Штамм L0V3

      Шум ручья звучал умиротворяюще. Зима вступила в свои права, и лесная земля каждое утро была укрыта тусклым белым покрывалом. А ручей продолжал течь, хотя большинство из них до весны застывают неровной ледяной лентой.       Жизнь среди смерти.       Нам удалось найти достаточно большую поляну чтобы потренироваться. Я прицелилась и выпустила три пули. Обычно для оценки точности стрельбы нужно минимум пятнадцать, но я все же пыталась быть экономной: нетронутые оружейные магазины будут не всегда. Мы подошли к дереву, в намеченный крест попала только одна, вторая - в паре-тройке дюймов, а вот третья ушла выше примерно на полфута. Длинные бледные пальцы огладили поврежденную кору дерева, Питер повернулся ко мне и ласково улыбнулся.       - Превосходный результат, дорогуша.       Я коротко пожала плечами, стараясь подавить хвастливую ухмылку.       - Неплохой. У меня очень высокий процент попаданий, но все же не сотня. – Я махнула пистолетом в сторону того места, откуда стреляла. – Иди, я пока сделаю мишень.       Напарник, тем не менее, не послушался. Он терпеливо дождался, пока я выцарапаю ножом большой крест на соседнем дереве, после чего вместе со мной направился в указанное место. Едва мы достигли другого конца поляны, он развернулся и сразу принял правильную стойку. Он задержал дыхание, мне показалось, что его синие глаза на мгновение вспыхнули голубоватым светом.       Раздалось три громких хлопка, эхо зазвенело в верхушках заснеженных деревьев. Питер опустил пистолет, и мы снова пошли проверять результат. Древесина в середине креста обуглилась от трех находящихся рядом пуль. Было видно, что попали они в одну точку и неловко теснили друг друга прямо в центре. Я тихо вздохнула, подавляя удивление и легкое ощущение тошноты: с тех пор, как я показала ему основы, он всегда попадал точно в цель.       - Превосходно, как и всегда. Ты очень быстро учишься.       Напарник взглянул на меня так, будто он был преданным псом, услышавшим «хороший мальчик». Будь его воля, он бы, наверное, завилял хвостом.       - Спасибо, Роуз. У меня прекрасный учитель, вот и все.       - Не подлизывайся! – Я хлопнула его по предплечью, и мы пошли прочь из леса. – Я же понимаю, что это все твое чертово зрение. Ты всегда был таким глазастым?       - Честно говоря, нет, дорогуша. – Питер как-то виновато пожал плечами. – До моего… превращения я почти всегда носил линзы.       - Вот как? А почему не очки? – Я усмехнулась и бросила на него заинтересованный взгляд: я ничего не знала о его прошлом и, наверное, впервые мне стало любопытно, что за человек всегда был рядом со мной.       К моему удивлению, лицо напарника будто потемнело, взгляд стал злым и каким-то мертвым. Это настолько было не похоже на Питера, это даже не было похоже на него в тот раз, когда мы поссорились. Это был не гнев и не ярость, а чистая, ничем не замутненная ненависть.       - Моя… Моя мать носила очки. Я не хотел быть похожим на нее.       Это было так странно и непривычно, что я едва удержалась от того, чтобы сделать шаг в сторону. Мне было понятно, что можно не любить свою мать: в конце концов, я работала в полиции и повидала разных женщин, многим из которых стоило перевязать трубы еще при рождении. Но столкнуться с такой ненавистью и злобой для меня было чем-то новым и удивительно пугающим.       Питер, видимо, заметил что-то в моем лице, он пару раз моргнул и улыбнулся, злой остекленевший взгляд будто испарился. Он снова стал сами собой.       Или тем, кем он притворяется?       - Не бери в голову, дорогуша. Этот зомби-апокалипсис, полагаю, уничтожил почти всех людей, и моя мать уже давно среди мертвецов. Во всяком случае, я на это надеюсь. – Он коротко хохотнул, и от звука его смеха мне стало еще больше не по себе. Что сделала эта женщина, чтобы так сильно отвратить от себя собственного сына?       Мы вышли по протоптанной тропинке обратно к кемперу, Питер почти сразу залез в салон и завел мотор, я, закашлявшись, повесила куртку на соседнее сидение. Последние пару дней мне докучал кашель и легкое першение в горле, но я не придавала этому значение. Возможно, стоило быть более ответственной в вопросах своего здоровья в условиях апокалипсиса, но я не считала простуду настолько серьезной проблемой. Хотя напарник, очевидно, считал иначе: он озабоченно повернулся ко мне, услышав кашель.       - Роуз, дорогуша, может, заварить тебе чаю?       - Да я сама заварю, не заморачивайся. – Я небрежно махнула рукой и медленно прошла на кухню. В чайнике осталась вода, я включила газ, после чего чиркнула спичкой и бросила ее к конфорке, тут же вспыхнуло колечко голубоватых язычков пламени. Я не боялась ожогов и никогда не была трусливой, но почему-то я никогда не могла заставить себя поднести спичку так близко. Стоило моим пальцам оказаться возле конфорки, как я чувствовала, что начинают дрожать пальцы рядом с этим голубым пламенем, холодным и в то же время болезненно-обжигающим.       Со стороны водительского сидения раздался белый шум: Питер снова занялся поиском радиосигнала и крутил ручку магнитолы. Это была моя идея, напарник, наоборот, не разделял моей надежды на то что помимо нас могут быть другие выжившие, но он, как обычно, не мог мне отказать.       - Тебе сделать чай?       - Да, дорогуша, спасибо!       Я положила нам по чайному пакетику в кружки и стала ждать пока закипит вода. Как только из носика повалил густой пар, я взялась за ручку чайника, но сразу же согнулась от сильного кашля. Горло будто раздирало изнутри, в груди появилась неприятная тяжесть, которая осталась даже после приступа. На мои плечи легки прохладные пальцы.       - Роуз, ты заболела.       Я повернула лицо к Питеру, его болезненное бледное лицо выражало тревогу. Он тут же прижал меня к себе и коснулся губами моего лба.       - Ты горячая.       - Это просто ты холодный, ты сдох наполовину! – Сварливо отозвалась я. Но он был прав: с каждым днем я чувствовала себя все более паршиво. Если это закончится пневмонией, то спасти меня будет некому. – Дай «Тайленол».       Напарник тут же ринулся к полке, которую мы приспособили под аптечку, и сразу вытащил бутылочку с таблетками. Он вытряхнул на ладонь пару таблеток и передал их мне, я запила их водой из-под крана.       - Я не понимаю. Ты тепло одета, вокруг никого нет, я чувствую себя отлично. Как это могло произойти?       Голос Питера был встревоженным и каким-то больным. Я разлила кипяток по кружкам и пожала плечами.       - Видимо, продуло или еще что. Черт его знает, Пит, я не доктор. – Я сделала глоток, горячая жидкость как-то приятно обожгла горло, саднящее ощущение ненадолго исчезло. – Хорошо бы куриного бульона попить, конечно…       Я села за столик и подперла голову рукой. Уже второй день в теле была неприятная слабость, но сейчас, когда мы оба обратили на это внимание, игнорировать это состояние было сложно. Питер почему-то стал копаться на полках, быстро, но внимательно изучая наши припасы.       - Ты чего там ищешь-то?       - Хочу проверить, есть ли у нас бульонные кубики.       Поиски явно оказались бесплодными, Питер уперся руками в кухонную столешницу и коротко выдохнул. Замерев на пару секунд, он бросился к сидениям и подхватил свою куртку.       - Пит? – Я оглянулась на него, чувствуя растерянность от его порывистых нервных движений. – Куда ты собрался?       - Пробегусь до ближайшего супермаркета, посмотрю, что там есть. Может, готовые бульоны в пакетах еще не просрочены. – Он резко дернул молнию.       - А доехать не судьба? – Внутри меня стало расти раздражение. - Прекрати суетиться, я не умираю!       Внимательный и злой взгляд светящихся синих глаз будто прожег меня насквозь, холодный и испепеляющий одновременно. Мне показалось, что сердце на секунду пропустило удар, я замерла, словно загнанный волком заяц.       - И не умрешь. Я не допущу этого.       Тем не менее, он прислушался к моим словам и сел за руль. Мотор зарычал чуть громче и кемпер тронулся. Допивать чай не хотелось, я неловко поднялась и прошла в спальню. Сбросив обувь, я улеглась на кровать. Обычно я переносила простуду легко и никогда не придавала значения небольшому недомоганию, но в этот раз мне было хуже, чем обычно. Наверное, в этом была логика: свежих продуктов больше нет, организм постоянно в режиме выживания. Не удивительно, что какая-нибудь случайная бактерия способна вывести из строя.       Урчание мотора умиротворяло, таблетки, видимо, наконец-то подействовали, я почувствовала, что начинаю понемногу засыпать. Сквозь тягучую дрему я ощущала, как машина поворачивает, через несколько минут меня слегка качнуло по инерции: Питер припарковался. Но прежде чем хлопнула дверь кемпера, прошло еще несколько минут странного шуршания. И после того как я услышала хлопок двери, снаружи раздалась какая-то тихая возня. Тяжелая голова отказывалась подниматься с подушки, но странное тревожное чувство не давало мне спокойно уснуть. Я тихо скрипуче простонала и тяжело поднялась с кровати.       Казалось, что это все-таки сон, в котором все знакомо и незнакомо одновременно. Оба сидения были придвинуты к приборной панели, ремень безопасности на каждом из них был пристегнут очень странно. Он проходил сквозь ручку передней двери и обхватывал спинку. Я дернула ручку и дверь ожидаемо не открылась, заблокированная сероватой лентой ремня. Меня начало тошнить, в кемпере как будто стало не хватать воздуха.       Он меня запер. Я здесь в плену.       Я отпрянула и повернулась к обычной двери и приоткрыла ее совсем чуть-чуть, в щелку стал задувать ледяной воздух. Дверь будто уперлась в какую-то упругую преграду, в щели я разглядела футболку Питера. Один из длинных рукавов был туго привязан к наружной ручке, второй конец шел к выдвижной ступеньке. Разумеется, эти преграды меня не удержат, ни больную, ни здоровую: нужен лишь нож и пара минут. Но сам факт, что он пытается удержать меня силой, вызывал какой-то животный ужас.       Я закрыла дверь и на ватных ногах вернулась в постель. Я должна была выйти наружу и выбить из него все дерьмо за такие фокусы, я должна была пообещать прострелить ему голову если это еще раз повторится, но вместо этого я свернулась калачиком и чувствовала дрожь где-то глубоко внутри, но совсем не от болезни и не от холода…       Спустя довольно короткое время я услышала хлопок двери и вздрогнула: Питер вернулся. Через пару секунд он вошел в спальню, и я замерла, глядя на его напряженную фигуру. При виде меня его суровое и строгое лицо почти сразу смягчилось, он тут же сел на свою половину кровати.       - Я нашел бульон, сейчас приготовлю. Тебе обязательно станет легче…       - Зачем ты заблокировал двери?       Тревога и страх внутри меня не смогли заглушить злость и голос разума. Мне нужно было знать, почему он так поступил, даже если от этого ответа мне станет еще хуже.       - Потому что так безопаснее для тебя. – Питер ответил практически мгновенно, даже не обдумывая мой вопрос. – Я не мог уйти и просто тебя оставить, ты бы могла натворить глупостей.       «Ты до этого собирался бежать в супермаркет самостоятельно, оставив меня в кемпере!» - мне захотелось раздраженно выкрикнуть ему это в лицо. Но я осеклась, сердце будто сжали ледяные когти: тогда он растерялся от тревоги и допустил ошибку.       Он просто ошибся.       - Обязательно запирать меня, как животное?       Питер вздохнул и слегка наклонил голову набок.       - Любовь моя, я просто принял меры предосторожности. Ты самостоятельная и независимая, ты предпочитаешь все делать самостоятельно. Наверняка ты бы решила помочь мне и пошла сама, больная и ослабевшая, и ничто не смогло бы тебя переубедить. Так зачем мне тратить силы на это, когда я могу поступить проще?       Его слова звучали разумно, в голосе Питера слышалась искренняя забота. Но странное ощущение чего-то неправильно легонько царапало меня изнутри.       - В следующий раз я уйду из принципа. Я тебя предупредила.       - Я понял, Роуз. Не волнуйся… Я не расслышала конец фразы, но почему-то мне послышалось, что он сказал «не уйдешь». Стараясь подавить растущую паранойю, я поудобнее устроила потяжелевшую голову на подушке.       - Ладно. С бульоном-то справишься?       - Его просто нужно подогреть. Не думаю, что я смогу превратить это в катастрофу. – Питер не удержался от робкой улыбки. Он аккуратно поправил прядь волос у моего виска, я невольно вздрогнула от прохладного прикосновения. После этого напарник поднялся с кровати, снял куртку и вышел из спальни. Я оцепенело проводила взглядом его голую спину.       …       Следующие несколько дней прошли в тумане болезни. Я постоянно чувствовала слабость, кашель стал хриплым и буквально сминал меня изнутри, а мое лицо стало выглядеть немногим живее чем у напарника. Сны стали короткими, бессмысленными и отрывистыми, а когда я просыпалась, то с трудом пыталась зацепиться за реальность хотя бы краешком сознания.       Прохладные ладони и голубоватый свет глаз преследовали меня во сне и наяву. Питер заботился обо мне, отпаивал водой и изо всех сил сражался за мое здоровье. Он раздобыл в каком-то книжном медицинский справочник, ограбил очередную аптеку и с тех пор караулил меня, словно часовой.       - Тебе тоже нужно спать. Ничего со мной не случится, если ты поспишь дольше часа. - Хрипло произнесла я и снова закашлялась. Ладонь напарника тут же легла на мой лоб, и я облегченно выдохнула от приятного прохладного ощущения.       - Ничего, не волнуйся. Ты обязательно поправишься, дорогая, я тебя спасу.       Его вкрадчивый шепот звучал словно молитва. Он повторял эти слова изо дня в день, будто заклинал меня выздороветь. Я не могла, да и не хотела следить за тем, чем он меня кормит и какие лекарства он мне дает. В очередной раз мне пришлось довериться тому, кому доверять не хотелось.       Однажды меня разбудил солнечный свет. Я поморщилась и открыла глаза, после чего как-то бодро слезла с кровати и подошла к окну, голые ноги глухо шлепали о дощатый пол. Все было залито солнечным светом, казалось, что сейчас полдень, но солнца я не видела. Из окна должны были виднеться деревья и невысокий забор, но ничего не было, только ядовито-голубое небо и луг, простирающийся до самого горизонта.       Я резко развернулась, короткие косички мягко хлопнули меня по щекам. Не было слышно ни голосов, ни щебета птиц, ни других звуков нормального утра в деревне. Только странное жгучее ощущение солнца на коже.       Ни одна ступенька не скрипнула подо мной, когда я быстро и легко спустилась на первый этаж. Дом пустовал, как на следующий день после маминых похорон, не хватало только цветов и фотографии…       - Роузи!       Словно повинуясь древним инстинктам, я выбежала из дома на папин зов. Стоило открыть дверь, как голые плечи и лицо стало неприятно жечь полуденным солнцем, хотя земля под моими ногами была ледяной.       Он стоял поодаль, но его лицо было невозможно разглядеть, его словно размыли. Рядом с папой маячил размытый силуэт: я сразу поняла, что это мама. Я направилась в их сторону, чувствуя, как сводит ноги от холода. Спустя несколько шагов я остановилась, не в силах выносить жар солнца и холод земли. Я захныкала, что было совершенно не в моем характере.       - Папа! – Позвала я высоким детским голосом. Силуэт рядом с отцом шевельнулся. – Мамуля!       Солнечный свет стал ярче, силуэты родителей стали теряться в нем. В глубине души зародился страх, перерастающий в ужас, я плакала, не в состоянии сделать шаг. Сзади подкрались чьи-то руки, одна ладонь легла на мое плечо, другая огладила щеку, и испепеляющий жар сразу стал легче, страх немного утих.       - Их больше нет. – Раздался сзади спокойный и до боли знакомый голос.       Я резко распахнула глаза и глубоко вздохнула, в этот раз это не вызвало волну хриплого кашля. Явно была ночь, но в кемпере нигде не горел свет. Я пошевелилась, вся одежда и постель подо мной казались горячими и мокрыми. Питера рядом со мной не было, я слышала лишь тихое урчание мотора и едва различимый белый шум.       - Пит… - Позвала я тихим сиплым голосом, никакой реакции не последовало: если он и был в машине, то явно меня не слышал. Глубоко вздохнув, я повернулась на бок, стараясь уснуть, но стоило мне закрыть глаза, как я снова видела луг и небо. Они были ярких, кислотных цветов, и этот пейзаж почему-то казался мне мертвым. Видимо, эта простуда меня совсем доконала, иначе почему мне приснился такой странный тревожный сон?       Невольно я подумала о родителях. Сколько времени уже прошло, года два? С тех пор как я похоронила отца, а за ним маму, дом был заперт на ключ и больше там никто не появлялся. Около года я обдумывала продажу фермы, но все время почему-то откладывала этот вопрос: возможно, в глубине души я была не готова расставаться с этим кусочком прошлого. А потом случилась эта катастрофа…       Вспоминая пейзажи из прошлого, наполненные теплыми оранжевыми оттенками, я начала засыпать. Чем глубже я погружалась в сон, тем ярче и живее были образы, возникающие в голове. Жестковатая зеленая трава. Нагретый солнцем воздух, укутывающий, словно одеяло. Сочный, сладкий вкус персиков и бархатистая шкурка на языке. Небо, пронзительно-голубое, светящееся, словно огонь газовой горелки. Успокаивающая и вместе с тем тревожная прохлада…