Сгоревшие сказки

3. Их ждали не звёзды. Их ждали кости – белые, как снег. Их ждала жажда – красная, как кровь. Их ждала пустота - чёрная, как смерть. Наверное, Создатель об этом знал. Иначе не стал бы выхаркивать вместе с кровью такие дурацкие последние слова. «Следи… следи за мальчишкой, Роуз…» Конструктор умер с её именем на устах. В тот момент он, наверняка, знал о смерти всё, потому что она уже распахивала перед ним свои костлявые объятия. Следи за ним, Роуз. Но что делать теперь, когда вокруг тишина, из-за которой Роуз кажется, что у неё появилось настоящее сердце? И оно стучит, стучит, как бешеное, отзывается в висках, отзывается в кончиках щупальцев, а тот мешочек, что заменял его прежде, медленно тонет в настоящей крови. Она красная и пахнет солью. Словно Роуз какой-то там человек. Надо же. В темноте она не может разглядеть даже собственного тела. Она не знает, что с ней происходит, и происходит ли что-то вообще. Она может только думать. И надумывать. Чара нет рядом. Рядом нет ничего: ни стен, ни пола, ни потолка. Нет света. Нет раздражающего её плаща. Нет ангара, в который они залетели. Нет коридора, в котором растворился Чар. - Привет, - раздаётся из тишины, и Роуз вздрагивает. Она не знает, закрыты у неё глаза, или открыты. Она не чувствует век. Рук не чувствует тоже. И щупальцев. Только стучащее в ушах сердце, да и то чужое. У неё-то оно тикает и сжимается, сжимается и тикает. - Привет, - повторяет кто-то, и голос вдруг кажется Роуз музыкой. Той самой, которую она слушала, пока Создатель собирал её из найденного в переулках хлама. Только он умел такое – собирать из хлама целые личности, чтобы те следили за прибегавшими с улицы детьми и утешали приходящих к Конструктору взрослых. И Роуз отзывается: - Привет. В собственном голосе ей слышится та же красота, что и в голосе из темноты. Почему они так похожи? - Кто ты такая? – произносят они одновременно. Роуз вспоминает, как слушала эхо в лесах под одним из бесчисленных городков Мирра, и ей становится страшно. Неужели она сломалась, и теперь будет никому не нужна? Даже Чару? Особенно Чару? - Что за?.. – бормочет Роуз, и на этот раз не слышно никакого эха. Кто бы ни сидел в темноте, он замолчал. Вернее, она? Может, она тоже в шоке? Может, она тоже никому не нужна? - Ты как я, - из темноты вдруг выплывает лицо, красивее которого Роуз в жизни не видела. Алые губы, изящные линии бровей, тёмные волосы, блестящие, как шёлк, и большие карие глаза. Если бы существовало зеркало, отражающее ваше лицо таким, словно оно принадлежит прекраснейшему из богов, Роуз смотрела бы на себя. Карие глаза, бледная кожа, тёмные волосы… Всё это она видела и раньше, в начищенных днищах кастрюль на базарах, в блестящих боках новеньких кораблей, иногда – в осколках настоящих зеркал. Из темноты на Роуз смотрит Роуз, которая была прекраснее всех на свете. - Тебя сделали они! – вдруг восклицает это прекрасное лицо, и Роуз хочется зажмурится, но она, кажется, больше не знает, как это сделать. – Ну конечно! Убирайся прочь! Лицо исчезает в темноте, и Роуз отчаянно хочет, чтобы оно вернулось. Пусть говорит с ней. Пусть даст насладиться зрелищем будущего, которое никогда не случится. - Вернись! – шепчет она. – Вернись… Она пытается дать название тому, что видела. Пытается вспомнить. - Вернись, Белоснежка! Имя приходит к ней раньше, чем она вспоминает, что оно означает. Белоснежка. С губами алыми, как кровь. С волосами чёрными, как эбеновое дерево. С кожей белой, как снег. Вот как должен был называть её отец. Отец? Сердце Роуз обрастает плотью. Было ли оно вообще когда-нибудь пластиковым мешочком? Были ли её кости шестерёнками, были ли её мизинцы из картона? Ведь она всегда была живой? Всегда обманывала приходящих к Конструктору людей. Пока они не замечали спрятанные под юбкой или пледом щупальца. Обманывала даже Чара. Сначала. Где же он? Нужно срочно его найти. Ведь она должна за ним присматривать. Вокруг были только коридоры. Бесконечные, чёрные и холодные. Шпага примерзала к руке. На ресницах оседал иней. Дыхание паром обозначало свой путь. Два облачка в темноте. Они ещё живы. Всегда были живыми. Всегда ими останутся, потому что молодые склонны верить в собственное бессмертие. А потом Роуз закричала. И крик её оборвался, едва Чар успел обернуться. Это было… нечто. В одну секунду – девушка с лицом Роуз, в другую – сгусток алых молний, в третью – призрак, чья-то тень, чьё-то отражение в кривом зеркале. Оно – или всё-таки она? – оплела Роуз темнотой, словно коконом, и обе исчезли. Чтобы через мгновение появиться на том же месте, и снова пропасть, как кораблик, исчезающий за деревьями. - Отпусти её! – оставленная принцем шпага всё-таки пригодилась. Сделал ли выпускник Академии это нарочно, как в случае с плащом, или случайно, Чар был ему безумно благодарен. Рукоять неприятно жгла кожу, но с ней парень чувствовал себя куда увереннее, чем без неё. Он сделал выпад, как ему казалось, в сторону неясно тени, но клинок прошёл сквозь воздух, ничего не задев. Чар спохватился: вот же идиот, мог бы задеть Роуз. В этой темноте не разобрать, куда она делась. В это темноте не разобрать, даже куда делся он сам. А он всё ещё здесь? И где это – здесь? Ещё один выпад. Наугад. Кто-то засмеялся. Смехом Роуз, но не обычным, а тяжёлым, куда более злым, чем паровое хихиканье Ро. Кем бы ни была самозванка, она старалась на славу. - Ты славный! – пропел голос Роуз, который ей вовсе не принадлежал. Чар дёрнулся, как от удара. Фраза эта прозвучала ужасно. Он успел уже несколько раз проклясть того принца, который продал ему «Улман». Видимо, этот ублюдок знал, куда приведёт корабль своих пассажиров. А потом из темноты выпала Роуз – со щупальцами, со своим чуть испуганным выражениям лица и с растрёпанными волосами. Чар ринулся было к ней, но она хлестнула по ногам одной из своих плетевидных конечностей, и он упал, выронив шпагу. - Роуз? Она остановилась в паре метров от него, с хищнически согнутыми пальцами, с лицом, полным голодной злобы. Разве она была Роуз? Разве Роуз - это не шестерёнки, пар и пара трупов из подворотни? Разве она не голодна? Голодна, да. И голод – это всё, что имеет значение. Прямо перед ней – перекус. А в чёрных коридорах петляет обед. Или ужин. Или завтрак. Здесь трудно ориентироваться во времени суток. Разве нужны они в вечном холоде и вечной пустоте? Но… «Роуз». Она ведь не Роуз. Почему же тогда остановилась? Почему не ударит и не посмотрит на цвет крови очередного принца? Почему не позовёт своих маленьких солдат? Роуз… да? Следи за ним, Роуз. Следи. Не то убежит. *** Иногда они опаздывали. Это было в порядке вещей. Можно было прийти за Дверь слишком поздно. Или слишком рано. И никогда не угадаешь, что же из этого хуже. Сейчас они опаздывали. Боль в руке не обладала магическим свойством подгонять своего владельца, а Феникс, похоже, вообще не очень спешил. Они даже не бежали. Так, прогуливались бодрым шагом. Как туристы, готовые оббежать все музеи города за пару дней. Очередной изгиб коридора выводил в зал. На этот раз не пустой. *** Конструктор в медвежьей шкуре очень сильно любил свою Зеркальную Ведьму. Так сильно, что отправился на другой конец Вселенной, подальше от неё. Она сама так хотела. Она умоляла его, рыдая, а он только и мог, что смотреть на окровавленные обрубки на месте её ног. Он не чувствовал, как горячие слёзы оставляют неизгладимые морщины на его лице. Но он пообещал. Отправился так далеко, как только смог. И там, на краю Вселенной, он собрал Роуз. Она была похожа на ту, что навсегда осталась в корабле, на ту, что умирала, а её родители не могли с этим смириться. Ему было больно смотреть на Роуз, но боль эта напоминала ему о том, что он жив. Всё ещё жив, несмотря на дыру на месте сердца и на огромную ошибку, которую сотворили его гениальные руки и руки его гениальной возлюбленной. Иногда двум гениям лучше никогда не встречаться. Иногда лучше не ставить под сомнения решения Вселенной. Иногда лучше не бросать вызов смерти, потому что она может разозлиться. А когда злится Смерть, искать нужно настоящего принца. Того, что любит судьба. Того, что и смерть может полюбить, если ему очень повезёт. Конструктор знал, что на другом краю Вселенной одна гениальная ведьма с искусственными ногами тоже ищет принца. Хоть какого-нибудь. Хоть тринадцатого в роду. Или двадцать шестого. Однако нашёл Конструктор его всё равно сам. И где? На улицах за базаром, когда тот улепётывал с кучей яблок в руках. Гениям, особенно таким, которые могут из звёздной пыли и парочки пушинок собрать грузовой крейсер и установить на нём систему предсказаний, стоит только один раз взглянуть на принца и понять, тот ли он самый. На этом принце оборванцев висел такой ворох проклятий, что у него из рук яблоки выпадали. Проклятием Конструктора была медвежья шкура, от которой его избавила Зеркальная Ведьма. Заклятием Чара было кое-что пострашнее. Ему тоже нужно было приключение всей его жизни. Конструктор сделал всё, что было в его силах. А потом передал всё Роуз. Потому что Роуз была куда более важным ключом. Ключом к алому, как кровь, кораблю с белыми крыльями и чёрными коридорами. *** Кай дёрнулся вперёд, жалея, что не может создать ледяной застенок, снежный порыв ветра, да что угодно, лишь бы помешать щупальцам дотянуться до чужой шеи. Но его остановила рука Феникса, накрывшая его больную ладонь. - Стой, - было слышно, как он улыбается. – Я знаю этот Закон. Они скрылись за углом. Подглядывали, как мальчишки. Провинившиеся мальчишки. Сноу замер. Он ведь решил верить им, так? У сказочных сделок особенная сила. У сделок со сказочным Законами – тем более. - Роуз? – щуплый парень, за плечами которого развевался нелепый, огромный красный плащ, потянулся за шпагой, но не стал поднимать её с пола. – С тобой всё в порядке? - Нет, - девушка всхлипнула и спрятала лицо в ладони. – Как ты не понимаешь? Меня больше нет! Совсем нет! Она качнулась, щупальца её беспорядочно заметались в воздухе, и одно из них прошло совсем близко от лица парня. - Ро… Ро, успокойся! – парень вытянул вперёд руки в беспомощном порыве. Он, конечно, не смог бы её успокоить. Но не знал этого. - Меня больше нет! А та… - она отняла от лица руки и вдруг оказалась нос к носу со своим противником. – Та, кто есть, такая голодная. Он словно только что заметил её острые зубы, выпирающие из нижней челюсти – так широко распахнулись его глаза. Кай снова дёрнулся, но Феникс сжал его руку ещё крепче, так, что стало больно. А через секунду ослабил хватку. - Подожди, - прошептал он куда-то в плечо мистеру Сноу. Выше он просто не доставал. – Сделаешь хуже. Да кто кому здесь нужен? Кай уже не был уверен, что знает ответ на этот вопрос. И это злило. - Ро? – парень взял её тонкие руки в свои и поёжился. Холодные, как стенки чёрных коридоров. – Ро, шшш… Я тебя не… Всё будет в порядке. Нужно просто найти «Улман» и вернуться назад, да? Он кивнул, усиливая свою фразу. Стараясь, чтобы Роуз кивнула в ответ. - Ро? Следи за ним, Роуз. За кем? За ним? За этим, который держит её руки, смотрит в лицо, видит в нём смерть – и боится? Боится, но всё равно держит. И врёт, что всё будет хорошо. За мальчишкой. За ним. За настоящим принцем, за которым вьётся шлейф проклятий. От него пахнет иначе. Не густой сладостью, не патокой и не леденцами. Не приторной, засахаренной гордыней. Ничем идеальным. От него несёт солью. Пряностями. Дуростью. Она наклоняется и закрывает глаза. Она голодная. Её ведёт новый запах. - Ро, - шепчут совсем близко от неё уха. Сердце её колотится со скоростью тысячи ударов в секунду. Или даже миллиона. Миллиарда. Сердце у неё живое, она больше не чувствует своих коридоров, своих крыльев и холода своих стен. Она чувствует запах. И ещё его руки. Она может укусить его сейчас. Выпить до дна. Разорвать на клочки и повесить вместе с остальными, а кости сложить в зале славы. Туда, где уже лежат останки храбрых дураков, жаждущих бессмертия, которого она не могла им подарить. Она не помнит, но, кажется, она сделала что-то плохое. Тогда, когда у неё ещё были родители. Настолько плохое, что её отослали вверх, в бесконечную темноту космоса. Она может убить его. Прямо здесь, около приборной панели. А он шепчет это беспомощное «Ро». И боится. Она открывает глаза и тут же замечает кусочек кожи у шеи, который не прикрывает красный плащ. А потом дурашливый парень, пахнущий солью и страхом, касается её губ. Потому что для этого и нужны принцы. Кай видел, как это работает. Более того, знает, как это действует. Проверял на себе. За Дверьми поцелуи обладают страшной силой. Особенно поцелуи принца, пусть даже и проклятого, пусть даже и не знающего о собственном происхождении. Он стискивает зубы, когда синий огонь перебегает с пальцев Феникса на окровавленную ладонь. Через пару мгновений боль притупляется. Скоро она исчезнет совсем. - Они нас даже не заметили, - произносит Сноу себе под нос. - Тем лучше, - отзывается Феникс сотней голосов, сплетённых в один. – Я люблю, когда всё заканчивается хорошо. *** - Фредди, – Юрма произнесла его имя так, как никогда не произносила его родная мать. – Видишь? Указательный палец со скрюченным ногтем, который заменяло Зеркальной Ведьме иглу для прошивки, дрожал на фоне звёздного неба. Там, где-то в чёрных космических высях происходило то, чего она так долго ждала. Купленный Фредериком кораблик был ржавой посудиной, гремящей гайками, и потому неудивительно, что он приземлился на планете, которую искали многие инженеры космических содружеств, а также военные и полиция парочки звёздных империй. Это было закономерно. Юрма могла бы предположить, что это судьба… или вселенское чувство юмора. Иногда сложно отличить одно от другого. Она бы не удивилась, если бы узнала, что на красном, как кровь, корабле сейчас находится воспитанник Конструктора. Даже не охнула бы от удивления. Он всегда умел искать лучше, чем она. Единственный настоящий принц на всю галактику, продавший свой плащ, своего коня и свою шпагу первому встречному, сощурил глаза. Ничего. - Что я должен увидеть? – он повернул голову в сторону Ведьмы и скрестил руки на груди. Они у него по самые локти были вымазаны в звёздной пыли, но после трудового дня ему было всё равно, как он выглядит. Зеркала, неведомо как появившиеся на его ферме, не беспокоили Фредерика Славного. Равно как и новорождённого Фредди-фермера. Юрма всплеснула руками, пробормотала «Надо же!» и покачала головой. - Никакой ты не принц, - сказала она. – Принц бы сразу заметил уплывающее от него сокровище. Посмотри ещё разок, да не задерживайся на звёздах, их и под ногами полно. Фред тряхнул головой – пыль посыпалась ему на плечи – и снова вгляделся в темнеющую над головой бездну. И заметил его. Высоко – потому что по-другому он и не умел – летел алый, как божественная кровь, корабль. С земли он, конечно, казался тёмным, как кусок шлака, но Фредди отчего-то знал, что он алее самых прекрасных роз и багровее самой страшной войны. И у него были белые крылья. Как паруса у мифических фрегатов. Как панели белоснежных коней настоящих принцев. - Тот самый? – выдохнул Фредерик. Он и не заметил, что задерживал дыхание. Юрма кивнула, еле заметно, как фарфоровый болванчик. А потом спросила: - Не жалеешь? Там тебя ждало бессмертие. Фредерик молчал, а Ведьма продолжала: - А ещё настоящая красота, в чёрных коридорах. Ты бы смог её отыскать. Фредди посмотрел на Зеркальную Ведьму с фальшивыми ногами, которая боялась каминов. Перевёл взгляд на несущийся в чёрных небесах корабль. Улыбнулся пыли у себя под ногами. - Но ведь её уже отыскали? - Да. И принцы больше не нужны. Ты последний. - Я последний, - повторил Фредерик механически, думая о чём-то своём. Связка синих бананов шлёпнулась под ноги Зеркальной Ведьме. Местный священник имел привычку подбираться незаметно и приносить сломанные вещи прямо под нос Юрме. Он свято верил в то, что только так можно проявить к ней уважение. - Давай сюды, - Зеркальная Ведьма вздохнула, выхватила из тонких пальцев священника кофеварку и пошла к своему дому. Из раскрывшейся двери пахнуло правдой и засушенными травами. И – совсем чуть-чуть – машинным маслом. - Может, оно и к лучшему, - произнёс Фредди, ни к кому конкретно не обращаясь. Он почти забыл тяжесть сабли на поясе, тяжесть плаща на плечах и тяжесть предназначения на душе. Всё это унес с собой алый корабль с белыми парусами, и все те, кто остался в его чёрных коридорах. А Фреду пора затянуть мешки с пылью и отдохнуть. Тяжёлый был день. _______________________________________ - Куда ты? – прошипел Сноу, но Феникс его не услышал. Он ударил крыльями, снова оставив за собой пепельный след, и взлетел вверх. Туда, где искрилась складывающаяся в причудливые узоры кровь. Её своеобразный танец завораживал. Он опустился на приборную панель, по которой пробегали красные молнии, и руками сорвал металлическую крышку. Из открывшегося проёма посыпались искры. А спустя секунду оттуда же повалил ярко-красный дым и закрыл собою сгорбившуюся фигуру Феникса. Корабль разваливался. Белая стрела «Улмана» прочертила синий след в тёмном небе, унося с собой умершую дочь величайших конструкторов во Вселенной и её принца. Год Красных Яблок обещал быть для них долгим, но полным счастья. Белоснежка больше никогда не будет голодать, Роуз станет настоящей до конца, и, рано или поздно, они поладят между собой достаточно для того, чтобы стать просто Ро. Чара так и будут преследовать приключения, особенно теперь, когда у него есть белый конь и то, за что стоит бороться. Корабль, который хранил то, что осталось от умирающей дочери Зеркальной Ведьмы и Конструктора, разваливался. Отпали крылья и белыми парусами поплыли сквозь звёздную пыль. Отвалился хвост, и тамошняя сеть чёрных коридоров начала сливаться с окружающей темнотой. Феникс истекал кровью. Красный дым не рассеялся, как можно было подумать: выглядело всё так, словно впитался в тяжёлые красно-рыжие крылья. Раз – и нет его. Вместо дыма появилась кровь. Кое-где совсем свежая, кое-где – почти чёрная засохшая корка. На одежде, на рыжих волосах, но взъерошенных перьях, на коже. Подтёками, пятнами, линиями. Феникс не двигался. Сидел на панели, распахнув крылья. Должно быть, вокруг всё гремело и рушилось, но Кай слышал только то, как бессистемно капает кровь. Подобно рваному дождю. Он не выдержал. Окликнул разведчика по имени, ожидая, что откликнутся сотни голосов Закона. Но Феникс промолчал. Только повернулся на звук тихого голоса мистера Сноу и почти рухнул в его объятия. Сжал со всей силы. Накрыл крыльями, совсем как раньше. Кай не шевелился, гадая, показалось ли ему, или глаза у Феникса и вправду были сейчас не серыми, а жёлтыми, с солнечной рыжиной. И… разве он не дрожал? Так, как дрожат только дети от страха перед темнотой. - Фэнь?.. – с сомнением протянул Кай, дотрагиваясь до мелких пёрышек в основании крыльев. Феникс перестал дрожать. Сноу едва смог это заметить. Может, потому, что его самого колотило? А ещё корабль. Корабль разваливался, пусть даже рубка пока была цела. Феникс разжал хватку, и Кай заметил, что крови на нём не осталось. Ни старой, ни новой. Даже пятен на одежде. Глаза его были серыми, как пасмурное утро. Он взял мистера Сноу за руку, как делал и прежде. За ту самую руку, которая пробудила Закон. А потом подвёл его к стене, в которой была дверь. Кай готов был поклясться, что секунду назад стена была металлической и очень ровной. Корабль тряхнуло. В свободной руке Феникса сверкнул ключ. Дверь распахнулась. За спинами Сноу и Феникса алый, как кровь, корабль, доживал свои последние минуты. Им даже не пришлось ничего исправлять. За их спинами остался очередной мир, в котором больше не было безумного Закона. Все безумные Законы были теперь рядом с Каем.