Сгоревшие сказки

Если ты поверишь в меня, я поверю в тебя. Идет? 1. На экране медленно проявлялись буквы, поднимаясь из тёмных глубин завихрений плазмы, электричества и безопасности. Код красный. В секторе Д 2 замечен посторонний. Протокол "Пробуждение" в действии. Десять процентов. Буквы сменяли одна другую, перетекали в нужные формы, превращались в команды. Система одряхлела, ею давно не пользовались, но даже самые древние СИ обладали достаточной мощью для того, чтобы уничтожить отдельно взятый мир. Что уж тут говорить о протоколах безопасности. Здесь было тихо, но тишина эта была обманчива. Она полнилась механическими звуками и скоростным течением энергии. Еле слышные "вууууш" тревожили дрожащее пространство. Это место можно сравнить с океаном, да только здесь утонуть можно гораздо быстрее - и спасительной соли тут отродясь не водилось. Буквы мелькали. Механическое дыхание становилось всё громче и громче, пока не перекрыло тонкий ультразвуковой писк подключения к блокам хранения. Тишина Сети исчезла. Вместо неё зазвучал шум улиц: механические крики пострадавших от воров бабушек, трель видимых потоков электронных писем, глухой стон пружинистого магнитного тротуара и музыка. Дикий бой барабанов из-за угла, джазовые переливы из подвалов, тонкий голос скрипки из чьего-то плеера, электронный шум и звон тарелок, бессмысленные песни и песни со смыслом. Всё это смешивалось, поднималось над блоками города и заставляло дрожать окна верхних этажей. Лили открыла глаза. Медленно, словно вся тяжесть вселенских знаний уместилась на её ресницах. Ярко-жёлтая радужка сверкнула - включилось потоковое сознание - и вновь сделалась янтарной. Лили подняла левую руку. Встроенные часы, старые, тикающие, доставшиеся от приятеля, показывали три минуты пополудни. Рановато для нарушителей покоя. Но Лили не собиралась жаловаться. Подобное было лишь незначительной проблемой по сравнению с возможностью снова окунуться в городскую суету. Alice RE-11-42. Ход на Д 4. Лили сделала шаг в пустоту. *** Кто был в этом виноват? Хороший вопрос. Но это был точно не белый котёнок. И даже не чёрный. Может во всём стоило винить Шалтая, но он, как никто другой, умел отнекиваться. А ещё у него был свой бизнес, прикрыть который нельзя было даже с помощью всей королевской рати и всей королевской конницы. Ни полиция, ни спец службы его не остановят, понятно? Стоило затаиться, но оковы-то всё равно останутся на запястьях. Метафорические. И тогда стоит Шалтаю потянуть - и ты снова рядом, снова в клубах дыма, на узком перешейке, на тонкой стене, которая режет тебе задницу. Ничего хорошего нельзя ожидать от человека, который практически полностью превратил себя в костяной кокон. Говорили, что кости наращивали прямо на кожу, без анестетиков, без обезболивающих - просто потому, что Большой Босс любил боль. Говорили также, что всё началось с хрупких костей и парочки биоимплантов. Что ж, дурь для всех была разная: кто-то баловался цветными таблетками, кто-то - шнурами, соединяющими розетку с центральной нервной системой, а кто-то - экзоскелетами и имплантатами. Программа для инвалидов нынче полна шлака, всё самое качественное продают тем, кто побогаче, а не безработным калекам. Эти пусть подождут в очереди, никуда не денутся. Тут у нас сама Тутси, звезда ночных сетевых сериалов, хочет заменить один глаз. Прочь с дороги! Гетерохромия - это ж так красиво. Тутси тут же меняет костюм для сегодняшнего шоу: кошачьи уши в сочетании с синим и зелёным глазами смотрятся, что надо. А в старичках вызывают ностальгию. Поднимает неподымаемое! Если вы понимаете, о чём я. Так что Шалтая винить бесполезно. Этот выкрутиться. Он умеет. Остаётся трясти руками в надежде, что оковы пропадут. Стоит только сделать что-то по-настоящему правильное. То, ради чего и пришлось втравливаться во всю эту суету, переступать черту и встречаться с собственным отражением. А оно было не очень приятным. Волк потёр шею, а потом поднёс ладонь к носу – пахло кровью. Всё ещё пахло проклятой кровью. Наверное, теперь уже от этого запаха никогда не избавиться. Он просочился в кости, врос в волосы и засел в воспоминаниях. Кровь повсюду, мистер Волк. Не зря ведь вас так называют, да? Наверное, за дело? Убиваете невиновных? Являетесь во сны к маленьким детишкам, а они на боку спать не могут, потому что боятся «Большого Злого Волка»? Чушь. Невиновных не бывает. Да и убивать никого не приходится. То, что он делал, вообще нельзя убийством назвать. Так, всего лишь вытыкал розетки из Сети и старался не смотреть на тех, к кому эти розетки подводились. Они видели самый прекрасный сон в мире, а умереть во сне, как известно –милосердная смерть. Теперь, когда он сбежал, больше не придётся отворачиваться от Спящих. Теперь можно повернуться к бодрствующим и выйти в город. Неизвестный, огромный, такой прекрасный. Тот Волк, который выдёргивал розетки, он ненастоящий. Отражение в зеркале, как и вся та прогнившая дыра. Зазеркалье. Место, о котором лучше не знать, даже если видишь его краем глаза. Настало время настоящему Волку пожить своей жизнью. И, может быть, найти своё счастье где-то подальше от Сети, от Шалтая и проклятой конницы, этих головорезов с жетонами. Найти что-то стоящее. Что-то настоящее. Куда более настоящее, чем Системное Зазеркалье и весь тот дым, дарящий забвение. А настоящим по эту сторону зеркала было только одно. Красные, как густая, человеческая кровь, фигуры. *** Носители системного протокола называли спуск в городские дебри "кроличьей норой". В чём-то они были правы. Стены спуска слепили из остатков строительного мусора, из забракованных компьютеров, из отвергнутых конечностей, расплавленных дроидов, которых было слишком опасно перерабатывать – из всего технологического мусора, до которого только смогли дотянуться. Лили летела мимо ламповых телевизоров, которые повторяли речи какого-то старинного политика – она услышала что-то о «холодной войне» и тут же представила ледяные крепости, набор варежек и снежки, целые ряды вылепленных на скорую руку снежков. Они летела мимо поломанных крыльев первых космических прогулочных крейсеров – первых и последних. Серебристые птицы не вернулись, космос закрыли, и власть имущие сосредоточились на том, что ещё можно было исправить: на Земле и на её порядках. Лили летела мимо чугунных ворот в параллельные измерения – все, как один, имели непригодную для любой жизни атмосферу. Мимо партиями загубленных роботов, неисправных или слишком разумных. Дефектных. Мимо скрученных из проводов фигурок, изображающих литературных персонажей. Когда запретили записывать выдуманные истории и начали сжигать книги, такое творчество больше не считалось искусством. За статуэтку Барсука из старой детской истории про говорящих животных могли посадить в одну из Сетевых ячеек лет эдак на Бесконечное Множество. Там уж выдумывай, сколько душе угодно - если у тебя вообще есть душа. Лили летела мимо сплавленных покрышек и велосипедных рулей. Старый транспорт вошёл в моду сразу после отмены книжных законов. Возможно, одно с другим и не было связано. А, может, и было. В любом случае, Спящие в Сети появились уже тогда, и это стало началом конца. Впрочем, любой момент истории этой отражающей саму себя страны можно было считать началом конца. Сколько Апокалипсисов проспала Лили на этот раз? Может, ни одного, а может и десяток-другой. Когда Лили проснулась в прошлый раз, она почувствовала тонкие иголки в своём позвоночнике. Не самое приятное её пробуждение, надо сказать. Хуже было то, где ей пришлось отплёвываться от киселя, в котором она плавала. Абсолютно голая. Проклятые фетишисты. Лили погладила свою механическую руку. Сколько раз она спасала её от неприятностей? Пару сотен? Хорошая, верная железяка. Единственная, на которую Лили всерьёз полагалась. Иногда она пыталась вспомнить времена, когда правая её рука была мягкой и полной костей и крови, но ей почему-то это не удавалось. Она была уверена, что металл был с нею если не с самого начала, то с начала конца. Очень близко к сроку. «Кроличья нора», должно быть, фантастически смотрелась со стороны. Вся такая сверкающая, переливающаяся, шумная. Пролетающие сквозь неё мошки – так, мелочь, какими бы восхитительными они ни были. В ушах Лили грохотал стук часов. Тик-так – год жизни. Тик-так – две сотни. В цепких лапах Эрнеста они всегда отсчитывали лишь секунды, ни больше, ни меньше. Только рядом с Лили они вели себя неподобающе приличным часам. То забегали вперёд, то спешили назад, то перескакивали через века. Эрнеста это забавляло, а вот Лили – смущало. Такой точный механизм, и так странно реагирует на какую-то маленькую часть Системы Безопасности. «Ты чудо», - частенько говорил Эрнест, и от этого что-то внутри Лили замирало. Хорошенько подумав, она решила, что это любовь. Выдёргивая часы Эрнеста из его окровавленных пальцев, она пересмотрела сделанные ранее выводы. Может быть, это было любопытство. Но уж никак не привязанность. Лили не была создана для привязанностей. Кажется, сначала она пыталась пойти наперекор Системе. Вырвала с корнем передатчик, выковыряла камеру из левого глаза, сбросила весь охотничий арсенал в бензиновое озеро. Не самый умный ход. Нашли-то их всего за пару часов. Эрнест бегал быстро, но всё же недостаточно быстро. Система Безопасности Сети была быстрее. Самой прыткой в стране. Самой успевающей.из них всех. Куда уж до неё вечно опаздывающему на собрания Эрнесту, пусть и инакомыслящему? Заменить в ещё одной Алисе шестерёнки - как нечего делать. А вот сложить заново растерзанную её сёстрами плоть – дело почти невозможное. Жалел ли ты о своём решении, маленький глупый Эрнест, «Кролик», который совершенно зря полез в эту нору? Разве не знал ты, что в ней притаилась змея? Знал. Конечно, знал. Но всё равно пошёл. Потому что верил в лучшее. Дуралей. *** Миров было не великое множество. И даже не столько, сколько звёзд на небе. Миров было два. И их не разделяли тысячи световых лет, порталы-червоточины и вечный холод космоса. Единственным, что их разделяло, была Сеть. Жизнь прекрасна, потому что есть то, с чем можно её сравнить. И это вовсе не смерть. Это истинный облик мира. Об этом знает каждый житель города и его окрестностей. А особенно те, у кого достаточно денег на менее зловредную химию. На глазные имплантанты. На обоняющие рецепторы. На маленькую пластинку, встраиваемую в мозг, которая в необходимые моменты впрыскивала в определённый отдел головного мозга системные команды. Один мир был несовершенен. Каждый, кто видел его, сходил с ума. Опасайтесь его. Берегитесь его. Ваш мозг не выдержит, ваша душа умрёт, ваше сердце застынет. Сеть существовала для того, чтобы скрывать настоящий облик мира от впечатлительных жителей. Избавить их от сумасшествия. Ведь если каждый – сумасшедший, то тогда все вокруг здоровы. А полностью здоровых наций не бывает. Это абсурдно. Это ненормально. Это попахивает сумасшествием, так что молчите, покупайте Зазеркальную Сеть и радуйтесь жизни. В меру своих возможностей. Подключались к Сети напрямую только самые отъявленные наркоманы. Или отчаявшиеся – до такой степени отчаявшиеся, что их боль не шла ни в какое сравнение со смертью в несуществующем мире. Если подключиться к Сети надолго, уже никогда не сможешь увидеть мир полностью. Только одну грань зеркального осколка: то, что творится у тебя в голове. А остаться наедине с самим собой в собственных мыслях… Хуже участи не придумать. Но люди были счастливы. И платили. Деньгами, кровью, убийством, собственными детьми… И умирали счастливыми. Зазеркалье было в меру прекрасным миром. Но под его серебристо шелухой скрывалось то, что сводило с ума. То, от чего бежали, как от огня. То, что помнила только Алиса. Она одна. Но Алисы давно уже не было в живых. Остались только пешки. Сетевые Стражи. Тоже Алисы. Частично. В каждой – какая-то её часть. Волос. Ноготь. Кость. Способность видеть этот мир настоящим и оставаться в здравом уме было только её привилегией. С сотню лет назад этой привилегией обладали тысячи Алис, все, от A до Z. Потом случился очередной Апокалипсис, который Алисы проспали. И их, живущих на два мира, осталось около двенадцати. Систему Безопасности отключили, а Сеть взял под контроль Шалтай. Но у каждой Системы есть резервный источник питания. И резервные Алисы. Лили, проснувшаяся высоко над городом, у кромки Кроличьей Норы, не знала, что осталась единственной из них. Она опускалась всё ниже и ниже, летела всё медленнее, а воздух вокруг неё сгущался и превращался в белый туман. Внутри тумана бормотали о чём-то чужие голоса – обсуждали погоду, измены и политику – но Лили старалась не обращать на них внимания. Совершенно лишняя информация, а у неё и так в голове оставалось не очень много места. В тумане Кроличьей Норы вечно носились чьи-то разговоры: в основном уже давно законченные, оставшиеся от эры радио и телефонных переговоров, которые потом выжглись в ткани мироздания вместе со сгоревшими проводами и потухшими молниями. Бесполезное, лишнее прошлое, которое нельзя потрогать руками, но можно услышать. Для кого-то и это могло заменить Сеть и Зазеркальные Сны, посему внизу, Лили была уверена, толпился обречённый городской народ. Она сама ненавидела розетки. И стены, если уж на то пошло. Туман был самым безопасным способом попасть на игровую доску. Туман, в отличие от розеток, не оставит там тебя навсегда. И Лили вдохнула его как можно глубже. Белесая завеса потемнела – и девушка поняла, что с туманом смешивается паровозный дым. Запах на станции, проявляющейся из тумана, был таким жареным, что её затошнило. Жгли в паровозе точно не уголь. Лили старалась отогнать навязчивое видение: машинист поднимает лопату, и на ней разлагается кишащее червями мясо. Это другой мир, это не Зазеркалье. Забудь о нём, Лили. Сосредоточься на игре. Ведь всё это, вся эта кутерьма вокруг, и тиканье часов, и полузабытый последний вздох Эрнеста – это всё игра. Он забрасывает скорбное топливо в печь и стирает со лба пот. Из отверстия в печи свисает наманикюренный пальчик, а Королева – только вот какого же она всё-таки цвета? - тоном сельского пастора сообщает, что уголь нынче так же дорог, как память, а потерявшаяся плоть никого не волнует. Игра, Лили. На которую не стоит обращать внимания. Его заслуживают только изъяны Системы. Иди вперёд. Следуй привычному маршруту. Лили мотнула головой и мягко опустилась на сложенный из пеноблоков пол. Ноги её чуть пружинили при ходьбе, словно шла она по сильно надутому матрасу. Она купила билет у кого-то, похожего на вывернутую наизнанку овцу – Лили, сосредоточься, это же милый, вполне себе живой обладатель Золотого Руна - и, пошатываясь, поднялась по ступенькам. В вагоне была жуткая давка, от резкого толчка ей пришлось схватиться за волосы старой леди, читающей математический справочник*. Лили на мгновение увидела, как Королева машет ей на прощание. В её руках – кусок кожи с вышитыми на ней золотыми нитками инициалами. Белая или Чёрная? Лишь бы не Красная. От Чёрных не жди ничего не хорошего. Белые могут и помочь. А Красные… Красные – слишком настоящие для Зазеркалья. Их не бывает. Лили не смогла сойти с поезда – её выдернули прямо со ступенек, подхватив под локти. От встречавших – толстых мужичков в одежде из цветной бумаги – пахло рыбой, и девушка поморщилась. Рыба, если она и была, давно уже протухла. - Простите? А куда это вы меня тащите, господа? Она чуть повернула голову и увидела на воротнике одного из толстячков вышитое золотыми нитками «Тру» - этого было достаточно для того, чтобы убедиться – поезд привёз её на Д 4. Туда, где спит Король. Какой-то из Королей. Короли были источниками информации. Кто знает, почему их так назвали. Может, из-за того, что их собирали с коронами на головах. А, может, потому, что им не было дела до всего, что происходило в городском королевстве. - Девочка, так не пойдёт! – заголосил правый человечек – тот, что был с приставкой «Тра». – Назови себя, потом представимся мы – и дела решим. - Только так, решим дела – когда представишься, - поддакнул левый, с «Тру». Девушка подняла взгляд – у кромки леса стояли полосатые столбики, и между ними был расстелен штандарт, который гласил «Близнецы Траляля и Труляля, укротители устриц и погремушек!» - Но я уже знаю ваши имена, - проворчала Лили, упираясь сапогами в траву. По крайней мере, она надеялась на то, что там была трава – за туманом не было видно. Он весь спустился к низу, что было довольно странным для него поведением. Разве не должен он туманить голову, пока идёшь по Зазеркальной улице, чтобы не сойти с ума? Близнецы остановились так резко, что у Лили заныла рука. Левая, та, на которой ещё оставалась плоть. Ох и сильные были эти близнецы - Как так? – Труляля отпустил руку девушки. - Так как так? – брат последовал его примеру. - У вас тут указатель, довольно приметный, - Лили махнула рукой в сторону штандарта и потёрла затёкшее запястье. Что у них за хватка такая! - Это заговор! – вдруг завопил Траляля, кинувшись куда-то в туман. Через пару секунд он появился оттуда со сковородой на голове, продолжая вопить. – Это всё происки Короля! - О, бедолага, совсем двинулся головой… - Труляля цокнул языком и зашептал пешке прямо в ухо. – Стоило одному идиоту ляпнуть, что наша песенка про Моржа и Плотника разоблачает религию, он стал везде видеть заговоры. - Но так и есть! – толстячок перехватил поудобнее деревянный меч и указал им в сторону леса. Лили, откуда здесь лес? Это всего лишь частокол. Остатки парка. Колья. – Плотник просто подходил по количеству слогов, и устрицы потом отомстили обжорам, мне ли не знать!** - Бедняга… - покачал головой Труляля и положил руку брату на плечо. – Милочка, давайте сходим к Королю и докажем, что нет никакого заговора. Она растерялась и чуть было не спросила «К какому из Королей?». Как будто бы она не знала, что прийти можно только к одному за раз. Но ведь ей нужен был не Король. И даже не Королева, которая ей постоянно мерещилась. Лили нужно было отыскать нарушителя, разгуливающего по городу по ту сторону зеркала, а потом вернуться назад. Вверх по Кроличьей норе, чтобы снова забыть об Эрнесте и видеть сны, в которых нет ничего, кроме красоты Системы. Близнецы – один из интерфейсов вводной Зазеркальной программы - вели себя немного не так, как должны были, но… они, по крайней мере, не использовали вместо угля чьи-то останки. От яркой картинки, тут же возникшей в голове, Лили стошнило. В поезде её запомнило всё купе – девушка вывернула всё, чего не ела, в корзинку, подставленную козлом. Слишком давно не выходила из своей скорлупы. Разнежилась в Системных застенках. Размякла из-за сантиментов. Давно пора было выкинуть эти проклятущие часы. В конце концов, братья пошли вперёд, словно и забыв совсем о своей новой знакомой – и ей пришлось последовать за ними. Король действительно спал. Вечным сном. Кто-то распорол бедолаге живот, и ленты кишок теперь блестели, привлекая мошек. Голова Короля покоилась у него в руках – а руки были сложены на груди, из которой торчали куски рёбер. - Он видит сон о тебе, - радостно сообщил Траляля, повернувшись к припавшей к земле белой пешке. – И обо мне, и обо всех. Говорю же… З-А-Г-О-В-О-Р. - О, милочка, ты совсем-совсем белая… - Труляля задумался, а потом засмеялся. – Белая! Каламбур! Девушка слышала смех и крики «Устрицы повсюду!» как сквозь набитую перьями подушку. Она очень хотела потерять сознание, но образ Короля словно отпечатался у неё на внутренней стороне век. С каких пор она стала такой чувствительной? Что в неё загрузили, пока она отдыхала там, наверху, в объятиях Системы? Подальше от мира и от его зазеркальной шелухи? И откуда у Короля рёбра? Откуда жилы, и мышцы, и мясо? Где провода, где схемы, где металлический корпус? И с каких это пор у Королей есть кровь? __________________________ Сторожевая Башня - Тебе придётся делать то, что подскажет Закон. Он, конечно, несколько отличается от тех, с которыми нам приходилось иметь дело, но он всё-таки Закон. Немного кособокий, правда. - Насколько кособокий? - Тебя вбросит за Дверь, которую, по сути, никто открывать не будет. Поэтому Закон решит, что ты часть истории. Тебя будут узнавать. На тебе будет чужая шкура. - Не впервой. - Не сравнивай. Мало ли кем он тебя представит. - Мне всё равно. В тишине было слышно, как фырчат реторты и работают поршни. Разноцветный дым застилал глаза, но проветрить помещение им сейчас никто не разрешит. Так нужно. Так точно должно получиться. - Тебе не должно быть всё равно. Ты вряд ли будешь помнить, что никогда не был частью того мира. - Тогда какой в этом смысл? - Её ты не забудешь. А она будет ждать тебя где-то там. Всё ещё заключённая в ловушку своих видений, но тамошний Закон... Он должен сработать, как надо. - Но Дверь ведь не настоящая? Пауза. Лёгкое замешательство. - Нет, но Закон вполне себе настоящий. И даже его отражение будет настоящим. Никогда не читал этой сказки? Глупый вопрос. Каждый сотрудник Сторожевой Башни читал столько сказок, что не найдёшь на них всех Дверей. А уж сказки Чёрного Коридора – про них знали все. И историю Зазеркалья – её тоже. - Вернуться сможешь, когда найдёшь её, - кивок в сторону хрустального гроба, крышку которого уже подняли. - Если вдруг не найдёшь, то… - Никаких если. Обмануть Закон не так сложно, как кажется. Особенно, если он не в ладах с собственным отражением. Нужно было твёрдо в это верить. Вера – тоже закон. Этого мира, в котором стоит Сторожевая Башня. - Следи за тем, чтобы Закон не обманул тебя. Грей де Вульф, Страшный Волк из старой сказки о ведьме, её внучке и красном охотничьем плаще, ещё раз вдохнул разноцветный дым, поднимающийся над пробирками. Руки Гусеницы мелькали, поджигая спиртовки, смешивая грибы с водой, а воду – с чем-то, похожим на томатный сок. Волк очень хотел ему поверить. А заодно и себе самому. Потому что если он не поверит Двери, сотворённой из пробирки, прямо здесь, в одном из подвалов Сторожевой Башни, то уже никогда не вернётся назад. Тогда его тело будет лежать тут вечно, холодное, неподвижное. Грей повернул голову. Вера не была спокойна в своём сне, как иные заколдованные девушки. Может, потому-то её не пробуждали ни поцелуи, ни гребни, ни случайные падения. В Башне не было места Законам. По крайней мере, настоящим, тем, что теперь жаждали крови и хаоса. Волк протянул руку и обхватил пальцы Веры своими. Холодные, как у лягушонка. Они всегда у неё такие были. Стоило ей забраться под одеяло после последнего похода к холодильнику, и её ледяные стопы тут же прижимались к его ногам. Грея это успокаивало. Он не прочь был делиться теплом. Он закрыл глаза и легонько сжал девичью ладонь, словно успокаивая. Я иду за тобой, Вера. И на этот раз либо вернусь вместе с тобой, либо… Никаких либо. Разноцветный туман проник в лёгкие, разрисовал их изнутри мамонтами и копьями, как доисторический охотник, а потом вытянулся в тоннель, и Волк провалился туда, тщетно пытаясь удержать руку, которую сжимал. Уж очень она была важна, эта рука. Но почему, он уже не помнил. _________________________ * Кэрролл, помимо всего прочего, был математиком. ** Кэрролл выбирал слово в пару к Моржу по кол-ву слогов – и потому в песенке мог быть и вовсе не Плотник.