты наклеек кричащих цветов, подарок Чонина – брелок в виде белого плюшевого хорька, и алая лента, повязанная на ручку чемодана, чтоб ненароком не спутать его с чужими вещами. «Какие у нас страны расположены неподалеку? Но так, чтобы до них пришлось добираться с пересадками?», Хан безуспешно порылся в памяти. «Что ему там надо? Как там хен сказал? Поразмыслить? Хм…», не желая тушить пожар любопытства, Джисон активировал на айфоне гугл-карты и пустился в интерактивное путешествие. «Индия точно не для Хенджина… Помню, как он посрался с одним «гифтом»-студентом из Дели… не, точно не Индия. Зато есть Непал. Для размышлений, наверное, подходит… но тоже как-то сомневаюсь». «Смотрящий» усмехнулся. Он поскроллил экран чуть выше и вдруг замер, уставившись на изображение нагорья, носящего титул легендарного. «Твою мать… Да быть того не может!», Хан увеличил масштаб карты. «Тибет?! Да ладно! Это даже для Хвана слишком!» Джисон украдкой взглянул на Хенджина. Тот тихо переговаривался с Яном, решая, стоит ли им отправиться в кафе или разместиться в зоне отдыха, в ожидании объявления о регистрации пассажиров рейса. - Эй, хен! – «смотрящий» тихонько толкнул лунную сирену в бок, привлекая внимание к своей персоне. Их компания разделила участь таких же неудачников, чей полет был отложен на неизвестное время. – Оно? – Хан сунул Минхо под нос айфон. Ведьма скосила глаза на экран, на раскрытую гугл-карту, и поджала губы. – А? Оно? – повторил Джисон. – Ну скажи, не тяни! Усмехнувшись, Ли кивнул. - Что мне в тебе особенно нравится, так это твоя упертость. Ты как маленькая блошка, цепляющаяся за кошачью шерсть. Хрен тебя скинешь, – на этот раз руке сирены удалось дотянуться до круглой щеки любовника и ласково ее погладить. - Тебе ли не знать? – самодовольно хмыкнул Хан. – Ну так я прав? Оно это или нет? – «смотрящий» с нетерпением переминался с ноги на ногу. Сирена кивнула вместо ответа. - Да! – Джисон победоносно вскинул руку вверх. Жмущийся к Чанбину Феликс обернулся и удивленно поглядел на возмутителя спокойствия. Эта сладкая парочка занимала в мыслях «гифта» места не меньше, чем истинный маршрут Хенджина – слишком уж часто в последние дни они прибывали на работу в одной машине. На все расспросы Чанбин отвечал одинаково: то, что подвозит не до конца окрепшего после нападения Феликса по пути в офис. И ладно бы они жили рядом, но квартиры агентов располагались не просто далеко друг от друга, а в буквальном смысле слова на разных концах города. Тут уж было не до совпадений. Хан прищурился, рассматривая островную сирену. Нельзя было сказать, что она сильно изменилась за короткий отрезок времени, но будто набрала парочку килограмм веса, сгладившие острые линии челюсти и придавшие лицу здоровый сытый румянец. Улыбка ведьмы в эти дни излучала слабое сияние, а не светлую грусть, и даже на оперативных летучках ее голос начал звучать не в пример громче обычного. Такой Феликс нравился Джисону гораздо больше прежнего. И благодарить за позитивные изменения в характере сирены ему следовало не кого иного, как Со Чанбина. Кажется, те двое все-таки нашли общий язык. «Хоть что-то хорошее в этом доме», подумал Хан, решив рассмотреть вопрос естественного сближения агентов «Торина» и «Вала» чуть позже, после того как бывший снайпер «Рыбка» покинет родную страну в поисках самого себя, нового смысла жизни и ответов на насущные вопросы. Незавершенная беседа, касающаяся куаранны, тоже значилась в ближайших планах Джисона, и занимала второе по важности место после проводов Хенджина и вынесения решения Национальной Ассамблеей о чипировании «одаренных». Один из вопросов навевал грусть, смешанную с надеждой, а второй внушал растущие с каждым днем опасения. В любом случае Хван временно вырвался из тисков системы, потеряв последние крохи дара. Безжалостная машина выплюнула его, как сломанный гвоздик, несмотря на все уверения Бан Чана в обратном. Но в организации остался Чонин – маленькая ведьма, не так давно спасенная агентами «JYP» из лап преступников, и Хенджин не собирался покидать своего младшего товарища. Он мечтал вернуться в организацию обновленным, набравшимся сил и необходимых знаний, готовясь стать для Чонина лучшим «смотрящим» на свете. Теперь Джисон понял, о чем Хван вел речь на недавнем собрании, ставшем для него, как для «гифта», последним (хотя, технически, он им не являлся к тому времени вот уже как несколько дней) и по какой причине Сынмин не соизволил приехать в аэропорт. Настроение экс-агента показалось Джисону странным – исчезла нервозность, маскирующаяся под кокетливость, укоротились и потемнели волосы, придавшие образу деловитой строгости, и даже исчезли из мочек ушей любимые длинные серьги, касающиеся подвеской ключицы. Вместо этого пальцы Хенджина были перепачканы следами акварели, а на шейном ремне висел новехонький Nikon Z50 Kit. Бывший «гифт» излучал несвойственное ему прежде спокойствие и, очевидно, мыслями находился далеко от офиса «JYP». Тибет. Разве существовало на планете более подходящее место для того, чтобы потерявший жизненные силы и ориентиры человек мог не просто восстановиться и найти ответы на мучащие его вопросы, но и открыть в себе новые грани характера? Несомненно, Хенджин принял правильное решение, кто бы ему ни помог сделать выбор. Джисон убрал айфон в нагрудный карман куртки и подошел поближе к друзьям. - Никто не хочет пропустить по стаканчику колы? – спросил он. - Я в туалет, – пробасил Феликс. - Я тоже рядом поболтаюсь. Время еще есть, – откликнулся Чанбин, ловя улыбку островной сирены. «Тьфу ты, гадость какая! Уровень сахара в моей крови подскочил до критического!», скривился Хан. - У нас с Нинни есть парочка вопросов, которые надо перетереть. Да и Бан-хену нужно звякнуть, сказать, что я все еще топчу корейскую землю, – Хван замахал руками. – Но мы еще вернемся, сильно не разбегайтесь. - Ну и черт с вами. - Присмотришь за багажом? – попросил Хенджин Джисона. - Да кому вообще нужны твои старые трусы?! – смотрящий закатил глаза, демонстрируя свое отношение к просьбе. - Попрошу! – возмутился Хван. – Там не меньше десяти пар слипов из последней коллекции Calvin Klein! - Ты что, решил устроить парад нижнего белья?! – ахнул Джисон, вытаращившись на чемодан приятеля. – Это запрещенный прием против монашков ти… – Хан замолчал, прикусив губу. К его вящей радости Хенджин не расслышал концовки фразы, зато она достигла ушей лунной сирены, сердито зыркнувшего на любовника из-под густой челки. - Что? - Н-ничего… Ладно… Присмотрю я за твоими портками. Вали куда собирался. Не хочешь колы – не надо, сам всю выпью, – проворчал Хан. Хенджин рассмеялся. - Еще успеется. - Ага. Иди. А то вдруг самолет объявят, а ты где-то бродишь. - Я недалеко. - Угу. Компания разбрелась кто куда, и рядом с Джисоном остались стоять только Минхо и чемодан Хенджина, красующийся наклейками и алой опознавательной лентой. - Ну класс! – вздохнул Хан, с разбега плюхнувшись в кресло, издавшее крайне неприличный звук. Минхо неслышно опустился на соседнее сиденье. - Я правда поначалу не знал, куда летит Хенджин, – голос сирены звучал виновато. – И не собирался от тебя скрывать. - Но мне сообщить не удосужился. Только не говори, что к слову не пришлось. Бесит эта фраза, сил нет. - Я никогда такой фразы не произносил. - Знаю. Бывший любил говорить, – бездумно отмахнулся Джисон, пиная носком кроссовки чемодан Хенджина. «Ой!» Сидящий рядом Минхо на секунду закаменел, но уже через мгновенье отмер и громко фыркнул: - Один-один. - Слушай, прости, – затараторил Хан. – Мне, конечно, было неприятно оказаться тем единственным человеком, кого Хенджин не посвятил в свои планы, но я не со зла и не спецом так сказал. Просто вырвалось. Серьезно. Забей. Извини, ладно? То есть, я злюсь, по правде говоря… но ляпнул про бывшего не по этой причине. Блядь! Ладно, забудь. - Хенджин никому ничего не рассказывал. И не только о Тибете, – приглушенный голос Минхо звучал громче горна. - Ну да. Любовники замолчали. Неловкая тишина нечасто гостила между ними. - А что там с бывшим? – Ли сгорбился, зажав ладони между колен. Холл пересекло шумное семейство вьетнамцев – родители, разменявшие пятый десяток, и восемь однополых копий, сыновей-погодок. Минхо проводил взглядом стайку детворы, скрывшуюся в дверях туалета. Не повезло тем беднягам, которым приспичило отлить в то же время, что и многодетной семье. - Ничего, – пробурчал Джисон, пряча глаза. - Это который? - Забудь! – простонал Хан. - Не, погоди… это тот, с которым ты в выпускном классе встречался? Или сосед? Или тот, с которым ты в летнем лагере в одной комнате жил? А, может… - Хен, ты так сейчас говоришь, как будто я шлюха какая-то! – вспылил Джисон. В ушах зашумело – то ли от гнева, то ли от обиды, а может, и от всего сразу. Слова, произнесенные Минхо, кольнули сердце болезненным уколом. - Я никогда такого не говорил. И думать не думал. Я не знаю, откуда в твоей голове взялись такие мысли, Хани, – дрогнувший голос сирены звучал обиженно. – Просто хочу сказать, что каждый человек обладает правом оставить для себя личный кусочек вселенной. И Хенджин, вообще-то, был не обязан рассказывать нам о своих планах в подробностях. Он даже мог просто передумать по пути в Пекин. О Лхасе я узнал случайно… Даже, скорее, догадался. Но расспрашивать Джинни не стал. Да и зачем? – Ли рвано вздохнул. Джисон боялся посмотреть в его сторону, уставившись впереди себя остекленевшим взглядом. Нечасто им с хеном выпадало ругаться и, кажется, происходящий разговор грозился обернуться той самой редкой между ними размолвкой. Хан смертельно ненавидел ссоры с Минхо – его трясло от одной только мысли о них, но природное упрямство не позволяло извиниться и взять свои слова назад. Смирению он так и не научился за все годы отношений с Ли. Вопреки своему горделивому характеру, именно Минхо чаще всего делал первый шаг к мировой, даже в том случае, если Джисон был стопроцентно неправ. Но на этот раз, кажется, сирену сильно задели слова любовника. - Похоже, и я не все о тебе знаю, Сони. И это нормально. - Просто мне страшно, – Хан не сумел удержать рвущие наружу слова. Минхо молчал. - Наша команда… не знаю, чего дальше ждать… и Хенджин тоже… мы с ним не очень ладили… не всегда, по крайней мере, но я даже подумать боюсь, что он сейчас переживает, лишившись дара… и ты… ты тоже… словно отдаляешься от меня… теперь я понимаю, как Бан-хену хреново… когда пытаешься что-то удержать, а оно само ускользает из рук, как будто не хочет с тобой оставаться… и тебе бесполезно предпринимать любые усилия, потому что… потому что… не знаю… Я не знаю, что чувствую по этому поводу. Наверное, ничего хорошего. Я не собирался никого обижать… правда, хен. - Но при этом чувствуешь обиженным себя? - Глупо, правда? Знаю, что глупо, – в носу у «гифта» противно защипало. - Ты так говоришь только из-за команды, из-за произошедшего с Хенджином или потому что считаешь нашу беседу о куаранне отказом тебе? – слова слетали с губ Минхо осенней листвой. На сей раз промолчал Джисон. - Наверное, все вместе? – свет электрических ламп играл на ресницах лунной сирены холодными бликами. Хан не ответил. Горячие пальцы ведьмы накрыли ладонь «смотрящего» плотным куполом. - Эй… - Тупо было говорить о бывшем, да? Я знаю, можешь не соглашаться даже… я и сам понимаю… извини, – «гифт» низко опустил голову. Пинающий багаж кроссовок начала расплываться в глазах мутным пятном подступающих слез. «Этого еще только не хватало!» - Перечислять твоих бывших тоже было не самым умным поступком с моей стороны. Так что… и ты – прости меня, хорошо? – прошелестела ведьма. – Это было низко с моей стороны. - Наверное… – выдавил вялое согласие «смотрящий». - Он обидел тебя? - Что? – встрепенулся Хан. – Кто? - Бывший. Ну тот, кто говорил тебе ту дурацкую фразу. - А… нет… не очень… - Сильно? - Немного. Мы быстро разбежались. - Ты не рассказывал мне о нем. - Разве? - Я бы не забыл такое. - Да я толком имени его не помню, – Джисон украдкой утер одинокую слезу, ползущую по щеке. – Так, ерунда. Пару недель погуляли и разошлись. Надоели друг другу, наверное. Такое часто бывает. Просто в памяти всплыло почему-то, вот и все. Вранье, конечно. Киен, студент-заочник, старше Джисона на пять лет, стал его первым опытом в анальном сексе, чего забыть было попросту невозможно. Не самым удачным опытом, к слову. Киен предпочитал брать, а не отдавать; и на протяжении долгого времени Джисон считал подобного рода взаимоотношения абсолютно нормальными, пока однажды любовник не бросил «гифта», обвиняя его в излишней послушности. Случайная встреча у кассы в круглосуточном магазине вылилась в долгие полгода унижения и планомерного абьюза, о чем Хан стыдился рассказать даже Минхо, научившего его открытости желаний и заботе о партнере. Обладай Джисон способностью вычеркивать из памяти болезненные воспоминания, – и тогда нездоровые отношения с заочником встали бы первыми на очередь. Ли оказался прав в очередной раз: в душе каждого человека крылся метафорический шкаф со скелетом. И в случае Хана этим скелетом был Киен. - Вот как. - А почему ты спрашиваешь о нем? - Беспокоюсь, – Минхо расслабленно откинулся на спинку сиденья, выставив ноги, обутые в замшевые берцы цвета кофе с молоком, перед собой. А затем потянулся, словно кошка, крепко упершись носками стоп в пол. – Или ревную. Хан непонимающе моргнул. - Чего-чего? Ревнуешь? - Ага. - К кому это? К Киену, что ли? – «гифт» даже не заметил, как имя бывшего любовника вылетело изо рта, но сирена не повела и ухом. - Возможно. - Вот уж точно не тот человек, к кому стоило бы! - А к кому нужно? – ведьма резко избавилась от флера вальяжности, накренившись к любовнику всем корпусом. - Я… я не так выразился… – поспешил объясниться Джисон. Не хватало только усугубить недопонимание между ним и Ли. – Что за бред ты несешь?! Не надо меня ни к кому ревновать. Не к кому. У меня никого нет, кроме тебя. И не будет. Никогда. Как будто ты до сих пор этого не понял… – Джисон сосредоточенно уставился вперед – на сбившуюся в тесную кучку компанию, глядевшую несколькими парами глаз на информационное табло полетов. - Я никогда не отказывал тебе в куаранне, – виска «смотрящего» коснулось легкое дыхание сирены. Минхо тесно прижался к «гифту», игнорируя разделительную ручку сидения. – Просто хотел, чтобы ты полностью осознал, о чем я веду речь. - Я понял. - Не уверен, Хани. - Ладно. Как знаешь. Беседа неумолимо оборачивалась набором междометий и недоговорок. - Но я не отказывал тебе. Наоборот. Я хочу пройти с тобой обряд. Джисон осторожно скосил взгляд влево, встречаясь с теплыми карими глазами сирены. - Чего?! - Я ни единым словом тебе не отказал. - Погоди! – Хан едва не подскочил на месте, отпинывая несчастный багаж Хенджина подальше от себя. – Ты мне сейчас голову морочишь? Морочишь ведь, да? Не пойму только, зачем… - Ничего подобного, – Минхо с тоской посмотрел на чемодан, едва державшийся на крохотных, не предназначенных для долгих трудных путешествий колесиках. Скорее всего, после пары пересадок Хвана ожидает неприятный сюрприз в виде бреши в бюджете. А всего-то стоило переплатить пару сотен вон и приобрести не разрекламированную, но надежную покупку. Некоторые свои жизненные приоритеты Хенджину только предстояло пересмотреть. – Пожалей вещи, они ни в чем не виноваты. - Да плевать на этот баул! - Не плевать. Успокойся. - Я спокоен. - Нет, ты психуешь. Хани, выдохни, пожалуйста, – Ли четко разделял каждый слог. - Я… Да, я психую! – признался Джисон, подпрыгивая на месте. - Смысл? Энергию только попросту расходуешь. Я понимаю, что сил у тебя очень много, но имеет резон потратить их на что-то иное. - Например? - Например, на свадебное путешествие… Господи, ну что ж ты никогда не даешь договорить, а? – сокрушенно ахнул Минхо. - Потому что я совершенно точно слышал, как ты сказал мне… - Иногда твой рот и впрямь стоит занять полезными вещами, – проворчал Ли. – И это абсолютно точно будут не слова. «Гифт» поджал губы. - Я точно знаю, что я слышал. - Нет, милый, – Минхо ласково коснулся плеча «гифта». В мочках сирены блеснули серьги-пуссеты, подарок Джисона на день рождения, – обрамленные платиной голубые топазы, принявший вид крохотных снежинок. – Больше всего на свете ты боялся услышать отказ, и поэтому любые мои слова, кроме прямого согласия, стал воспринимать именно так. Но я не отказывал тебе. Никогда. Совсем наоборот. Просто я хотел, чтобы ты осознал, на какой шаг решаешься, пройдя куаранну. Вспомни, о чем мы с тобой говорили в тот вечер. Пойми, что стоит за обрядом. Это – истинная вечность, понимаешь? Не избитая, давно ставшая банальностью фраза «пока смерть не разлучит нас», а бесконечность, разделенная на двоих. Встреча, которую ты можешь не захотеть после кончины, но на которую будешь обречен клятвой. Прошлая жизнь вернется, в конечном счете. Она приведет тебя к тому, с кем ты провел церемонию, даже если позабыл о ней или решил, что больше не хочешь быть с этим человеком. Но обряд это – двери, через которые нет возврата назад. Существование вне времени и жизни. Куаранна – та самая вечность, воспеваемая в мифах и легендах. Шаг в бесконечность без возможности сделать обратный ход. Наши души будут неразрывно связаны… точнее, нет… не станет больше никаких душ. Будет только одна, рожденная из двух. Хани, любовь моя… вот что значит пройти куаранну. Я хочу, чтобы ты понял именно это. Куаранна – согласие стать безвременьем без возможности отмены хода. - И ты готов пройти ее со мной? – спросил Джисон после длительного молчания. - Да, – не обращая внимания на любопытные взгляды, Минхо поместил лицо любовника в ладони, словно зачерпнул родниковой воды из лесного родника. – Да, – повторил он. – Но только после того, как ты все хорошенько обдумаешь. Ни день, ни два и ни месяц… Хан проводил взглядом компанию, отыскавшую на информационном табло строчку нужного им рейса и заспешившую к регистрационной стойке. - Я готов, – он потерся щекой о ладонь сирены. – Мой ответ не изменится. Ни через час, ни через год. Но если ты ставишь такое условие, то я выполню его. - На нас смотрят со всех сторон, – посетовал Минхо. На пару и впрямь таращилась пожилая европейка, не сумевшая сладить с любопытством. Глазированное эскимо, которое она держала в руках, стремительно таяло в теплом помещении аэропорта, и крупные шоколадные капли падали на грудь, бесцеремонно выпирающую из тесного лифа платья. - Завидуют, наверное. Но ты первым начал меня лапать, – напомнил Хан, прослеживая за взглядом сирены, направленным на пожилую незнакомку. - Начал, – согласился Ли. – А поцелую тебя немного попозже. - Заметано. Ущипнув «гифта» за ляжку (Хан едва не взвился, проглотив громкий возмущенный крик), ведьма легко, играючи подскочила с кресла. Бросив на любовника озорной взгляд через плечо, сирена поправила пояс джинсов, слишком широких даже для ее пышных бедер, и поинтересовалась: - Есть хочешь? А то у тебя в животе марш играет. - Да, пожалуй, – признался Джисон. - Пойдем в то кафе, где делают хот-доги. Когда мы проходили мимо, у меня чуть слюни не потекли от запаха. - Сил нет, – пожаловался Хан. - Твои варианты? - Взять меня на ручки или оказать услугу и принести дары в виде хот-дога и кофе прямо сюда. - Нахальство – твоя стихия, – усмехнулся Минхо. - Просто ножка болит, – пробубнил «гифт». От назревающей между любовниками ссоры не осталось и следа, как будто потухло не успевшее разгореться пламя свечи. - Сильно? – в голосе сирены плеснулось беспокойство. – Подвернул? Когда ты успел? - Да нет, все в порядке, – замахал руками Джисон, успокаивая ведьму. – Правду говорю! – цепкий взгляд Минхо изучил фигуру любовника на предмет повреждений. – Просто немного устал. Столько таскаемся по аэропорту… Мы тут уже… часов шесть? - Типа того. - Кошмар. - Эти кроссы – полное дерьмо, я тебе давно об этом твержу. - Знаю. Но моя ножка все равно уже ноет. А кроссы классные. Красивые же, правда? - В них надо ходить, а не любоваться ими со стороны, – Минхо не смягчал назидательного тона. – Натрудишь ногу, и вся твоя реабилитация полетит к чертям собачьим. - Мм… - Может, купить тебе болеутоляющее? Аптека совсем рядом. - Да нет, все в порядке. Ну серьезно, хен~а-а-а, – заныл «смотрящий». – Просто устал немного… и перенервничал. - Вот тебе и результат, – проворчал Минхо. – Ладно, так уж и быть. Ленивка. - Угу. Спасибо, хен, – Джисон блеснул солнечной улыбкой. – Я знал, что ты меня не подведешь. - Что тебе взять? – Ли стоило больших трудов удержаться от ответной улыбки. – С хот-догами мы разобрались, вроде. - Само собой. - А что еще? - Ведро американо. - Хорошо. Попрошу у них подходящую тару. Может, что и найдется, – рассмеялся Минхо. Сложив губы уточкой, он послал возлюбленному воздушный поцелуй. – Надумаешь еще что-то заказать – звони. Ну и, конечно, если рейс Хенджина объявят… Хотя, мне кажется, у нас еще пару часов в запасе точно есть. - Думаешь? – мгновенно скис «смотрящий». - Почти уверен. - С чего это вдруг? - Интуиция. - Кошачья? - Ага, – подмигнув, сирена резко крутанулась на месте – прорезиненные подошвы мягких берцев издали громкий противный звук. Минхо поморщился. – Все в них хорошо, но скрипят как твари… Джисон рассмеялся, соглашаясь с ведьмой. Покачивая бедрами, ступая по глянцевому полу зала ожидания столь мягко, словно вместо ног обладал лапками, Минхо удалился в кафе, приняв на себя роль добытчика. А Хан остался сидеть, оказавшись один на один со своими мыслями; возвращаясь воспоминаниями к ночи, ставшей в их отношениях с Ли очередной поворотной точкой. «Гифт» проследил взглядом за Феликсом, выходящим из мужской уборной. Из кресла, в котором расположился Джисон, открывался чудесный обзор на лестницу, ведущую на второй этаж, вестибюль с ровными рядами пластмассовых сидений и двери туалетных комнат, прячущихся в стенных проемах. Покинув уборную, островная сирена принялась в растерянности крутить головой. Смешно вытянув шею, Енбок даже не смотрел в сторону своей сентябрьской «близняшки», а только беспомощно глазел в пустоту, пока замешкавшийся у входа в Duty Free Чанбин не выкарабкался из тесной толпы покупателей и призывно не помахал Ли. И как только сирена увидела Со, то улыбнулась так солнечно, что едва не ослепила добрую половину посетителей аэропорта. Джисон удовлетворенно хмыкнул. «Только поглядите на них. Шапито какое-то… И это еще меня акробатом назвали! Да прям! Вот вам и номер с медведями, а вот и воздушная гимнастка под куполом цирка!» Подскочив к «смотрящему», Феликс едва не врезался в него, не рассчитав скорость. Стараясь удержать Ли от падения, Чанбин предупредительно подхватил юношу под локоть. Кажется, островная сирена даже не отдавала себе отчета в том, как привычно ее ладонь цепляется за куртку своего партнера. Хан пошевелился, скрещивая руки на груди. «Интересно, они уже переспали? Непохоже. Больно уж Ликс мнется… Хотя выглядит так, будто почти готов. Если они еще и не успели прыгнуть в койку, то до этого осталось недолго… Бля буду, если не так!», предположил «гифт». Его веки медленно опустились, не в силах бороться с дремотой. И едва глаза «смотрящего» закрылись, как сознание перенеслось на несколько недель назад – в их с Минхо спальню, погруженную в майскую ночь и сладкую негу, наступившую после достижения высшей точки экстаза. «Возьми меня… забери меня… испей меня… сожри меня… стань мною… любовь моя… И вечность покорится нам…», – шептал Ли, покрывая лицо возлюбленного короткими поцелуями. – Если ты желаешь – я расскажу тебе, милый.

***

О куаранне Минхо услышал случайно, в возрасте десяти лет. Знания о свадебном обряде древних ведьм от мальчика никто из родственниц-колдуний не скрывал, но и не слишком рвался рассказать ему о церемонии при первом вопросе, заданном, скорее, из детского любопытства, чем по какой-то иной причине. И позже Ли понял – почему. - С чего это вдруг тебя, ребенка, заинтересовала куаранна? – подозрительно сощурила глаза бабушка Минхо, когда внук впервые спросил ее о древнем обряде. Руки женщины, порхающие над кастрюлей с ароматной похлебкой, замерли. – Рановато тебе еще знать такие вещи, да и… Кто тебе вообще об этом рассказал?! - Не помню. Слышал от кого-то, – приподнявшись на цыпочках, маленькая сирена потянулась к столешнице, цапнув кусочек сырой моркови, нарубленной крупными прямоугольниками. - Хотела бы я знать – от кого, – острие кухонного ножа громко застучало по разделочной доске. – Руки! – цыкнула женщина. - Я только одну штучку взял, – проныл Минхо, запихивая в рот хрустящий слайс. Щеки мальчишки смешно раздулись, придавая лицу форму мягкого шарика с кнопкой-носом посередине. – Бубуль, рафкавы пра апрят! – промычал Ли. - Нет, – отрезала женщина. – Не сейчас. Мал еще. - Пфф, – надулся мальчик, примеряясь к еще одному кусочку моркови. - Если это Линхи тебе про куаранну рассказала – я ей голову оторву! Совсем у нахалки мозги прохудились! – проворчала старая ведьма и несильно шлепнула внука по ладошке. – Убери свои кошачьи лапы, я тебе говорю! Хочешь поточить зубы – возьми те куски, что лежат на тарелке на обеденном столе. Я для кого их нарезала? - Там некрасивые лежат, – проворчал Минхо, обиженно надувая губы, перепачканные оранжевым соком. - А ты что с морковкой делать собрался? – усмехнулась старая ведьма. – Есть или любоваться на нее? - И то и другое, – важно заявил мальчик. - Ну-ну, – хохотнула женщина. – Брысь, кошачья лапа! – она притворно потянулась за полотенцем, свисающим с батареи. – Брысь, я тебе говорю! Если ты думаешь, что я забыла, кто вчера вытащил из супа курицу и отнес ее уличным котам, то очень ошибаешься! Хо~я, выйди в коридор, или я и вправду разозлюсь. - Когда я немножко подрасту – расскажешь мне про куаранну, – обронил Минхо, неторопливо выплывая из кухни. - Ах ты, маленький… – ахнула ведьма. - Это был не вопрос! – сообщила сирена, увернувшись от летящего в спину полотенца. - Брысь!!! Старая ведьма возмущенно громыхнула поварешкой. - Он мне еще условия диктовать будет! Что же это делается такое?! И надо же было ему именно сиреной родиться. Почему не травницей, как почти все твои тетки-бабки? Ходил бы себе в лес, мох собирал… Так нет же! Ах… Далась ему эта куаранна! – ведунья сердито подняла крышку кастрюли и высыпала в кипящую жидкость горсть моркови, смешанную с дольками репчатого лука и губчатыми прямоугольниками обжаренного тофу. – Прибью! – в сердцах выкрикнула она. – Найду того, кто рассказал – и точно прибью! Гахи оказалась права. О ведьминском свадебном обряде, исчисляющемся веками (а по слухам – тысячелетиями) юному Минхо рассказала Линхи, одна из младших сестер бабушки, известная в прошлом кокетка, сменившая за долгие годы ни одного мужа и поклонника. Рассказала случайно, проболтавшись после вечера, проведенного у старой подруги, начавшегося с деревенских сплетен и закончившегося парой бутылочек рисового вина. - Эх… – посетовала женщина, усевшись на низкий табурет. Поманив читающего на веранде Минхо дрожащей рукой, она попросила мальчика помочь ей переобуться. – Вот сколько у меня мужей было, Хо~я… но ни с одним из них я куаранну не прошла бы… хотя всех из них любила… По-своему, конечно. Был, правда, один мужчина… но не мой… а привязывать его к себе на веки вечные я не стала. Не по-людски это. Да и не меня он любил, – в уголках морщинистых век старухи сверкнули слезы. – Того мужчины давно нет на свете. Умер. И жена его тоже. Даже раньше него. Болела сильно. Он очень страдал, когда она умерла. Но никто из них не являлся ведьмой, для того чтобы им было позволено пройти куаранну, так что… – Линхи печально усмехнулась. – Надо же, столько лет прошло, а я до сих пор не могу его забыть. Лица не помню, и имя почти стерлось из памяти, а голос его слышу, как наяву. Смешно, да? – старуха подхватила длинные юбки традиционного одеяния. – Перебрала я сегодня немного… - А что это? – Минхо был искренне поражен откровением родственницы, редко демонстрирующей чувствительную сторону характера. Линхи с юных лет слыла острой на язык сердцеедкой, и, несмотря на преклонный возраст, продолжала испытывать свои чары, без зазрения совести стреляя глазами по сторонам и глуховатым старичкам-ровесникам. - Мм? – женщина попыталась сфокусировать взгляд на мальчике. – Ты о чем? О куаранне, что ли? А твоя бабушка о ней не рассказывала? Маленькая сирена отрицательно помотала головой. - Тц! Глупо-то как. Ведьма! – женщина ткнула в мальчика указательным пальцем. – Она сама – ведьма… а тебе не рассказывает… Думает, что рано? А когда не рано? Когда ты помрешь? Или умрет та, с кем ты захочешь связать души? Тц! Смешно! Дурацкое решение. Лучше было бы все тебе рассказать! Не хочет она… тогда я… а! – Линхи нахмурилась, замолкнув. - А? – переспросил Минхо. – Что «а»? - А! – повторила женщина и скатилась на пол пьяным кулем, осев у ног маленькой сирены. - Хм, – заключил Минхо, осознавая всю тщетность своих усилий расспросить родственницу о неведомом ему ведьминском обряде. Однако манящее слово «куаранна» запомнил, о чем и принялся расспрашивать бабушку, возмущенную его не по возрасту ранним интересом к подобной теме. Слово свое Дахи сдержала. Игнорируя попытки внука заговорить о куаранне, она протянула до его семнадцатилетия, лелея тщетную надежду на то, что мальчик позабудет о своем интересе. Напрасно, конечно же. Памятью Ли мог посоперничать с лесным котом, годами хранящим в сердце как обиды, так и радости. Не потому, что был злопамятен, нет. Таким образом он набирался опыта – сравнивая, припоминая и приходя к выводам на основе полученных знаний. Первое, что сделал Минхо, вернувшись на время летних каникул в деревенский дом, так это скинул намявшие мозоли ботинки, опустился на пол веранды, с наслаждением вытянув ноги перед собой, и прикрыл глаза, прислушиваясь к пению садовых пичуг. А второе – до самых краев наполнил стакан домашним лимонадом и подсел к дремлющей бабушке на диван. - Бабуль, – промурлыкал внук. - А… чего… обедать пора? Сейчас… – подхватилась пожилая колдунья. Сирена не отрывала взгляда от бабушки. Гахи отправилась на кухню, где взялась за стряпню, и Ли тенью последовал за женщиной. Водрузив на плиту чугунный чан, ведунья наполнила его заранее отваренным мясным бульоном и принялась строгать овощи. Усевшись за кухонный стол, Минхо лениво потягивал лимонад через трубочку и молчал, не сводя с бабушки глубоких темных глаз. – Ну? – спросила Дахи, оправляя в чан первую партию крупно нарезанной редьки. – Чего ты хотел? Я же не слепая. Вижу, как ты на меня таращишься весь день своими кошачьими зеньками. Только я тебе не мышка. Нечего меня гипнотизировать! Говори что хотел. - Бабу-у-у-ль, – звук, который извлекали связки Минхо, напоминал горловое пение. - Ты не смей так мурлыкать! Слышь, мальчишка! Если вздумал на мне «песню» отрабатывать, так это ты зря стараешься. Поумнее тебя буду. Не первый год на свете живу. Или хочешь в лоб ложкой получить? – бросила женщина через плечо. - У нас тут с одним травником вышел нелепый спор, – Минхо проигнорировал угрозу, уподобившись коту, застигнутому врасплох во время кражи мясной вырезки; но тон голоса изменил на более легкий и привычный для слуха. - Ну? - Точнее… нам дали задание приготовить доклад. - Так… - Про древние обряды и обычаи. А я даже не смог толком ничего сказать, кроме мелочей, которые и так знаю… - Понятно, куда ты клонишь. - Разве? – поболтав трубочкой в стакане, Минхо опрокинул в желудок остатки прохладительного напитка и поморщился. Недавно залеченный зуб откликнулся легкой болью – не так уж и хорош оказался стоматолог, за работу которого сирена выложила сумму, равную его трехмесячной зарплате в ресторане морепродуктов. - У нас уже был подобный разговор несколько лет назад, – накрыв чан крышкой, Дахи оставила бульон медленно подогреваться и, ослабив завязки фартука, присоединилась к внуку, усевшись за стол. - Так ты помнишь? - Ты, похоже, тоже не забывал о нем. Минхо пожал плечами. Отставив пустой стакан в сторону, он подпер подбородок рукой и устремил задумчивый взгляд в окно – в старый яблоневый сад. Теплый июльский ветер лениво шевелил кроны деревьев, усеивая густую траву мелкой падалицей, а на ветвях раскачивались тяжелые, краснеющие боками плоды. Год выдался чрезвычайно урожайным: яблок хватало как для вяления, так и для с выполнения самой завидной роли – оказаться на столе в виде ароматной начинки для пышного пирога, покрытого тонким слоем сахарной пудры. Компот, приготовленный из сухофруктов, Минхо не любил – ему он предпочитал сочный вкус поздних сортов. - Что ж… – Дахи проследила за взглядом внука, направленным на плодовое дерево, раскинувшее коряжистые ветви над землей. – Старая яблоня стала совсем старой, – вздохнула пожилая ведьма. – Она знавала меня еще ребенком. И мою маму, – твою прабабку, – тоже. Удивительное дерево… оно столько помнит. Любовь, беду, сражения, примирения, расставания, рождение новых людей… – улыбка тронула губы женщины. – Свадьбы… Минхо посмотрел на бабушку, устремившую взгляд далеко за горизонт – в ту эпоху, в которую ее мать сочеталась вторым браком, признаваясь в любви японскому офицеру, но в сердце храня чувства лишь к одному человеку – к лежащему под могильной плитой мужчине, с которым прошла обряд вечности. - Мама любила господина Танашику. По-своему, конечно. Но до папы ему было далеко… С отцом она прошла куаранну и, упокоившись здесь, на земле, отыскала его душу за гранью миров, навеки став с ним единым целым… А вот я на обряд с твоим дедом так и не решилась, – голос Дахи дрогнул. Женщина тряхнула головой, отгоняя стайку воспоминаний, и смущенно поправила выбившуюся из прически прядку седых волос. Золотистая лапка солнечного зайчика скользнула по испещренному глубокими морщинами лицу ведуньи, и сирене на секунду показалось, что сквозь толщу прожитых лет на него взглянула не старуха, а юная девушка. – Струсила, почему-то. Потом пожалела. Но что уж плакать теперь, – Дахи накрыла аккуратные пальцы сирены шершавой ладонью. – Значит, все еще хочешь знать о куаранне? Упрямый ты кот… Я расскажу тебе. И, надеюсь, ты правильно расценишь мои слова. Минхо сдержанно кивнул. - Куаранна – дорога в вечность для двух душ, становящихся одним целым, – старая ведьма поймала недоуменный взгляд внука. – Не понимаешь? - Н-не совсем… – покачав головой, сирена расписалась в своей неосведомленности, но на деле слукавила. Ведьма потратила немало времени на то, чтобы собрать крохи информации о древнем обряде, но все они были настолько хаотичны и неструктурированны, а факты больше напоминали домыслы, лишенные любой логики, что стало проще расписаться в незнании. - Хорошо. Слушай меня, – убавив огонь под чаном до минимума, оставив гореть только слабый голубой огонек, женщина разгладила ладонями белую ткань скатерти. – Говоря о куаранне как о ритуале, ведущем две души в вечность, я не преувеличивала, мальчик мой. Все так и есть. И далеко не каждый осмелится пройти его, поняв скрытую суть обряда. А после этого – не сбежать. Прошедшие куаранну получают нечто большее, чем признание и чувства. Они разделяют меж собой само время. «Мои глаза будут твоими глазами», – нараспев произнесла Дахи. – Так звучит клятва куаранны. «Мое сердце превратится в твое», – продолжила выводить голосом старая ведьма. – «Дыхание мы поделим на двоих. Ступая по земле, я исхожу ее твоими ногами. Обнимая тебя, я отдам тебе мои кости, жилы и кровь. Ничто, ни люди, ни звери, ни голод, ни зной не смогут разделить нас. Смерть явится для нас новой встречей… и души наши будут жить вечно, как одно целое… Возьми меня… забери меня… испей меня… сожри меня… стань мною… любовь моя… И вечность покорится нам…» Минхо замер, поразившись глубинным нотам клятвы-песни. В ней было все: нежность, страсть, умиротворение, гнев, принятие, отречение от мирского и предвкушение слияния с вечным – с тем самым чувством, единственной любовью, что поэты древних времен поспевали в стихах, но найти которое удавалось далеко не каждому. Расставаться с подобным волшебством не было никаких сил. - Жизнь на земле – всего лишь миг, сотканный из обрывков тысяч реальностей. Но куаранна способна подарить избранным шанс пересечь пределы конечного мира. - Бабуль, ты… ты говоришь о бессмертии? – язык сирены налился свинцовой тяжестью, двигаясь лениво и неповоротливо. - Это только часть дара куаранны, – узловатые пальцы замерли, прекратив разглаживать ткань. – Разделив его со своей любовью, вы обретете с ней новую сущность. - Что это значит? - Во-первых, то, что обряду не одна сотня лет. - Выходит, это правда. Такая древность… - Во-вторых, то, что энергетически церемония очень сложна, еще и потому это – ведьминская свадьба. В прежние времена куаранна скрепляла брак исключительно между ведьмами. Но с годами обряд претерпел некоторые изменения. Какие? – предвосхитила вопрос внука женщина. – Хорошие или плохие? Однозначно не скажешь. Но именно благодаря им твоя прабабка вышла замуж за простого землевладельца и… – ведьма хитро улыбнулась, – отказалась участвовать в массовой оргии. - Чего? – падающая челюсть сирены едва не сравнялась с полом. – Я не… - Кажется, слухи о столь пикантной детали обряда твоих ушей все-таки не достигли. Мне выпала честь лицезреть твою удивленную мордашку. Нечасто увидишь подобное, – с довольным видом похихикала женщина. - Бабушка, ты шутишь? - С чего это? Нет! – возмутилась пожилая ведьма. – Раз уж я взялась рассказать о куараннне, то решила быть с тобой полностью откровенной. Заметь! – Дахи выпрямила указательный палец и наставнически подчеркнула: – Групповая оргия. Гру-ппо-вая! - Интересная деталь. Продолжай, бабуль, – в горле сирены пекло как в полуденной пустыне Сахаре. - Если ты думаешь, что обряд – это всего лишь повод для банального блуда, то глубоко ошибаешься. «Да неужели!?» - К главной паре вечера, совокупляющейся на жертвенном камне, никто и пальцем не прикасается. Кроме самих виновников торжества, конечно. - Прям от сердца отлегло, – съязвил Минхо, искренне обрадовавшись тому, что успел расправиться с домашним лимонадом задолго до начала разговора. - Кроме шуток, – посерьезнела пожилая ведьма. – Каждый этап церемонии был пропитан символизмом. Но многие детали обряда по прошествии времени отпали за ненадобностью… - Такие как оргии? – кисло спросил Минхо. – Групповые, – спустя мгновенье уточнил он. - Удивишься, но… нет. - О! - Насчет оргий каждый решает сам за себя. В древности они помогали людям влить в семьи здоровую свежую кровь. В наше время куаранна обходится без подобных игрищ, но и проводится весьма нечасто. А следовать ли первоначальным этапам обряда – такого рода решение принимать только молодоженам. Признаюсь, когда-то выбора им предоставлялось меньше. И все-таки куаранна не лишена определенной доли морали… – женщина возмущенно поджала губы. – И не делай такое лицо! - Звучит ободряюще. А если подробнее? - Для начала – молодожены должны достигнуть совершеннолетия. Да, в давние времена ты уже мог считаться взрослым мужчиной в свои годы, но не в наши дни. Вторым условием являлось обоюдное согласие молодоженов. Предложить пройти церемонию был волен любой из пары: старший, младший, мужчина, женщина… без разницы. Куаранна – значит равенство. - Не каждому это придется по вкусу, – заметил Минхо. - Тогда и говорить не о чем! – отрезала Дахи. – Куаранна проводится только так и никак иначе. Так же, как и исключает любое вмешательство или давление. - Уверен, что существует немало возможностей повлиять на пару… - В этом нет смысла, – возразила пожилая ведьма, – поверь мне, мальчик мой. Куаранна не подразумевает выгоду для сторонних. Никаких земель в наследство, никакого золота или драгоценных камней, скота или домов… Эта история совсем о другом. О незримом сокровище, доступном лишь для двоих. - Мм, – задумчивый взгляд сирены скользнул по дверце кухонного шкафчика – дело рук отца-краснодеревщика, подарившего стволу яблони вторую жизнь. – А что ты говорила про оргии? - А-а-а, – ведунья вздохнула с притворным сожалением. – Мальчик ты у меня взрослый… почти… Тебя не должны удивлять некоторые «особенности» обряда, тем более те, что в наши дни никто не практикует. - Это какие? Неужели оргии отменили? - Ну… – лицо Дахи приняло выражение смертельной серьезности, – истинным следователям куаранны никто оргии проводить не запрещает. Прикасайся к вечному, так сказать. Минхо фыркнул. - Ой. - Не покидая священного капища, конечно, на территорию которого невозможно попасть постороннему, – уточнила ведунья. - Очень предусмотрительно. - Лет десять назад ходили слухи о куаранне, совершенной на Чеджу. Точно не могу сказать – правдой это было или обычными сплетнями. По разговорам, – ведьма внимательно следила за реакцией внука, скрывая интерес за расслабленной мимикой, – церемония соединила души двух девушек. Однополую пару, как сейчас принято выражаться. Ресницы сирены мелко задрожали. Женщина с удовлетворением отметила для себя, что ее слова поразили нужную цель. Для Дахи не был новостью тот факт, что любовный интерес внука по большей части касался представителей мужского пола, а не женского. Брошенным вскользь замечанием она дала понять Минхо, что знает и поддерживает его выбор. - Надеюсь, они проводили обряд не в Love Land?, – Ли не смог удержаться от едкой остроты. - И кто бы из мэрии им это позволил? Да и зачем? Мало на острове подходящих мест, что ли? Взять ту же частную мандариновую рощу, чем та плоха? – заявила Дахи. – Хоть день-деньской там проводи – и куаранну, и Рождество, и Чусок. - Ну… то есть оргия была? - Понятия не имею. Слухи это всегда слухи, что с них взять? Но если вспомнить то, что на Чеджу по-прежнему главенствует матриархат, а одной из девушек была внучка известной в прошлом хэнё, то, может, болтовня о морской оргии не такая уж и выдумка. По крайней мере, все необходимые элементы куаранны у них были прямо перед носом – солнце, вода, деревья. Вот уж повезло так повезло. О так называемых природных элементах церемонии, части памяти, пришедшей из веков, Минхо уже слышал – наткнулся на мемуары одного из жителей провинции Чолла-Намдо, ныне почившего, но успевшего до своей смерти рассказать внуку-этнологу свидетельства дней юности. Потомок записал путаную линию воспоминаний деда как байку, разместив очерк в сетевом дневнике. Заметки давно не обновлялись. Мужчина забросил свое занятие – последней датой очерка значился декабрь тремя годами раньше. В чем бы ни состояла причина потери интереса к церемонии, которую однажды посчастливилось посетить его предку, этнолог потрудился подробно записать рассказ деда, благодаря чему Минхо получил некоторое представление о таинстве. Старику из Йосу удалось стать свидетелем обряда, претерпевшего под натиском современности некоторые изменения, став более простым и понятным. Но даже будучи модернизированной, церемония не утратила самых важных черт, проистекающих из древности – соприкосновение природных элементов, таких как вода, солнце или луна (в зависимости от того, к какому виду принадлежала ведьма), огонь, земля, дерево и металл. Жертвенный камень, в центре которого пара молодоженов совершала публичное совокупление, постепенно перерастающее в групповое – ныне стал необязательными условием куаранны, так же, как и подношение силам природы в виде ягненка или домашней птицы. Неизменными атрибутами ведьминского бракосочетания оставались: родовые цвета свадебных одеяний, произносимая клятва, период, в который проводилась церемония (со второй недели апреля по последний день сентября), триада свидетелей, выставленная от каждой стороны будущих супругов, и ритуал крови, представляющий из себя ничто иное, как брачный языческий аналог адельфопоэзиса. Церемония длилась сутки – с рассвета до восхода солнца следующего дня, а гуляния на ведьминской свадьбе растягивались на недели и зависели исключительно от энергии, возраста и кошелька празднующих. Но внешняя часть обряда была лишь каплей в море сакрального значения куаранны. Благодаря церемонии души молодых становились единым целым. Пара шла по жизни рука об руку, и даже если бы весь земной мир сгинул в огненной геенне, молодые отыскали бы друг друга за чертой жизни, в чертогах вечного существования. Жизнь становилась ожиданием новой встречи. Случалось, что происходило несчастье, и один из супругов, прошедших куаранну, погибал, оставляя вторую половину в физическом одиночестве. Или умирал намного раньше первого из-за болезни или в силу возраста. В таком случае оставшийся в живых супруг имел полное право вступить в повторный брак, в той гражданской форме, которая поддерживалась большинством обычных людей. Это не считалось изменой или признанием серьезных чувств. Но заключать куаранну дважды строго-настрого запрещалось. На той стороне человека или ведьму ожидал его «вечный» супруг, вторая половинка единой души, жаждущая полного слияния, и только этот духовный союз, выходящий за рамки плотского, считался истинным. Обществом ведьм строго карались любые попытки вступить в повторный брак с помощью куаранны, навсегда лишая безумцев уважения и поддержки клана, оставляя их в полной изоляции и безденежье. Впрочем, высшие силы наказывали отступников самостоятельно, не нуждаясь в поддержке со стороны людского общества – швыряя предателей клятвы и их семьи в череду болезней и несчастий. Порой, сговариваясь, кланы решали прикончить «многоженцев», пытаясь спастись от справедливого возмездия вселенной, рикошетом затрагивающего членов их семей. Безбрежное счастье превращалось в тоску и ужас. Проносились столетия, и желающих вступить на тернистый путь колдовского обряда становилось все меньше. Оттого решившимся пройти куаранну предоставлялось время для обдумывания своего замысла. Система тройного вопроса тоже способствовала верному выбору – исходя от представителя ведьмовского рода в паре (как от наиболее знакомого с обрядом) в том случае, если суженным являлся обычный человек, или от того, кому предложили пройти обряд (когда пара состояла из двух колдуний). Три раза задавался вопрос: «согласишься ли ты разделить со мной вечность?», и три раза по правилам обряда необходимо было получить положительный ответ. Даже один отказ сводил шансы пройти куаранну к нулю. Ни развода, ни отказов, ни обратного действия произошедшему не существовало. - Куаранна – это не шутки, не красивые слова и не развлечение под луной. Тому, кто на нее решится, нужно крепко обдумать свои намерения, – Дахи с глухим стоном поднялась со стула – давал знать о себе прогрессирующий гонартроз. – Сиди-сиди, – ведунья махнула рукой, отказываясь принять помощь внука. Она тяжело, неторопливо повернулась к плите и прибавила огонь под конфоркой. Кухню мгновенно заполнило громкое бурление – звук кипящего бульона. – Странно, что ты сейчас спросил о куаранне. Но раз уж так сложилось… – женщина оперлась бедром о низкий подоконник, – я бы хотела, чтобы ты, Хо~я, отнесся к рассказу серьезно. А если найдется тот, кто захочет пройти с тобой обряд, то, как ведьма, ты будешь обязан взять на себя важную роль – объяснить суть церемонии. И, возможно, принять отказ от того, кто не отважится заключить с тобой брак. Или будет недостоин тебя. Только истинный возлюбленный заслуживает разделить с ведьмой безвременье, переступив законы земного. А ты, в свою очередь, будешь обязан принять тот факт, что отныне не существуешь только ради самого себя. И ты – это он, а он – это ты. Мир вокруг вас – всего лишь временная оболочка. Вот в чем таится правда. И тогда вечность покорится вам, мальчик мой, – Дахи рассмеялась. – Но пока тебе об этом рано думать. Да и человеческий брак вполне себе неплох. Может, тебе никогда и не придется обдумывать согласие на куаранну или отказ, и все… все будет идти само собой, как есть. Но, вопреки чаяниям старой ведьмы, такой человек нашелся. И ни один из трех поэтапных вопросов, ставящих перед ним выбор – согласие или отказ, его не смутил. Обиделся Джисон лишь на то, что, как ему показалось, было нежеланием самого Минхо пройти обряд. Юный упрямец намеревался стать единственным возлюбленным лунной сирены. Ну а куаранна просто подарила ему возможность превратить земные годы жизни в вечность.

***

- Все-таки ты мой маленький сталкер, – Минхо нежно подул спящему Джисону на лицо – легкий зефир с ароматом американо, выпитого по пути из кафе. Хан дремал, смешно поджав ноги под себя, и обосновавшаяся на соседнем ряду кресел аджумма, занявшая три сиденья разом, бросала на спящего юношу осуждающий взгляд. – Я не смею даже помыслить о том, чтобы прожить без тебя хотя бы один день… Ресницы «смотрящего» лениво вздрогнули, не желая взмывать над потяжелевшими от усталости веками. – Твой кофе почти остыл. Проснись, мой милый, – сирена погладила щеку возлюбленного, очертив линию от скулы до подбородка. На нижней фаланге безымянного пальца сверкнул золотом ободок помолвочного кольца. – Самолет Хенджина уже объявили. Джисон неохотно приподнял веки, обнажив мутноватые, рефлекторно сузившиеся зрачки. - Хм-м? – расслабленная ладонь потерла глаза. Шум не ведающего отдыха аэропорта обрушился на «гифта» снежной лавиной. К регистрационным стойкам сломя голову бежали пассажиры, размахивающие билетами словно флагами; жалобно скрипели колесики чемоданов, угрожающие подломиться от веса, превышающего положенные нормы багажа; и со всех сторон разносились взволнованные крики провожающих, среди которых можно было услышать и хорошо знакомые Хану голоса. Минхо протянул «смотрящему» бумажный стаканчик, выполненный в цветах сине-желто-зеленой эмблемы аэропорта Инчхон. Глубокий взгляд сирены таил на дне бархатистых глаз щемящую сердце нежность. Отдав кофе Джисону, Ли замешкался, задержав ладонь на тонком запястье любовника. - Нам пора. - Ага, – мысли в голове Хана сплелись в клубок, состоящий из слов сожалений и банальных прощальных фраз. Джисон вздохнул, делая шаг вперед – по направлению к Хенджину, томящемуся в хвосте очереди на регистрацию. «Гифт» крепко стиснул стаканчик в руках, игнорируя кусающий пальцы жар, для которого стенки капхолдера не стали помехой. «Мы двигаемся вместе с вами к лучшему будущему!», гласила оптимистичная надпись на картонной манжете. - Хани! – позвал «Бастет». Джисон порывисто обернулся назад – на Минхо, оставшегося стоять подле кресла. - Ты идешь? – недоуменно спросил он. - В самую вечность. - Что-что? – «гифт» непонимающе моргнул. - Первое предложение сделал мне ты, но сейчас дело за мной. - Ты… О чем ты? – Джисон бросил беспомощный взгляд на хвост очереди, быстро продвигающейся к стойкам ресепшена. - Я хочу, чтобы ты разделил со мной вечность, Хани. Это мое истинное желание. Джисон замер. - Хен… - Не самое подходящее место для признаний, но… разве ты… разве ты не родился для того, чтобы быть со мной? – Ли мелко заморгал. - Чтобы быть твоим «смотрящим», – машинально поправил ведьму «гифт». Стаканчик с кофе обжег внутреннюю сторону ладони юноши негасимым огнем. - Это одно и то же, – улыбка сирены еще никогда не была такой притягательной, как в минуту предложения куаранны своему возлюбленному. - Хен, зачем ты спрашиваешь, когда и так знаешь мой ответ? – Джисон крепко, до боли зажмурил глаза. Происходящее казалось ему сладким сном. - Хани… - Я родился для того, чтобы быть с тобой, – «смотрящий» бесстрашно распахнул глаза. – Для того, чтобы разделить с тобой вечность, – негромко произнес Джисон, но сирена слышала каждое его слово так ясно, как если бы они стояли в абсолютной тишине, лишенной чужого присутствия. Где-то, в ином мире, – там, где один его друг покидал страну в поисках нового «я», а другой неумолимо избавлялся от прошлого, сковывающего сердце предрассудками, – ревел многоголосьем аэропорт; но вселенная двух людей, предназначенных друг для друга, сузилась до размера игольного ушка. Минхо смотрел на Джисона, как в последний раз, не в силах отвести от него взгляда – помятого, сонного, переминающего с ноги на ногу в нелепых неудобных кроссовках, – и никого не видел, кроме него. Все ответы на заданные им вопросы нашлись.