Сгоревшие сказки

3. Феникс не знал, что делать. Фэнхуан знал. Он знал о сказочных законах слишком много, чтобы не пользоваться ими. Они всё равно буду действовать, даже если ты не предпримешь ничего. Но выбор всё равно остаётся за тобой: законы бывают разные. Чёрная жидкость, то ли чернила гигантского спрута, то ли эссенция самой ночи, слезой скатилась из-под дрожащих век. Бледная ладонь поднялась, тоже дрожа, как при лихорадке – на её внутренней стороне блестел иней. Кай чертыхнулся и приложил ладонь к лицу. Чёрная слеза застыла, так и не скатившись ниже, за воротник, к одежде, по волосам и на землю… Потом Ключник зашипел. Так шипят раненые звери. Феникс почему-то знал, что очень похоже шипят рассерженные цилины. Но он ведь не мог этого знать, правда? - Открой… - Кай вдруг выпростал вверх руку и схватил Феникса за рубашку. – Открой эту чёртову Дверь! За спиной Феникса сами по себе загорелись крылья. Он ведь их не просил, какого…? Кай продолжал держать его за рубашку до тех пор, пока чернила не просочились сквозь тонкий слой намороженного инея. Совсем ещё мало зимы в волосах. Да и что такое зима против птичьей чумы? Феникс расправил крылья словно бы в защитном жесте. Действительно. Конечно, очень трудно найти ещё одного Ключника теперь, когда в Башне, наверное, не осталось более подходящих для Закона приманок. Зачем ему так важно дождаться ключника? Спасти ключника? Из-за сделки? Но разве… «Дверь!» Это не его голос. Феникс знает, как звучат его Голоса, и этот – этот тут явно лишний. Разве сделки не созданы для того, чтобы их расторгать? Чтобы обманывать? Чтобы использовать всё, что подвернулось под руку, по тех пор, пока оно не истончится, не выжмется, не свернётся калачиком… не умрёт? «Дверь!» Замолчи, маленький мальчик, слишком сильно привязанный к маме. Замолчи. Ты только снишься. Тебя уже нет. На твоё место пришли Законы. Их много, они сильны. Когда-нибудь они сделают так, чтобы всё всегда заканчивалось хорошо. В самом конце пути, когда их станет ещё больше. «ЧЁРТОВА ДВЕРЬ!» Они провалились сквозь землю в тот самый момент, когда Кай начал чихать чёрными перьями, которые истлевали, едва коснувшись земли. Феникс успел подумать, что мог использовать тот самый закон, который всегда срабатывает, когда дело касается снятия проклятий – даже болезней – перед тем, как его глаза стали золотыми. Бену снился сон, и в его сне было полным-полно снега. Больше, чем должно было быть. Больше, чем даже во всех горах Поднебесной. Он был под ногами. Он висел в воздухе, медленно опускаясь на землю хлопьями. Снег инеем осел на самом Фэнхуане, а ведь это было практически невозможно. Далеко не сразу над его кожей завихрился пар, и иней растаял, прохладной водой сбежав в сугроб. Заворожённый, Фэнхуан не сразу заметил, что вернулся тот, другой. Он сам называл себя Фениксом. Глупое название для того, кто толком не умеет уживаться огнём. Фэнхуан всё чаще встречал его на своём пути. Иногда он появлялся один. Иногда с группой других странных людей, которых Фэнхуан не видел ни разу в жизни. Порою он замечал их и без Феникса: притаившуюся за камнем старуху, девушку, роющую руками землю, огромное животное, смотрящее в небеса… Они не приближались сами, а когда подходил к ним он, они убегали, подобно диким зверям. Фэнхуан не сразу понял, что они его боятся. А когда понял, перестал пытаться к ним подойти. Хватало и того, что они не могли подобраться к нему внезапно и, по всей видимости, причинить хоть какой-то вред. Он всё ещё был птенцом божественной птицы, который шёл по поручению матери к старому другу, но иногда Фэнхуан вдруг вспоминал, что он ещё и Бен. Особенно просто было помнить собственное непривычное имя, глядя в глаза взрослой и тоже непривычной копии самого себя. Феникс стоял на тропе – за стеной снега его плохо было видно, но спутать его сутулящуюся фигуру с кем-то ещё было сложно. Сегодня он был не один. Сегодня он привёл с собой кого-то ещё, кого Фэнхуан ещё никогда здесь не видел. «Маленьким мальчикам здесь не место», - хотел было насмешливо проговорить Фэнхуан, делая шаг навстречу самому себе. А потом он разглядел этого мальчика получше, и слова остались в горле. Этот мальчик – вот это да! – тоже был снегом. С ног до головы, с макушки до пяток: снежно-белые волосы, льдистые глаза, бледная кожа и даже одежда светлая. Он мог бы слиться с окружением, если бы очень захотел. Фэнхуан всё ещё помнил о манерах, поэтому поздоровался с новеньким. Он иногда разговаривал с другими – черноволосой девушкой или старушкой – хоть те и не отвечали. Ему нравилось разговаривать. Он знал, что его слушали, и этого было достаточно. Но сейчас Фэнхуану очень захотелось услышать хоть что-нибудь в ответ. Вместо ответа снежный мальчик вдруг упал на коленки – хорошо, что в снег. Просто сложился разом, словно к его руками и ногам были привязаны ниточки, и кто-то их вдруг обрезал. Феникс – надо же – ни разу не шевельнулся, но его серые глаза были открыты. От взгляда этих глаз Бену делалось не по себе. Ещё больше, чем от его безучастной неподвижности. - Ты в порядке? Не успел Фэнхуан и шагу по направлению к упавшему сделать, как с неба свалилась большая чёрная птица – прямо ему под ноги. Фэнхуан присмотрелся к ней и понял, что птица мертва. А потом крылатые комочки начали падать дождём. Градом. За спиной Феникса Бен теперь отчётливо видел дверь. И её во что бы то ни стало нужно было открыть! Сейчас же! Иначе птицы… мёртвые птицы распахнут крылья. За себя Фэнхуан не боялся. Он сам был птицей. Но вот мальчик… - Поднимайся же, ну! – на ощупь даже одежда его была холодной, как лёд. – Кай, поднимайся! Имена не только в сказках обладают большой силой. Во снах имена тоже способны на многое. - Дверь! – Бен рывком поднял снежного мальчика – тот словно бы и не весил ничего. Феникс продолжал смотреть на них немигающим взглядом серо-стальных глаз. Фэнхуан вдруг понял, что он больше не выглядит, как его собственное отражение. - Дверь! Птицы зашевелились, затрещали поломанные полые косточки, зашуршали чёрные помятые перья. - ЧЁРТОВА ДВЕРЬ! Дверь распахнулась одновременно с огненными крыльями Феникса. И они все кубарем скатились в дверной проём, а стая мёртвых птиц рассерженно закаркала на всю Поднебесную. Им редко удавалось выйти из Двери, как нормальным людям. Просто шаг вперёд – и твёрдо стоишь на другой стороне. Ничего, казалось бы, сложного. Но они не искали лёгких путей. Они падали: в лужи, сугробы и кусты. Они ныряли прямо в воду, иногда с обрыва, а иногда пытаясь быстрее вынырнуть наверх. Они протискивались по заставленным хламом помещениям, выходили прямиком в центр бальной залы или вываливались из камина, покрытые сажей и застарелым пеплом. Но ещё ни разу им не доводилось выходить из Двери в такую темноту. Кай резко сел и тут же зашарил пальцами по щекам. Никаких чернил. Но почему так темно? Неужели птицы успели выклевать ему глаза, а боль опять забрал этот сумасшедший Феникс? Но он же… - Кай, - выдохнули совсем близко, на расстоянии вытянутой руки. Мерцающий силуэт крыльев, слабенький, как если бы фэнхуановское пламя работало от электричества, а в трансформатор ударила молния, осветил небольшой пятачок земли, на котором они оказались. Падать из Двери, открывшейся в полу, было не очень разумно. Но когда они вообще делали что-то разумное? - Бен? – протянул ключник, ещё неуверенный в том, что золото чужих глаз ему не чудится. Заклёкотала, затрещала где-то рядом синяя птица. Кай отодвинул руку – маленький Закон опустил крылья к земле. Они были чем-то вымазаны… Чем-то вязким и… Феникс так резко набросился на птицу, что Кай еле успел убраться с дороги. Не Бен. Больше не Бен. Но ведь был им? Всего секунду назад? Горло саднило, Кай ещё чувствовал гнилой вкус перьев на языке – или ему это только казалось? Совсем недавно внутри него билась птица. Она хотела на волю. Ключник в кои-то веки был рад, что клетка не распахнулась. Свобода – не всегда хорошо. Крылья погасли, и Кай был этому рад. Он не хотел видеть, как синяя птица, которая теперь, похоже, была и птичьей чумой – Законом того мира, в котором царствовала болезнь - исчезает под пальцами… Но как же он собирается?.. Из темноты отчётливо донеслись чавкающие звуки. Кая стошнило перьями. Где-то далеко – и одновременно с тем очень близко – Бен Бенну Фэнхуан видел самый прекрасный на свете сон. Теперь в его сне было море снега. *** Настал день, когда под сапогом Элизы Джеймсон погиб последний чумной птенец – последняя колбочка с вирусом, припрятанная сумасшедшим то ли колдуном, то ли учёным, который пленил ещё одного лебедя. Это была девушка со странным именем, тоже принцесса, хоть и совсем другой страны. Она бы понравилась Джесси. Это была хорошая мысль, и Элиза продолжала воображать, как Джесс принялся бы неуклюже ухаживать за… Как же её зовут? Кажется, Одетт. Она бы согласилась, потому что Джесси нельзя сказать нет, пусть он об этом и не догадывался. Он стеснялся бы своего крыла, а Одетт – перьев на внутренней стороне бедёр и под мышками, а Элиза бы смеялась над ними. Насколько это мило и насколько бесполезно? Они бы поселились в каком-нибудь фермерском доме на отшибе, подальше от городов, которые пытались бы заново выстроить свою культуру. Жили бы там припеваючи. Рожали бы детей. Элиза, которая никогда бы не смогла осесть на одном месте, иногда приезжала бы к ним. Она бы нравилась детям. Она называла бы их гадкими утятами, а они её – тётушкой Гусыней, потому что так устроена семья. Но Джесси уже никогда не встретит Одетт. У него было свидание с другой леди – хотя сама Элиза верила, что Смерть вовсе не леди, а очень даже мистер. Это случилось внезапно. Наверняка, нелепо. Обычно люди кричали вслед Джесси «Ангел!», но иногда они брали в руки вилы, пистолеты и кнуты, а с их губ срывалось «Дьявол!». Люди сделались недоверчивыми. Люди больше не верили птицам или тем, кто похож на ангелов. Даже если те им помогали. Элиза и её братья позабыли, где похоронили маленького Джесса. Но это было правильно. У лебедей не бывает могилы. А могила принца – весь мир. Элиза посмотрела на корчащееся под ногами чёрное пятно. Посмотришь с одной стороны – чёрная лужица, посмотришь с другой – дрыгающий лапками птенец. Ей не было его жалко. Элиза не была птицей, но она была принцессой, она была той, кто жил с птицами, рос бок о бок с птицами, а потом работал с птицами, пусть не все они были настоящими. Она надеялась, что уж теперь-то её младший брат нашёл дорогу в ту страну, куда улетают от нас на зиму ласточки. И когда-нибудь – когда придёт нужное время - она его там встретит.